Ибо не ведают, что творят

Это была даже не двойная жизнь, а тройная, четверная… И это относилось не только к политическим воззрениям граждан, но – к жизни вообще. Например, опять же, к сексу. Совершенно нормальным считалось жить с женой и изменять ей с любовницей, которую, в свою очередь, можно любить, а можно при всем при том ненавидеть (кажется, именно в это время вошло в обиход слово «мочалка», относящееся к нелюбимой любовнице). Можно было создавать видимость счастливой семьи, смертельно ненавидя супруга или супругу; потеряв всякое чувство меры, льстить начальнику в глаза, на самом деле мечтая его задушить; рожать детей, вовсе не думая об их будущем. А так же элементарно предать друга или подругу, если за это светили деньги или повышение по службе. Становилось привычным делать отвратительнейшие, подлые вещи, искренне считая, что тебе это позволено, потому что… Потому что все так делают! Или потому, что другим нельзя – они плохие, – а вот тебе можно, потому что ты хороший, и у тебя нет другого выхода.

Нравственные критерии почти исчезли. Более-менее материальное благополучие и, конечно, животное – еда, выпивка, секс (чисто животный, «железный» – от слова «железы», «для здоровья»), – стали критерием абсолютным для «нормальной жизни». Хотя официально кое-какие лозунги («Мир, труд, свобода, равенство, братство и счастье…», «Развивать чувство хозяина своей страны», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Наша цель – коммунизм, Светлое Будущее всего человечества»…) оставались. И, как это ни странно, оставались некоторые люди, которые в них искренне верили.

Если вспомнить все, что со мной происходило и как на все реагировал, то в принципе ни я, ни другие такие, как я, не должны были выжить в этой стране (что, очевидно, и имел в виду А.И.Кондратович, когда писал о «загубленном»). Как и не выжили очень многие из тех, кто с такими же чувствами читал тогда сочинения Аксакова, Паустовского, Бунина, Пришвина, стихотворения Пушкина, Лермонтова, трепетно относился к букашкам и листикам, уважал, любил и не боялся женщин, воспринимая себя как часть Великого Целого – природы и всего человечества, то есть ансамбля жизни. Той самой Песни ее, в которой «голос желудка» едва слышен, как и звон денег, как и гогот тех, кто сумел подмять под себя соперника не в честной борьбе, а пользуясь самыми низкими средствами, которые для нормального, то есть живого человека просто не существуют.

Да, при всем происходящем, кое во что из «советского» я – как и довольно многие другие – все-таки тогда верил. Ведь на самом деле противны западное засилье денег и западная бездуховность! Действительно образование у нас бесплатное – и ведь хорошее образование, этого не отрицали даже наши соперники и враги. Действительно плата за жилье почти символическая, пусть жилье это и не самое комфортное! Действительно бесплатная медицина – хотя, как говорят, не такая, как на Западе, – но бесплатная и вполне приличная ведь! Действительно страна наша – самая читающая в мире, и хотя некоторые хорошие книги достать трудно, но по крайней мере нет того разливанного моря дешевки, насилия и порнухи, как на Западе, о чем без устали (и, кажется, справедливо) вещают наши СМИ. Мы ненавидели наше «правительство стариков», смеялись между собой над Генсеком Брежневым, но вера в то, что в самих идеях Ленина и других революционеров есть очень много хорошего, и, несмотря ни на что, страна наша действительно одна из величайших в мире, а литература тем более – особенно, разумеется, классическая, но отчасти и советская тоже: «Тихий Дон» Шолохова, «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Тимур и его команда» Гайдара, «Земля Санникова» академика Обручева, «Молодая гвардия» Фадеева, «Аэлита», «Хождение по мукам», «Петр Первый» Алексея Толстого, «Два капитана» Каверина, романы Ивана Ефремова, Чингиза Айтматова, рассказы, романы и повести М.Горького, а также Пришвин, Паустовский, Маяковский, Есенин, Бабель (о Булгакове, Платонове, Пастернаке, Мандельштаме, Ахматовой, Цветаевой и других тогда мало кто знал)… – вера эта все-таки оставалась.

