Подземелье ужасов

– Потому что та закусочная принадлежала моему лучшему другу и почти брату Ашоту, а он завещал ее мне. Ясно вам? Вы не ничейное взяли. Вы меня обокрали. Меня!

Пленники, побледнев, обменялись испуганными взглядами.

– Мы же этого не знали, – промямлил дядя Гена.

Цент высказался в том духе, что незнание закона не освобождает от ответственности.

– Нам жаль, что так произошло, – заговорил Саша, очень стараясь унять дрожь в голосе. – И мы готовы принести извинения. Так ведь?

– Да, да, – закивали привязанные к деревьям пленники.

– И мы не съели почти ничего из взятого там, – добавила Таня. – Мы все вернем. А если мало, добавим из своего. Запасов у нас немного, но мы готовы отдать их все.

Цент улыбался уголками губ. За кого эти фрукты его принимают? За программиста? Торгуются так, как будто все их имущество уже не принадлежит ему.

– Это просто досадное недоразумение, не более того, – заверил Цента дядя Гена.

– И за то, что вы убили тетю Лену, мы на вас совсем не сердимся, – сочла нужным сообщить Катя. – Это был несчастный случай.

Цент слушал, слушал, а затем громко хлопнул в ладоши, и все пленники разом замолчали, не сводя с него полных ужаса глаз.

– Знаете, как мы поступим? – спросил у них Цент. – Мы поступим вот как. Сейчас я начну вас пытать.

– Что? – воскликнул Вова, которому показалось, что он ослышался. Очень хотелось, чтобы ослышался.

– Пытать, – повторил Цент. – Ну, вы же знаете, что это такое. Пытки. Терзания. Истязания. Причинение феноменальной боли. Пытать, в общем.

– Зачем? – простонала бледная Таня.

– Во имя торжества справедливости. Вы обокрали меня, лишили меня наследства почти брата Ашота. Это тяжкое преступление. И кара за него полагается тяжкая.

– Подождите! – пронзительно выкрикнул Саша, который, кажется, до сих пор пребывал в каких-то иллюзиях, и свято верил, что на дворе все еще прежние времена. – Так нельзя.

– Можно, можно, – обнадежил его Цент. – И даже нужно. Я буду пытать вас до самого вечера. Решил, знаете ли, посвятить сегодняшний день активному отдыху. А вечером, если вы до него доживете, что, поверьте, далеко не факт, я вас всех убью. Одного за другим.

– Господи! – прорыдал Вова, который вдруг понял, что он недооценил кошмарность ситуации. Он-то полагал, что самое страшное, что может сделать с ними этот человек, просто убить. На пытки, да еще такие продолжительные, он никак не рассчитывал.

– Сейчас вернется Владик, разведет костерок, и приступим, – сказал Цент. – А пока отдыхайте, набирайтесь сил. Они вам пригодятся. Вам ведь еще кричать и кричать.

– Подожди, давай договоримся, – заикаясь, взмолился дядя Гена. – Убей меня, пытай, если хочешь, но детей отпусти.

– Которые тут дети? – удивился Цент. – По мне, так вы все совершеннолетние.

– Мы откупимся, – не унимался дядя Гена.

– Чем? – презрительно фыркнул Цент. – Все, что было у вас, стало моим. Разве вы этого не заметили?

– Не все, – затряс головой дядя Гена.

Цент сделал вид, что проявил к словам мужика слабую заинтересованность.

– И что же у вас есть? – спросил он. – Что такого, что бы могло компенсировать ту чудовищную моральную травму, которую вы нанесли мне, похитив наследство почти брата Ашота?

Цент, на самом деле, был уверен, что ничего у этих обреченных воришек нет. Да и откуда? После конца света уцелевшие люди руководствовались принципом – все свое вожу с собой. А все, что было у этих типов, он уже присвоил.

Дядя Гена замялся, явно не желая выдавать какую-то страшную тайну. Цент терпеливо ждал. Ему некуда было спешить. У него впереди весь день, и это будет чертовски веселый день, не в пример вчерашнему.

Тут он увидел Машку и Владика, что шли к озеру через рощу, и очень обрадовался.

– Вот и приступим! – сказал он, в предвкушении потирая руки. – Ну, что, начнем с чего-нибудь простенького. Например, с точечных прижиганий.

На пленников стало больно смотреть. На их лицах проступило такое всеобъемлющее отчаяние, что сразу стало ясно – надежда на избавление покинула их.

