С.О.У.Л.

– О чём шепчетесь? – в проёме между сиденьями показалась взъерошенная Димкина голова.

– О величии и упадке человечества, – с пафосом сказал я.

– А когда снижаемся? Или вы планируете всю ночь лететь?

– Мы уже почти на месте, – Роман взглянул на маленький монитор бортового компьютера. – Тал, возьми левее. Курс норд-норд-вест.

Я послушно выполнил его инструкции. Мы летели над тёмным лесным морем, смутно видневшимся в голубоватом отблеске ясного ночного неба. Рома выглянул наружу, опустив на глаза щиток ночного видения.

– Здесь есть ровное место, – сказал он, указывая в сторону деревьев.

– Ты уверен, что я смогу хорошо сесть? – нерешительно спросил я.

– Уверен. Положи левое крыло на сорок пять градусов, нос на шестьдесят и спускайся по спирали.

Я включил мозгочип. Моя голова тут же пришла в рабочее состояние, и ко мне пришла уверенная сосредоточенность. Я без труда усадил Арчи на небольшой поляне, будто всю жизнь этим занимался.

– Всё, мальчики, приехали! – тоном сварливой тётушки сказал Роман. – Добро пожаловать на природу, кошмар для горожанина!

Купол авиамобиля бесшумно раскрылся, и мы спрыгнули в высокую траву.

– Сто лет не бывал в таких местах, – тихо сказал Димка, изумлённо озираясь по сторонам.

Надо же. Я привык считать, что прекрасно могу обходиться тесными помещениями и фильтрованным воздухом, мечтая о садах верхнего города. А теперь я чувствовал росу, промочившую штанины моего комбинезона, и толстую сухую ветку под левой ногой и думал, какая же это чушь – то, во что я верил в последнее время. С моих глаз будто бы упала пелена, и что-то настоящее неназойливо, но прочно заняло своё место в моей жизни.

Роман встал рядом с нами, и я вдруг понял, что он молчит уже несколько минут – немыслимое дело!

– Наверное, именно так чувствуют себя космонавты, возвращаясь домой, – Димка погладил рукой ствол молодого дерева.

А я стоял и вспоминал. Лес был совсем рядом, он высился над нами чёрной молчаливой стеной, едва различимой в свете бортовых огней Арчи. Когда-то, давным-давно, в юности, я приезжал летом в деревню и по ночам выбирался в сад через окно. В темноте всё казалось совсем другим, будто бы исполненным смысла и величия. И теперь, много лет спустя, я чувствовал то же самое.

Димка дотронулся до моей руки тёплыми пальцами и ободряюще улыбнулся. Роман ощупывал многочисленные карманы куртки.

– Не могу найти автожиг, – пожаловался он.

– Ты что, костёр хочешь развести? – удивился я. – Так не видно же ничего, а ведь нужно место найти и дрова…

– Не, ну а как…

– Не надо, Ром, – мягко сказал Димка. – Костёр хорошо жечь у тебя на крыше. А здесь… просто не надо.

– Ладно, как хотите.

Мы решили, что уже слишком темно для того, чтобы разбивать лагерь, поэтому устроились в машине. Разложили заднее сиденье так, что весь пассажирский отсек превратился в одну большую кровать. Оказалось, что полёт сильно вымотал каждого из нас, поэтому, наскоро поужинав белковыми брикетами, прихваченными Ромой, мы погасили огни и растянулись на мягком пенотене. Роман отвернулся к стенке и тут же засопел. Я лежал на спине, закинув руки под голову. По всему телу разлилась приятная усталость, будто я весь день посвятил спортивным упражнениям. Однако сон не шёл. Я всматривался через купол в глубокое иссиня-чёрное небо, на котором, как на ладони, виднелись звёзды. Я пытался вспомнить названия созвездий, не прибегая к помощи мозгочипа, но вспомнил только Большую медведицу.

