Восстание Айка

Арм Коста

Восстание Айка

Пролог

На заре времён.

В туманном 2465 году до нашей эры, когда боги ещё не покинули землю, а герои ходили среди смертных, произошло событие, навсегда изменившее судьбу армянского народа. В те далёкие времена, где грань между божественным и человеческим была едва различима, четыре сотни отважных воинов под предводительством легендарного Айка прибыли к берегам священной реки, готовые защищать свою землю от нашествия могущественного врага.

Родная земля встретила их прохладным ветром и шумом прибоя. Лодки армянских солдат мягко коснулись песчаного берега. Первые смельчаки начали взбираться по почти отвесному склону, демонстрируя невероятную силу и решительность. На гребне скалы возвышался Айк – полководец исполинского роста. Его фигура казалась высеченной из камня, а взгляд охватывал всю панораму предстоящего сражения.

Вдалеке, на холмистом ландшафте, виднелась несметная армия Бэла. Она закрывала горизонт, словно тёмная туча, намереваясь поглотить всё живое. Но воины Айка не дрогнули – они выстроились в безупречные шеренги, проявляя неразрывное единство. Их сердца бились в унисон с ритмом земли, а в глазах горел огонь бесстрашия.

Айк повернулся к своим людям, и его голос с божественной силой разнёсся над полем:

– Храбрые бойцы! Если мы на своей земле потерпим поражение и станем рабами, позор нам! Да, Бэл собрал несметное войско. Да, сам злобный вишап благословил его. Но сила Матери-Земли бьётся в наших сплочённых отвагой сердцах. Бессмертные души предков стоят за нашими спинами. С нами отеческое благословение верховного бога Ара, с нами мощь повелителя молний Ваагна, над нами наше Солнце. Никакой враг не устоит перед этим величием!

В тот же миг Айк узрел на противоположной вершине холма фигуру Бэла – исполинского титана, чья мощь казалась безграничной. Обмен колкостями между полководцами лишь подлил масла в огонь назревающего боя.

– Эй, Титан Бэл! Ты осмелился посягнуть на нашу землю! Убирайся вместе со своим полчищем, пока я не вынул меч из ножен! – гремел голос Айка.

Бэл ответил насмешкой:

– Не пойму, Айк, ты приплыл на охоту с кучкой охотников? Или приполз на коленях со своими псами, дабы вымолить у меня согласие на мир?

– Моё войско немногочисленно, но это войско благословлено богами! А боги слово «мир» высекают остриём меча! – ответил Айк, выхватывая оружие.

В этот момент произошло невероятное – в меч Айка ударила молния, и он метнул её в противника, рассеивая вражеских солдат, как щепки. Началась великая битва, в которой участвовали не только смертные воины, но и мифические существа: драконы-вишапы с одной стороны и крылатые собаки-аралезы с другой.

Небо потемнело от крыльев аралезов, а земля содрогалась от рёва вишапов. Стрелы свистели в воздухе, мечи звенели, встречаясь в смертоносном танце. Каждый воин Айка понимал, что от исхода этой сечи зависит участь целого этноса.

В этот решающий момент, когда казалось, что победа уже близка для Бэла, Айк продемонстрировал несгибаемую волю своего характера. Несмотря на тяжёлые раны и сокрушительные удары врага, он не пал духом. Его глаза, пылающие неистовым огнём, отражали внутреннюю мощь и неуклонную тягу к свободе.

Собрав последние силы, Айк поднялся с земли. Его движения были полны решимости и отваги. В руках он держал лук – оружие, ставшее символом его борьбы за независимость своего народа. Трёхперая стрела с острым каменным наконечником была уже наготове, а в прицеле чётко виднелась фигура великана Бэла.

Бэл, видя, что его противник не сломлен, вновь рассмеялся, но в этом смехе уже не было прежней уверенности. Земля под его ногами дрожала, но теперь это была дрожь не власти, а предчувствия грядущего поражения. Айк, превозмогая боль, сильнее натянул тетиву лука. В воздухе повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь дыханием двух титанов.

Всё вокруг будто остановилось, ожидая последнего удара, который должен был решить судьбу не только двух воителей, но и всего войска. Затем прогремел гром, словно поддерживая стойкость Айка. Лучник знал, что от этого выстрела зависит всё. Его рука была твёрдой, а взгляд – пронзительным. Стрела, точно молния, посланная самими богами, сорвалась с тетивы, устремляясь к своей цели. Она пронзила грудь титана Бэла, и могучий враг рухнул на землю, сотрясая её своим падением.

