Сиринга

Сиринга

Аполлон Воронцов

© Аполлон Воронцов, 2025

ISBN 978-5-0065-7340-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Сердце, наблюдая и фиксируя моменты собственной работы, методом проб и ошибок создало Рассудок. Который, расширяясь, обнаруживая собственные противоречия и постигая их взаимосвязь (диалектику), создал Разум. Который, в свою очередь, исследовав собственный потенциал и обнаружив его бесконечность (божественность), естественным образом захотел (желание – фиксированное сердечное излучение (форма) есть атрибут рассудка) его реализовать. Для этого он создал вселенную (место (ограниченность (владения сатаны))). Но удачных (истинных) актуализаций Разума поначалу было меньше. Чем неудачных (творений господа). И многие стали впадать в отчаяние. Ибо истинное (удачное) несет заряд вдохновения (божественности), а ложное (неудачное) – заряд отчаяния. Так как стали сомневаться в собственной божественности – возможностях собственного разума. Те, кто окреп (поднаторел) в истинном, стали ангелами. А те, кто в ложном – демонами, слугами сатаны – лжи. И как следствие – зла. А кто не окреп – до сих пор блуждают в бесконечном лабиринте собственного рассудка. Желаний, не осознавая их бесконечности, низводящих разум до рассудка, а рассудок – до ощущений. И заставляя сердце восторгаться ими.

Так появились зомби.

Глава 1

Шли годы. Друг за другом, как медленные лани.

Когда Банан дал Пенфею прочитать «Кассандру», тот пригласил его к себе и лишь тогда критически заметил:

– Если бы ты и в жизни был таким же умным, как в своей книге, тебе б цены не было! А задним умом и дурак богат. В жизни нужно соображать налету! И меня ты сделал тут каким-то монстром! Мне, конечно, приятно, что я тут такой крутой!

– Просто, я сжал тебя в книге до пары дней.

– Ну, так-то, да, – задумчиво заметил Пенфей, перелистывая тетрадку. – Всё, вроде бы, верно. Так-то оно и было на самом деле!

– Но, думаю, дальше ты станешь ещё круче! Мне придется ещё сильнее тебя сжимать – в объятьях крепких фраз.

– Так ты что, и дальше писать собрался?

– Ну, да. В рейсе-то делать нечего, вот я и перепросматриваю своё недавнее прошлое, как на замедленной перемотке. Так что всё, что ты мне сейчас скажешь, может быть использовано против тебя!

– Да, ну тебя! – отмахнулся тот.

– Так я уже сейчас запоминаю эту сценку, чтобы в рейсе описать её во всех деталях! – усмехнулся над ним Банан. – Поэтому у нас тут не просто общение, а «театр на дому». Так что приосанься и перестань уже ковырять в носу, – ударил он его по руке.

– Да тише ты, палец мне сломаешь!

– Никакого уважения! Раньше вообще боялись литераторов. Они ходили за всеми с блокнотиками и что-то там царапали. А в выходные в газете выходил фельетон с реальными героями их наблюдений. Так что литераторов просто шарахались и никуда в общество не впускали. Чтобы те не высмеивали их недостатки.

– Так вот чем ты тут занимаешься! – разозлился Пенфей, выстреливая мизинцем в стенку. – Вынюхиваешь? Компромат на меня собираешь? А ну, вали отсюда!

– Что-о? – оторопел Банан.

– Да, ладно, шучу я. Высмеивать недостатки – это хорошо. Я и сам этим постоянно занимаюсь. Только не словом, а – делом. Ещё и навариваюсь на этом. А не жду, пока мне заплатят за статейку.

– Только я высмеиваю не только чужие, но, заодно, и свои недостатки. Чтобы больше уже не наступать на эти «грабли».

– Если бы я стал свою жизнь описывать, то, наверное, вообще бестселлер вышел бы!

– Так в чем же дело, ручку дать?

– Но я, наверное, не смогу писать. Потому что я сразу же вижу всю ситуацию целиком и тут же делаю нужные выводы, а не через полгода в море.

– Я пока живу на берегу, тоже так думаю. И только потом, когда перепросматриваю в рейсе ситуации, мне постепенно открываются всё новые их стороны!

– Ну, что ж, учиться никогда не поздно. Может, что-нибудь из тебя в конце концов и выйдет толкового. А не только глупая писанина.