К тому же музыка, балет, фигурное катание, гимнастика, вообще спорт – у нас явно на высоте. А народ наш вообще, может быть, самый лучший – при всех его недостатках. Конечно, что-то в наших идеях, а главное в их воплощении, было не то. Конечно, партийные боссы врали бессовестно и воровали – что говорить о «санаториях ЦК», «кремлевской больнице», «синих конвертах», пайках, «госдачах»… Что говорить о сомнительной «помощи народно-освободительным движениям» в разных странах, о бесконечной гонке вооружений, тупой, кондовой «плановости», когда на самом верху планировалось все, вплоть до выпуска унитазов и гвоздей, о «дефиците», то есть нехватках того, другого, третьего, о «железном занавесе», тупости партийных начальников, всесилии и всеприсутствии КГБ…

И все-таки. Отвергать вообще все в нашей тогдашней жизни было просто глупо. Катастрофических проблем с жильем действительно не было – хрущевское время помогло очень и очень многим получить хоть и не шикарное, но вполне сносное и бесплатное жилье, а строительство продолжалось. Не было практически никаких проблем с квартплатой – даже у пенсионеров. Проезд в трамвае, автобусе, метро стоил столько, что не приходило в голову отказываться поехать, например, в гости… А на самом высоком уровне поговаривали даже о том, чтобы плату за проезд на общественном транспорте в городах отменить вообще. Проезд на пригородной электричке стоил копейки. Даже поехать в дальний путь, чуть ли не на другой конец огромной нашей страны, было для подавляющего большинства населения без проблем – не приходило в голову отказываться от поездки из-за дороговизны билетов, единственное, над чем думали: на чем? На поезде или на самолете? Билеты по стоимости были почти одинаковы. На предприятиях распространялось множество почти бесплатных («профсоюзных») путевок во вполне приличные санатории – на юг, на Балтийское побережье… Не было проблем с выпиской газет, журналов, многие из которых были очень даже читаемы, потому и тиражи у них были гигантские. Нельзя сказать, чтобы почта работала идеально, однако письма почти всегда доходили, а стоило это – копейки. В кино? В театр? Пожалуйста! Доступно практически всем. В бассейн? В спортивную секцию? Детей в кружок какой-нибудь при школе или Дворце пионеров? Ради бога! При всем при этом устроиться на какую-нибудь работу – чтобы иметь прожиточно-проездно-жилищный минимум – не было проблем. Везде висели объявления: «Требуются…».

Конечно, недостатков было полно. И мерзостей тоже. Но… Разве можно это сравнить с тем абсолютным, фантастическим безобразием, которое творится ТЕПЕРЬ – в начале Третьего Тысячелетия, в разорванной на куски стране, влачащей жалкое существование просителя и прихлебателя у прежнего «соперника и врага»? В стране, где окончательно забыли, что такое достоинство, и где нет фактически ничего своего, даже того, что теперь считается абсолютным кумиром – денег! Доллар – безусловный кумир!

Да, Третье тысячелетие на дворе… О таком ли мечтали те, кто с таким глубокомысленным и многозначительным видом «боролся» за демократию, воюя с «проклятым коммунизмом-социализмом» («Кто не с нами, тот против нас!»)? А теперь ведь даже и бороться, как будто, не с кем… А развенчивать теперь кого же? Тех, за кого так рьяно боролись, кого «выдвигали» в правители с риском для жизни? Свободы прессы как будто бы добились, верно. А толку? Пиши в газете-журнале, теперь даже и в интернете, что хочешь – всем все равно все до лампочки…

Да, граждане, перечисленные преимущества советского строя как раз и помогли выжить мне и таким, как я. Для меня принцип «джунглей во дворе» был в духовном отношении действительно НАСТОЯЩИМ ОТКРЫТИЕМ. Зачем мне шикарные на вид, но ей-богу же пустые западные «ценности»? Зачем теперешнее множество магазинов с товарами, которые ни я, ни другие честные, порядочные люди не можем купить потому, что у нас нет денег? (Кстати, зачем вам, господа «олигархи» и просто «состоятельные», такое гигантское количество квартир, домов, предметов роскоши? Сомневаюсь, что оно делает вас счастливыми…) Секс? Он у меня и тогда был, и еще какой! И ведь я не только «имел близкие отношения» в приличном количестве, но даже фотографировал обнаженных девушек и не скрывал этого! Многих не только фотографировал… И никто меня за это не привлекал!

Потом, позже, за такие фотографии меня назвали аж «флагманом советской эротики»! И ведь заслуженно! Даже если это «звание» и было присуждено мне с оттенком шутки. Показывал слайды гостям (с разрешения самих девушек, разумеется), – и гости ходили ко мне чуть ли не сотнями, приглашая своих знакомых! Путешествия? Сколько угодно! За границу я – как очень и очень многие – поехать не мог, но страна-то у нас огромная, целый мир! Зачем мне хваленая «заграница», если вокруг – непочатый край! И не обязательно на автомобиле – на велосипеде путешествовать даже лучше!