– Смотри-ка, Дракон! А вон там Лев. А вот Полярную звезду отсюда не видать… – Димка повернулся ко мне. Он словно светился: лицо, волосы и футболка отчётливо белели в темноте.

– Ничего не помню, – прошептал я. – С этим чипом совсем мозги негодные стали.

– Я тоже помню не всё, – отозвался мой друг. – Раньше я тоже полагался на чип, поскольку мне тяжело было запоминать названия и даты. А потом узнал, что система автоматически удаляет данные, которыми я подолгу не пользуюсь, чтобы сэкономить место. Меня это напугало, честно говоря. С тех пор я стараюсь всё запоминать самостоятельно.

Я хотел было сказать ему, что завидую его силе воли, но вдруг он поднял руку.

– Слушай.

Я напряг слух. Совсем рядом, за бортом авиамобиля, шелестела листва и трещал одинокий кузнечик. И больше ничего не было слышно, разве что гул моего собственного сердца, вдруг выросшего до размеров барабана.

– Тишина… – прошептал я.

– Ага. Просто чудо, правда? – Димка приподнялся на локте, вслушиваясь. – В городе ты всегда слышишь этот фон: то пол вибрирует из-за постоянной работы удерживающих уровневых механизмов, то гиперсеть гудит в простенках, то стёкла в окнах подрагивают, когда мимо проносятся авиамобили… – он вздохнул и лёг обратно. – Иногда звуков слишком много, и они изматывают. Ты можешь заткнуть уши, но и тогда слышишь свой пульс, а ещё – непрекращающийся писк где-то на границе сознания, от мозгочипа, который постоянно посылает сигналы в мозг и всегда на одной ноте. А отключишь его, и становится страшно: вдруг что-то случится? Ты никогда не думал, сколько безумцев появилось в мире с изобретением этого прибора?

Я удивлённо смотрел на Димку. И чего его так прорвало на ночь глядя? Обычно он редко завязывал разговор, разве что о совсем уж наболевшем. Может, свежий воздух так подействовал? Вон, Рома, наоборот, притих…

– Не знаю, – честно ответил я. – Кажется, я вообще ни о чём не думаю.

– И не надо, – Димка широко зевнул. – Забавно. Дома я сплю, максимум, по пять часов – возраст берёт своё, сам понимаешь. А здесь меня клонит в сон, хотя ещё даже нет одиннадцати.

– Спи, пока можешь, – улыбнулся я. – У меня, правда, ни в одном глазу.

Он помотал головой и снова зевнул.

– Обидно спать. Я бы хотел запомнить каждый момент из того, что произошло сегодня. Я давно так не веселился.

– О, да! – подхватил я. – Сначала эти гонки со Спиди! Ты не представляешь, какой рубец у меня остался на сердце! – я развёл руки в стороны. Димка тихо засмеялся.

– Это было приключение, Толик. Как в детстве, наверное. Помнишь, когда-то мы все мечтали угнать машину и уехать на край света…

– Иногда мне кажется, что детства никогда и не было, – признался я. – Всё было так давно, память выцвела, как старая бумага. Я завидую современным детям: они-то могут записать на мозгочип память обо всех событиях и архивировать её!

– Ну, это не всегда хорошо, – философски заметил мой друг. – Ведь они запоминают и хорошее, и плохое, в то время как мы вспоминаем только хорошее. По большей части… – он ласково взглянул на Романа, свернувшегося калачиком в уголке. – Вот Рома, например. Беречь надо таких. Они навсегда остаются детьми в душе. И помнят самое важное.

– Мне кажется, мы – последнее поколение романтиков, – вздохнул я.

– Ага. Старые чудаки, что ходят по городу с широко раскрытыми от удивления глазами…

Я снова вздохнул. Невесёлая мысль не давала покоя.

