Сиринга

Он заметил краем глаза, что Сиринге хочется танцевать, но опасаясь выделений огорчения по поводу того, что сам он давно уже был чужд подобного рода культмассовых мероприятий, Ганеша попросил исполнить этот обряд Леона. С которым пару минут назад его познакомил один из друзей Сиринги, официально представив Леона, как своего лучшего друга.

Визуально Леон почти не уступал ему, и Ганеша решил, что ей будет приятно с ним пообщаться.

– Леон, потанцуй с Сирингой! – попросил Ганеша, пока Сиринга общалась с группой окруживших её кольцом восхищения одноклассников. – А то я не умею.

– Что? Правда, можно? – обрадовался тот, не веря, что сможет дотронуться до святыни.

И войдя в сферу её сияния, Леон галантно пригласил Сирингу на танцевальное слияние.

Если бы у него был не «Галант», а «Делика», он, конечно же, был бы более деликатен.

– Можно, я потанцую? – подошла Сиринга к Ганеше.

– Конечно, танцуй! – милостиво отпустил он ей грех.

Леон танцевал очень даже неплохо. И за парящей в пируэтах парой приятно было наблюдать, вкрадчиво потягивая «ерш» с искрой воображения, высвечивающей, как бы он сам, должно быть, корчился б на месте Леона, не окажись того под рукой провидения.

Расстались они опрятно улыбаясь друг дружке. Так что Ганеша даже позавидовал в этот момент Леону. Но зависть частично была погашена улыбкой Сиринги, в которой просвечивала и таяла воском благодарность за оргию (сокр. от – «организацию»).

Но чтобы убить зависть, он спросил Сирингу:

– Ты научишь меня танцевать?

– Конечно, научу! – подлетела та на волне эйфории. Но упала в любопытство. И улыбка не сходила с пораженного эдакой проказницей лица, а напротив – заходилось смехом. – Ты на меня смотришь так загадочно, будто бы знаешь обо мне что-то, чего я и сама о себе не знаю.

– Я знаю о тебе абсолютно всё! – самодовольно заявил Аполлон.

– Уже? И кто же меня сдал? – и она избирательно огляделась вокруг, подозрительно сканируя тех, с кем он общался, пока она танцевала.

– Я вижу тебя всю целиком, – усмехнулся Аполлон над её бытовым контекстом, – а не только твою заднюю часть.

– Заднюю? – ещё сильней удивилась Сиринга, поправив короткую шерстяную юбку.

– Твоё прошлое! – усмехнулся Аполлон над тем, как низко для неё это прозвучало. – Да и ты знаешь из этого только то, кем ты всё это время хотела бы себя видеть. Корчась ради этого перед другими, как Чарли Чаплин! А не то цветное кино, которое в действительности с тобой происходило.

– И чего же, по-твоему, я в себе не замечала? – озадачилась она.

– Из этих попыток узнать о себе ты сможешь понять только то, что не знала себя раньше так, как на момент узнавания.

– Тогда что же ты знаешь? – улыбнулась Сиринга, решив, что все его слова это лишь каламбуры для заигрывания с ней и включилась в игру. – И как я смогу себя познать?

– Мне нельзя тебе этого говорить! – улыбнулся Аполлон ещё более загадочно. – Ведь атрибутом познания является сомнение. А потому, пытаясь оправдаться, ты сразу же начнёшь себе противоречить! А затем – и мне. А я не хочу тебя менять. Ведь ты нужна мне такой, какая ты есть сейчас. А не той, какой ты являешься на самом деле.

– И какая же я на самом деле? – невольно удивилась Сиринга.

– Этого мне тем более нельзя тебе рассказывать! – усмехнулся он. – Потому что вначале это направит твой познавательный рефлекс не в сторону твоей сущности, а в противоположную ей и постоянно пытающуюся тебя изуродовать действительность. Разочаровав тебя не только в твоих поступках, но и в данной тебе действительности вообще. Повергнув тебя в глубокий внутренний шок и отстраненность. А я хочу всегда видеть тебя только веселой и жизнерадужной!

– Всегда? – улыбнулась Сиринга, засияв глазами. – Ты уже согласен на Всегда?

– Ангел мой, боги – это ангелы, достигшие светозарного состояния. А они всегда Всегда!

Ну, разве мог он сообщить ей (во время всеобщей кутерьмы пьяного угара и куража), что подобно тому, как Аполлон является воплощением Истины, она является воплощением Чистоты? Тем более что Пан-Банан собирался… напоить её и попытаться сегодня же ею и овладеть.

И пока Банан собирался и разбирался, подливая водки в её пластиковый стакан с пивом, Сирингу вслед за Ахлис вновь оторвал от него кружащий по зале пары смерч эмоций.

Чтобы вышвырнуть их к нему лишь за новой порцией «бананового» коктейля.

– Почему ты всё время так хитро улыбаешься? – спросила Сиринга, вслед за Ахлис незаметно для бармена протягивая ему снизу стакан с пивом.

– Просто, у меня такое ощущение, – улыбнулся Банан ещё более хит’ро, подливая в него водки, – что я люблю тебя!

