Судьба засранца

Видя, что сам себя могу сдать, я поспешил пояснить свои слова:

– Да я так – на всякий случай…

Видимо, моё пояснение было принято и мне стали объяснять зачем я приглашен, протянув для ознакомления папку с каллиграфической надписью на обложке: «Аморальное поведение Клизмы А. Э.».

Первым документом в сей папке была докладная мужа Проси на имя Негодяевича.

Начальнику

Управления технологического

транспорта № 2 Николаеву Н. Н.

от мастера моторного участка

Дурова Леонида Ильича

ДОКЛАДНАЯ

Довожу до Вашего сведения, что 1 октября сего года, прийдя домой после работы, обнаружил, что моя супруга Дурова Просдоха Емпистадоровна, кладовщица центрального склада находится в ненадлежащем месте.

По оперативной информации соседей и работников центрального склада, а также на основе визуального наблюдения через замочную скважину комнаты № 13 в общежитии № 2, мною было установлено, что Дурова П. Е. находится в интимных отношениях с мастером участка текущего ремонта РММ Клизмой Аполлоном Эдуардовичем, который совершил увод Дуровой от меня посредством соблазнения с целью интимных связей и совместного проживания.

Таким образом, своим поведением Клизма А. Э. разрушил советскую семью, чем нанёс существенный ущерб семейным отношениям советского общества в целом.

На основании вышеизложенного прошу привести в надлежащее состояние семейные отношения меня и Дуровой П. Е. путём принудительного привода Дуровой П. Е. домой и осуществление соответствующих мер воздействия, предусмотренных законом, к Клизме А. Э.

На углу сего документа красовалась резолюция Негодяевича: «Профком-обеспечить привод, Камитет камсамола, женсовет-разобраца»!

Далее в папке лежала объяснительная Леонида Ильича в связи с его арестом милицией

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ

Утром 3 октября сего года в районе РММ я обнаружил мастера участка текущего ремонта РММ Клизму А, Э., совершившего два дня до этого увод моей супруги Дурневой П.Е..Находясь в состоянии аффекта, вызванного противозаконным и аморальным поведением Клизмы А.Э., я, вооружась отрезком трубы диаметром 1\2 дюйма длиной около 2 метров, осуществил нападение на Клизму А.Э., с целью нанесения последнему телесных повреждений.

В процессе преследования Клизма А.Э. развил скорость технически недостижимую для меня и оказался вне пределов моей досягаемости. В процессе преследования, развив большую скорость, я не справился со своим управлением и совершил столкновение с патрульной автомашиной районного отделения милиции УАЗ-452, нанеся последнему материальный ущерб. По этому факту по решению районного народного суда я был подвергнут административному аресту сроком на 10 суток, что и стало причиной моего отсутствия на работе.

Резолюция Негодяевича гласила: «ГЛ. инженер-приказы за прогул и ущерб».

Далее шли материалы парткома, на котором Дурневу влепили за «недостойное коммуниста хулиганское поведение на почве ревности» строгий выговор с занесением в учётную карточку. Потом в папке лежал приказ по УТТ об удержании с Леонида Ильича стоимости утерянной при аресте трубы и строгом выговоре с лишением 100 % премии за «хулиганское поведение в рабочее время».

Бедный Леонид Ильич! Надо же было связаться ему со мной, а мне с его женой!

Потом шёл интересный материал заседания женсовета, на котором разбиралось поведение Просдохи Емпистадоровны. Незамужние и разведенные члены женсовета больше возмущались не поведением Проси, а тем, что я не, обращая внимания на незамужних и разведённых, связался с женщиной мне в мамы годящейся. Много интересовались тем, чем же Прося завлекла меня, хотя, по идее, ничем завлечь не могла. Очень интересовались, чем же мы с Просей занимались и как занимались. А Прося твердила, что просто по пьянке спутала меня с законным мужем и ничего не помнит. В итоге Просе за «поведение в быту» было «указано» женсоветом.

Теперь предстояло разбираться со мной и принимать в соответствии с резолюцией Негодяевича «меры воздействия». Я уже спешно соображал, какое придумать приличное объяснение своему неприличному поведению, как вдруг в дверях появился наш заботливый председатель профкома:

– Мужики и дамы, я кур, колбасу и конфеты привёз!