Так закончилась эпическая битва, в которой смелый человек, ведомый божественной силой и верой в правое дело, смог противостоять непобедимому гиганту. Имя этого человека – Айк – навсегда осталось в памяти народа, как символ воли и непокорности. Его подвиг стал легендой, вдохновляющей поколения на борьбу за независимость и справедливость. И по сей день армяне хранят память о великом Айке, чьё мужество и преданность родной земле стали примером для всех, кто готов защищать свою честь и свободу. Его дух живёт в каждом, кто верит в незыблемость истины и намерен отстаивать её до последнего вздоха.

ГЛАВА 1. ЗВУКИ РАЗРУШЕНИЯ

Тусклый свет едва пробивался сквозь грязные окна каморки ночного клуба. Стоял тяжёлый запах перегара и старого кофе. Айк с трудом разлепил глаза, чувствуя, как пульсирующая боль растекается по вискам. Перед ним маячила фигура, диджея Лобстера – тот, будто в каком-то безумном ритуале, метал дротики в мишень на стене. Вокруг царил настоящий бедлам – пустые бутылки из-под пива валялись на полу, словно солдатики, оставшиеся на поле боя после жестокого сражения, одежда была разбросана как попало, на столе угрожающе пыхтел закипающий чайник, готовый в любой момент устроить маленький потоп.

– Очнулся, герой? – ухмыльнулся Лобстер, не отрываясь от своего занятия.

Его голос звучал насмешливо, но в нём проскальзывала нотка искреннего беспокойства.

– Чего расшумелся-то?

Потирая виски, Айк с трудом приподнялся на диване.

– Это я-то шумлю? – расхохотавшись, воскликнул Лобстер.

Его смех эхом отразился от стен, увешанных разнообразным звуковым оборудованием.

– Да я просто ангел тишины по сравнению с тобой! Ты бы слышал, как сам орёшь во сне. Опять дрался с этим своим титаном Бэлом. Может, всё-таки сходишь к врачу?

– Ходил. И не к одному, – вздохнув, проговорил Айк.

Он безуспешно пытался собрать мысли в кучу. Голос его звучал устало и безразлично, словно Айк уже смирился со своей судьбой.

– И что говорят врачи?

– Сонный паралич не лечится, – ответил Айк.

Плечи его поникли под тяжестью собственных слов. Он опустился обратно на диван.

– И что за фигня это?

– Не убьёт… не переживай.

– Ясно. Ну, хоть что-то. А то я уж думал, ты окончательно свихнулся! – отозвался Лобстер. – Кстати, толпа уже собирается. Только не уверен, что после вчерашнего тебя подпустят к аппаратуре. Акольтов о тебе спрашивал. Вызывает к себе.

Айк вопросительно посмотрел на Лобстера, в глазах его отражались надежда и страх одновременно.

– Ничего не помнишь? – спросил тот, продолжая метать дротики с поразительной точностью.

Айк закатил глаза, и воспоминания о прошлой ночи медленно, точно кадры старого фильма, начали проступать в его сознании, окрашивая реальность в мрачные тона.

Танцпол ночного клуба пульсировал в ритме электронной музыки, которая проникала в каждую клеточку тела, заставляя его двигаться в такт. Айк, словно одержимый демонами, оттолкнул диджея Лобстера и сам встал за пульт, его пальцы летали по кнопкам, создавая безумный микс звуков и ритмов. Музыка гремела, публика танцевала, теряясь в ритме, тела людей сливались в едином порыве. Айк смешивал виски с энергетиком, бокал за бокалом, пока толпа всё больше распалялась, превращаясь в единый организм, жаждущий большего. Айк тряс бутылку игристого, откупоривал её и поливал публику, не замечая, как жидкость заливает звуковую и световую технику, превращая её в бесполезный хлам. Светорежиссёр пытался что-то объяснить ему, делая отчаянные жесты, но Айк не останавливался, словно пребывал в трансе. Тогда светорежиссёр толкнул его, и Айк упал в толпу, потянув за собой аппаратуру. Толпа мгновенно превратилась из восторженной в агрессивную. Началась потасовка, шум которой эхом разносился по залу. Музыка со скрежетом выключилась, и в зале раздавались лишь крики дерущихся.

Теперь вся картина ужасной ночи чётко выстроилась в сознание бунтаря. Приведя себя в порядок – умывшись холодной водой и поправив одежду – он направился в кабинет директора.

