Путь сквозь тьму

Артём Аргунов

Путь сквозь тьму

Путь сквозь тьму

Повесть

1.

За окном светало. Зарождающийся день, казалось, не предвещал никаких перемен в жизни. Перевернувшись на спину, молодой человек молитвенно сложил руки и ещё несколько минут лежал, стараясь ни о чём не думать, потом, трижды прочитав «Отче наш», Иисусову молитву и краткую молитву Деве Марии, попросил Господа благословить на день грядущий его и всех близких, родных ему людей. Затем Глеб глубоко вздохнул, отбросил одеяло и, встав с постели, подошёл к открытому окну.

На улице задорно щебетали ранние птицы. Время от времени слышался далёкий лай собак. Слабый ветерок едва уловимо шелестел пока ещё сочной, тёмно-зелёной листвой. Немного постояв, с удовольствием вдыхая такой свежий, ароматный воздух и вслушиваясь в окружающие звуки, Глеб неохотно вернулся вглубь комнаты.

Следуя годами выработанной привычке, он сделал зарядку, убрал постель, тщательно умылся и, зевая, прошёл на кухню. Пока готовил завтрак, Глеб размышлял о том, как с максимальной пользой провести очередные сутки. Его мысли незаметно перетекли к сюжету нового рассказа. Душа влекла писать. Никаких срочных дел, способных помешать этому занятию, не было, и Глеб не стал сопротивляться возникшему желанию, тем более, что утренние часы являлись для него самым лучшим временем для творчества.

За чаем он какое-то время слушал равномерное тиканье настенных часов. Этот звук погружал Глеба в лёгкое умиротворение, лишь укрепляя наполнившее его душу творческое настроение. В голове стали складываться первые предложения рождающегося произведения. Глеб несколько раз повторил их, чтобы не забыть до той минуты, когда сможет записать красивые сочетания слов.

Вернувшись в комнату, одновременно служившую ему и спальней, и залом, Глеб приготовил всё необходимое для работы: плеер с наушниками, прибор для брайлевского письма и стопку бумаги – он предпочитал писать сперва по-брайлю и лишь потом набирать текст на компьютере. Получалась двойная работа, но Глеб давно заметил, что написанные на бумаге произведения выходят более яркими и глубокими. Металлический голос синтезатора, озвучивающий всю работу слепого человека на ноутбуке, мешает в полной мере погрузиться в описываемую атмосферу, сосредоточиться исключительно на творческом процессе, а делая запись шрифтом Брайля, можно одновременно слушать лёгкую инструментальную музыку, которая способна гармонично дополнять возникающую в воображении картину. Во время компьютерного же набора удобно редактировать первоначальный текст. Глеб уже давно привык работать именно таким образом.

Сделав небольшую подборку инструментальных композиций, хорошо подходящих под его сегодняшнее настроение, он включил музыку и на какое-то время задумался. Лёгкий перелив фортепиано, сопровождаемый завораживающими звуками скрипки, уносил куда-то далеко. Перед внутренним взором Глеба мелькали крутые горы, освещённые лучами восходящего солнца, густые леса, затерянные вдали от гулкой и суетной цивилизации, небольшие ручьи с кристально чистой, прохладной водой…

Наконец он быстро застучал грифелем. Музыка в наушниках практически полностью заглушала эти звуки. Мышцы правой руки напряглись от письма. Переходя от одной строки к другой, пальцы левой руки быстро пробегали по рельефным клеткам железного прибора, будто помогая удерживать в голове стремительный поток мыслей. Глеб писал, практически не останавливаясь. Пока руки переносили на бумагу одно предложение, мозг формулировал следующее. Иногда приходилось забивать шеститочиями неудачно подобранное слово, заменяя его другим, более подходящим. Случалось, что Глеб не сразу выбирал какой-то вариант, оставлял в скобках возможную замену слова или фразы и продолжал следовать за порывом вдохновения. Все мелкие шероховатости будут устранены потом, во время компьютерного набора. Сейчас же главное – записать то, что пришло, успеть передать настроение, мелкие детали текущего эпизода.

Листы заканчивались один за другим. Вскоре возле Глеба лежала небольшая стопка исписанной бумаги. Указательный палец правой руки, которым Глеб нажимал на грифель, чтобы прокалывать дырки в листе, вставленном в прибор для письма, заметно устал, а воображение всё подбрасывало и подбрасывало новые детали. Это был главный недостаток в применяемом подходе к работе – рука уставала гораздо быстрее головы. Приходилось периодически делать перерывы, давая возможность пальцу немного отдохнуть. Но зато конечный результат, как правило, щедро вознаграждал автора, с лихвой перекрывая вынужденные неудобства.