– Хорошо, я скажу! – выпалил дядя Гена.

– Ты говори, говори, не затягивай, – посоветовал Цент. – Потому что я ждать не буду. Эй, очкарик, – крикнул он, обращаясь к Владику, – шевели ходулями. Тебе еще костер разжигать.

– Есть одно место, – произнес дядя Гена.

– Так, – поторопил его Цент.

– Место, в общем. Секретное.

– Продолжай, дружище. Владик, собирай дрова. Нам понадобится много угольков.

– Это военный объект, – сообщил дядя Гена. – Я узнал о нем случайно, от моего друга. Там кое-что хранится….

Цент сложил руки на груди и неодобрительно воззрился на партизана.

– На твоем месте, я бы прекратил уже говорить загадками, и переходил к сути. А то был один, тоже мне всякие ребусы загадывал. Успел загадать три. А больше он уже ничего не успел. В этой жизни.

– Хорошо, хорошо, я все скажу, – кивнул головой дядя Гена, с ужасом наблюдая за тем, как Владик собирает дрова для костра. – В общем, этот военный объект – секретное хранилище неприкосновенного запаса на случай войны. Понимаешь?

– О чем конкретно идет речь? – заинтересовался Цент.

– Обо всем. Там оружие, амуниция, продовольствие на десятки лет….

– Продовольствие, – мечтательно повторил Цент. – Десятки лет….

Перед его мысленным взором предстали огромные подземные залы, доверху заполненные консервами. С таким запасом можно вообще не дергаться – осесть на одном месте, обжиться. Поймать и завести себе парочку рабов, возможно, парочку сексуальных рабынь. В нынешние времена главная ценность, это пища. Та, что есть на просторах отчизны, или скоро испортится, или будет сожрана конкурентами. А вот если он заполучит в свое пользование огромный склад консервов, то станет настоящим королем.

– А почему ты сам не воспользовался этим складом? – подозрительно спросил Цент.

– Еды пока что хватает, – признался дядя Гена. – Склад берег на черный день.

– Точнее берег для себя одного, эгоистично и подло, – уточнил Цент, который по лицам спутников дяди Гены понял, что они о том складе ничего не знали.

– Я расскажу, как туда добраться, – предложил дядя Гена. – Все опишу, укажу место на карте. Склад и все, что в нем, ваше. Только отпустите нас.

– Мы поступим немножко иначе, – возразил ему Цент, жестом приказав Владику прекратить сбор дров. – Мы все вместе поедем туда. Если склад существует, и в нем действительно полно еды, я отпущу вас с миром. Клянусь священными девяностыми. Но если ты, старый извергать газов, соврал мне, и никакого склада нет – берегитесь! Кара будет чудовищной. Ну, что, идет?

– Идет, – согласился дядя Гена. – Договорились. Я покажу дорогу.

5

Ехали они двумя машинами. Цент, который ни капельки не доверял этим типам, очень хитро распределил пассажиров. В первую машину, которая должна была стать головной и указывать дорогу, поместились дядя Гена, Саша и Вова, а все остальные набились во второй автомобиль. Цент уже выяснил, что Таня является женой Саши, а Вова неровно дышит в направлении Кати. Поэтому, перед отправкой, он отвел ребят в сторонку, и сообщил им, что если те вздумают дурить, либо же позволят дурить дяде Гене, их дамам не поздоровится. Цент довольно подробно, в деталях, описал парням, как именно не поздоровится их подружкам, так что под конец беседы Саше стало дурно, а Вову стошнило еще в процессе оной.

– Вижу, вы меня поняли, – одобрительно кивнул Цент, пронаблюдав столь отрадную реакцию на свои слова.

– Мы ничего не сделаем, – заверил его Саша. – Только не подвергай Таню терзаниям.

– Ведите себя хорошо, и с вашими девками ничего не случится, – пообещал Цент. – А если нет….

И он перечислил еще несколько отменных пыток, от чего Саша позеленел, а Вову стошнило повторно.

Выехали в путь тем же утром. Дядя Гена сообщил, что до места им добираться часа четыре. Цент на это ответил, что именно столько времени будет сдирать с него кожу, если тот соврал насчет бункера.

– Это правда, – пробормотал дядя Гена. – Такому, как ты, я бы врать не стал.

– Хочется тебе верить, – признался Цент. – Правда, хочется. Но меня в жизни так часто обманывали, что я утратил веру в людей. Вместо этого я уверовал в паяльник. Знаешь, что такое паяльник?