Огромный лысый мужчина ломал клешню краба над тарелкой, а взгляд вызывающе впивался в Айка. За спиной у того стояли два охранника – один высокий, словно башня, второй низкорослый, но крепкий, настоящая скала.

– Кто будет возмещать убытки от раннего закрытия клуба? – прорычал директор негромко, но угрожающе.

Его глаза сверкали от ярости. Айк открыл рот, чтобы возразить, но директор перебил его, не давая и шанса на оправдание.

– Плюс порча имущества. Звуковой пульт, два монитора и четыре… – директор запнулся, будто подсчитывая в уме, его пальцы нервно барабанили по столу.

Затем он продолжил тем же зловещим тоном:

– Короче, целая аудиосистема…

Айк сделал жест «подождите», но директор не обратил на него внимания. Он продолжал свою тираду, уже не скрывая угрозы в голосе:

– Чуть не забыл. Плюс ещё одна главная система. Нервная. Моя. Итого – три миллиона!

С этими словами владелец клуба ударил ладонью по столу так, что клешня краба на тарелке подпрыгнула.

Айк попытался заговорить, но слова застряли в горле. Он чувствовал, как земля уходит из-под ног, а реальность рассыпается на мелкие осколки.

– В этом клубе больше работать не будешь, – голос директора звучал как приговор. – Ты вроде неплохой звукооператор, но я найду другого. Всё понятно?

– Акольтов, мы же с тобой сто лет…

– Вот именно. Достало тебя нянчить! А если не возместишь ущерб за неделю, хрен тебя пустят хоть в одно приличное заведение Москвы. Это я тебе точно гарантирую, – медленно проговорил директор, наслаждаясь каждой секундой своего триумфа.

Он кивнул секьюрити, и те, словно тени, шагнули вперёд. Высокий вышибала похлопал Айка по плечу, а низкий указал на дверь. Айк вышел из кабинета, а затем из клуба, чувствуя, как внутри всё сжимается от безысходности. Приблизившись к своей машине Mini, он полез в карман за ключом – пусто. Огляделся по сторонам, будто надеясь найти выход из этой ситуации. Вернулся к входу, где высокий охранник торжествующе тряс ключом перед его носом.

– Не понял? – возмутился Айк, ощущая, как кровь приливает к лицу.

– Мы с твоей девочкой сами покатаемся, пока ты бабосы несёшь, – ухмыльнулся низкорослый охранник.

Айк заметил самокат, сиротливо прислонённый к стене неподалёку от клуба. Не раздумывая ни секунды, он направился к нему. Пальцы нервно дрожали, когда он вводил код разблокировки, а затем резко нажал на ручку акселератора. Самокат пронзительно взвизгнул, рванувшись вперёд, словно дикий зверь, вырвавшийся на свободу.

Октябрьский ветер, холодный и резкий, свистел в ушах, развевая волосы. Мысли в голове путались, как обрывки старой киноплёнки, разматывающиеся в хаотичном танце. Айк мчался по вечернему городу, оставляя позади не только километры асфальта, но и обломки своих разрушенных мечтаний, осколки разбитых надежд.

Каждый резкий поворот, каждый рискованный манёвр приносили временное облегчение, но не могли заглушить внутренний голос, безжалостно твердивший о поражении. Время летело незаметно, и вот уже впереди показались огни офисного центра «Павелецкая плаза».

В тусклом свете фонарей Айк разглядел знакомую фигуру. Артём выходил из здания, машинально поправляя очки. Даже на расстоянии было видно, насколько он измотан: плечи опущены, походка усталая, а в движениях читается какая-то обречённость.

– Здорово, Артемон! – с энтузиазмом произнёс Айк, резко останавливая самокат.

– И тебе не хворать, Айкимон. Что стряслось?

После искреннего рукопожатия и дружеского объятия Артём с товарищем отправились через дорогу. Их целью был ландшафтный парк с его модными качелями, где можно было расслабиться и продолжить беседу.

– Знаешь, – вздохнул Артём, – я все деньги сейчас вкидываю в этот стартап. Там ничего не вытащишь.

– Это который ты называл «Путешествия в прошлое»? – уточнил Айк.

– Ну, формально не совсем так, – пояснил Артём, поправляя воротник куртки. – Мы создаём только модель прошлого. Но по ощущениям всё натурально.

– И много тебе ещё вкидывать? – спросил Айк, внимательно глядя на друга.

– Да там просто бездонная пропасть, – признался Артём. – Скоро начнём испытания. Кстати, ты не хочешь поучаствовать?