Комитет комсомола дружно вскочил, схватившись за кошельки, но спохватился, вспомнив обо мне. Со мной надо было что-то срочно делать. И наш комсорг нашелся:

– Слушайте, друзья, – обратился он к присутствующим, – все вы всё прочитали по Клизме, так что объяснять нечего. Он и сам малость пострадал: муж Проси за ним с трубой гонялся, мог запросто и убить. Виновата больше кладовщица: нечего женщине столько пить, что своего мужика с чужим путать. В общем, ставим тебе, Клизма, на вид. Ты не против?

Ну как я мог быть против?!

И комитет комсомола, сшибая друг-друга, побежал занимать очередь.

Целый день я пялился на все, что ни было у меня на виду, пытаясь понять – что же поставил мне «на вид» комитет комсомола. Но так и не мог понять. А под конец дня ко мне заявился комсорг. Я поначалу пытался спрятаться от визитера, думая, что он собирается мне что-нибудь ещё поставить или вставить. Но настроение у комсорга было совсем другое.

– Да не прячься, Пол, – комсорг дружелюбно подмигнул, – между нами, мужиками говоря, тебе не помочь ли в знакомстве с бабами?

Я только пожал плечами.

– Ну, Пол, я вижу, что нужно, – продолжал комсорг, – это уже видно, что у тебя проблемы, раз уж связываешься с бабулями, а потом за тобой деды с трубами бегают.

Тема разговора была очень неприятная, но гнать комсорга было как то неудобно: какое-никакое, а начальство всё-таки.

– Так вот, Пол, я хочу дать один адресок одного кооператива, который это дело организует во всесоюзном масштабе, – и комсорг протянул карточку некоего кооператива «Счастье», – бери-бери, а там посмотришь сам: хочешь жену, хочешь просто бабу найдёшь.

– Спасибо, – промямлил я, не понимая причину такой доброты, но она очень скоро прояснилась.

– Из «спасибо» шубы не сошьёшь, – заметил комсорг и перешёл к тому, зачем пришёл, – Пол, организуй балдёжку подрихтовать мой «Жигуль».

Я только и пробурчал: «С этого и надо было начинать…»

С трудом откопав из всяких закутков членов балдёжной бригады, я ещё с большим трудом мобилизовал их на ремонт машины комсорга. Однако, внезапно в РММ заявился Филька, который обнаружил ремонтируемую личную машину секретаря комитета комсомола и немедленно выгнал. А мне, чтобы неповадно было организовывать в рабочее время ремонты личных машин всяких тут шляющихся, – лишил 50 % премии. После этого загнал на ремонт свою машину да ещё срочно заставил делать отчёт и итоги соцсоревнования.

Дорого мне обошёлся адрес кооператива, который дал мне комсорг. Мало того, что меня лишили 50 % премии, после того, как я заявился по указанному в визитке адресу, меня потребовали внести ещё 50 рублей за предстоявшие услуги.

После того, как я принёс квитанцию об уплате, только тогда со мной начали разговаривать. Представлял «региональное представительство кооператива» интеллигентный, слегка скрюченный радикулитом дедушка, представившийся Аристарховичем.

– Э-хе-хе, – пробормотал дедушка, – вы не смотрите на меня, как на старого некомпетентного хрена. Я в молодости таким был хреном, что у-у-у! Поэтому у меня опыт в делах любовных о-о-о! И как старого кобеля меня поставили на этот пост. Так что, молодой человек, мы с Вами общий язык найдём.

Дедушка хотел похлопать меня по плечу, но ойкнул, ибо радикулит заклинил его ещё больше.

Потом мы с Аристарховичем остограмились за знакомство и сели заполнять какие-то анкеты. Лучше бы мы сделали это в обратном порядке, потому, что я так и не понял толком, что же я заполнял.

– Слева твои данные, справа – кандидатуры, – услужливо пояснил Аристархович, когда я собрался что-то пометить в анкете.

– Какой «кандидатуры»? – удивился я.

– Это та, которую ты хочешь женой иметь, будет называться «кандидатурой», а для неё – ты «кандидатурой» будешь, – пояснил дед.

– Да не жену хочу, мне бы бабу бы просто…

– Ну потом сам разберешься, а сейчас главное, – анкету заполняй.

Потом мы ещё раз остограмились и я вообще оказался не в состоянии заполнять анкету. Аристархович взялся довести это трудное дело до конца. Но после употребления алкоголя начал сам путаться в анкетах и стал спрашивать меня:

– Так, слева твои, а справа – кандидатуры или – наоборот?

– Да пиши уж что-нибудь… – махнул я рукой.