– Знаешь, Дим, я дожил до семидесяти лет, но у меня такое ощущение, что ничего не было. Кругом совсем другие люди и город совсем другой, а вся прежняя жизнь… я так и не знаю, как я должен поступать. Не знаю, чего ждать от нового дня. Не могу понять, что происходит – потому что всё делается не так, как нас учили. Я чувствую, будто я всего лишь пылинка, примагниченная к гигантскому шару, и вскоре меня сдует в открытый космос. И мне страшно.

Он кивнул, словно думал о том же самом.

– Я понимаю. Все мы в таких условиях, так или иначе.

– Есть даже целая теория, – продолжал я. – О том, что наша реальность сокращается.

– Это как? – полюбопытствовал Димка.

– Ну, смотри. Человек считается взрослым тогда, когда приобретёт достаточно опыта, который поможет ему в будущем. Но в условиях галопирующего прогресса этот опыт быстро устаревает, и приходится заново учиться, чтобы приспособиться к новой жизни.

– То есть, взрослые навсегда остаются учениками, как и дети?

– Именно.

– Что ж, я не против всю жизнь провести за школьной партой, – сказал мой друг. – Лишь бы не лежать в постели в ожидании смерти.

– А мне не нравится мысль о том, что, как ни старайся, ты всё равно останешься круглым дураком.

– Быть дураком у тебя точно не получится, – серьёзно сказал Димка. – К тому же, есть вещи, которые не меняются со временем. Познав их, мы можем твёрдо стоять на ногах.

– И какие же?

Мой друг пожал плечами.

– Человеческие отношения, к примеру. Или реакции. Много того, что заложено природой.

Я вздохнул. Сколько в нас осталось этой самой природы?..

***

Утром я проснулся первым. Мне до последнего казалось, что всё произошедшее вчера – наше дерзкое бегство из города, остановка в лесу – всего лишь сон. Но, увидев над собой прозрачное сентябрьское небо и своих друзей, мирно посапывающих рядом, я тут же понял: не сон. И почувствовал себя счастливым.

Димка и Роман спали спина к спине, одинаково подтянув колени к подбородку и спрятав руки в рукава. Я накрыл их обоих своей курткой и выбрался из авиамобиля.

Утреннее солнце стояло ещё совсем низко, тусклые лучи его, просвечивавшие сквозь рваные лоскуты тумана, казались осязаемыми. Я брёл по росистой траве, не разбирая дороги – настолько был опьянён окружавшей меня безмятежностью. Лес, ещё вчера показавшийся мне неприступной стеной, теперь был прозрачен и светел. Празднично краснели листья кустарников, робко покачивались белые призраки Иван-чая. Мне казалось, что я вижу всё это впервые. Быть может, так оно и было?..

Я неторопливо пробирался между деревьев, подставляя лицо тёплым лучам. Я не боялся заблудиться: мозгочип автоматически фиксировал маршрут, определяя направление движения. Я некоторое время шёл на северо-запад, когда лес вдруг поредел, и впереди показались блестящие стеклянные постройки на высоких сваях. Несколько минут я опасливо скрывался в тени деревьев, но потом вспомнил, что бояться нечего: фермы полностью автоматизированы и снабжены антивандальной системой. Никто не стал бы гнать меня с хозяйственной территории, ведь без особого ключа я бы всё равно не смог проникнуть в теплицы…

Когда я вернулся, мои друзья уже проснулись и завтракали, сидя на траве рядом с Арчи. Роман, как обычно, мурлыкал какую-то песню.

– Ко мне пытаются приклеить прозвище, – сообщил Димка, когда я приблизился.

– Клеить ничего не нужно, – усмехнулся Рома. – Данделайн и есть.

– Данделайн? Что за страсти такие? – я плюхнулся на траву рядом с ними.

– В переводе с английского означает «одуванчик», – отозвался Димка, протягивая мне бутерброд с сырной пастой.

Я рассмеялся. Удивительно, но Рома попал в точку. Тощий Димка в своей зелёной рубашке и взъерошенными после сна волосами, золотившимися на солнце, и впрямь походил на одуванчик. А по-английски это прозвище звучало ещё лучше, будто его второе имя, звонкое, как колокольчик.