С некоторым усилием дописав последние строчки, Глеб отложил в сторону прибор для письма и поднялся с дивана. Он несколько раз прошёл по комнате, взял смартфон, оснащённый специализированными приложениями, в простонародье называемыми «озвучкой», и посмотрел время. Было без пятнадцати одиннадцать. Пора идти в магазин.

Глеб был доволен проделанной работой. Конечно, предстояло ещё довольно много писать. При сохранении взятого темпа на очередной рассказ могло уйти до двух недель. Затем компьютерный набор и редактура. Пиши он сразу на ноутбуке, уложиться можно было бы в два – три дня. Но ведь главное не затраченное время, а конечный результат. Читатель должен не просто ознакомиться с увлекательной историей, но суметь прочувствовать её, с головою погрузиться в описываемую обстановку и пережить все события вместе с персонажами. Иначе выйдет лишь пересказ, а не яркое художественное произведение. Глеб не считал себя выдающимся писателем, но каждый раз старался очередное творение сделать хоть немного лучше предыдущего.

Когда он шёл по улице, то одновременно следил за дорогой, ритмично выстукивая тростью, и обдумывал следующую главу повествования. Каждый эпизод, прежде чем лечь на бумагу, должен был вызреть в голове. Не следует наспех записывать едва пришедшие мысли, ибо в этом случае может потеряться большая часть мелких деталей, из которых затем читатель складывает собственную картинку. Но и затягивать с записью уже вызревшего эпизода также не следует, иначе произойдёт всё та же потеря деталей, – на этот раз они попросту забудутся, затеряются в потоке мыслей. Литературное творчество – довольно тонкий процесс, требующий от автора много сил и внимания. Глеб это понимал и, погружаясь в работу над очередным произведением, старался ничего не упустить.

2.

Маргарита приоткрыла дверь и, убедившись, что в гостиной никого нет, прошла в комнату. Остановившись у трёхстворчатого окна, сквозь безупречно вымытые стёкла которого в просторную гостиную просачивались розоватые лучи утреннего солнца, она на какое-то время неподвижно замерла. Её лицо осветила по-детски счастливая улыбка.

В руках Маргарита держала трёхлитровую банку с отстоянной водой, приготовленной для полива комнатных цветов. Молодая женщина была одета в белый сарафан из лёгкой, по-летнему воздушной ткани. Распущенные тёмно-русые волосы мягкими волнами спадали на приоткрытые плечи, прикрывая большую часть спины. В ясных серо-голубых глазах читались покой и глубокое умиротворение, совсем недавно сменившие невыносимую боль и отчаяние.

Слегка мотнув головой, Маргарита сбросила окутавшее её оцепенение и стала осторожно поливать цветущую кроссандру, несколько горшков с которой были аккуратно расставлены вдоль подоконника. Чуть-чуть отклоняя в сторону хрупкие стебли растения, она заметно торопилась, желая управиться до возвращения в комнату двоюродного брата, видимо, зачем-то вышедшего во двор.

Михаил приехал вчера вечером. Они не виделись около пяти лет. За эти годы он заметно поправился и возмужал, но в душе оставался всё тем же Мишкой – добрым и чутким, весёлым и немного шумным парнем, каким запомнился Маргарите со времён их беззаботной юности. То была незабываемая пора, наполненная невинными шалостями и необыкновенно тёплыми, доверительными беседами. Работа журналистом практически не изменила характер Михаила. Он всё также был застенчив и деликатен, часто смущался, отчего всякий раз у него забавно краснели мочки немножко оттопыренных ушей. Маргарита очень любила брата, и его неожиданный приезд стал для молодой женщины невероятно радостным событием, от которого в груди более учащённо билось сердце. Они до поздней ночи засиделись на кухне, увлечённые душевным разговором, и Маргарите всё ещё не верилось, что происходящее – не сон, и Михаил действительно рядом.

Когда с поливом было покончено, Маргарита, хитро подмигнув своему отражению на стекле, довольно огляделась по сторонам. На полу возле дивана лежала раскрытая книга. «И когда это Мишка умудрился читать?» – присев на корточки, подумала она. Маргарита подняла книгу и взглянула на обложку.

