С.О.У.Л.

Мне нравилось в моей работе именно это: каждый раз быть свидетелем чуда. Я часто жалел, что уровень не позволяет мне быть врачом. Каждый раз мне приходилось строго говорить себе, что у меня другое место в жизни. В конце концов, кто-то должен творить, а кто-то – заниматься архивной работой.

После того, как отчёт был составлен и заархивирован, я отправился в буфет. Выбрал на встроенном в стену мониторе комплексный обед, затем подлетел на своём грави-кресле к дальнему столику и принялся ждать. Минуты не прошло, как ко мне подкатил Альфа – один из наших обслуживающих роботов. Он мне всегда нравился из-за смешного округлого тела на маленьких колёсиках.

– «Говядина-37», «Огурец-20», «Вишнёвый сок-3», – дружелюбно промурлыкал Альфа, ставя передо мной пластиковый поднос с пустой миской и тремя полупрозрачными тюбиками.

– Благодарю, – сдержанно кивнул я, выдавливая в миску желеобразный концентрат.

Вдруг я увидел Макса. Он сидел недалеко от меня, и место перед ним было пустым. Мне захотелось расспросить его об особенностях его работы, и я рискнул нарушить покой молодого хирурга. Его смена на сегодня закончилась. Макс сменил светло-зелёный комбинезон медика на закрытый элегантный оверолл4 чёрного цвета, делавший его похожим на гимнаста. Длинные кисти рук были скрыты тонкими перчатками из полимерина5.

– Хороший день! – поприветствовал я его. Макс никак не отреагировал, продолжая ковырять в своей миске с отсутствующим видом.

– Я восхищён вашей работой, – продолжал я, пытаясь его растормошить. – Сегодня я впервые видел комбинирование столь сложных методов лицевого строительства! А ведь я запомнил множество операций…

– Ваша речь громоздка, – устало выдохнул Макс, не поднимая головы.

Мне стало грустно. Молодого хирурга явно раздражало моё присутствие. Его тонкие пальцы нервно барабанили по столу.

– Что хотите знать? – спросил Макс, посмотрев на меня так, будто я был самой большой его проблемой.

– Лишь то, как вы это делаете, – я пожал плечами. – Простой интерес.

– Интерес… трудно понять. Рационально эта информация не поможет вашему карьерному росту, – он говорил сквозь зубы, с трудом подбирая слова.

– Я хотел бы знать, что чувствуете лично вы, когда… – я вздохнул и перешёл на рациональный язык. – Работа. Успех. Удовольствие.

– Удовольствие – нет, – в голосе Макса прозвучало облегчение. – Долг. Процесс. Задача. Безупречность.

– Вы мечтали быть хирургом?

– Мечта? Не ясно. Уровень квалификации – да… – Макс замолчал, доедая свой обед. Покончив с ним, он тщательно вытер свой рот салфеткой и сказал:

– Если вам интересно, сегодня я работал последний день. Я намерен снова пройти УВТ.

Это был неожиданный поворот. Из досье в архивах я знал, что Макс – хирург Четвёртого уровня, заслуживший в свои тридцать два года блестящую репутацию. Бросить всё это ради того, чтобы попытаться повысить свой уровень? Известно же, что Измеритель почти никогда не ошибается. И если тест не покажет более высоких результатов…

– Вы бы никогда не решились, верно? – Макс кивнул мне и поднялся из-за стола. Робот тут же унёс опустевший поднос.

Что ж. Если начальство решило, что Макс достоин более высокого уровня, то пусть. Если повезёт, он получит новую работу и обучится новым навыкам – в молодом возрасте это сделать куда проще. В любом случае, мне уже не удастся полюбоваться на то, как он делает операции. Моя работа стремительно теряла свою прелесть…

Позже я узнал, что Макс не смог пройти тест. Его место занял другой хирург – очень точный и исполнительный, однако в его действиях не было ни лёгкости, ни красоты. Макса больше никогда не видели в «Youngs».

***

Роман был одержим писательством. Дня не мог прожить без того, чтобы не придумать что-то. Вся его беспокойная жизнь была посвящена поиску идей: Рома целыми днями летал по городу, общаясь с людьми разных уровней. Он постоянно пробовал себя в чём-то новом. Небольшая компания, производившая детские виртуальные игры, охотно покупала у него сюжеты, над которыми потом работали виртуалисты, превращая их в маленькие реальности. Сам Рома называл это болезнью, поскольку, по его словам, идеи просто приходили к нему в голову независимо от того, спит он или бодрствует. Главной сложностью было то, что мой друг не мог долго концентрироваться на чём-то одном. Сюжет, который так радовал его вначале, мог в одночасье ему надоесть, и он не возвращался к нему годами. Иногда он перегорал, и это было настоящей катастрофой: Рома не спал и не ел, жизнь приводила его в уныние.