– Знаю, конечно, – кивнул дядя Гена.

– А знаешь, что бывает, когда этот паяльник помещается в задний проход?

Дядя Гена побледнел, и отрицательно мотнул головой.

– Если не хочешь это узнать – не ври мне, – закончил Цент.

Второй автомобиль вел сам Цент, Владик сидел рядом с ним на переднем сиденье. Заднее сиденье оккупировал женский коллектив в лице Машки, Тани и Кати. Вначале заложницы тряслись от страха, поэтому тараторила одна Машка, но вскоре девушки освоились, поняли, что ни есть заживо, ни насиловать их не собираются, и грянула трепотня в три несмолкаемых рта.

За время поездки они успели обсудить все. Буквально все. Вспомнили и пересказали свои автобиографии, перечислили всех родственников, всех подруг, дали им развернутую характеристику. Затем разговор неизбежно скатился на то, как трудно в нынешние непростые времена встретить настоящую любовь. Тане в этом плане повезло – она встретила и пережила зомби-апокалипсис с мужем. Машка и Катя тут же позавидовали ей, сообщив, что нынче настоящего мужика днем с огнем не сыщешь.

– Так и до самой старости в одиночестве прожить недолго, – поделилась своими опасениями Машка.

Владик сжался на переднем сиденье, красный, как вареный рак. Он молча страдал. Три месяца он провел рядом с возлюбленной Машкой, три долгих месяца. И за все это время она так и не разглядела в нем мужчину. Неужели плохо смотрела?

– Да, девочки, все принцы, похоже, не пережили зомби-апокалипсис, – вздохнула Катя. – Остались одни….

Она что-то произнесла шепотом, чего Владик не расслышал, но после этого с заднего сиденья грянул хоровой девичий смех.

– А как же Вова, – напомнила Кате Таня. – Он на тебя месяц слюни пускает. Даже романтический ужин устроил.

– Вова, – презрительно произнесла Катя, и девушки опять зашлись хохотом. – Вы же его сами видели, этого Вову.

Она горько вздохнула.

– Будь у меня выбор, я бы этого Вову отшила еще на дальних подступах. Но Маша дело говорит – не до старости же жить в одиночестве.

Тут девушки снизили громкость голосов, долго о чем-то шушукались, а затем вновь оглушительно рассмеялись.

– Бабы, кончайте визжать! – ворчливо потребовал Цент. – У меня от вас уже голова болит.

Девушки опять стали шушукаться, время от времени озорно хихикая. Владик слышал лишь обрывки фраз. Вдруг он с ужасом понял, что речь зашла о нем. Девушки обсуждали его, и, как ему показалось, отзывались о нем намного хуже, чем о Вове. Всего Владик не слышал, он, по сути дела, почти ничего не слышал, потому что Цент, дабы спасти свои уши от женского трепа, включил любимый шансон про волков, козлов и несчастного мальчугана-уголовника, получившего от матери-старушки слезное письмо. Слышать не слышал, но сам все успешно додумал. Девушки насмехались над ним, унижали его, втаптывали его в грязь. Владик весь изошел на страдания. Это было невыносимо. Пусть бы над ним глумились эти новенькие, он их, по сути, знать не знает, но Машка, любовь всей его несчастной жизни, она ведь тоже смеется над ним.

Владик решил показать девушкам, что он не какая-то бесполая тряпка, а самый настоящий мужик.

– Мне нужен пистолет, – сказал он, обратившись к Центу.

Просьба оказалась столь неожиданной и удивительной, что изверг из девяностых едва не съехал с дороги.

– Что тебе нужно? – переспросил Цент, не веря ушам своим.

– Пистолет, – повторил Владик, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал круто.

– Если ты собрался покончить с собой, лучше воспользуйся веревкой, – посоветовал Цент. – Там, в багажнике, валяется. Найдем подходящее дерево, и повесишься себе спокойно. И ты удовлетворишь свои суицидальные наклонности, и у нас появится повод для поминок на свежем воздухе, с танцами, песнями и мясной пиньятой. Уж я тебя палкой отхожу будь здоров. Люблю веселые конкурсы.

Девушки снова засмеялись, Владик надулся, обидевшись на весь мир. И прочему никто не воспринимает его всерьез? Нарочно они все, что ли?