– Глеб Богданов. «Крик истерзанной души», – вслух прочитала женщина. – Богданов… – задумчиво повторила она. – Хм!.. Не наш ли это Глеб?

Она открыла первую страницу, с которой на неё смотрел улыбающийся мужчина лет тридцати пяти. Заметно впавшие глазные яблоки с почти опущенными веками надёжно скрывали стильные солнцезащитные очки, поэтому, не зная о серьёзном недуге писателя, трудно было догадаться, что он – слепой.

– Точно! Но откуда она у Мишки?

Послышался стук закрывающейся двери. Маргарита поспешно встала, и спустя мгновение на пороге гостиной появился Михаил.

– О, сестрёнка! Доброе утро! – радостно пробасил он.

– Привет, – невольно покрываясь краской смущения, будто её застигли за чем-то непристойным, отозвалась Маргарита. – А я тут цветы поливала…

– Чудик ты мой, – потешаясь над её смущением, улыбнулся Михаил.

– Ага, чудик-юдик, – тоже улыбаясь, ответила Маргарита им обоим хорошо знакомой репликой из давно ушедшего детства.

Михаил подошёл и нежно обнял сестру за плечи. Она слегка прижалась лицом к его плечу, приятно пахнущему лёгким мужским одеколоном.

– Как спалось? – заботливо поинтересовался Михаил.

– Как в детстве, – призналась Маргарита. – А тебе?

– Мне тоже. Мгновенно отрубился и до утра спал как мёртвый!

– Мишка, я до сих пор не могу поверить, что твой приезд мне не снится.

– Правильно. Я же этот, призрак. У-у-у!.. – дурашливо загудел Михаил.

– Да ну тебя, – засмеялась Маргарита. – Я серьёзно.

– Я тоже. О! – Михаил заметил в руках сестры книгу. – Очень интересный сборник. Такие, знаешь, яркие, глубокие образы. Сейчас, мне кажется, мало кто так пишет. Всё больше экшены или фантастика, а у Богданова обычные истории простых людей, но переданные как-то по-особенному, с душой. Я тебе оставлю. Почитай – не пожалеешь.

– Хорошо. А ты знаешь, что он из Сальска?

– Серьёзно? – удивился Михаил. – А я впопыхах взял её в нашем привокзальном книжном магазине как первую попавшуюся. В поезде времени много, хотелось его чем-то занять… И ты с ним знакома?

– Не то, чтобы очень, но иногда вижу. Только он это, – Маргарита слегка замялась, подбирая подходящее слово. – Слепой, в общем.

– Ого! А по произведениям не скажешь – всё так живо, красочно… Может, недавно ослеп. Слушай, а как же он тогда?.. Или это всё давно было написано?

– Не знаю. Я вообще не знала, что он писатель. Увидела знакомое имя и посмотрела на фотографию.

– Рит, а ты можешь познакомить меня с ним? – загоревшись внезапно пришедшей мыслью, спросил Михаил.

– Думаю, да, – неуверенно ответила женщина.

– Давай прямо сегодня к нему сходим. Он ведь недалеко живёт?

– Через две улицы.

– Проводишь меня?

– Ну, давай попробуем.

3.

Июньское солнце, несмотря на первые дни лета, припекало довольно сильно. В полуденные часы столбик термометра уверенно преодолевал отметку в тридцать градусов. Сытно пообедав, Маргарита с Михаилом сидели на пороге, надёжно скрытые от палящих солнечных лучей густой тенью разросшегося орешника, и вели непринуждённую беседу.

– У тебя здесь очень хорошо. Чувствуется умиротворение, – сказал Михаил. – Вроде и город, а жизнь размеренная, как в посёлке. Птиц так много, воздух незагазованный, люди более открытые, приветливые. Нет той бесконечной суеты, шума, свойственных мегаполисам. Душой отдыхаешь!