Вот я и путешествовал в наших богатейших краях. Нет, не хочу хорохориться и утверждать, что не мечтал побывать на Амазонке, к примеру, в Индии или на островах Южных морей. Мечтал! Но разве путешествия по Южному Приморью (озеро Ханка, река Уссури, Владивосток, Находка, Амур и прочее, прочее…), по хребту Хамар-Дабан, вокруг Байкала, по Сибири, Алтаю, Карпатам и Закарпатью, по Крыму, Средней полосе России, «Золотому кольцу», украинским лесам и степям, по Кавказу, Карелии, Средней Азии – разве это слабее?

Кстати, никто тогда не мешал ни мне, ни любому другому гражданину Союза повидать все это – тем более, что и дорожный велосипед стоил очень и очень недорого. А уж совсем простое – путешествие с фотоаппаратом в «джунглях» какой-нибудь лесной или даже парковой поляны – это и вовсе было доступно: вполне добротный отечественный фотоаппарат «Зенит» и немецкая обратимая пленка «Орвоколор» (или «Орвохром») тоже были недороги, а я научился проявлять слайды сам (химикаты были доступны и стоили очень дешево!) так, что слайды мои частенько принимали за снятые на дорогущей и почти недоступной пленке «Кодак»…

Да, недостатков в нашей жизни было немало. Но жить все-таки было можно. И я – жил! Фактически полной жизнью – настолько, насколько она могла быть полной в тех условиях. И насколько, увы, не может быть в такой же мере полной теперь, если ты не хочешь воровать и безропотно служить сегодняшним «хозяевам». И это несмотря на то даже, что вещи мои лучшие никак не хотели печатать. Ну, что ж… Я все равно писал их, то есть создавал, то есть ЗАНИМАЛСЯ ЛЮБИМЫМ ДЕЛОМ, то есть растил «свое дерево»… А зарабатывать деньги все-таки ухитрялся.

И еще. Я, как и некоторые другие из моих знакомых, – верил. Верил, что все идет к лучшему, и в конце концов все наладится, а рассказы, повести, роман мой. а также фотографии будут опубликованы! Ведь как только некоторые из них выходили, как тотчас же и признавалось их высокое качество! Главное – пробить железобетон редакторских, «цензурных» и всяких других запретов. Многие из которых были не от правительства вовсе, а, увы, от коллег…

Но сейчас, когда мы с моей молодой женой перечитываем это мое честное описание писательской судьбы в форме «послания Джеку Лондону», написанное 18 лет назад, я думаю, что в судьбу России постоянно вмешивается нечто, что действительно можно определить как дьявольщину. И жена моя, которая вдвое моложе меня, согласна с этим. Именно дьявол всегда ненавидел лучшее, что есть в человеческой душе и в человеческой жизни, а именно – красоту, уважение друг к другу, честность, благородство, эротику, любовь к великолепному Божьему миру. И очень четко видно, как это проявлялось в моей судьбе и в судьбе моих рукописей. Так же, как в судьбах многих, очень многих наших хороших людей.

Увы, главная наша беда в том, что дьявол побеждает постоянно! Об этом, кстати, сказано даже в Библии, хотя это надо уметь прочитать. А люди, в своем подавляющем большинстве, не только не видят этого, но даже и не задумываются! Потому и происходит сегодня чертовщина не только в нашей стране, но и во всем мире. Именно лучшее уничтожается всевозможными средствами! И печальный парадокс в том, как я думаю, что даже те, кто самым активным образом уничтожают лучшее, не осознают того, что происходит. Они НЕ ВЕДАЮТ ЧТО ТВОРЯТ.