В ту пору он работал над одной книгой, которая была, как Роман говорил, «квинтэссенцией всей его жизни». Мой друг был уверен, что, издав её, он непременно будет оценён Творцами и попадёт на Седьмой уровень. Однако дело продвигалось медленно, и порой писатель впадал в депрессию.

Как-то раз, зайдя к нему домой, я обнаружил Романа лежащим внутри устрашающего «гроба-солярия». На запястье его был надет расслабляющий браслет – безвредная альтернатива психотропным веществам. Это устройство формирует особые импульсы, поступающие прямо в мозг, в центр удовольствия. Из стоявшего рядом приёмника лилась тихая музыка: Роман в очередной раз переслушивал диск, который мы с Димкой подарили ему на день рождения.

– Ты в порядке? – спросил я, встревоженный его отрешённым видом.

– Знаешь, в чём хитрость этой штуки? – Рома расстегнул браслет и протянул мне. – Она очень быстро разряжается. Чтобы перезарядить, нужно отправиться на медицинскую станцию и заплатить за ещё один сеанс.

– Значит, ты не сойдёшь с ума от передозировки.

– А мне это кажется несправедливым… – Роман дотянулся до проигрывателя и поставил песню заново. – Кит записал этот альбом, когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас. Я часто думаю: а чего я добился? Ведь я уже старик…

– Брось, – я уселся рядом с ним. – До старости тебе ещё так же далеко, как и мне.

– Ах, ну да. Не дожить до ста лет просто неприлично… – Роман хихикнул.

– И потом, ты сделал очень много, – продолжал я. – Ты много пишешь, тебя читают и знают. И из окон твоей ячейки можно увидеть солнце…

– Вот! – он поднял вверх указательный палец. – Золотые слова. Работать всю жизнь, чтобы заслужить право хотя бы видеть солнце из окна.

– Я не это имел в виду.

– Ясное дело, – Роман пошарил на полке у себя над головой в поисках сигарет. Нащупал полупустую пачку, щёлкнул автожигом, предложил мне. Некоторое время мы молча курили, каждый думая о своём.

– Знаешь, – наконец сказал мой друг, – рано или поздно я всё равно окажусь там, – он возвёл глаза к потолку, и я понял, что он снова вспоминает Седьмой уровень. – У меня будет дом с просторным зелёным садом. Я заведу какую-нибудь живность, а в саду поставлю письменный стол. Буду сидеть и писать, глядя, как внизу суетится город.

Я подавил улыбку. Безнадёжный романтик…

– Ты ведь знаешь, – продолжал Роман, – со всеми этими новыми технологиями мне даже писать ничего не надо. Лежишь себе, сочиняешь, а мысли сами собой высвечиваются на экране пластопа. Только умей думать в правильном порядке – больше ничего не требуется. А всё-таки, я бы многое отдал за бумажный черновик. Чтобы черкать в нём и переписывать – никакого совершенства!

– Ну так тетради вполне можно достать в некоторых магазинах.

– Ага. У меня даже есть несколько. Лежат аккуратной стопочкой, чистенькие, почти новые, пиши – не хочу. А не получается.

– Как? У тебя? Не получается?

– Вот так-то! – Роман усмехнулся. – Совсем всё другое, Тал. В голове моей всё перемешалось. Раньше я вынашивал идеи, обвешивал их деталями, как новогоднюю ёлку игрушками. Долго не решался записать, не убедившись, что вот это как раз то, что я искал. А потом, перенеся на бумагу, будто выплёскивал часть себя – настолько приживались во мне мои выдумки. А теперь я в любой момент могу извлечь из своей головы всё, что там вертится, и выйдет неплохо. Вот только это скучно. И думаешь: а надо ли?

– Надо, – твёрдо сказал я. – Я читал твоё «Путешествие на Летту». Раньше я думал, что меня уже ничем не удивить, но тебе это удалось. Не пойму, как ты это делаешь.

Рома зарделся от удовольствия.