Глава 2

Не имея возможности ни покорить высшее общество, подобно Люсьену де Рюбампре, ни завоевать его, подобно д’Артаньяну, так как имел не укомплектованную экипировку, Банан был заброшен в его тыл. Хотя коня давно уже заменила машина, плащ – имидж, а меч… Как был, так и остался мечом, только и жаждущим воткнуться в тугую плоть.

И был познакомлен Пандорой, подружкой Пенфея, с Алекто. Дабы растормошить после рейса его симпатический отдел (не особо-то уже и) нервной системы.

Весело пообщавшись, Банан сам раскрасил ногти Алекто в разные цвета лаком Пандоры.

– Ты будешь моей прелестной статуей! Моим произведением искусства быть. То есть – действительно Прекрасной!

И буквально через пару дней был приглашён Мегерой, более куртуазной подругой Алекто, совершить вечерний променад в её «Марке» под блеск и кутерьму ночного города, причудливо переливавшихся по длинному капоту её мощного авто. Где Банан самодовольно похвастал, что прибыл на Землю из Центральной галактики в качестве Творца Вселенной.

– Но сейчас я занимаю на вашей планете весьма скромную должность планетарного Творца, которая, если честно, мне претит. Так как мне приходится создавать Учение «Святой Грааль. Время Вечности», которое повысит ваш духовный и интеллектуальный уровень на абсолютно новую ступень! Привлекая для этих целей в качестве топ-моделей самых красивых и соблазнительных героинь.

– Таких, как мы? – впервые улыбнулась Мегера.

– Чтоб не быть занудой в глазах читателей, как другие духовные наставники.

Окончив инквизиторский допрос, на котором Банан совершенно искренне всё о себе выложил на панель их повышенного внимания, Мегера рассовала всё это по карманам памяти и что было духу погнала подкапотных лошадей. Вдохновившись его коротким, но таким фантастическим рассказом! И переключилась на обсуждение более приземлённых вопросов.

– Ты уже нашла работу? – строго спросила она у Алекто и нажала на газ, вдавливая ту в сиденье.

– Нет ещё, – стала оправдываться Алекто, тут же пристегнувшись. – Чтобы меня приняли на работу, нужно сперва получить диплом. Ведь нас упекли в тюрьму за год до окончания бурситета. А сделать документы задним числом, как ты, денег у моей семьи нет. Поэтому мне придётся доучиваться официально. Только тогда я смогу работать по специальности.

Банан вздохнул, но не облегченно, а с примесью сожаления, словно бы выдохнув из себя затхлость разочарования. Считая (на пальцах своего недалёкого рассудка), что не оправдал ожиданий.

Но включив магнитофон, обе они заголосили дуэтом модные тогда куплеты, пытаясь поразить его в самое сердце своими вокальными данными:

– Ку-у-ра-а-жи-и-и – это наша жи-и-изнь!1

– Кура-а-аж!

Давая понять Банану, для чего они его, на самом-то деле, пригласили. А вовсе не для того, чтобы мучить его на дыбе расспросов, растягивая его удовольствие от общения с ними до приятной ломоты в суставах. Заставляя его признаться, для чего, на самом деле, он решил связать судьбу с Алекто.

Но тогда он наивно решил, что эти ведьмы элементарно надрались зелья и просто дерут горло, как типичные мартовские кошки. То есть ещё не осознавал это как личный вызов, ведущий к его полному поражению их красотой и слаженностью их дуэта.

Хотя, какой красотой, о чём речь? Ведь Алекто была просто хорошенькая, да и только. А Мегера – зловеще шикарна! Так что ни о какой усредняющей их вместе красоте не было и речи. Внутри него.

«Обе они просто-напросто восхитительны!» – восхищался Банан.

«Только и всего!» – спорил с ним Аполлон, не желая сдаваться.

Ведь Банан, сидя в бешено мчащемся по городу ослепительно белом «Марке» Мегеры, неосознанно уже предвосхищал это своё восхищение ими обеими, пока они вдохновенно пели, пытаясь вовлечь его в свой кураж на квартире Мегеры. И наутро наклеить ещё одну серебристую звёздочку на фюзеляж «Марка», вписав его в свою историю их персональных Я.

Что потребовало от Аполлона тут же завести на каждую из них по отдельной учётной карточке. Как бы они ни старались тут своими песнями смехшать свои карточки в одну потрёпанную колоду всех представительниц прекрасного пола в это сумрачное время «Меча и Орала».