В душе программиста поднялась волна решимости доказать всему миру, что он не какое-то бесполое существо, а самый настоящий мужик. Скорее бы представилась возможность. Вот бы на них прямо сейчас напали зомби. Он бы показал и Центу, и девушкам, и всем остальным, что такое героизм и мужество. Во всяком случае, в своем воображении он был героем – раскидывал мертвецов, повергал демонов, спасал красавиц и был любим ими до изнеможения.

Поездка затянулась часов на шесть, и это было дольше, чем заявлял дядя Гена. Центом начали овладевать подозрения, что старый врун обманул его, сочинив историю о бункере, полном консервов, лишь для того, чтобы спасти свою шкуру от заслуженного возмездия. Эти подозрения только укрепились, когда они свернули с трассы и начали углубляться в какие-то дебри. Вначале долго ехали по грунтовке, затем просто по колее, заросшей высокой травой. Местность за бортом выглядела предельно дико, и все больше напоминала дремучий лес. А разве мог какой-то секретный бункер находиться среди леса? Цент сомневался в этом. Он начал догадываться, что дядя Гена что-то затеял. Что ж, в таком случае дядю Гену ждал большой сюрприз, потому что Цент опередил его, и затеял кое-что еще раньше.

В кармане у Цента уже давно валялась пачка мощного слабительного. Прихватил его тайком, когда они однажды залезли в аптеку. Все ждал удобного случая, чтобы подсыпать адский порошок Владику, но для того нашлось более удачное применение. Всю упаковку Цент ссыпал в бутылку с минеральной водой, которую затем коварно подложил в машину новых знакомых. День выдался жарким, и те наверняка неоднократно приложились к емкости, а то и вовсе опустошили ее. Судя по описанию препарата, его действие должно было начаться примерно часов через шесть. И действие это обещало быть бурным. На упаковке было написано крупными буквами, что передозировка строжайше не рекомендуется, и что оптимальная доза для взрослого человека – одна капсула. В бутылку Цент засыпал содержимое двадцати капсул. Пусть теперь эти умники попробуют предпринять какие-нибудь агрессивные действия. Уж им-то будет точно не до этого.

В какой-то момент колея, по которой они ползли последние двадцать минут, просто кончилась, упершись в тупик. Головной автомобиль остановился, Цент тоже нажал на тормоз.

– Ну и где этот бункер? – спросил он, выглядывая в окна. Вокруг них вставал темный лес.

– Пора побеседовать с дядей Геной, – проворчал Цент.

Он повернулся к девушкам, и скомандовал:

– Бабы, на выход! Быть постоянно у меня на виду. Резкие движения не приветствуются. Машка, будь бдительна. Я не доверю этим людям.

Они выбрались из машины. Дядя Гена, Саша и Вова тоже покинули свой автомобиль.

– Я не вижу хранилища консервов, – ледяным тоном проинформировал их Цент. Его ладонь лежала на рукоятке пистолета, торчащей из поясной кобуры.

– Дальше придется идти пешком, – сообщил дядя Гена.

– Ты прикалываешься? – возмутился Цент.

– Это ведь секретное хранилище, – пояснил отставной военный. – Его нарочно построили в таком месте, чтобы никто не знал. А всех строителей потом расстреляли.

Заметив, что Цент все еще не верит ему, дядя Гена произнес:

– Да тут осталось-то пройти всего метров триста. Сами все увидите.

– Ну, хорошо, – сдался Цент. – Веди.

С собой бывший рэкетир взял пистолет и дробовик, оставив шашку в машине. Машка не стала нагружать себя винтовкой, ограничившись одним мечом, которым все еще владела очень плохо, но, по крайней мере, могла попасть клинком по мертвецу, если тот стоял прямо и не шевелился. У Владика осталось его прежнее оружие – свисток. Другого ему не полагалось.

Группа расхитителей чужих припасов двигалась впереди, Цент, Машка и Владик шли за ними на незначительном расстоянии. Цент честно предупредил новых знакомых, что если тем вдруг в голову взбредет осуществить дерзкую попытку побега, пусть пеняют на себя. Никаких предупредительных выстрелов в воздух не будет, и по ногам он им палить не собирается. Только в головы!

– А уж стрелять я умею! – похвастался Цент. – Один раз, еще в девяностые, в тире все призы выиграл – сорок раз стрелял, и ни одного промаха.

На самом деле все было несколько иначе. Цент зашел в тир в компании очередной подруги, навел на сотрудника сего заведения извлеченный из кармана ствол, и выиграл все призы и все деньги из кассы, не сделав ни единого выстрела.