– Честно говоря, здесь нет особого секрета, – он смешно пожал плечами. – Знаешь, в юности мне то и дело говорили, что я веду себя как старик, растерявший радости молодости. Но я не был таким на самом деле – я всего лишь был нетерпеливым и злым, делил мир на чёрное и белое. И это мне до сих пор помогает. Обострённость чувств – я нарочно воспитывал её в себе, когда всех моих ровесников постепенно охватывало равнодушие. Один мой учитель когда-то сказал: способность удивляться похожа на способность любить. Поэтому я стараюсь удивляться всему, что вижу и слышу. Так и рождается жизнь на страницах книги.

– Чем больше я знаю тебя, тем больше понимаю, насколько я невежественен, – вздохнул я. – Ты просто ходячая библиотека. Лично я, стоит мне отключить рабочий гиперчип, чувствую себя законченным кретином.

– Мы и есть законченные кретины, – совершенно серьёзно отозвался Роман. – Я даже больше, чем ты, потому что без своих чипов, не будь они постоянно включены, едва ли вспомню, как меня зовут и какой завтра день. Мозги уже не те, запоминать разучились, вот и приходится надеяться на эти железяки. Я же пишущий, мне нужно многое держать в голове… а вот как однажды раз! – и замкнёт что-нибудь! – он рассмеялся.

– Тогда нам с Димкой придётся кормить тебя с ложечки и водить за ручку, – усмехнулся я.

– А я буду говорить нехорошие слова и петь попсовые песенки начала нулевых. Ни то, ни другое забыть невозможно!

***

Я любил бывать у Димки дома. Вроде бы, стандартная ячейка Третьего уровня, вот только, по сравнению с моей конурой, где почти ничего не было, но, при этом, развернуться было негде, у него было просторно и уютно и воздух всегда свежий: он спал с открытой форточкой даже зимой.

Лёгкие передвижные панели свободно разделяли пространство на небольшую кухню, спальню, ванную и кладовку. Все шкафы были встроенными – не убьёшься, задев плечом или головой. Весь нехитрый скарб – несколько комплектов универсальной одежды и посуда – занимал только узкую стенную нишу. Зато во всех остальных местах, где только можно, располагалась Димкина коллекция.

Было у моего друга увлечение, от которого у всех знакомых глаза на лоб лезли: он собирал старую технику. К примеру, в спальне у него стоял самый настоящий персональный компьютер. Это нам, старикам, заставшим ту эпоху, понятно, насколько важна такая техника, но продвинутой молодёжи, предпочитающей ви-очки и невесомые полупрозрачные пластопы, сей экспонат начала двадцать первого века кажется чем-то бесполезным.

Зато какими делались лица у собеседников, когда Димка, небрежно пожав плечами, говорил: «Мой компьютер ещё „Windows“ поддерживает». С его помощью даже можно было прорваться в интернет, который по-прежнему жил своей медленной жизнью где-то на задворках майндвеба.

Помимо компьютера, у Димки было ещё много чего интересного. Кассеты, диски, различные флэш-накопители, старые мобильные телефоны и планшеты разных поколений. Он любил возиться со всем этим хозяйством, заряжал, чинил и изредка использовал. Сколько раз мы вспоминали молодость, просматривая фильмы на старом DVD-плеере!

А ещё он любил игры. Была у Димки такая слабость: вернувшись домой с работы, он мог целую ночь провести за планшетом или компьютером, решая головоломки или проходя миссию за миссией. На ехидные Ромины замечания мой друг невозмутимо отвечал, что компьютерные игры разминают мозги не хуже каких-нибудь кроссовордов.

А ещё у него были книги. Не поверите, бумажные! Старые, рассохшиеся, пахнущие пылью, типографской краской и мёдом. Настоящие. Их было не так уж много, всего-то полтора десятка – всё, что осталось от коллекции фантастики, которой Димка зачитывался с детства. Герберт Уэллс, Стивен Кинг, Стругацкие, Нил Гейман, Рэй Брэдбери… и толстенный том «Властелина колец» Толкиена. Продав всё это, Димка мог бы выручить немалые деньги, однако не продал, хоть и предлагали. Он говорил:

– Это моё прошлое, благодаря ему я стал тем, кто есть. Это всё равно, что совершить предательство.

– Ты сам-то в это веришь? – спросил я однажды. Димка пожал плечами, как делал всякий раз, услышав ерунду.

– Ответов может быть много. Почему я не должен верить тому, что сказал?

Тут с ним было не поспорить. Димка всегда говорил, что чувствовал. Кажется, он вообще не умел врать.