Что там заполнял Аристархович, я не знаю по сей день. Но, по-видимому, он написал нечто, ибо после того, как анкеты отправились на обработку на ЭВМ, ко мне пришло письмо на фирменном бланке.

«Министерство тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. Львовское производственное объединение «Львовхимсельмаш»», – красовалось на бланке. Я опешил. Но окончательно обалдел, когда прочитал чуть ниже аршинными буквами: «Кооператив «Счастье». Чем, интересно, занимался этот кооператив в Министерстве тракторного и сельскохозяйственного машиностроения?

«Уважаемый тов. Клизма А.Э.! – говорилось в письме, – В связи с тем, что у нас есть возможность предложить Вам большее число кандидатур, отвечающее вашим требованиям, просим подтвердить Вашу готовность ответить каждой из них. В случае Вашего желания ограничиться каким-то определённым числом кандидатур, – просим указать это число.»

А я и не знал, что и писать, ибо сам не знал, какие мои требования к кандидатурам, поскольку их писал Аристархович, а не я. Поначалу пытался найти «региональное отделение» «Счастья», но найти не мог, ибо, однажды побывав там, так напился на халяву с Аристарховичем, что и дороги не помнил. Пока я соображал как дальше быть, в «Счастье» решили, что молчание – знак согласия и мне пришли письма от кандидатур. Целых двенадцать! С фотографиями.

Из Киева от Светы, из Ташкента от Вики, из Москвы от Эллы, из Ленинграда от Кати, из Свердловска от Тани, из Ульяновска от Марины, из Костромской области от Насти, из Волгограда от Стеллы, из Горького от Зины, из Саратова от Наташи и Нины. Вот это да!!!

Зина уже успела побывать замужем, родить сына и развестись. Света и Вика ещё не успели развестись, но обещали сделать это, если я окажусь лучше, чем их «нищие и вечно пьяные скоты». Остальные писали, что в «законном браке не состоят», но состоят ли в незаконном – не писали.

Кандидатуры были очень и очень разные. Судя по фотографиям, все были красавицами. Но, вот только, когда я присмотрелся, то обнаружил, что почти все фотографии – наших известных актрис. Некоторые забыли даже содрать с обратной стороны типографский шрифт с фамилиями. Зина прислала фотографию какой-то фотомодели из какого-то журнала.

Разброс в возрастах был большой. Зине было 45, а Элле – 17. Кто кем работал я толком и не понял. Зина работала официанткой. Элла была ещё школьницей. Таня написала, что является представительницей самой древней и самой любимой мужчинами профессии (какой именно – не пойму до сих пор). Остальные писали, что мечтают стать актрисами, фотомоделями, начальницами отдела торговли или, на худой конец, директорами магазинов.

Но вот, что интересно: все, хотя меня в глаза не видели, писали, что страстно любят меня и хотят от меня детей. И самое интересное и главное: все спрашивали: когда же я получу квартиру и куплю машину? Что же, в самом деле написал в анкетах обо мне Аристархович?!

То, что кандидатуры любят меня, у меня сразу возникли серьёзные сомнения. Но то, что их интересуют квартира и машина, – это стало ясно сразу.

Но вот, что делать, если квартирой тут не пахло лет на двадцать вперёд. Половина жителей здесь жила в сараях, именуемых «балками» и, потому, как они были изнутри окрашены или оклеены обоями, то в этих сараях давали прописку. Другая половина жила в общагах, подобных моей, или даже хуже. И те, и другие стояли в очереди на квартиру лет по двадцать и в перспективе – ещё столько же.

А на машину копить надо, наверное столько же, сколько на «большой земле», а если пить побольше, то и копить – подольше.

Но столь горькую правду я написать был не в силах, ибо понимал, что интерес ко мне сразу пропадёт. А посему решил, что писать правду не надо.

Теперь я ходил на работу не только и не столько спать, сколько сочинять письма моим кандидатурам. Систематическое составление отчётов и подведение итогов соцсоревнования весьма развило фантазию, но на всех мне фантазии не хватало, пришлось взять несколько книжек классиков и переписывать из них целые куски…

И получилось нечто очень и очень оригинальное.

«Моя симфония, моя какофония!Целую попку, пятку и левую лопаткуБуду век тебя любить,Постараюсь не забыть!Если буду забывать,Ты напомни мне опять…»

И так далее, в том же духе. Всем кандидатурам!