«Семинар талантов»

В самом начале 1971 года состоялось «Совещание молодых советских писателей», этакое любопытное действо, лепта партийных органов в сокровищницу культуры Страны Советов! Организовано оно было, насколько помню, Центральным Комитетом ВЛКСМ, при участии, поддержке и, кажется, даже по инициативе незабвенного КГБ. Дело в том, что литература Страны победившего социализма неудержимо увядала, признанные писатели старели, а новых имен почти не появлялось. Вот и решили хозяева страны чуть-чуть приоткрыть щелку. А то неудобно ведь перед иностранцами…

«Молодые» съехались со всех концов страны, всего собралось что-то порядка сотни. «Рекомендовали» их для участия в основном журналы и издательства. Журналом «Новый мир» были рекомендованы двое – Владимир Богатырев, автор опубликованных в журнале деревенских очерков, и я, автор опубликованного 6 лет назад «Подкидыша» и так и не опубликованного два с половиной года назад «Переполоха». Еще раз: «Ау, Алексей Иванович Кондратович! Не спился я, оказывается – вот же, послали…».

Занятия, которые были организованы по принципу «мастер-классов», шли несколько дней, нас разбили на несколько «семинаров» (в каждом – по три руководителя, известные писатели), на Совещание заранее были отданы нами наши неопубликованные рукописи, с которыми руководители обязаны были ознакомиться. Суть «занятий» была в «обсуждении» этих рукописей. Мы, «молодые участники», должны были знакомиться с произведениями друг друга накануне или по мере самого «обсуждения». В сущности так же, как в Литинституте.

В общем-то, обыкновенная советская показуха, которая демонстрировала «заботу Партии о подрастающем поколении». «Подрастающее поколение» было в возрасте от 30 до 40 лет… Джек Лондон, кстати, начал печататься в 20 с небольшим (страшно переживая «задержку»…), «Мартина Идена» написал в 30 с небольшим (уже вконец разочаровавшись в окружающем), а ушел из жизни, едва прожив 40…

Я отдал на Совещание три рукописи: «Путешествие», «Переполох» и большой рассказ «Праздник» (Первое его название было «Светлые часы 14-ти» – речь шла о том, как молодые люди собрались на праздник, к которому готовились, которого очень ждали, и что из этого вышло. «Светлые» – разумеется, в кавычках…).

Несмотря на то, что все мы догадывались: Совещание – чистая формальность, мы все-таки ждали чего-то хорошего. Ну не зря же нас собрали со всех концов страны (были ребята аж из Хабаровска, Владивостока…), не зря вручали талончики на обеды в соседнем большом ресторане!

Увы, первое же занятие показало: это хуже, чем в Литинституте. И потому что народу больше (порядка 20 на каждом «семинаре»), и, как сразу же выяснилось, «известные писатели» не успели толком ознакомиться с посланными произведениями, а если и ознакомились, то поверхностно и частично (что и естественно – ведь нас много…).

Руководили нашим «семинаром» трое. Один из троих «руководителей», главный, недавно опубликовал неплохой роман, но на волне успеха тут же ринулся в литературную власть и стал заместителем нового главного редактора журнала «Новый мир», пришедшего на замену А.Т.Твардовскому. И тут же он почему-то решил, что имеет право судить любое «литературное явление», с высоты своего положения в редакции журнала. На первом же семинаре он вчистую и с плохо скрываемым удовольствием раздолбал произведения одного из наших семинаристов, приехавшего из какого-то дальнего города. На втором повторилось то же самое, причем он явно вошел во вкус – его выдавали руки, длинные тонкие белые кисти, которыми он сладострастно потирал, не оставляя камня на камне от рукописи очередного бедного «таланта», приехавшего чуть ли не с Камчатки.

На третьем он принялся за меня: быстренько разделался с «Праздником» – осудив его за «мрачность», «приземленность» и еще за что-то, не найдя ни одного доброго слова для вещи, в художественности, правдивости, точности которой я был уверен (что впоследствии и подтвердилось даже в высказываниях «советских» критиков), – заодно походя отверг и «Переполох», который, как честно признался, не читал, но «помнил», что он когда-то был набран в «Новом мире», однако же так и не опубликован. «Путешествие» он тоже не читал.

Поражали не столько его лихие суждения, сколько абсолютная уверенность в них, переходящая, как мне прямо-таки виделось, в сладострастие маньяка-убийцы. Он – заместитель главного редактора «Нового мира»! И у него только-только вышел большой роман! Трепещите, соперники!

В сочетании с совершенно невыразительным лепетом второго «руководителя» (кто это был, что он говорил, я сегодня даже не могу вспомнить, настолько он был безлик) это переполнило чашу моего терпения и негодования. Я решил ринуться в бой. Хотя бы просто отвести душу. Поскольку сегодняшнее «занятие» заканчивалось, я решил сделать это на следующем, с самого утра.