– Ага, мне сейчас только этого не хватало, – усмехнулся Айк. – Разве что от Акольтова спрятаться в прошлом. Погнали в клуб? – с азартом предложил он, поплотнее застёгивая куртку.

– Не-е-е, мне ещё работать… – покачав головой, возразил Артём. Он поёживался от холодного ветра и не смотрел в лицо другу.

– А что ты делал в офисе? – спросил Айк.

– Там работал на дядю, – Артём снова вздохнул, – а теперь буду на себя.

Айк достал миниатюрный диктофон, нажал кнопку, затем включил запись на смартфоне и зациклил её. Из диктофона полился голос Артёма:

– «Там работал на дядю, а теперь буду на себя. Там работал на дядю, а теперь буду на себя…»

Айк начал пристукивать ногами в такт.

– Можно я из этого трек сделаю?

– Ты что, меня записывал? – удивился Артём.

– Да я всё сейчас пишу, – ухмыльнулся Айк. – Новый рекордер купил, тестирую. Смотри, какой малыш!

– Ты неисправим, – улыбнулся Артём, качая головой.

– Ладно, бывай!

– Ты уверен, что тебе сейчас надо тусить? – обеспокоенно спросил Артём.

– Уверен! – рассмеялся Айк. – Москва не спит! Отвлекусь. И заодно денег найду.

Конечно, он понимал, что найти сейчас деньги – один шанс из миллиона, но надежда, как известно, умирает последней. В его глазах горел тот самый огонёк авантюризма, который всегда приводил его к неожиданным решениям и ещё более неожиданным последствиям.

Ночной клуб «Gipsy» встретил Айка привычной какофонией звуков и огней. Музыка здесь всегда была громче, чем где-либо, а свет – ярче. Толпа двигалась в безумном танце, отчаянно пытаясь убежать от реальности. Несмотря на разгар пандемии и строгие ограничения, танцующие не соблюдали никакую дистанцию. Маски валялись где-то в карманах курток, а санитайзеры остались забытым символом прежней жизни. Здесь, в этом искусственном раю, время остановилось, а вирус казался далёким кошмаром, не имеющим власти над этой безумной ночью. Люди стекались в одно целое, где не существовало личных границ и страхов.

Айк, улыбнувшись, глубоко вдохнул пропитанный потом и алкоголем воздух. В этом хаосе он чувствовал себя как дома, где не нужно было притворяться и бояться будущего. Только музыка, только движение, только побег от реальности. Он растворялся в пёстром хаосе. Танцевал, смеялся, общался со всевозможными эксцентричными личностями – татуированными, вызывающе одетыми, с пирсингом и цветными волосами. Яркие наряды и необычные причёски сливались для Айка в одно разноцветное пятно. В какой-то момент он почувствовал, как телефон завибрировал в кармане. На экране высветилось: «МАМА». Сердце сжалось, словно кто-то сдавил его невидимой рукой. Пытаясь найти тихое место для разговора, он отошёл ближе к уборной.

– Алло, привет, мам! Как дела? – спросил Айк, стараясь говорить обычным тоном.

Внутри у него всё сжималось в ожидании плохих новостей. В трубке что-то ответили, и выражение лица Айка резко изменилось. Музыка будто отдалилась, сменившись пронзительным звоном в ушах. Звуки клуба превратились в белый шум, а лица танцующих размылись перед глазами. Не замечая никого вокруг, Айк побрёл сквозь веселящуюся толпу к выходу из клуба. Его шаги становились всё более неуверенными, а мысли – всё более мрачными. Холодный ночной воздух ударил в лицо, приводя в чувство. Айк стоял на улице, пытаясь осознать произошедшее. Слова матери крутились в голове, словно заезженная пластинка…

ГЛАВА 2. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ СИЛЫ

Айк сидел у иллюминатора, безучастно наблюдая за проплывающими за стеклом пейзажами. То густая белая пелена облаков скрывала всё вокруг, то вдруг самолёт прорезал эту завесу, открывая взгляду крошечные, словно игрушечные, леса, извилистые ленты рек и тонкие ниточки шоссе. В ушах всё ещё звучали мамины слова, произнесённые сквозь слёзы.

– Сынок, приезжай. Твой брат… Твой брат в госпитале. Врачи говорят, что до утра может не до… Не до…

– Мама, почему в госпитале? Что с ним?

– Арцах.

– Что Арцах?