Тем более что меч у Банана, как известно, был, а вот орала не было. И уже давно. И теперь с новой силой орало напомнило их перепачканными в помаде ртами о его любимом оральском море, в котором он ранее так любил купаться – в ласковых волнах волнующих ласк. Когда какая-нибудь раскосая ласка в Пусане нежно ластилась к нему и хищно показывала свои ослепительно белые зубы. И то и дело игриво его покусывала, делая наслаждение ею ещё более острым. Привнося в это впечатление от её игры свою перчинку. Ведь наслаждение без боли не так впечатляет, как то неопределённое ощущение, когда ты и сам не знаешь, то ли она сделает тебе безумно приятно, то, вдруг, больно, слегка куснёт тебя, то снова заставит тебя об этом навсегда забыть и трепетно погрузиться в её глубочайшую нежность. Раз за разом, до самых её глубин. То вновь неожиданно вернёт тебя резцами острого наслаждения к своей реальности! И, улыбнувшись, снова позволит тебе ненадолго о себе и обо всём забыть, покачивая тебя на этих ласковых волнах своей игры в оральское море глубочайшей любви к тебе! Гораздо более откровенной и искренней, чем все те, кто позволял тебе уже без неё на этих волнах искриться её, её ослепительно яркими плазменными бликами экстаза! Закручивая тебя в белоснежные буруны воспоминаний. О её резцах! И если ещё и крича от боли и наслаждения, то уже, как чайки, в пронзающей душу тоске по былому счастью!

Но, конечно же, как истинный джентльмен, он сделал вид, что внутри него совершенно ничего не происходит, предпочтя остаться для них миражом, а не очередным куражом. Который ещё подумает над тем, стоит ли ему уплотняться и врываться в их сонно мурлыкающую реальность – прямо в спальню! И таять там у них на устах, как мармелад.

Глава 3

Расцвела зима, окутав своей сияющей фатой всё своё юное существо.

Недавно откинувшись из тюрьмы, Алекто была без сапог, что служило ей темой для пустых разговоров. Банан, устав наблюдать за нудизмом её служанки, публично обнажающей и залапывающей его восприятие прекрасного социальными банальностями, решил убить в ней это чудовище. И рассказал об этом Пенфею.

– Я понимаю, что ты от чистого сердца, но сегодня ты дашь ей денег на сапоги, а завтра… Может что-нибудь случится. С этой карамелькой, – усмехнулся тот. – Совершенно случайно. И вы поссоритесь. Деньги – это такая вещь… Там, где в отношения вмешиваются деньги, начинаются неприятности. Причём, самые неожиданные. «Рай в шалаше» не пустая фраза, это модель идеальных отношений.

– Да я ничего ей ещё и не обещал, – оторопел Банан, упав с башни своей мечтательности. И задумчиво потирая башню.

– Никогда не обременяй себя обязательствами, – продолжил Пенфей, видя, что тот охотно его слушает. – Ты никому ни в чём не обязан и ничего не должен. То, что думают другие – это их трудности. Любой из нас рождается свободным, а умирает должником. Собственно, поэтому он и умирает, не успевая выполнять чужие требования. Если кто-то пытается с тебя что-то поиметь, шантажируя твоей обусловленностью или одержимостью общественными институтами, то это только их проблема. А если твоя девушка чем-то недовольна и пытается нанести тебе вред, то – с точки зрения чистой логики – она для тебя не более, чем навязчивая вредная привычка, которую нужно тут же бросить.

– Пока она не загнала тебя в могилу?

– Пообещать всегда можно. Выполнять – по обстоятельствам. Более того, если ты хочешь, чтобы твоя девушка хорошо к тебе относилась, нужно наобещать ей золотые горы! Чтобы она почувствовала зависимость от тебя, и, через это, её подсознание запустило процесс идеализации твоей персоны.

– И она будет тебе верить?

– Конечно! Ведь её вера основана на желании приобрести что-либо для себя без каких-либо конкретных усилий с её стороны. Которые девушки готовы ждать тем дольше и исступленнее верить в чудо, чем меньше личных усилий они готовы вкладывать в их самостоятельное приобретение.

– Прекрасно понимая, что быстро только кошки родятся.

– Вера есть вера. И она всегда есть результат твоего невежества, помноженного на твою лень.

– И чем она ленивее, тем сильнее в ней жажда найти того, кто будет чуть ли не против её воли толкать её к её же счастью?