Конечно, я понимал, что выступление выйдет мне боком, но ей же богу надоело чувствовать себя безгласной скотиной. Вечером даже зашел в церковь – единственный раз в своей жизни с такой именно целью: за поддержкой. Постоял под высокими сводами Богоявленского Собора на Елоховской и на самом деле почувствовал себя просветленным… А на другое утро, отправляясь на Совещание, надел чистую белую рубашку – вспомнив, что именно так принято, когда идут на подвиг. И, едва все собрались, попросил слова. Слава Богу, мне его дали. И я сказал все, что думал о Семинаре, который выглядел, как обычная советская показуха. И в котором не было никакого уважения к «молодым талантам», приехавшим со всех концов нашей огромной страны – «руководители» даже не удосужились чтением рукописей семинаристов. И ясно, что нечего ждать от этого очередного «мероприятия».

Главное, что запомнилось: пока говорил (никто не перебивал меня, настолько «руководители» офонарели…), краем глаза видел: «семинаристы» наши словно бы распрямляются… А Богатырев, который сидел за школьным столом впереди меня и чьи рукописи должны были обсуждать как раз на этом занятии, из-под руки настойчиво показывал мне заголовок газетной статьи: «Желаю успеха!». Правда, потом ни один из «семинаристов» не сказал ни слова в мою поддержку – жали мне руку и хвалили за смелость лишь в коридоре, на перерыве…

Но зато меня слышал и видел Юрий Трифонов, который, как оказалось, был одним из «руководителей» нашего семинара и впервые на нем появился. И именно в этот день, как потом стало известно, он рекомендовал мое «Путешествие» в издательство «Советская Россия». А потом и представил меня лично редактору – Валентине Михайловне Кургановой…

В определенной мере мое выступление действительно вышло мне боком. Инна Борисова сказала потом, что, рекомендуя нас с Богатыревым, они в журнале рассчитывали, что именно меня примут в Союз Писателей – а это, якобы, чуть ли не автоматически даст право на издание книги. Вот так оно и было у нас: прием в Союз не за выход книги (как записано в Уставе), а «в качестве участника Совещания»… То есть сначала, мол, назовем «своим», а потом уж и издавать будем… Рассказать бы и это Джеку Лондону, интересно, как бы он к такому отнесся?

В общем, рассказ «Праздник», представленный на «семинар» оказался как раз в тему – «хотели как лучше, а получилось как всегда»…

«…Александр Сергеевич Саничкин потерял покой с того самого дня, когда сделал своей супруге предложение насчет праздника. Пожалуй, впервые в жизни – впервые по-настоящему, в новой просторной и неплохо уже обставленной двухкомнатной квартирке с коридорчиком, небольшой кухонькой, раздельным санузлом и ванной, хотя и без телефона пока… – впервые он почувствовал себя хлебосольным хозяином. Мечта ранней молодости, проведенной в коммунальной квартире. Хотя он, к великому своему сожалению (вразрез с мечтой!), и не угощал собственными своими харчами, а все, увы, собирали деньги, по старой студенческой привычке, однако празднуют-то у него! И… как коршун с неба, на него камнем пала ответственность. Неожиданно она поглотила его всего, он уже не мог ни о чем другом думать. Ответственность усугублялась тем, что приглашены – и дали согласие! – Орлов, Игорь, Генка…

И Саничкин добросовестно и упорно ходил по магазинам сам или же, оставаясь с дочкой, отпускал Валю. Так что им даже красной икры и красной рыбы удалось достать.

Искренне радуясь, он встретил первых гостей, а когда пришла Майя и в его тихой квартире стало шумно и многолюдно, он был мало сказать доволен, он был счастлив! Окруженный суетой, вопросами – Валя успела уже привести себя в порядок и одеться, Лариска, подруга ее, тоже причесалась и напомадилась, Зоя стала вдруг торжественной и неприступной, хотя с утра вместе с Валей проявляла прямо-таки удивительную расторопность, Орлов и Игорь были уже здесь, а значит будет интересно и весело, а тут еще Майка вот пришла (молодец, что не обманула!), – окруженный, захваченный всем этим, он чувствовал бодрость и подъем сил, хотя они теперь проявлялись разве что лишь в неудержимой, широкой, растягивающей и молодящей усталое его лицо улыбке.