– «Одуванчик врать не может, мудрым стать он вам поможет»12… – продолжал веселиться Рома. Димка страдальчески возвёл глаза к небу.

– Похоже, мне придётся смириться, – печально сказал наш друг, однако в серых глазах его плясали бесенята, и я понял, что он доволен.

Роман встал позади нас и возложил ладони на наши головы.

– Парни, вы просто бесподобны! – сказал он. – Как хорошо, что печальная участь старых брюзг обошла вас стороной!

– Как знать, как знать! – проворчал я. – Если нам с Димкой будет скучно, то мы можем стать совершенно невыносимыми!

Тот вздохнул и пожал плечами: мол, что поделать.

После завтрака мы отправились исследовать окрестности. Рома сказал, что, судя по карте в навигационных системах Арчи, неподалёку находится река. И действительно, довольно скоро мы выбрались на открытый склон, у подножия которого виднелась узкая полоска песчаного пляжа и блестела на солнце водная гладь. Мы с Ромой, не сговариваясь, ринулись вниз наперегонки, смеясь от восторга будто мальчишки. Добежав до пляжа, мы рухнули на песок, тяжело дыша и обмениваясь шуточками. Неторопливо подошёл Димка – как всегда спокойный и опрятный. Поглядел на нас, как заботливый врач, почему-то вздохнул. Снял рубашку, аккуратно расстелил её на песке и только тогда уселся между нами.

– Узрите великую реку, о, несчастные хоббитцы! – ухмыльнулся Роман, стягивая футболку.

– Лучше разогрей свои бледные косточки, Голлум! – в тон ему отозвался я.

Раздеваться совершенно не хотелось – солнце грело не так уж сильно. Я стал смотреть на реку. Сквозь плеск воды и шелест камышей до нас доносился неясный шум. Вскоре он стал громче, и из зарослей показалась большая белая тарелка, которая, вращаясь, плыла по поверхности. Водяной фильтр, очищающий реку от отходов. После него остался лёгкий запах озона.

Зачерпнув рукой песок, я увидел, что он не совсем обычный. В нём попадались коричневые и зелёные крупинки. Судя по всему, это было переработанное бутылочное стекло.

– Всё возвращается на круги своя, – тихо сказал я. – Ещё лет двадцать назад здесь были свалки. А теперь, гляди-ка, вода в реке прозрачная… – я поднял плоский камешек и запустил в искрящуюся воду.

– А я ещё помню те времена, когда люди толпами ездили за город, мыли в реке машины и жарили шашлыки у колеса, – Роман зашарил в карманах брюк в поисках сигарет. – В этом тоже что-то было.

– Курение убивает! – проворчал Димка, отодвигаясь от него.

– Пфф! У меня искусственные лёгкие, я могу хоть в газовой камере жить!

Я подавил улыбку. Димка был ярым сторонником здорового образа жизни. Из нас троих он был единственным, кто не заменил в себе ни одного органа (что до меня, то на семидесятилетие я обзавёлся новым сердцем и коленными чашечками из нано-коста13). Димка бегал по утрам вокруг дома и пил Укрепляющую воду, чтобы не стареть. Он никогда в жизни не курил и не любил, когда это делают другие. Впрочем, перевоспитать меня и Рому ему так и не удалось.

– Пойду, ноги помочу, – Димка снял ботинки, подвернул джинсы и зашёл в воду.

– Ну и как оно? – поинтересовался Роман.

– Нормально. Ты вполне можешь искупаться.

Солнце сморило меня, поэтому я лёг и вскоре задремал, вполуха слушая, как плещется вода, да Роман мурлычет себе под нос.

– Данделайн, ты превратишься в водоросль!

Я засмеялся, не открывая глаз. Послышался лёгкий шорох шагов, и через секунду я почувствовал, как на меня кладут холодные мокрые камни.