– Ты в каком мире живёшь? Горе у нас. Война. Людей убивают.

Фразы повторялись снова и снова, становясь всё громче и отчётливее.

Прохладный осенний воздух встретил Айка у выхода из терминала аэропорта Звартноц. После тринадцатилетней разлуки город предстал перед ним в причудливом танце воспоминаний и реальности. Он казался одновременно и чужим, и до боли знакомым – словно старый друг, которого ты не видел много лет и теперь не можешь понять, что изменилось, а что осталось прежним.

Высокие колонны аэропорта, как стражи, возвышались над привокзальной площадью, охраняя покой прибывающих путников. Мозаичные стены, украшенные узорами прошедших десятилетий, хранили в себе память о тысячах таких же путешественников, каждый из которых когда-то, как и Айк, возвращался домой или покидал родные места.

Вдоль дороги, ведущей от аэропорта, привычно расположились таксисты. Их машины, выстроившись в аккуратный ряд, напоминали небольшой автомобильный кортеж, ожидающий своих пассажиров. Айк шёл медленно, будто боясь нарушить хрупкое равновесие между прошлым и настоящим. Его взгляд скользил по лицам встречающих, пытаясь отыскать в них знакомые черты.

Каждый шаг давался ему с особым трепетом. Ветер играл с его чёрными волосами, принося с собой ароматы осени, смешивающиеся с запахом города – тем самым, который невозможно описать словами, но который мгновенно узнаёшь, стоит лишь вдохнуть его полной грудью.

Один из водителей, пожилой армянин лет шестидесяти пяти с седой бородой и добрыми глазами, молча кивнул, когда Айк открыл дверь его машины. В этом жесте было что-то особенное – без слов, по-армянски понятно. Не нужно было объяснять, куда ехать – водитель, словно прочитав мысли, плавно тронулся с места, направляясь в город. В салоне пахло кожей и немного бензином – тот самый запах, который Айк помнил с детства. С колонок тихо играла грустная армянская музыка, и эти знакомые мелодии возвращали его в прошлое, когда он был семнадцатилетним юношей, покидающим родной дом в поисках новой жизни.

Машина быстро двигалась по знакомой дороге, а Айк смотрел в окно, пытаясь сопоставить воспоминания с реальностью. Город изменился, но в этих улицах по-прежнему жила душа его юности, которая ждала его все эти тринадцать лет.

Въезжая в город, Айк оцепенел, не в силах оторвать взгляд от открывшейся перед ним картины. Повсюду, куда ни падал взгляд, простиралось море человеческих страданий. Беженцы заполонили площадь, превратив её в огромный временный лагерь. Сотни, а может, и тысячи измученных людей расположились прямо на холодном бетоне, словно это была их последняя надежда на приют. Кто-то сидел на потрепанных рюкзаках, другие расстелили тонкие одеяла прямо на голом полу, пытаясь создать хоть какое-то подобие уюта. Рюкзаки и чемоданы служили им и подушками, и стульями, и кроватями. Лица у всех застывшие в немом отчаянии, в глазах – пустота и потерянность.

Площадь Республики превратилась в палаточный городок. Полицейский в форме с погонами старшего лейтенанта что-то объяснял семье переселенцев, указывая на карту города. Рядом волонтёры раздавали пайки – хлеб, консервы, воду. Беженцы выстраивались в длинные очереди, стараясь не толкаться, хотя голод и усталость делали своё дело.

Из радио остановившейся рядом машины донеслись сводки новостей, словно подчёркивая всю трагичность происходящего:

«…продолжается эвакуация мирного населения из зоны конфликта. По последним данным, более ста тысяч человек нашли временное убежище в различных городах Армении. Власти призывают граждан проявить солидарность и оказать помощь вынужденным переселенцам…»

Автомобиль плавно замедлил ход, бесшумно подъехав к медицинскому учреждению. Фары выхватили из полумрака строгие контуры здания, его высокие окна и массивную входную дверь. Айк молча расплатился с водителем, его пальцы слегка дрожали, когда он отсчитывал купюры.

Выйдя из автомобиля, он полной грудью вдохнул свежий воздух. Каждый шаг к входу в здание давался с трудом, будто ноги увязали в невидимом болоте тревоги и беспокойства. Сердце билось неровно, то ускоряясь, то замедляясь, словно пытаясь предупредить его о чём-то важном. В голове крутились мысли, одна тревожнее другой, но он гнал их прочь, стараясь сосредоточиться на единственной цели – увидеть брата.