***

Было около шести вечера, когда я позвонил в дверь его ячейки. У меня был короткий рабочий день, но вот насчет Димки я не был уверен: он постоянно менял рабочий график. Однако в этот раз мне удалось его застать. Димка вышел мне навстречу, как всегда, в синем комбинезоне и безукоризненно чистой белой конте6, светлые волосы аккуратно зачёсаны назад. В руках он держал миску.

– Голодный, как зверь, – пояснил мой друг. – Я только что вернулся. Проходи.

Я тщательно вытер ноги и поставил ботинки на специально отведённую полочку. Димка не терпел беспорядка и призывал всех ставить вещи на места.

Хозяин дома уже сидел на кухне на высоком стуле.

– Я из-под машин сегодня буквально не вылезал. Десять заказов! Всю спину отлежал себе… – Димка поморщился, потирая поясницу, которая в последнее время довольно часто его беспокоила. Я заметил на столе перед ним небольшой пластиковый квадратик, на котором в цикле появлялись изображения людей, выполнявших спортивные упражнения.

– А, это опять «Life» свою рекламу всем рассылает, – сказал Димка, оторвавшись от еды. – Я нашёл это под дверью.

– Смотри-ка, новые руки всего за семьдесят кредитов! – присвистнул я. – Дешевеют. Заказать себе, что ли?

– Да ну их! – Димка поморщился.

– Я пошутил, – поспешно сказал я. – Я думаю, в замене частей тела есть что-то неправильное. На первый взгляд, вроде, человек как человек, живой и здоровый. А возьмёшь такого за руку – и рука холодная.

– Холодная, тёплая – какая разница, – Димка налил себе чаю в большую кружку из разноцветных пластиковых полосок. – Неправильность заключается в том, что, отрезая часть себя и заменяя её на искусственную, пусть и живую, специально выращенную, человек что-то теряет всё равно. Будь я учёным, я бы вывел некий коэффициент человечности – порог, перейдя который, живое существо может считаться гибридом.

– Не надо, – рассмеялся я. – Ты бы получил премию за Особые заслуги и ушёл на Седьмой уровень. С кем бы я тогда разговаривал?

– Рома тоже отличный собеседник, – ухмыльнулся Димка.

Внезапно у двери раздался звонок.

– Лёгок на помине, однако! – я взглянул на небольшой экран в стене. – Ты ждал его?

– Нет, – вздохнул Димка. – Но никогда не знаешь, что у него на уме, верно? – мысленным импульсом он снял блокировку с двери, и в ячейку ввалился Роман.

Заходить спокойно у него никогда не получалось. Куда бы наш друг ни вошёл, обязательно запнётся ногой за дверной косяк, треснется головой о полку или повалит старый энергоблок, приготовленный на выброс. В общем, каждое его появление сопровождается грохотом и разрушениями. Вот и сейчас Роман топтался у двери, с шипением потирая ушибленное плечо.

– Чёрт, ваши квартиры сводят меня с ума!

– И тебе доброго вечера, – улыбнулся Димка. – Проходи, пожалуйста.

Наш друг был, как всегда, живописен: армейские брюки маскировочной раскраски, пёстрая майка, рубашка с нашивками древних рок-групп и неизменная бандана, придерживающая растрёпанные вихры. Живи капитан Тиг7 в двадцать первом веке, он бы выглядел примерно так.

– О, и ты здесь! – обрадовался Рома, увидев меня.

– Ага. У нас внеочередное заседание философского клуба. Но учти, еды у нас нет.

– Это не проблема, – Роман поднял с пола пакеты, которые принёс с собой, и протянул мне. Заглянув внутрь, я присвистнул: там были конфеты, вино и апельсины. Учитывая, что нормальной, не синтетической еды можно достать только по бешеным ценам и далеко не везде, это было настоящим чудом.

– В честь чего гуляем? – полюбопытствовал Димка, изучая содержимое пакетов.

– Я купил новый авик! – Роман широко улыбнулся. – И сейчас мы знатно прокатимся!

– Сначала апельсины, – строго сказал Димка, пряча улыбку. – А вино тебе вообще нельзя, раз ты за рулём.

– Ай, брось! Лучше поздравь меня! – Роман откупорил бутылку.

– Я от всей души тебя поздравляю. Надо сказать, что я восхищён твоей прытью, несмотря на то, что в наше время можно мгновенно совершить любую сделку.

– Я просто знал, что искать, – ухмыльнулся наш друг.