– Это точно, – согласилась Маргарита. – Мне здесь тоже очень нравится. Соседи хорошие. Димка первый год часто болел, так они переживали будто о родном, – молодая женщина смущённо улыбнулась. – Тётя Шура почти каждый день приносила то домашнее молоко, то яйца – они с мужем двух коров, кур и кролей держат. Представляешь, сами ведь уже старенькие, а вся эта живность столько сил и времени требует: кормить, убирать, пасти, на зиму корма заготавливать. Кролики ещё такие прихотливые, чуть что – болеют, мрут. У тёть Шуры с дядь Юрой к тому же огород огромный. Сын лишь летом иногда приезжает, немного помогает. А так всё сами. Зато и картошка, и огурцы с помидорами, зелень разная – всё своё. А напротив нас – Лариса, мать двоих детей-погодок, Димкиных сверстников. Ребятня целыми днями то у нас, то у них. Вместе в школу ходят. Первые два года мы с Ларисой их по очереди водили и забирали: обе ведь по сменам работаем. Она тоже нянечка, только в другом садике. Если бы не соседи, Миш, я не знаю, как бы выжила… Лариса – верующая, мы с ней вместе в храм ходим. Она, когда я только осваивалась, с таким хорошим батюшкой познакомила! Теперь у меня есть духовный отец.

– Да, мир, слава Богу, не без добрых людей, – задумчиво произнёс Михаил.

Они немного помолчали.

– Знаешь, чего мне сейчас не хватает?

– И чего же? – поинтересовалась Маргарита, расправляя на коленях перекрутившийся подол сарафана.

– Гитары. С удовольствием пробежался бы пальцами по струнам.

– Принести?

– Откуда? – удивился Михаил. – Ты разве играешь?

– Нет, ты что! – засмеялась Маргарита. – Это Виктор малому подарил.

Легко поднявшись, она сходила в дом и принесла музыкальный инструмент.

– Не боишься отпускать к нему Димку? – подтягивая струны, спросил Михаил.

– Боюсь немного, но что я могу сделать? Он ведь отец, и Димка его любит, – тихим, заметно упавшим голосом произнесла Маргарита.

– Послушай вот, – окончив настраивать гитару, сказал Михаил. Он ударил по струнам и запел:

Мне под ноги бросилась весна,

Жалобно просила:

«Обогрей. Приголубь. Озябла я одна. В обе щеки расцелуй смелей.

Подними над снежной целиной,

Чтоб увидеть матушку-зарю.

Спрячь от ветра, от беды укрой -

Я тебя по-царски награжу».

Я отпущу тебя на волю, к раздолью.

В 3000 шагов.

Я опою тебя слезою, хмельною,

Студеных родников.

Поднял я весну лицом к заре,

Километры нёс навстречу ей.

Что же ты забыла в январе?

Ничего, дотянем, не робей!

Небо распахнуло ворота

В несколько неструганых досок.

Позади терялись города,

Тысячи растоптанных дорог.

Я отпущу тебя на волю, к раздолью.

В 3000 шагов.

Я опою тебя слезою, хмельною,

Студеных родников.

– Очень красивая песня! – искренне поделилась произведённым впечатлением Маргарита, когда в знойном воздухе растворились звуки последнего аккорда. – Контрастненько так. А кто это?

– Белорусские ребята, группа «Тяни-Толкай». У них много душевных, ярких песен. Моя давняя подруга, тоже белоруска, выступала с ними на одной сцене в Гомеле ко дню города, а потом познакомила меня с одним из участников группы – Андреем Зайцем.

– С кем? – засмеялась Маргарита. – Забавная фамилия.

– Ага, прикольная, – улыбнулся Михаил. – Я Андрею несколько своих песен отправил. Он обещал посмотреть.

– Ого, круто! Я и не знала, что ты всё ещё пишешь. Думала, это увлечение осталось в юности.

– Да так, случается иногда, – смущённо признался мужчина.

– А можешь что-нибудь из своего спеть?

– Я даже не знаю… – перебирая струны, замялся Михаил. – У меня хорошо не получится.

– Пожалуйста, братишка! – попросила Маргарита. – Хоть как-то. Мне очень хочется услышать.

Михаил окончательно смутился, мочки его ушей залились предательской краской.

– Ну, я не знаю… Рит, давай, может, вечером, а?

– Ладно, – вздохнула Маргарита. – Тогда пошли к Глебу.

4.

Вернувшись из магазина, Глеб выложил покупки и занялся приготовлением супа. Ему вдруг вспомнилось, как в девятнадцатилетнем возрасте, попав в реабилитационный центр, он под всевозможными предлогами старался убежать с занятий по кулинарии. Тогда Глеб считал их совершенно ненужными и вообще исключительно женской прерогативой. Другое дело – уроки плотницкого мастерства, на которых их группу из пяти парней обучали стругать доски для будущих стульев, самостоятельно собирать мебель, врезать дверные замки, или компьютерная грамотность, где Глеб впервые увидел «говорящий компьютер». Уроки ориентации, благодаря которым он научился передвигаться с белой тростью. Поначалу, признаться честно, Глеб их также недолюбливал. Было неловко показываться на людях с палочкой в руке, идти по улице неуверенной походкой, натыкаясь на различные преграды и зазевавшихся прохожих. Но вскоре Глеб оценил возможности, которые при самостоятельном передвижении даёт трость, и его отношение к занятиям кардинально изменилось. А кулинария!..