– Эй! – я приоткрыл один глаз и уставился на Димку, сидевшего рядом на корточках.

– Толик, ты схватишь удар! – строго сказал он. – Тебя нужно охладить!

Я лениво поднялся и дошёл до воды. Солнце резало глаза, по реке плясали ослепительные блики. Становилось жарко. Я намочил голову и руки по локоть, затем подкрался сзади к безмятежному Роману и хлопнул его мокрой пятернёй по голой спине. Он взвыл, вскочил на ноги и погнался за мной, взметая пятками фонтанчики песка. Димка с интересом наблюдал за нами.

Рома догнал меня у самого берега. Между нами завязалась борьба, в ходе которой мы оба, не удержавшись на ногах, грохнулись в воду. Сказать, что она была холодной – значит, ничего не сказать! Мы барахтались на мелководье, фыркая и отплёвываясь, нас трясло от холода и неудержимого хохота.

– Отомстил! – ухмыльнулся Роман. Я окатил его водопадом брызг. Мой друг фыркнул и выбрался на берег. Великодушно протянул мне руку.

Подошёл Димка, набросил мне на плечи куртку. Укоризненно взглянул на Рому:

– Сейчас середина сентября, вообще-то!

– Ничего, я закалённый! – я включил внутренний обогрев комбинезона, и одежда быстро высохла.

Мы вновь безмятежно развалились на пляже.

– Рома, открой нам тайну: о чём книга, над которой ты сейчас работаешь? – поинтересовался Димка.

– О, это длинная история! – тут же оживился наш друг. – Я размышлял на тему мозгочипов. В той стране, где происходит действие, к власти пришёл один гений, который создал блокаторы лжи и сделал так, чтобы их вживили всем гражданам.

– И они разучились лгать? – уточнил я.

– Не совсем. Ведь ложь это часть природы человека. Просто каждый раз, когда люди лгали, блокаторы вызывали у них сильнейшую боль. Сами понимаете, преступность упала, власти с помощью компьютеров могли следить за всеми. Но всё же был один человек, который смог извлечь из себя блокатор лжи и помочь многим другим избавиться от их власти.

– Добрый герой? – предположил я.

– Нет, что ты! – Роман ухмыльнулся. – Он самый настоящий бандит, убийца, лгун и пройдоха, который больше всех выиграл от своего поступка.

– Тогда где мораль? – подал голос Димка.

– А чёрт её знает, – Рома неопределённо махнул рукой. – Этот парень всех освободил, свергнул власть и пустился в бега. Финал, занавес…

– Всё-таки, ты неисправимый романтик, – улыбнулся я. – Ладно, пиши дальше. Интересно будет почитать.

– Да, было бы здорово… – Роман мечтательно взглянул на небо. – Запустить книгу в сеть, получить награду за Особые заслуги – и вперёд, на Седьмой, к Творцам. Представьте себе: сад на крыше, весь зелёный…

– Ром, а чем тебе здесь хуже? – осторожно спросил Димка. – Смотри, какой лес кругом, и река, и солнце. Ты можешь летать сюда так часто, как захочешь. Разве сад может сравниться с этим?

– Но этого мало! Ведь жизнь там, наверху, это нечто большее! Здесь я никому не интересен… – Роман смотрел куда-то мимо нас. Мысли его явно были далеко.

Мы с Димкой переглянулись. Он едва заметно пожал плечами.

– Всё-таки, это большой риск, – заметил я. – Не понимаю людей, которые заново проходят УВТ-тест. Всё кончается тем, что их потом с работы увольняют и позорят всю жизнь.

– Тебя никто не заставляет проходить тест, Тал, – Роман поморщился. – Да ты бы и не решился.

– Мне и на моём месте хорошо, – буркнул я. – Вот сестрица моя смогла бы, она у нас в семье самая талантливая была, не то, что я…

– А ты бы прошёл тест, если бы не работал над книгой? – быстро спросил Димка.