Мы выпили немного шипучего вина, которое скорее бодрило, чем пьянило (такие нынче ГОСТы на алкоголь) и закусили апельсинами, которые были кислыми до умопомрачения, но зато настоящими. После чего отправились поглядеть на Ромино приобретение.

Роман оставил свой авик прямо посреди парковки, заблокировав всех наших соседей. Машина и вправду была хороша. По форме авиамобиль напоминал букву «V». Сверху из корпуса выдавался каплевидный купол кабины из прозрачного нано-стекла. Цвет обшивки мне понравился: ярко-вишнёвый сверху, он переходил в благородно-винный у линии борта.

– Фирма «Асф», модель «Летящий Ви», – безошибочно определил Димка. Роман весь засиял от его одобрительного взгляда.

– Я назвал его Арчи, – сказал он с такой нежностью в голосе, будто это был его родной сын.

– Проверим, заслуживает ли машина имени, – деловито сказал Димка, направляясь к кабине пилота.

– Это обязательно? – уточнил я.

– Конечно. Разве можно пропускать тест-драйв от самого великого мастера механизмов? – Роман откинул одну из движущихся панелей купола и забрался на заднее сиденье. – Так ты с нами?

Я вздохнул. Что мне ещё оставалось?

Димка рванул с места, сразу дав вертикальный взлёт. Нас вдавило в кресло. Мысленно я поблагодарил небеса за то, что успел накинуть на себя магнитный ремень. Знал бы я, что Димка, спокойный и интеллигентный человек, окажется таким лихачом – в жизни бы не сел с ним в машину!

Арчи пулей понёсся между домов. Димка спокойно жал на рычаг, постепенно сдвигая его к максимальному значению. Лицо его оставалось безмятежным, словно он пил чай у себя на кухне.

Огни за бортом превратились в сплошную пёструю ленту. Уши заложило. Четыре двигателя издавали мерный рокочущий шум, указывавший на их полную отдачу.

– Теперь крен, – сказал Димка.

– Нет! – вырвалось у меня.

– Давай! – Роман весело засмеялся и пихнул меня локтем.

Мир сделал сальто. Димка обвёл машину вокруг крайней точки правого крыла, словно циркулем вычертив окружность.

– Штопор, – сообщил наш пилот. Мир перевернулся трижды, да так быстро, что я даже не успел испугаться, увидев под собой город сквозь прозрачный купол.

– Ну и хватит, наверное… – Димка замедлил ход, переводя авиамобиль в режим автопилота. Жужжание двигателей тут же прекратилось, и стало тихо. Наш друг перебрался на заднее сиденье, уступая место Роме.

– Ну, с боевым крещением, как говорится! – сказал он, блаженно растянувшись на мягком пенотеновом кресле. – Хорошая у тебя машина. Двигатели отличные, по их звуку слышно, что калибровка в норме. Шумоизоляция, правда, не очень, но, в конце концов, это же не спортивная модель.

Роман широко улыбнулся, довольный Димкиным вердиктом. Вынув из кармана портативный майндсаунд, он бросил её нам.

– Поставьте что-нибудь, а?

– Полагаешься на мой вкус, дорогуша? – усмехнулся Димка, подключаясь к аппарату. Раздался лёгкий шум, а затем в салоне зазвучал голос Дэвида Боуи.

– Сойдёт для начала, – отозвался Роман.

Авиамобиль полетел быстрее. Мы кружили вокруг старого центра Москвы. Рома заложил крутой вираж и спустился ниже. Между небоскрёбами образовался просвет, и нашим глазам предстал колоссальных размеров стеклянный купол, под которым угадывалась Красная площадь. Перекрёстный свет шестидесяти четырёх прожекторов высвечивал древние стены Кремля.

Помню, когда в тридцатые годы перестраивали город, Красную площадь со всеми её зданиями решили законсервировать до лучших времён. Из-под купола был выкачан весь воздух, и теперь символ Москвы спрятан среди плотно обступивших его домов, словно памятник полузабытой истории, и если бы не круглосуточное освещение, большинство жителей бы даже не подозревало о его существовании.

– Тал, твоя очередь садиться за руль, – Роман перебрался к нам, предоставляя машине самостоятельно лавировать между небоскрёбами. С его стороны это было более чем великодушное предложение, но я поспешил отказаться.

– Я уже лет двадцать на автопилоте летаю…

– Толик, не глупи, – строго сказал Димка. – Вождение – это базовый навык, ты просто не можешь не справиться.

– Но машина же новая… – попытался отпереться я.