Они брели через лес, ведомые дядей Геной, который, вроде как, знал дорогу. Цент не спускал глаз с новых знакомых. Пальцы его не отрывались от рукоятки пистолета. Чем дальше, тем больше его одолевали подозрения, что вся история с бункером чистой воды вранье. И если оно так, в этом лесу неминуемо произойдет групповое убийство с предварительной групповой пыткой.

Вдруг Вова резко остановился и схватился за живот. Из его утробы прозвучал весьма зловещий звук. Там, внутри, что-то неистово бурлило.

– Что с тобой? – заволновалась Катя.

– Не знаю, – признался парень. – Может, что-то съел?

Вот только ел он в последний раз вчера вечером, и с того момента времени утекло немало. Если он действительно отравился консервами, это проявилось бы гораздо раньше.

– Почему стоим? – крикнул Цент, не приближаясь к пленникам.

– Вове нехорошо, – сообщила ему Катя.

– Хорошо ему быть и не должно. Идите, или я рассержусь.

Вова сделал еще три шага, и резко остановился, согнувшись вперед.

– Ай! Ай! – запричитал он, держась руками за живот, из которого неслось несмолкаемое бурление.

– Ему совсем плохо, – сказала Центу Катя. – Он не может идти.

Цент пожал плечами и вытащил из кобуры пистолет.

– Ладно, – не стал спорить он. – Не может идти, пусть останется здесь. Навеки.

Как только ствол пистолета нацелился на Вову, у того чудесным образом все прошло и рассосалось.

– Со мной все хорошо! – выпалил он в ужасе, поскольку прекрасно понимал: этому страшному человеку что его убить, что муху прихлопнуть – все едино.

– Так и знал, что симулируешь, – кивнул Цент. – Еще раз вздумаешь нас задерживать, и я решу все твои проблемы со здоровьем одним движением пальца. А теперь пошел вперед!

В тот момент, когда Цент окончательно уверовал в то, что никакого бункера нет, и новых знакомых пора валить, они достигли цели путешествия.

Посреди леса возвышался холм, высокий, большой, выглядящий чужеродным элементом среди окружающего ландшафта. Его можно было бы принять за древний курган, если бы в одном из его склонов не чернел провал входа, тщательно замаскированный высаженными по краям кустами. Цент разглядел массивную железную дверь, круглую вращающуюся ручку на ней, и выцветший, почти стершийся символ дефицита, очередей и талонов – серп с молотом.

– Мы на месте, – сказал дядя Гена, повернувшись к Центу. – Вот вход. Внутри вы найдете все, что я перечислил. Теперь мы можем идти?

– Можете, – не сдержав усмешки, ответил Цент. Он не мог понять, действительно ли дядя Гена держит его за идиота, или просто тыкает наугад – авось прокатит.

Изверг из девяностых указал пистолетом на металлическую дверь.

– Вы пойдете туда, – сообщил он. – Первыми. А мы за вами.

– Мы же договорились… – обиженно загудел дядя Гена.

Цент навел на него пистолет и нахмурил брови.

– Мы договорились, это да. Договорились, что вы отведете нас к великим запасам еды, оружия и амуниции. А не к железной двери, за которой скрывается непонятно что. Как только я увижу свою тушенку, вы можете быть свободны. Но не раньше.

Он кивком головы указал на дверь, и повторил приказ:

– Отпирай ее! Живо!

Дядя Гена уронил голову и поплелся исполнять полученное распоряжение.

6

Чтобы провернуть ручку, пришлось попотеть. Вначале ее тянул один дядя Гена, затем к нему присоединились Саша и Вова. Потянули, кряхтя от натуги. И тут Вова почувствовал, что сейчас разразится катастрофа. В его животе творилось нечто страшное, нечто такое, природу чего он не понимал.

– Эй, ты куда это намылился? – крикнул ему Цент, когда Вова, на полусогнутых ногах, попытался забежать за другую сторону холма.

– Мне надо! – приплясывая, и корча гримасы страдания, признался Вова слезным голосом.

Цент навел на него пистолет.

– Терпи! – приказал он. – Или ты не мужик?

Вове очень хотелось быть мужиком, но в животе уже бушевала настоящая буря. Он понял, что не вытерпит.

– Я не могу! – простонал он. – Пожалуйста, отпустите меня.

– За дурака вы меня держите, или как? – удивился Цент. – Никто не уйдет с моих глаз. Ясно?