И вот, спустя пятнадцать с лишним лет, он, Глеб, стоит у плиты и варит суп! Да ещё и получает некоторое удовольствие от процесса! «Куда мир катится?» – подумал Глеб и улыбнулся.

Выключив газ, он едва успел присесть, как в прихожей раздался звонок.

– Ого! – удивился Глеб. – Кто это вдруг?

Михаил с Маргаритой стояли возле калитки, наблюдая за резвившейся неподалёку детворой. Маргарита вспомнила маленького Димку, по которому уже успела безумно соскучиться, хотя прошла всего лишь неделя, как сын уехал к отцу. Они по несколько раз на день созваниваются, и женщина знает буквально о каждом шаге мальчика, но всё равно невыносимо скучает. Особенно остро не хватает Димкиного присутствия в вечерние часы, когда они обычно пили на кухне чай, весело болтая о разных пустяках. Непривычная тишина в доме угнетающе действовала на молодую женщину, вгоняя её в глубокую тоску. С приездом брата стало немного легче. Но Михаил вряд ли долго пробудет, а Димка собирается возвращаться домой лишь к середине августа. «Ещё два долгих месяца!..» – Маргарита тяжело вздохнула.

А Михаил тем временем вновь мечтал о собственной семье. Ему давно уже хотелось жениться, почувствовать себя отцом, но всё как-то не складывалось: то чувства оказывались безответными, то девушка непривлекательной…

– Кажется, идёт, – тронув брата за рукав, негромко произнесла Маргарита.

Во дворе действительно раздавались торопливые шаги. Вскоре щёлкнул замок, и в раскрывшемся проёме показался Глеб. Он внимательно прислушался, пытаясь по звуку определить, где находится нежданный гость.

– Добрый день. Это Рита, – слегка замешкавшись, поздоровалась женщина.

– Здравствуйте, – не скрывая удивления отозвался Глеб.

Он сразу же узнал этот звонкий голос. На прошлой неделе Маргарита помогла Глебу выбрать на рынке не слишком вялую картошку. Они ещё немного постояли, поговорили о всякой ерунде и разошлись. Молодая женщина оставила о себе самые тёплые впечатления, но увидеть её перед своей дверью Глеб никак не ожидал.

– Познакомься, Глеб, это Миша, – представила Маргарита своего брата. – Ему очень понравилась твоя книга.

– Привет, – Михаил машинально протянул руку, но та повисла в воздухе. Он бросил беспомощный взгляд на сестру, не зная, как правильно поступить в сложившейся ситуации.

– Здравствуйте, – повторил Глеб и, сделав шаг вперёд, тоже протянул руку.

Михаил крепко пожал его ладонь.

– Давай на «ты», – предложил он.

– Хорошо, – согласился Глеб. – А какую книгу ты читал?

– «Крик истерзанной души». Очень яркие, глубокие рассказы. Мне особенно про пожар понравился. Так и представлялось, как Иван карабкается по стене горящего дома, а из окна выглядывает испуганная Варя. Мощно написано!

– Спасибо большое, – немного смущаясь, поблагодарил Глеб. – Я эту историю около года в уме вынашивал, пока она, наконец, полностью не сложилась. Потом ещё три месяца писал и редактировал.

– Ого! – искренне удивился Михаил. – Впрочем, оно того стоило. У тебя, выходит, не одна книга?

– Да. «Крик истерзанной души» – это самая первая, ещё в позапрошлом году вышла. В прошлом году был издан второй сборник рассказов и повестей, «Тернистый путь» называется. А где-то через месяц, даст Бог, выйдет третья книга.

– Тоже сборник?

– Нет, теперь роман, – улыбнулся Глеб.

– Здорово! А твой второй сборник сейчас есть в продаже?

– Конечно, но я могу тебе подарить – у меня осталось несколько экземпляров.

– Зачем же? Любой труд должен оплачиваться, а писательский – тем более. Сколько стоит книга?