Очень скоро пришли ответы. Почти все восторгались моими посланиями. «Какой высокий стиль» – писала Катя «О, какие слова!» – восхищалась Света. «Я балдею!» – восклицала Элла. Только Марина написала, что не желает продолжать знакомство с человеком, который, по всей видимости, состоит на учёте в психдиспансере, но попросила сообщить, когда же я получу квартиру.

И закрутилась-завертелась переписка. Я даже не знал, как это интересно! Вначале я писал письма под копирку, но быстро понял, что это слишком быстро. Полдня – и готово. А потом что? Спать? Нет, это уже неинтересно. Лучше уж каждой отдельно. На целую рабочую неделю растянуть можно.

Теперь уж я не опасался, что меня застукают спящим и привяжут девчоночный бантик. Я сидел в своей каптерке, обложившись книгами, журналами и переписывал-писал. Балдёжная бригада, увидев это, вначале испугалась, подумала, что я начал работать.

– Пол, – с опаской спрашивали они, – чё случилось?

– Да ничё, – успокаивал их я, – по личным делам пишу.

– А-а-а, ну тогда ничё, – радостно тянули балдёжники и разбредались по своим закуткам.

Водители тоже с опаской поглядывали на мою каптёрку, предполагая, что я занялся делом и теперь меня даже ругать не за что. Я этим пользовался и, когда какой-нибудь водитель заявлялся ко мне со своими проблемами отсутствия запчастей, я грозно сверкал глазами и резко выпроваживал просителя:

– Не мешай работать!

И водитель с пониманием удалялся.

Своего ума, конечно, не хватало. Пришлось брать тексты прочитанных книг и перерабатывать. Получалось нечто невероятное и запоминающееся.

«Вчера я прилетел на дельтаплане из Занзибара. Измученный борьбой с холерой, засел в сортире и, пока моё бренное тело освобождается от груза грехов, пишу сие послание…»

Кандидатуры по-прежнему восхищались моим стилем и в каждом письме спрашивали когда же будут квартира и машина, а я в каждом письме писал, что очень скоро.

Света написала, что развелась с мужем и ждёт-не дождется, когда же я заберу её с собой. А вот с другой замужней кандидатурой Викой получилась накладка. Пришло ругательное письмо от её супруга, в котором он сообщил, что оборвал Вике уши, а если я продолжу переписку, то приедет ко мне и оборвёт мне кое-что. Я испугался и перестал писать Вике письма, хотя Вика писала и спрашивала, когда же я получу квартиру.

Я использовал всех классиков в письмах и перешёл на фантастику, не забывая вплести в письме и земное.

«…Я вылетел вчера в обеденный перерыв в сторону Альфа Центавра и на подходе к созвездию Стрельца увидел, что ларёк по приёму посуды закрыт. Пришлось разворачивать звездолёт, задевая астероиды и разгоняя очередь за пивом…»

Но мои кандидатуры вообще-то почти не обращали внимания на изыски стиля, а больше интересовались деталями получения мною квартиры и покупки машины.

Оля написала, что на «двух супругов двухкомнатную не дадут» и поэтому надо «подумать и о третьем». А потом и другие кандидатуры начали высказать на этот счёт подобные Олиным соображения с пожеланиями до получения квартиры оформить брак и забеременеть. А Таня разоткровенничалась больше всех и, развивая идеи Оли и прочих кандидатур, довела их до интересного завершения: «когда разводиться будем, однокомнатную квартиру не разменяешь…»

А тут пришла весна. Снег, не убиравшийся всю зиму начал таять и залил наше РММ. До моей каптёрки вода не дошла, хотя ходить на работу и с работы приходилось через окно. А водилы ремонтировали свои колымаги по колено в воде, на волнах которой плескались щепки, всякий мусор и изобилие экскрементов, вымытых со всех углов талыми водами. Начальство периодически звонило и спрашивало как мы боремся со стихией. А я отвечал, сочиняя очередное послание какой-нибудь кандидатуре, что стойко переносим тяготы и лишения. Начальство подбадривало и намекало, чтоб я принял какие-нибудь меры для откачки, ибо личные машины начальства требовали срочного ремонта. Заодно мне не забывали напомнить про месячный отчёт и итоги соцсоревнования.