Вова понял, что сейчас разразится катастрофа, и он совершит грязное дельце на глазах своей возлюбленной. Если Катя увидит все это, она никогда не захочет быть с ним. Он бы, на ее месте, не захотел.

– Я вас прошу! – рыдал он. – Войдите в мое непростое положение!

– Нет! – отрезал Цент. – Если приспичило, то устраивайся здесь, у меня на виду. Или так, или терпи.

Терпеть уже было невозможно, и Вова, мысленно прощаясь с надеждой на большую и чистую любовь, выбрал меньшее из двух зол. Оно было ненамного меньше другого зла, но все же меньше.

Он едва успел спустить штаны и присесть, как слабительное показало свою силу. Вова выпил минералки больше всех, вот и доза коварного препарата ему досталась лошадиная. Точнее – слоновья.

Такого позора Вова прежде не переживал, и очень надеялся, что не переживет никогда. Напрасно наделялся.

Первым над ним засмеялся бездушный изверг Цент. Прямо-таки захохотал, глядя на сидящего на корточках юношу с красным от стыда и мокрым от слез лицом, из которого со свистом и грохотом вылетали последствия передозировки слабительным средством. Второй засмеялась Машка. Следом за ней Таня, а потом Саша с дядей Геной. Катя крепилась долго, но когда она залилась звонким хохотом, Вове реально расхотелось жить.

Лишь одного человека не насмешило чужое унижение – Владика. Тот вообще не понимал, что тут смешного. Ну, ему было ясно, почему ржет Цент – тот всегда любил посмеяться над чужим горем. Но с остальными-то что? Или они думают, что сами никогда не окажутся в такой же ситуации, как несчастный Вова? Если так, они плохо знают Цента.

– Да отоприте вы уже, наконец, эту дверь, пока Вова бесстыдник не загромоздил все подступы! – сквозь смех потребовал Цент.

Дядя Гена и Саша навалились на колесо, и то медленно сдвинулось с мертвой точки, издавая отвратительный визг и скрежет. Они провернули колесо трижды, затем потянули его на себя. Взвыли ржавые петли, и толстая дверь медленно приоткрылась. Пока все смотрели на черный прямоугольник входа, Вова быстро подтерся листиками с ближайшего куста, и попытался принять самый невинный вид, дескать, ничего не случилось.

– Идем внутрь, – скомандовал Цент. – Вы первые, мы за вами.

– Всем идти необязательно, – намекнул дядя Гена. – Я мог бы один показать вам все, а остальные….

– Останутся валяться здесь, зверски убитые, – закончил за него Цент. – Мне что – сто раз повторять? Живо все внутрь!

Почти сразу за дверью начиналась железная винтовая лестница, уводящая куда-то во тьму. К счастью, участники экспедиции захватили с собой фонарики.

Ступени и перила были покрыты толстым слоем бурой ржавчины, которая явно указывала на то, что уже многие годы нога человека не ступала в это подземелье. Звуки шагов эхом скатывались вниз и терялись в загадочных глубинах. На бетонных стенах колодца сверкали капли конденсата.

– Как давно построили этот бункер? – спросил Цент. Голос его прозвучал непривычно глухо, будто он произносил речь, сидя в пустой бочке.

– Я точно не знаю, – признался дядя Гена. – Давно. Еще в пятидесятые годы.

– А консервы с тех пор не испортились? – забеспокоился Цент о самом дорогом и милом сердцу – о еде.

– Запас пищи периодически обновлялся. В последний раз это случилось в конце перестройки. Но ты не волнуйся, эти консервы могут храниться сотни лет.

– Хорошо бы, – произнес Цент. – Прямо не терпится их отведать.

– И тогда ты нас отпустишь? – уточнил дядя Гена.

– Конечно. Как и договаривались.

Как же приятно было иметь дело с наивными лопухами. Они, похоже, действительно верили в то, что он позволит им уйти. Им, единственным, кому известно местоположение бункера. Цент едва не рассмеялся. Ну, да, размечтались. Уйдут они, как же. Если только на тот свет.

Заодно подумал, что под горячую руку можно ликвидировать и Владика. Программист слишком много ел.

По винтовой лестнице они спустились в глубину метров на двадцать, и очутились в большой бетонной комнате, где не было ничего, только одна дверь, большая, железная, и, похоже, очень толстая. На полу ворсистым ковром раскинулся слой пыли, в углах свисали клоки паутины.