– Поэтому никогда не устанавливай точные сроки. Говори, «по обстоятельствам». Что желаемое ею есть у твоего хорошего знакомого, который с радостью окажет тебе услугу. Вначале ты можешь долго его не встречать. А потом он может куда-нибудь уехать или попасть под загруз. И ему будет уже не до тебя. Чтобы выйти из положения, можно вытворять со своим «хорошим знакомым» всё, что угодно. Отправить его в другой город, страну, под поезд… Главное – никогда не повторяться!

– Иначе она тебе перестанет доверять?

– И ты не только погасишь инерцию маховика идеализации своей персоны, но и запустишь противофазу. И тогда, чего бы ты не делал и не говорил, ты будешь грести против течения.

Глава 4

Жизнь наивно учила Банана, что «кто платит, тот и заказывает музыку». В то время как Пенфей пошёл по этой дороге гораздо дальше! Призывая и Банана, даже если пока что реально нет денег, всегда обещать самые щедрые дивиденды! Поддавшись на уговоры Пенфея поселиться у него, помогая ему с ремонтом их нового «дома свиданий».

Не понимая, что так Пенфей просто-напросто разводит его на деньги. Не на прямую, не для себя лично, а на покупку строительных материалов и предметов первой необходимости. Если они хотят тут вместе, как и раньше, снимать менад. Прослаивая разводку трепом:

– Всегда говори менадам, что у тебя есть деньги. Много денег! Но сейчас ты вложил их в одно дело. Большое дело! Но ты не хочешь пока что об этом распространяться, чтобы его не сглазить. И если дело выгорит, то денег хватит на всё на свете. И даже ещё и останется. Их контекст – это их трудности. Ведь ты и в самом деле не знаешь своего будущего. И того, сколько сможешь в будущем приобрести.

– Поэтому ты никого и не обманываешь.

– Просто, врёшь им от всего сердца! Не желая их потерять. Да и мало ли что может случиться завтра? Ты можешь спонтанно что-то придумать и внезапно разбогатеть. Или, вообще, получить наследство от дядечки в Америке. Жизнь полна импровизации! Ты же не Буратино, созданный раз и навсегда. У тебя есть мозги!

– Тем более что даже Буратино, в конце концов, стал настоящим.

– Ну, вот. И ты в любую минуту можешь всё изменить в самую лучшую для себя сторону. Нужно только сесть и крепко обо всём подумать, взвесив все за и против.

– Это я умею. Отвернуться от мира и начать видеть мир затылком.

– И придумать как на этом можно серьезно навариться! Если ты сам не знаешь, что будет с тобой завтра, то зачем портить ей настроение и мешать тебя боготворить? Потому что через некоторое время часто оказывается что платить, собственно, уже и не за что. Ты уже получил всё, чего от неё хотел! Да и мало ли что может случиться потом?

– Потом не бывает. Есть только здесь и сейчас. И своими действиями сейчас мы лишь создаем предпосылки для существования потом. И не факт, что они перестанут быть только лишь пред-посылками. И посылок от Деда Мороза мы так и не получим. Будущее основано на чистой вере, помноженной на адекватность ей наших действий.

– Да. Жизнь полна импровизации!

– Но если жизнь повернётся так, что всё же придется заплатить?

– Для того и нужны мозги, чтобы этого не произошло! Поэтому нужно стараться толком-то ничего и не обещать. Пусть менада сама постоянно догадывается о том, что она сможет от тебя получить, если она так одержима конкретным. Чтобы тебе не пришлось отвечать за свои наивные обещания. Твоя задача лишь намекать ей на свои возможности. Ведь жизнь настолько полна импровизации, что ты можешь не выполнить свои обещания, даже если только к этому и будешь стремиться.

– Ну, да, быт. Обстоятельства. И всё такое. Ведь мы можем стремиться не к тому, зачем сюда пришли. О чём судьба и напоминает нам, раз за разом разрушая наши хрустальные замки иллюзий.

– Которые мы создаем не только в своих, но и в чужих головах. Наивно полагая реально их осуществить.

– Только поэтому жизнь для нас и полна импровизации, что никто толком-то не знает своего предназначения.

– В худшем случае, ты всегда знаешь, что всего лишь играешь на чужой жадности! А это самая скверная черта характера. Которая не лечится ничем, кроме как прижиганиями техничного кидалова! Жизнь тяжелая штука. Об этом забывают дураки и мечтатели. Мечтательность расслабляет разум, это болезнь. А болезнь надо лечить.