Счастливо улыбаясь, он стоял и смотрел, как все рассаживаются вокруг стола – его стола! – пристраиваются на его диване и его стульях. Вот, не зря, выходит, куплена дюжина, хотя Валюха в свое время жалела денег на такое большое количество. Двое должны были еще прийти – шестая пара, – об этом настойчиво напоминала Валя, ибо это ее товарищ детства должен был прийти со своей знакомой, и им оставили два пустых стула, поближе к двери.

Все так же улыбаясь, подтянул Александр Сергеевич белоснежные, ничем пока еще не закапанные и не запачканные манжеты нейлоновой сорочки своей и принялся за самое, пожалуй, приятное из всех хлебосольских хозяйских обязанностей – разливать водку…

…Буквально в трех метрах от Орлова с Давидом и Майи, за прикрытой кухонной дверью, в темной прихожей стоял и курил законный супруг веселящейся, как ни в чем не бывало, блондинки лаборант Института автоматики и точной механики Виктор, которого хозяин дома Александр Сергеевич наделил порядковым номером 2 – Виктор-2. Незаметный, маленький ростом, русоволосый, бесцветный, он стоял в темной прихожей, курил. И слышал все. Нет, лицо его было абсолютно сухо и даже не наморщено – ни одной печальной или горькой гримасы. Он просто стоял и курил. И все. И только, пожалуй, одна разборчивая мысль была сейчас в оцепеневшем его мозгу: «Зачем было выходить, если не любит». Даже без вопросительного знака. И вдруг внезапно…

Да, внезапно вспыхнула вдруг, уверенно пробив неутихающий тета-ритм его мозга, еще одна мыслишка – нет, не мыслишка. А воспоминание, образ! Да, изумрудный, сверкающий образ… Еще только входя в эту квартиру, еще в самые первые минуты – Майя целовалась с Валей, – он увидел в дверях маленькой комнатки… Конечно, в маленькой комнате! Он там стоит! Да! Да!…

И Виктор-2 пошел.

Он пошел и так незаметно возник в комнатке, что ни скорбная Зоя (глаза ее все еще оставались сухими), ни Лариса (настроенная все так же мизантропически и занятая сейчас ликвидацией тех разрушений, которые причинили слезы ее лицу), словно бы и не заметили его. Он сделал всего три мягких шага вперед и присел. Да, да, воспоминание не обмануло его, все так.

Рядом с детской кроваткой, в которой спала обычно дочка Вали и Александра Сергеевича, Леночка, почти под самым окном, на маленькой изящной тумбочке, накрытой белой салфеткой, на тонких металлических ножках, придающих ему особенно красивую, легкую форму, подсвеченный двумя электрическими лампочками, прикрытыми снаружи светлыми жестяными рефлекторами, – и оттого сияющий особенным, изумрудно-зеленым, идущим изнутри светом, – большой, полный жизни, стоял аквариум.

Три молодых и бойких еще меченосца – два самца морковно-красного цвета с пиками и скромная пузатенькая самочка – дрогнули разом и синхронно сделали поворот кругом, желая, как видно, незамедлительно скрыться в джунглях роголистника, элодеи и подводной осоки, но, скосив для верности крохотные свои, черненькие с желтым ободком глазки на внезапно появившееся перед ними лицо, синхронно поняли, что эта гигантская лепешка не принадлежит их извечной кудрявой мучительнице, имеющей отвратительную привычку стучать по стеклу, от чего весь их мирок вздрагивает, как во время землетрясения… – поняли и застыли на миг, изучая. До чего ж сложна и бесконечна природа, если даже в их микроскопических мозгах, едва доступных невооруженному человеческому глазу, эта работа состоялась, закончилась, и было очень быстро принято следующее решение: не уплывать пока, подождать и, может быть, даже не обращать внимания. Впрочем… Впрочем, возможно ведь, что появится корм… Эх, разве предугадаешь все в этой непрочной жизни, когда все существование и маленькое, скромное, семейно-общинное счастье твое целиком и полностью зависит от стихийных мыслей в голове хозяина их обжитого мирка, Александра Сергеевича Саничкина, а также его жены, Вали? Поворот их мыслей – и все они вместе с парой соседок-скалярий, чванливым петухом и маленькими глупыми гуппи, могут очень даже просто оказаться в канализационной трубе… Нет, лучше поменьше обращать внимание на окружающее за стеклом и вести себя так, как будто ничего не боишься – веселись, пока горят лампочки и растет элодея, гоняй самца-соперника, чтобы завоевать расположение пузатенькой самочки, глотай, если дадут, сушеную дафнию и мелкого мотыля!…