– Да ладно тебе! – отмахнулся Глеб. – Слушайте, пойдёмте в дом. Что мы стоим на жаре? Я как раз суп приготовил – угощу. Вместе пообедаем.

Михаил с Маргаритой растерянно переглянулись.

– Мы недавно поели, – замялся Михаил. – Если только на чай.

Ещё раз взглянув на сестру, он поймал её одобрительный взгляд.

– Хорошо, – согласился Глеб, – можно и на чай. Проходите.

Он пропустил нежданных гостей внутрь довольно просторного двора.

Михаил неторопливо шёл по асфальтированной дорожке, с живым интересом наблюдая за тем, как уверенно держит себя Глеб: твёрдая поступь, прямая осанка, чёткие движения – всё это с трудом укладывалось в его прежние представления о слепом человеке.

Проводив гостей на кухню, Глеб пригласил их к столу, а сам занялся чаем. И вновь Михаил с удивлением отметил, что в доме довольно чисто и аккуратно. Он ожидал увидеть несколько иную картину.

– А ты один живёшь? – поинтересовался Михаил.

– Да, – не оборачиваясь от разделочного стола, на котором располагались электрочайник, мультиварка и хлебница, отозвался Глеб. – Вообще я родом из Крыма. Мы переехали в Ростов, когда отцу предложили интересную работу, а дом в Сальске достался от двоюродной бабушки. Родители хотели продать, но мне тут очень понравилось, и я настоял на том, чтобы его оставить. Летом позапрошлого года переехал сюда. Первое время родители, конечно, волновались, приезжали почти каждые выходные. Потом привыкли. Убедились, что я нормально со всем справляюсь. Да и ездить далековато – почти триста километров. Так вот и живу.

– Не тяжело одному? – спросила Маргарита.

– Первое время, конечно же, было тяжело – и в быту, и отсутствие рядом живой души сильно угнетало. Но потом, слава Богу, втянулся. Для меня самостоятельное проживание стало серьёзной школой жизни, если можно так выразиться, поэтому ничуть не жалею о своём решении.

Глеб достал кружки из навесного шкафа и, разложив в них пакетики с чаем, стал осторожно наливать воду. Не решившись, как он делает обычно, контролировать пальцем уровень воды, Глеб внимательно прислушивался к её журчанию.

– Давай помогу, – вскочив из-за стола, предложила Маргарита.

– Нет, спасибо, я сам. Вам с сахаром?

– Да, чуть-чуть, – за двоих ответил Михаил.

Глеб сделал несколько бутербродов, поставив скромное угощение на обеденный стол и опустился на свободный стул.

– Ты же ведь суп хотел, – растерянно произнёс Михаил, заметив, что Глеб и к себе придвинул кружку с чаем.

– Да ладно, потом, – отмахнулся мужчина.

– Скажи, а ты давно начал писать? – немного помолчав, спросил Михаил.

– Лет с двенадцати.

– Прилично. Расскажи немного о своём творческом пути.

– В общем-то, ничего особенного, – Глеб осторожно отхлебнул горячий чай и, немного поразмыслив, продолжил: -Тогда литературное творчество для меня было лишь одним из многочисленных увлечений, которое помогало скоротать время. Я ведь учился на дому, да и со сверстниками дружба не особо складывалась. Свободного времени было очень много, и его надо было чем-то наполнять. Вот я и выдумывал себе различные занятия: рисовал, лепил из глины, мастерил из досок мечи, лавочки…

– Ого! – удивилась Маргарита. – И художник, и скульптор, и писатель!..

– Вроде того, – улыбнулся Глеб. – А в какой-то момент захотелось писать. Я хорошо помню тот день. Послеобеденное солнце освещало всю кухню. Я разместился за обеденным столом, взял тетрадь и ручку. Напротив сидела маленькая сестрёнка. Я сочинял четверостишия про всяких зайчиков, бегающих по лесу, ёжиков, таскающих яблоки на спине. Читал Диане, а она слушала и счастливо смеялась, просила ещё, – Глеб улыбнулся. – Были и первые попытки написать прозу, тоже глупую, по-детски примитивную. Одна из первых повестей была о молодой семье, у которой в лесу пропал ребёнок. Его украли бандиты, чтобы продать американцам… Вот такой забавный сюжет был. Писал несколько дней подряд, пока отец, случайно прочитав, не высмеял. Однако, желание сочинять после первой критики не пропало. Неоднократно брался за различные рассказы, в основном не дописывая их до конца.