Я ничего не предпринимал, ибо не мог найти подопечную мне балдёжную бригаду, которая из-за затопления мест их сна и пьянства разбрелась в неустановленном направлении. Начальство злилось и собиралось из-за неприятия мною никаких мер принять меры ко мне. Настроение совсем испортилось, из-за чего я даже перестал сочинять новые письма своим кандидатурам…

Внезапно бабуля из отдела кадров сообщила удивительную новость:

– Клизма, а у Вас по графику с сегодня отпуск.

От радости я так обалдел, что расцеловал бабулю в губки, а бабуля от этого так обалдела, что завопила:

– Клизма! Да вы что, совсем окобелели!!!

Но отпуск оформила.

И я, бросив на произвол судьбы затопленные мастерские, бросился в поездку по стране, – объезжать моих кандидатур. Не ехать же мне домой, где меня ждёт уголовное дело и папа с требованием отказа от наследства. Благо, времени на отпуск давали всем работникам, – и тем, кто спал в рабочее время, и тем, кто на работе корячился по колено в воде, аж 45 дней.

Я накупил всем кандидатурам в подарок наборы косметики, написав на каждом, чтобы не попутать: «Таня», «Нина» и т. д. И поехал.

Вот эта была поездка!

Начиналось все с вручения подарка, – косметического набора. Я долго рылся в чемодане в поисках набора с нужным именем, после чего кандидатуры сами лезли в мой чемодан, ища своё имя. Но найдя только набор и ничего более со своим именем, ужасно огорчались. «Только и всего, – ныли они, – с Севера приехал все-таки, там у Вас лопатой деньги гребут, мог бы и че-нибудь подороже…»

Потом, как правило, мои кандидатуры, предлагали сводить их ресторан, откуда, как правило, уже сами идти были не в состоянии. Из-за этого обычно приходилось нанимать такси и перевозить тело кандидатуры домой. А дома оттаскивать их в место, где они могли лежать и никуда не укатиться.

На следующий день программа визита продолжалась, а, точнее, повторялась с той лишь разницей, что кандидатуры не ждали подарка от меня, а сами требовали, чтобы я купил вот ту или ту штуковину в качестве подарка.

Когда я чувствовал, что денег на все кандидатуры может и не хватить, я спешно завершал очередной визит, обещая скорую встречу на месте моего постоянного места жительства. И ехал к следующей кандидатуре.

Правда, не обходилось без накладок. Я частенько путался и называл Эллу – Катей, Катю – Таней и т. п. Но кандидатуры реагировали тактично – иногда поправляли, иногда не замечали. Я же в свою очередь тактично реагировал, когда кандидатуры называли меня Лёшей, Гарри, Костей и т. п., тоже, либо не замечая, либо поправляя.

Были и накладки посерьезней. Я привёз в подарок Зине косметический набор, а её сыну-водяной пистолет. Но перепутал, что и кому надо дарить. Сын Зины раскрасился до неузнаваемости тенями и тушью из набора, а Зина потащила водяной пистолет на работу, где стала обливать из него начальство. Начальство пригрозило Зине увольнением. Зина на радостях сообщила: «Меня скоро выгонят, значит к тебе поедем!..» Уж не помню, как я увещевал Зину, но с большим трудом уговорил прекратить хулиганство на работе.

Но самая серьёзная накладка вышла в Саратове, где жили две кандидатуры – Наташа и Нина. Простившись с Ниной на одном конце вокзала, и, пройдя на его другой конец, я встретился с Наташей. И уже, идя с ней по городу, вдруг увидел, как навстречу идёт Нина тоже под руку с другим мужчиной (наверное, другой кандидатурой). Я так опешил, что не знал, что и делать, пока мы не поравнялись, вежливо поздоровались и пошли дальше. Мы с Наташей – в один ресторан, а Нина с другой кандидатурой – в другой.

Ну а вообще, я отдохнул прекрасно и, растратив все отпускные, вернулся в нашу шарагу. К этому времени вода в РММ давно высохла, балдёжная бригада снова возвратилась к местам своего сна и пьянки, а начальство отремонтировало свои машины. Отчёт и итоги соцсоревнования сделал за меня мастер какого-то другого участка. Благодать!

По традиции нашей шараги и общаги, я занял бабок и бурно отметил свой выход на работу, основательно споив РММ и общагу. После этого снова надо было искать бабки для пропитания и иные нужды проживания. У меня болела голова от дум у кого же занять грошей, а от похмелья после обмытия выхода на работу болело все остальное. И в таком состоянии духа и тела я пытался прочесть полученное первое после поездки письмо от кандидатуры – Светы. Кажется, она была первой на пути моего путешествия по кандидатурам.