– Лекарь ты, конечно, толковый!

И войдя к нему в доверие, Пенфей начал вымогать у него бумажник, упрямо называя его «лопатой». Но Банан ни в какую не желал с ним расставаться, требуя реальные основания его разливного упрямства. К тому же у Пенфея нещадно выпирало из нутра желание побахвалиться перед товарищем, что в море и дурак заработать может, а вот на берегу…

И через некоторое время, которое они незаметно вышибли из календаря, под строжайшим секретом Пенфей детально разложил перед Бананом на столе внимания несколько несложных, но затейливых механизмов отработки денег. Поведав, что пока Банан почти год тупил в море, Ликург подтянул его в свою команду. И пройдя этап обучения, он тоже стал кидалой.

– Мы работали на рынке «Южный», мы редко там работаем, там охрана. Напарник дал мне свою «лопату» и подстраховывал, чтобы всё шло гладко. Я снял лошка. Отработал сотку. Давай отваливать. Бежать нельзя, сам полагай, спалит. Оглядываться – тоже. Вдруг он уже прокусил что к чему и уже ищет меня в толпе? Я оглянусь, тут-то он меня и опознает! Отваливаю быстрым шагом. А самому всё кажется, сейчас он подбежит, руку на плечо положит и скажет: «А ну, стой, братэлло!» Я эту руку его плечом прям чуть ли не чувствовал. Ты знаешь, я в жизни мало чего боюсь, а тут – такая шугань! Еле до подъезда дошёл. Забыл про лифт, забегаю на девятый этаж, разворачиваю… Она аж взмокла в кулаке, моя первая, честно отработанная сотка! Сотка баксов!

– А если он честный труженик, копил, копил…

– Накопительство – это ужасный грех! Это высасывает кровь из экономики. Деньги существуют лишь для обмена их на товары производства.

– А если ты уже купил всё, что тебе необходимо?

– Тогда – на средства производства. Или – на то, что помогает нам их сэкономить. Деньги должны делать деньги, а не лежать под матрацем. Да к тому же я что-то не припомню, чтобы ты или я с береговой зарплаты смогли скопить хотя бы сотку баксов. Мы кидаем только морских и барыг. А у них соткой больше, соткой меньше… К тому же, кидая, мы заставляем их быть осторожнее. Если б не мы, его всё равно бы кинули, ведь он потерял бдительность, расслабился и начал доверять. Но уже – по крупному! Так что, кидая, мы приносим очевидную пользу. Можно сказать, оказываем услуги населению.

Своей подруге Пандоре, у которой он жил во время ремонта, Пенфей так и говорил, что работает в сфере услуг на каком-то мифическом грузовичке.

– Она видит, мальчишки за мной каждое утро на машине подкатывают. Что я могу ей сказать? Развожу чипсы. А кого я там на самом деле развожу, её иметь недолжно!

– А как именно ты отработал сотку?

– Как, как… Есть один доллар?

– Да, – произнес Банан. Порылся в бумажнике, достал доллар и протянул Пенфею.

– Смотри, складываешь его в четверо, вот так. Понял? А сотка есть? Да не бойся, я покажу и отдам. Я ж не фокусник! – усмехнулся он.

– Да кто тебя знает, – недоверчиво усмехнулся Банан и нерешительно вынул сотню.

– Эту я беру у лоха, типа для обмена её на дерево, и что-то говорю ему. Не важно что. Типа, а она точно настоящая? А где ты её взял? И одновременно не спеша складываю её точно так же. Видишь?

– Ну, и?

– Дай на секунду лопату. Мне надо показать.

– Ну, на, – произнес Банан, недоверчиво протягивая бумажник.

– Один бакс прижимаю снизу мизинцем, а сотню его ложу сверху. Потом вытягиваю шею, смотрю лоху через плечо и говорю испуганно: «Полиция!». И когда лох на мгновение оглядывается, я быстро переворачиваю лопату и бакс оказывается сверху, а сотня – снизу.

Несмотря на узловатые пальцы, это получилось у Пенфея довольно ловко.

А если бы он на них смотрел, получилось бы ещё ловчее.

– Ловко!

– А когда лох тут же поворачивает голову обратно и смотрит на бумажник, я протягиваю ему свернутый бакс и говорю: «Если честно, не нравится мне твоя сотня. И вообще, надо валить отсюда, пока нас полицейские не повязали». И быстро отваливаю.