У палаты его встретили родители. Мариам, 60-летняя мать, выглядела измученной, а Миша, отец, которому было 62, не скрывал своего разочарования.

– Где ты был все эти 13 лет? – резко спросил отец, его голос дрожал от обиды.

– Не время и не место для этого, – тихо, но твёрдо перебила его Мариам, бросив на мужа укоризненный взгляд.

Айк хотел было войти в реанимацию, но медсестра преградила ему путь.

– Посещения запрещены, – строго произнесла она.

Мариам, не теряя времени, подошла к медсестре.

– Пожалуйста, позвольте ему увидеть брата, – умоляюще произнесла она. – Может быть, это их последняя встреча. Братья должны увидеться.

Медсестра колебалась, но в конце концов уступила.

– Только недолго, – предупредила она, отходя в сторону.

Айк вошёл в реанимацию. Тигран лежал без сознания, подключённый к различным аппаратам. Его лицо было бледным, а дыхание – едва заметным. Айк подошёл ближе, чувствуя, как сжимается сердце. Когда Тигран наконец открыл глаза, Айк замер. Брат был жив, но насколько? В его взгляде читалась такая глубокая усталость и боль, что у Айка перехватило дыхание. Он взял руку Тиграна, чувствуя, как слабо пульсирует вена под его пальцами.

– Тигран… – прошептал Айк, не в силах сдержать слёзы. – Я здесь. Я с тобой.

Тигран слабо улыбнулся, но в этой улыбке было столько боли и надежды, что Айк понял – он должен быть сильным ради брата.

– Привет, Тигр, – снова прошептал Айк, стараясь вложить в голос как можно больше тепла и надежды.

Тигран лишь моргнул в ответ, не в силах произнести ни слова. Его губы едва заметно дрогнули, словно пытаясь что-то сказать.

– Ну хоть порычи, а? – попытался пошутить Айк, но смех застрял в горле.

Тигран слабо покачал головой, опуская веки.

– Зачем ты туда попёрся, Тигра? Не твоя это война, – голос Айка дрогнул.

– А чья? – едва слышно произнёс Тигран, открывая глаза.

– Тех, кто живёт в Карабахе. У тебя жена, две дочери…

– Мы все один народ, брат. Неважно где. Везде, где истребляют мой народ – моя война, – ответил Тигран тихо, но твёрдо.

– Тигра! Мы не можем воевать вечно! Надо жить! И радоваться жизни! – воскликнул Айк, чувствуя, как внутри закипает отчаяние.

– Помнишь, в детстве отец читал нам сказку про братьев? – неожиданно спросил Тигран.

– Про братьев? – Айк напряг память.

– Собрал отец сыновей, – начал Тигран, – дал им по прутику и велел сломать. Братья легко справились с этим. А потом отец сложил прутики в веник и сказал: «А ну, сломайте!» Не могут. Все мы такие прутики сейчас, понимаешь? А должны стать веником.

Веки Тиграна медленно опустились. Аппараты запищали тревожнее. В палату ворвалась медсестра, за ней два врача. Айк застыл, наблюдая за суетой вокруг. Медсестра вывела Айка в коридор, где его взгляд встретился со взглядом матери. Она не проронила ни слезинки, но в глубине её глаз таилось такое безмолвное отчаяние, что Айка бросило в жар. Неподалёку, словно тёмная грозовая туча, сидел отец – его хмурый взгляд исподлобья прожигал сына насквозь.

Тянулись мучительные дни, наполненные болью и ожиданием неизбежного. Каждый час словно застывал в воздухе, превращаясь в свинцовую тяжесть на сердце.

И вот настал тот день, которого все так боялись и которого невозможно было избежать. Скорбная песнь, погребальный плач, разлилась над кладбищем, сливаясь с ритмичным стуком осеннего дождя. Серые капли, будто слёзы самого неба, барабанили по чёрным зонтам собравшихся, превращая свежую землю в зеркальную гладь всеобщей печали.

Город Вайк погрузился в траур, провожая в последний путь своего героя. Гроб, покрытый национальным флагом Армении, медленно опускался в сырую землю под монотонный голос священника, читающего заупокойную молитву.

Роза, супруга Тиграна, стояла неподвижно, прижимая к себе дочерей. Ануш, восьмилетняя малышка, всхлипывала, уткнувшись в материнское плечо. Старшая, Анаит, пыталась быть сильной, но слёзы предательски катились по её щекам. Они потеряли отца, защитника, опору – всё в один миг.