Что за ерунду она пишет: «Лапулечка, ты будешь папулечкой!»

Алкоголь после вчерашней пьянки ещё не весь покинул мои мозги и не давал понять смысл сей фразы. Но когда смысл до меня дошёл, то хмель начал экстренно покидать мои мозги, а когда я прочёл последнюю фразу: «Я пакую чемоданы и еду к тебе», я протрезвел окончательно. Этого мне ещё не хватало!!!.

Целую ночь я писал Свете письмо, ласково убеждая распаковать чемоданы и подождать, пока я не получу квартиру, что будет довольно скоро, ордер вот-вот подпишут.

На следующий день я получил вызов на телефонные переговоры с Ленинградом. Лишь только дали связь, как я услышал в трубке: «Лапулечка, ты будешь папулечкой!»

– Знаю уже, – буркнул я.

– Откуда ты можешь знать? – удивилась трубка.

И тут до меня дошло, что говорит уже другая кандидатура, – Катя, отчего я потерял дар речи. А трубка продолжала ворковать:

– Мне врач говорит: «Поздравляю, залетела!» А я этого так хотела, так хотела! Вообщем, Аполлоша, собираю чемоданчик…

И тут я, обретая дар речи, заорал в трубку:

– Не надо!!!

…отчего дар речи потеряла Катя. А пока он не возвратился, я успел выпалить про скорое ожидание ордера на квартиру и воззвать разобрать чемоданчик.

– Ладно, Пол, я подожду, – согласилась Катя, – но, как ордер получишь, обязательно сообщи.

Придя домой с переговоров, я обнаружил письмо от Зины. Я прочёл первое, что накалякала Зина: «Аполлоша, сегодня мы с сыном придумывали имя его братику или сестричке, которые у нас с тобой наметились», – и упал в обморок.

Потом в один день пришли письма от Эллы, Тани, Насти, Стеллы. С такой же информацией. После этого у меня с неделю было на нервной почве расстройство кишечника.

А когда пришли письма от Киры, Наташи и Нины, то у меня начал дёргаться левый глаз и каждый час ни с того ни с сего вдруг вырывалось непроизвольное похихикивание.

Когда я отошёл от обмороков, поносов и нервных тиков, то пришёл к твёрдому убеждению: бежать куда глаза глядят. И пошёл подавать заявление на увольнение. Но бабуля кадровичка, снисходительно улыбнувшись, ответила на мои поползновения:

– Фигушки, милый, фигушки. У тебя договор на 3 года, так что, только по истечении срока…

– Так это же кабала!!! – воскликнул я.

– Ты сам договор подписал.

– Я не подписывал, меня вынудили.

– Сам виноват, если вынудить смогли.

– А, если, у меня чрезвычайные обстоятельства!?

– Какие же у тебя обстоятельства? – бабуля с любопытством уставилась на меня.

Я было открыл рот, но вовремя понял, что надо его немедленно закрыть и выскочил из отдела кадров. Ладно, не дают увольняться, убегу и так не увольняясь. Но для того чтобы убежать, вернее уехать, – денег надо, а я после отпуска и попоек позанимал их уже больше, чем надо и никто больше не хотел занимать…

Я представил картину приезда хотя бы одной из моих кандидатур и снова упал в обморок.

Когда я очнулся, то решил, что пока надо всеми силами удержать мои кандидатуры на местах их жительства, а потом, насобирав денег, рвануть отсюда подальше, чтоб с собаками не нашли. И спешно засел за письма. Я уже не писал всякую галиматью о полётах на дельтаплане в Занзибар, а стал писать другую галиматью, – о предстоящей выдаче ордера на квартиру, в которую моим кандидатурам следует въехать только после родов и беречь себя и будущего дитя от дальних переездов.

И тут все кандидатуры начали писать и слать телеграммы с требованиями заключить их в ордер. Хотя, без прописки это было сделать невозможно, все кандидатуры в один голос вопили: «За бабки все можно!» и давали указания кому и как давать. Наконец я написал, что в ордер их уже вписал. Тогда кандидатуры принялись обрабатывать меня на предмет покупки машины. Некоторые требовали, чтобы я сразу составил доверенность на них, а Элла потребовала, чтобы я написал в доверенности право продажи ею будущего автомобиля. Дальше всех пошла Таня, потребовавшая, чтобы автомобиль оформлялся сразу на неё.