– Не знаю, – отозвался Рома. – Может, и прошёл бы. В случае чего, я всегда найду, где заработать свои три копейки. А ты, Данделайн?

Димка снова пожал плечами.

– Мне нравится быть механиком. А все эти радужные плащи и дорогие машины… как-то это не по мне.

Помолчали. Димка сгребал песок в большую кучу и просеивал его сквозь пальцы. Рома курил, предусмотрительно отодвинувшись от него подальше. Я сидел, обхватив руками колени, и лениво думал, почему другие люди не ведут себя так, как мы втроём. Мы вот выбрались все вместе на природу, разговариваем уже добрую половину дня, и нам хорошо вместе. «Поколение иррационалов»… – я усмехнулся про себя. О, сколько раз я слышал, как другие критикуют прошлое, называя его бессмысленным, расточительным, жестоким! Но что же есть теперь? Изоляция в тесных ячейках, постоянные режимы тишины, отвращение к устной речи, потому что мысленная требует меньше времени и усилий. И от неё никуда не спрячешься. Потому что отключение чипа приравнивается к самоубийству…

Солнце спряталось за верхушками деревьев, и с реки повеяло холодным сырым ветром. Мы почувствовали, что ужасно голодны, и поспешили в лес – туда, где ждал авиамобиль с припасами.

– Прогуляемся? – предложил Рома, когда мы пообедали.

Пробравшись сквозь густой подлесок, мы выбрались на заросший высохшей травой луг. Вдалеке виднелись стеклянные постройки ферм.

– Эй, смотрите! – Димка указывал на три разлапистые яблони, пристроившиеся у самой кромки леса.

– Откуда они здесь? – Роман изумлённо оглядел корявые деревья.

– Видимо, тут когда-то был чей-то участок, – ответил Димка. – Вон, даже остатки забора сохранились.

Действительно, неподалёку обнаружилось несколько полусгнивших досок, торчавших из земли.

– Глядите-ка, а яблочки ещё имеются! – Роман поднялся в воздух на грави-ботинках и оседлал толстую ветку. – Их явно собирают, но не все… ну-ка, ловите! – он стал срывать мелкие красно-жёлтые плоды и бросать вниз. Мы с Димкой только и успевали их подбирать. Яблоки были сильно поклёваны птицами, но в остальном выглядели хорошими. Я с хрустом откусил сразу половину и зажмурился.

– Кислые…

Рома с треском соскользнул вниз, сломав несколько сучков. В волосах его запутались листья.

– Одичали совсем, – констатировал он. – Такими яблоками только неприятеля травить!

– Можно компот сварить, – деловито сказал Димка. – В наше время грех отказываться от съедобного!

– Тогда давай их сюда, – Рома снял с головы бандану, развернул. Получился солидный кулёк.

– Может, прогуляемся до ферм? – предложил он, когда яблоки были уложены.

– Идите без меня, – Димка виновато улыбнулся. – Я что-то устал немного…

– Да ну их, – я уселся в траву. – Там всё равно всё на охране. Роботы могут стрельбу поднять.

– Не будет никакой стрельбы! – возразил Роман. – Кругом защитное поле. Эти фермы – настоящие крепости.

– И простоят ещё лет сто, – вздохнул Димка.

– Их раньше снесут, – возразил я. – Люди снова станут осваивать Землю и всё на ней выращивать.

– Боюсь, мы не доживём до этого прекрасного момента, – усмехнулся Роман.

– Значит, в следующей жизни, – пожал плечами Димка. Его пальцы что-то быстро-быстро плели из сухих стеблей.

– Следующая жизнь, реинкарнация – чушь собачья! – нетерпеливо произнёс Роман. – Всё это сказочки из тематических потоков. Мы живём только один раз, поэтому нужно ухватить как можно больше.

– Ты чего так завёлся-то? – Димка миролюбиво тронул его за плечо. – Всё зависит только от того, во что ты веришь.

