banner banner banner
Все шансы и еще один
Все шансы и еще один
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Все шансы и еще один

скачать книгу бесплатно

Он рухнул рядом с Лизой и попытался помириться с подушкой. Веки его тяжелели, благотворный сон вот-вот охватит его. Лиза искала свое место. Она перевернулась два или три раза, а потом приникла к Лорану. Наполовину уснувший и вежливый, он давал возможность захватить его, обследовать, левая рука его затекала под весом головы Лизы. Ностальгически он вспоминал свой парижский комфорт. По обоюдному согласию с Эвелиной они организовали крайнюю роскошь: после занятий любовью – спать в одиночку.

Она спросила:

– Вы в самом деле хотите стать президентом республики?

Эта фраза заставила его вздрогнуть. Проснулись все острые проблемы его политической жизни: Мюстер, который на этот раз в случае срочности не мог его ждать, выборы, его жена, его тесть. Грубо вырванный из блаженного состояния, он сумел не рассердиться и попытался спасти ночь.

– Сейчас не время об этом говорить, – сказал он.

Она продолжала:

– Как вы думаете, почему люди будут голосовать за вас?

В отчаянии он пробормотал:

– Надо изменить жизнь французов… Сделать так, чтобы деньги перестали быть подчеркнуто показным признаком, изменить, не резко… Ввести реформы, которые поначалу выглядят незаметными…

– Это все равно что сказать дантисту: «Сделайте мне искусственные зубы, но чтобы они были такими же некрасивыми, как настоящие, тогда никто не увидит разницу».

– Вы ничего не знаете о политической жизни французов, – сказал он. – Французов невозможно предвидеть, с ними надо обращаться деликатно.

– Они злятся, когда спят с девушкой, не имеющей прошлого…

– Да нет, это не то…

Он страдал. Плечо его замерзло, рука окоченела, а Лиза превратила его в никудышного донжуана, в какого-то местного Аль Капоне секса.

– Может, поспим?

Она зевнула, губами касаясь груди Лорана.

– Надо спать, – повторил Лоран. – Завтра у меня важное собрание. Забудь меня, Лиза…

– Согласно статистике, девять женщин из десяти помнят своего первого мужчину в жизни, – сказала она.

– А десятая? – спросил он.

– Совершенно презренная. Ничего абсолютно не знает. Я вхожу в число девяти. Буду помнить вас всю жизнь.

– Лучше будет, если вы меня забудете. Даже если у меня время от времени бывают заскоки, как в этот вечер, люблю я только мою жену.

Лиза тотчас отстранилась от Лорана. Через несколько секунд он ощупал кровать.

– Где вы?

– На бивуаке.

Завернувшись в покрывало кровати, свернувшись калачиком, она дрожала от холода.

– Вернитесь, – сказал Лоран. – Простудитесь.

– Нет.

– Да.

– Нет.

– Да, я говорю.

У него закружилась голова от этого прелестного кошмара. Он играл в игру «да-нет, да-нет» с девицей двадцати одного года в комнате отеля, в Женеве, накануне важного собрания.

– Будьте благоразумны и поймите как следует: мы никогда больше не увидимся.

– Я поняла, – сказала она. – Вы исчезнете. Кончено. Это как смерть.

Он поцеловал Лизу в щеку и понял, что она плачет.

– Опять слезы, – сказал он угрюмо.

Она вытерла нос простыней. Лоран весь сжался. Он оказался по воле случая с девицей, вытирающей нос углом мокрой простыни.

– Вы неделикатный и нелюбезный человек, – сказала она. – И лишены нежности. Вы загубили мое первое воспоминание! Вы настоящий грубиян.

Вот он, как на картинке. Конюх, поваливший на сено молодую крестьянку. Он опасался завтрашнего дня, когда ему предстояло встретиться с внимательной и строгой аудиторией, глядеть в лицо своим будущим болельщикам глаза в глаза. Могут ли внушать доверие его глаза в сиреневом окружении?

– Лиза… Надо поспать…

Она отодвинулась от него с обезоруживающей легкостью.

– Спите.

– Вернитесь, – сказал он.

Она больше не двигалась, он даже не слышал ее дыхания. Он в третий раз овладел ею. Она с интересом испытала этот наскок.

– А она все же согревает, эта деятельность.

В сорок девять лет, он имел сегодня женщину трижды. Несравнимый самец, супермен, к тому же с умом, а эта дурочка смеет говорить о «деятельности».

Эвелина осыпала бы его комплиментами. У нее свои манеры и главное – свой язык.

Лиза хотела что-то сказать. Чтобы не дать ей говорить, он поцеловал ее.