– Всё когда-то было новым, – Роман подтолкнул меня к водительскому сиденью. Я вздохнул и взялся за рычаг. Арчи тут же пошёл мягче, подчиняясь каждому моему движению. Видимо, он был оснащён интеллектуальной системой контроля, которая тут же подстроилась под мои предпочтения. Осмелев, я решил сделать крен. Машина подчинилась и легла на левое крыло. В таком положении я облетел крупный торговый центр.

– Можешь ведь, когда захочешь! – ухмыльнулся Рома, когда я вновь пустил его на водительское кресло. – Ты скрытый экстремал, Тал!

– Кто меня знает, – улыбнулся я, устраиваясь рядом с Димкой на мягкой пене сиденья.

– Кстати, здесь, в старом городе, живут мои друзья, – сказал Роман. – Я давно хотел кое-что им привезти. Заедем?

Мы с Димкой не имели ничего против.

Сейчас мало кто бывает в старом центре нижнего города. Это совсем другой мир, со своими тайнами и легендами. Узкие улицы и кривые переулки скрыты от глаз в темноте и тишине Первого уровня, где только призрачный свет люменов круглосуточно освещает побитые временем стены, затянутые тончайшей нано-плёнкой, которая защищает здания от разрушений. Местами улицы превращаются в крытые коридоры: глухие навесы из пластеновых листов, поставленные здесь ещё тридцать лет назад, сверху покрылись толстым слоем городской пыли, похоронившей под собой гигантский лабиринт, который стал самым фантастическим из музеев.

Изначально в старом городе предполагалось проводить экскурсии, но потом власти быстро поняли, что Первый уровень с его мрачной невидимой жизнью не безопасен для подобных мероприятий, и исторический центр Москвы решено было законсервировать – до тех пор, пока не настанет более благоприятное «потом». С тех пор паутина старинных улочек, мосты и набережные – всё, от укрытого под куполом Кремля до Первого кольца превратилось в катакомбы, закрытые для простых обывателей.

Арчи кое-как уместился на каком-то техническом кубе. Спустившись вниз по приставной лестнице, мы оказались в мрачном тупике между стеной дома и забором. Однако Роман знал здесь каждую щель. Он уверенно поманил нас с Димкой к железному ограждению.

– Тут, конечно, всё под наблюдением, – сказал наш друг, отодвигая в сторону ржавый скрипучий лист, из которого были вынуты фиксирующие штыри. – Но сигнал у камер очень слабый. Я раздобыл на барахолке одну штучку… – Рома вынул из кармана и показал нам что-то вроде монетки с короткой проволочной антенной. – Она создаёт помехи. Поэтому держитесь рядом со мной, и всё будет в порядке.

– Ты всё предусмотрел, – уважительно сказал Димка.

– Просто мне довольно часто приходится бывать в таких местах, – улыбнулся наш друг.

– Что ж, тогда веди нас, Сусанин, потому что я здесь лет сто уже не бывал.

Я подключился к сети и вывел на экран ви-очков карту старой Москвы. Судя по её показаниям, мы находились где-то в районе Китай-города. Однако нашему продвижению карта не могла помочь: в этом закрытом лабиринте то и дело встречались какие-то препятствия в виде проржавевших автомобилей, преграждавших проход, и неустойчивых колонн из кирпичей и железных прутьев, подпиравших навес. Роман вёл нас какими-то ему одному известными тропами, то ныряя в арки, то проходя сквозь дома, забираясь в них прямо через выбитые окна. Казалось, у него в голове есть особая карта.

– Здесь вообще кто-нибудь живёт? – поинтересовался Димка.

– А как же! – Рома постучал кулаком по одной из облупленных стен. – Москва слишком маленькая теперь, она не может вместить всех жителей. Любая закрытая территория заселена, что бы вам ни говорили официальные источники.

– Тогда где же все? – встревоженно спросил я, оглядываясь по сторонам. До сих пор мы не встретили ни души. Рома пожал плечами.

– Здесь не любят посторонних. Полиция и следящие иногда прочёсывают эти улицы в поисках нарушителей, поэтому люди прячутся. Кстати, мы почти пришли.

Навеса над улицей больше не было. Подняв голову, можно было увидеть мельтешащие огни где-то высоко-высоко в грязно-бурой мгле: это было скоростное шоссе Третьей петли. Казалось, мы находимся на самом дне морской впадины и пытаемся рассмотреть невидимую поверхность, как, наверное, делают удильщики.