– А ты не веришь в чёрную пустоту после смерти?

– Нет. Человеческая душа бессмертна.

– Кабы знать… – мрачно сказал Рома. – У меня был один друг. Голод забрал его…

– Ребята, может, хватит? – попросил я. В такой прекрасный вечер не хотелось вспоминать о прошлом.

– Хорошо, давайте поговорим о любви! – усмехнулся Роман. – Водил я тут одну кису в музей Инстаграма…

– И как? – оживился Димка.

– Нам не повезло. Думали – попадём на выставку красивых пейзажей, а попали на бытовые селфи! Ну, вы понимаете – чистка зубов, отражения в зеркалах, еда в тарелках…

Мы дружно расхохотались.

– Ну и как, тебе удалось что-нибудь с этой… кисой? – поинтересовался я.

– Неа, – беспечно протянул Рома. – Потом она сказала: «Ой, у меня по графику кинопросмотр, так что до скорого!». И я плюнул на это дело. Эх, молодёжь… – он снова закурил. – Наверное, раньше между людьми не было преград.

– Сейчас их тоже нет, – возразил Димка.

– И ты в это веришь?

– Конечно. Ведь ничто не мешает тебе, Рома, общаться с нами, пусть ты и выше по уровню.

– Это другое, – Роман помотал головой. – Мне просто наплевать на чужое мнение. Но мир развился так, что разделил людей стенами. Чёртов прогресс…

– Стены легко сломать, друг мой. Другое дело, что новые технологии расширяют зону комфорта. Но сам прогресс здесь не при чём. Лично мне нравится прогресс.

– Сказал коллекционер всякого старья, – саркастически усмехнулся Роман.

– Это лишь хобби. Я храню вещи, а ты создаёшь духовные ценности.

– Ценности… – Рома выдохнул длинный столб дыма. – Я всего лишь бестолковый мечтатель…

Прошло много времени, прежде чем мы опомнились. Подул зябкий ветер, солнце скрылось за тучами и незаметно укатилось за горизонт. Мы вернулись на нашу поляну и развели костёр.

Высокое рыжее пламя щедро стреляло искрами, которые тут же уносились в сумеречное небо. Хорошо было сидеть у живого огня, потирая зудящие от жара колени и всё равно не двигаясь с места. Казалось, мы – студенты в турпоходе и впереди у нас вся длинная жизнь, не омрачённая ни трагедиями, ни разочарованиями. Мне ещё долго не было так хорошо, как в ту ночь, когда мы втроём сидели у костра, прижавшись друг к другу, пели песни времён нашей юности, доедали остатки ужина и говорили о наших делах, надеждах и нехитрых планах на будущее. Когда веки уже совсем отяжелели от усталости, мы загасили огонь и переместились в уютный салон Арчи, где уснули быстро и крепко.

***

Мы так устали за предыдущий день, что проснулись около полудня. Как ни жаль было уходить из леса с его простором, свежестью и солнцем, нам всё же пора было возвращаться в город. Я уже настроился на то, чтобы вечером просмотреть несколько отчётов, оставшихся с пятницы.

Арчи круто взлетел над деревьями и взял курс на юго-восток. Однако, пролетев всего несколько десятков километров, мы услышали непонятный шум в двигателях.

– Не может быть! – Роман стукнул пальцем по индикатору, отображавшему показания топливного отсека. – Он пишет, что у нас кончился изотен!

Тут раздался предупреждающий сигнал, и наш друг, ругаясь, поспешил посадить авиамобиль неподалёку от ферм.

– Что за?.. – он недоверчиво уставился на экран бортового компьютера. – Топливо действительно закончилось!

– Приехали, – ухмыльнулся я. – Добро пожаловать на природу, кошмар для горожанина!

– Возможно, ты много потратил на ускорение, когда мы улетали от Спиди, – предположил Димка. – Топливный бак не рассчитан на такие гонки.