– Но ещё рано! – погрозила она пальчиком и сделала несколько маленьких глотков.

Ведь признание в любви ассоциировалось у Сиринги с постелью. И как Снегурочка из одноимённой сказки, она всё не решалась растаять в огне его пылких признаний. Опасаясь, что мечта выйти замуж снова тогда превратится в пар, как и с прошлогодним парнем (снегом). Быть может, опасаясь его разочаровать? Ведь актуализация мечты ведет к её десакрализации.

Да и откуда ему было знать, когда уже надо влюбляться и до каких пор это скрывать? Ведь все его прежние попытки освоения околоземного пространства неземной любви питались исключительно идеями Платона. А потому и получили строгое название «платонических».

– Знаю, – признался Аполлон. – Я всё знаю. Но что я могу с собой поделать? Знание – лишь предпосылка опыта, а не его следствие.

– Надо себя сдерживать. Ради нас!

А чего он действительно не умел, так это себя сдерживать. Хотя и понимал уже, что именно упрямое сдерживание своих побуждений низшего толка и позволяет нам обретать жизненный опыт. Делая наши мысли для нас же всё более актуальными и конкретными. Позволяя нам с барской руки предыдущего опыта овладения своим телом всё менее сложно, но всё более играючи их применять в своем обиходе.

Аполлон всё понимал, но не всё умел. Хотя и замечал краем глаза, что именно несдержанность постепенно снова и снова и превращает его в дурака – Банана. Транжиря его позитивную энергию понимания на негативные эмоции, пытаясь оправдаться. Лишний раз доказывая ему, что слово «ум» происходит от слова «уметь», а не от слова «умничать». И становиться для других не умником, а умничкой! В этом-то и была коренная проблема его экзистенции. Искренне недоумевая от того, что как только возникает необходимость действовать, тело то и дело пренебрегает его предостережениями и пускает всё на самотёк. Подобно нерадивому ученику – задорному Банану! Что он мог осознать лишь вспоминая о совершённых им ошибках, анализируя вечером, как именно он мог бы их избежать, будь он не столь одержим деланием. И поступками других, подражая им. Невольно отделяя себя от тела. Так сказать, не находя с ним общий язык. Который Банан то и дело задорно ему показывал!

То есть так и не осознав, что первый долг в жизни – быть как можно более несерьезным. А значит – и иронично неестественным, как и всякий иллюзионист! Пытаясь стать для других самой Мечтой. А для себя – лишь иллюзией воплощения этой мечты. На самом же деле всегда находясь на грани ощущения провала. Рассматривая себя критически, как и завещал Сократ. Ведь подлинная истина открывает нам себя ключами парадоксов. Подобно тому, как Дионис – красотой своих нимф.

Так что чему тут было удивляться? Ведь тогда Ганеша и сам только пытался открыть для себя эту свою нимфу – Сирингу. И, по возможности, приручить её, ключами парадоксов пытаясь взломать оборонный комплекс её сознания. Тогда как даже сорвав этот дивный цветок, этот горный померанец, растущий на самом недоступном для него утёсе, он всего лишь сорвал бы светящуюся в полумраке окружающего их недо-бытия вуаль её тела, скрывающего от непосвященных её истинное лицо.

Чего Банан, собственно говоря, только и добивался! То и дело подливая водки в её стакан. Пытаясь лишь поближе разглядеть её, так сказать, ощутить изнутри! И максимально с ней сблизившись, всем своим сердцем полюбоваться волшебной красотой её истинной сущности. Которую Сиринга пока только лишь в карусели куражей случайно для него обнаруживала. То есть – свои акциденции, испуская их как лучи своего сияния.

Глава 15

После того, как «Горизонт» закрылся, два бывших одноклассника Сиринги с отлетевшими подковами нравственности предложили ей продолжить кураж в «Кванте». Но так как Сиринга училась в «Институте благородных девиц» на воспитателей детей-сирот, она заявила, что не в состоянии бросить Ганешу и Ахлис. И те, оценив её состояние и решив меж собой догнать его до кондиции, согласились взять и их. Хотя, по отношению к Ганеше последний глагол был использован чисто риторически.

Но в «Кванте» у них возникли какие-то проблемы с охраной. После десяти минут ожесточённой словесной борьбы, готовой взорваться на ножах, они вернулись в машину. И заявив, что там «мест нет», нашли их на пляже возле бушующего в свете фар моря.

Где начали щедро угощать всех желающих и (пока ещё) не желающих купленным по дороге пивом «Монарх» суровой крепости. Предвкушая, как жёстко пиво расправится с комплексами Сиринги и Ахлис, не оставив от них «камня на камне». Превратив их в пляж под солнцем куража.

Но Ганеша, достав из-под полы парки половину литровой бутылки «Абсолюта», купленного им в баре после того, как закончился его «Маккормик», заявил, что уже и так достаточно пьян, чтобы пить их адское пойло.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Группа Восток, «Миражи».

2

И. Крылов, «Ворона и лисица».