– Ты хорошо целуешься… – сказала она.

– Значит, у вас есть достаточно опыта, чтобы судить об этом, – сказал он. – Это правда, еще в лицее мне говорили, что я хорошо целуюсь.

И он добавил:

– Почему на «ты» перешла?

– Трижды мы занимались любовью, можно и на «ты» перейти…

– Почему?

– Мне кажется логичным.

– Логичным? Это ничего общего с логикой не имеет.

– Нет, имеет, – сказала она – То, что мы сделали, – очень интимное дело. Оно стоит того, чтобы мы перешли на «ты». Для меня это была брачная ночь.

– Кто сказал «брачная ночь»? – спросил он.

– Когда спят с кем-нибудь впервые, это как начало свадьбы. Так говорят в Венгрии.

– А мы в Женеве! Теперь мирно поспим, а завтра утром забудем друг друга.

А она продолжала со своей стороны:

– Мой отец говорил…

Она замолчала. Лоран не шевелился больше. Он был уверен, что она заплачет.

– Вас не интересует, что говорил мой отец?

– Интересует.

– Он говорил: «По отцу человек – венгр, по матери – еврей, а по деньгам – француз».

– Такие определения болтаются на улице, – сказал Лоран. – Не понимаю, почему «француз – по деньгам».

Она еще раз высморкалась в угол простыни.

– Это противно, – сказал он.

– Я знаю…

– У вас нет больше носовых платков?

– Нет. Меня бы устроил платочек для верхнего кармашка. Можно взять из вашего пиджака?

Он резко повернулся.

– Из кармашка – нет.

– Моя мать – француженка и очень любит деньги.

– А кто не любит деньги? Любить – не то слово, лучше просто иметь деньги…

– Прижмите меня к себе покрепче…

Он послушался.

– Так что эта матушка?

– Она скоро утешилась после… после кончины моего отца.

– А вы бы хотели, чтобы она дала сжечь себя на костре, как индийская вдова?

– Да, – просто ответила она.

И добавила:

– Кстати, о костре. В нашем деревенском доме, посреди гостиной, есть фаянсовая печь. Прислоняясь к ней, мы греем спину. Вы в какой-то степени – моя фаянсовая печь.

Он начал опасаться каждой фразы.

Она продолжала:

– Если когда-нибудь вы меня все же полюбите…

– Да Боже мой, – воскликнул он, совершенно проснувшись. – Поймите же, что наше совокупление не имеет ничего общего с любовью. Мы удовлетворили физическое желание.

– Вы используете противные слова. «Желание», «удовлетворили», «физическое». Вы такой грубый…

– Я вынужден. Нам нужно избегать недоразумений. Моя жизнь строго регламентирована, у меня образцовая жена, совершенные сотрудники и политическая задача, которую я должен выполнять. То, что произошло между нами сегодня вечером, – случай. Полный очарований, но случай…

– Вы занимаетесь любовью с вашей женой?

В своем желании снести все, быть искренним, покончить с запоздалой дискуссией, он ответил, не подумав:

– Не очень. Редко. Мы женаты вот уже двадцать два года.

– Значит, она живет как йогурт, – сказала она. – С датой-ограничителем. Вы больше ее не употребляете. Любезно.

Лицемерный преподаватель морали, положив ладонь на левую сторону груди Лизы, объяснил:

– Для пары, спустя некоторое время, физическая любовь имеет лишь символический интерес.

– Это отвратило бы любого от женитьбы…

– Да нет, – сказал он, защищаясь. – Не забывайте соучастие, дух коллектива, когда речь идет о подмене мужчины в его карьере, глубокое умственное сближение…

– Аминь, – сказала она. – И пусть тела их покоятся в мире. Если они станут пеплом, тем лучше для них.

Она еще больше отдалилась от него в кровати.

Лоран страдал. Он испытал сильное желание надеть пижаму. Или хотя бы куртку. Никогда он не мог спать голым. Что сказал бы его тесть, видя этого важничающего зятя, мерзнущего рядом с полууснувшей девицей на кровати с надежными пружинами? С высоты своего оккультного могущества, заваленный деньгами, деликатный и безразличный, он никогда не вмешивался в личную жизнь своей дочери, он не комментировал заблуждения Лорана, хотел только тишины и скромности. Связанный с несколькими банкирами, осторожными и предусмотрительными, он собирался финансировать в значительной степени избирательную кампанию Лорана, который становился оплотом довольно нового левого крыла. Эта новая идеология с трудом оформлялась. Выступать удачно перед толпой можно, лишь располагая крайними аргументами. Трудно кричать и стучать по столу, пропагандируя взвешенность и гармонию.