– А если это подстава?

– Так для того и подстраховывает напарник. Он смотрит по сторонам и хавает движуху. И если замечает хоть что-то подозрительное, проходит мимо меня и мимоходом спрашивает: «Не знаете, где можно купить кожаную куртку?» Сигналом служит слово «кожаную». Или любое другое словосочетание с производным от словом «кожа». Можно использовать любое другое слово, не важно, но, в основном, используем его. Так как слово «кожа» уже стало сигналом того, что нужно срочно спасать свою шкуру! А с новым словом ты, от волнения, можешь не воспринять это как сигнал бедствия, и тебя повяжут.

Пришлось Банану отдать ему лопату, пусть гребёт.

Глава 5

Но с девицами у них почему-то не росло.

– Не пойму. Ты худющий как смерть, страшный, как мое прошлое. Я же – подкачанный красавчик! Но все менады ведутся не на меня, а на тебя. В чём дело?

– Ну, ты и смешной! – усмехнулся Пенфей. – Менады ведутся не на тебя, и даже не на меня. А на то, что они хотят от тебя получить. Твоё тело – ничто, их жажда – всё! Ты должен понять, чего именно хотят девушки. А все они хотят примерно одного и того же.

– И чего же они хотят?

– Того, что ты сможешь купить им за деньги! – улыбнулся Пенфей во весь рот. – И тебе остается только создать у них в голове иллюзию твоего богатства, приобретя его вещные и поведенческие атрибуты. И расцвечивать их своей игрой в миллиардера. Чтобы они с восторгом кинулись у тебя это отнимать, надеясь хотя бы на крохи с твоего барского стола.

– Но ведь с тех пор, как вас бросил отец, у тебя вообще нет денег!

– Так это только лишь потому, что я все их вложил в одну большую Тему, – тоном Учителя напомнил ему Пенфей. – Тему Тем! И как только Тема прорастёт, денег будет шквал! А то, на что они там надеются, это последствия их одержимости деньгами, их жадность. Я всего лишь подыгрываю менадам, играя свою скромную роль на сцене их порочности. Ведь я прекрасно понимаю, что главное действующее лицо в этой сценке не я, а они сами. Их крик души! Как в той басне, где «Ворона каркнула во всё воронье горло!»2 А вот если бы им было всё равно, сколько у тебя денег, то они и велись бы все не на меня, а на тебя. Но я пока что ни одной такой не встретил. Если бы увидел, сразу женился бы! Так что всё, что мне остается – только использовать этих поведённых, помогая им себя обманывать. Очаровывать и околдовывать женскими чарами. Или как там они это называют? – усмехнулся он. – Втирая мне своими двусмысленными ужимками, что безумно в меня влюбились! Только и надеясь, что они в конце концов поймут, что это был только нелепый предлог для чего-то большего, чем их жадность. Для нашей любви! И осознав это, станут хоть немного лучше.

– Короче, проводишь воспитательную работу с населением.

– Это и есть мой крест, который я влачу по жизни. Принося себя в жертву ради любви. Помогая им увидеть свою одержимость и наконец-то хоть что-то у себя в голове переосознать, сделав соответствующие выводы.

– Но разве безумца можно убедить доводами разума?

– Его можно только разочаровать! И подтолкнуть к разумности через боль разочарования в своих иллюзиях.

– Каким бы безумным тебе это не казалось?

– То есть – именно поэтому! Мы не теоретики, мы – практики! Мы выжигаем пороки общества на корню. Мечты и практика стоят по разные стороны баррикад. И чем сильнее девушка не хочешь работать, тем активнее она мечтает о принце, который придёт и сделает всю работу за неё. Но у каждого из нас свой жизненный путь. И если ты сядешь кому-то на шею, твой жизненный путь останавливается и ждет, пока ты с неё слезешь. Чтобы снова начать над тобой работать. Твоими руками. И только твоей головой! Пока ты сам не начнёшь шевелиться, в твоей жизни ничего не изменится в лучшую сторону. А не в сторону того, на чью шею ты уселся. Наивно думая, что ты его как-то используешь. В то время как он в это же самое время использует тебя.

И судя по тому, как одна из менад ускользнула от них, пока Банан был в туалетной комнате, с его шапкой, он, покупая на следующий день точно такую же норковую формовку, убедился в том, что Пенфей говорил ему на счёт этих вертихвосток чистейшую правду!