скачать книгу бесплатно
– Надо его сейчас же вытащить!
– Успокойтесь, – вздохнул Пётр Алексеевич, – и не делайте резких движений, иначе вы прямо сейчас развалитесь, у вас обоих разошлись швы. Сейчас я всё прошью, а завтра к обеду я достану машину, в обед в морге никто не бывает.
– Почему вы нам помогаете? – продолжил бас, когда старый ветеринар снова стал его штопать.
– У меня погиб единственный сын, ваш Магистр обещал его вернуть.
– Но это ужасный грех!
– Я атеист и не верю в эти сказки.
– Безумцы, безумцы, не верящие, что он, – бас поднял палец вверх, – реальность, такая же как вы, я и этот стол.
Старик молча пожал плечами.
– Поверьте мне, если это произойдёт, то не будет никому хорошо. Ни вам, ни вашему сыну. Я это знаю наверняка!
Ещё полчаса провозился возле тел старый ветеринар, а когда собрался уходить, бас прорычал: – Идиоты, живёте как в сказке, чего вам ещё надо. Хотите чего-нибудь остренького? Живые позавидуют мертвым, когда всё случится.
Но Пётр Алексеевич пропустил эти слова мимо ушей. Выключив свет, он поднялся к себе в квартиру.
– А где наши гости? – спросила у сурового мужа Анна Георгиевна, – я уже три раза чай разогревала.
– Ты опять смотрела в окно?
– Что же мне делать, Петя, когда тебя нет.
– Смотри телевизор.
Пётр Алексеевич намеренно был суров со своей женой. Он боялся размякнуть и пожалеть свою Аннушку, тогда всё пропало. Он, конечно, любил свою супругу, с ней он прожил почти пятьдесят лет, но пять лет назад они похоронили своего единственного сына, погибшего в автокатастрофе. Их объединяло не только время, но и одиночество.
Они были ласковы и приветливы друг с другом, но их обоих съедала мысль о несправедливости судьбы к их сыну. Это было невыносимо. И вот два года назад горе для Петра Алексеевича ослабло, его племянник, человек учёный, кандидат наук, доказал, что всё можно вернуть и судьбу исправить. Со всем пылом упрямого человека он поверил и всячески помогал племяннику.
Пришлось заплатить большую цену. Он стал груб с Аннушкой, боясь ей всё рассказать, ведь она точно бы не одобрила. И он стал убийцей, как-то просто и буднично, но это его мало волновало.
Он не мог ничего рассказать своей супруге, потому что он боялся опять стать человеком с чувствами и совестью, а тогда всё пропало! Молча смотрел он, как вздрагивали её худенькие плечи, когда она мыла чашки после чая, он хотел запомнить её такой, и что-то человеческое рванулось из него, но он властно всё запихнул обратно…
Глава Х
С рапортом Андрей провозился, как ни странно, довольно долго. Спать он больше не ложился, хотя все коллеги мгновенно рассосались, как только вышли из кабинета генерала Зотова. Только Донцов забежал с бумагой и стандартными бланками и молча исчез. Все события он изложил подробно, даже свои ощущения, а вот подвести итог не смог, даже не знал, за что зацепиться. Несколько раз выходил в коридор и молча курил с охраной. Он всех их знал по именам, и они встречали его как хорошего знакомого, но первыми не заговаривали, а ему говорить не хотелось. Преступления не походили ни на одно предыдущее. Все штампы, которым их учили в Карагандинской высшей школе милиции, вообще не подходили в данном случае. Были страшные преступления, были жертвы, как ни странно, даже участники преступлений были, они лежали в моргах, но юридически они не существовали. Андрей помнил посмертные швы от вскрытия на тех здоровяках, с которыми он бился четырнадцать часов назад. Но что это было такое, ум отказывался понимать.
Было уже довольно позднее утро, в коридоре возникло движение, это здание УВД заполнялось служащими и сотрудниками. Зазвонил телефон. Донцов, весёлый и отдохнувший, сказал:
– Андрей, посмотри в окно.
Внизу стоял жёлтый милицейский уазик-буханка, а рядом Донцов, он говорил по радиотелефону.
– Это я, спускайся, поедем в ДСР, наша тема.
Андрей усмехнулся.
– Точно ты? Чем докажешь?
– Ну здрасьте, крыша поехала? – обиделся лейтенант. С двумя автоматчиками Зырянов уселся в машину.
Здание и территория УВД находятся в начале длинного пешеходного проспекта, рядом с огромным городским парком, вернее, с самой дикой и запущенной его частью, где находится заброшенное мусульманское кладбище. Как ни странно, это была самая спокойная и нестрашная часть парка, по которой любят асфальтовыми дорожками бегать утренние спортсмены. Заканчивается ранее широкий проспект Вознесенский – Ленина, а теперь улица Конституции Казахстана красивым областным драматическим театром, построенным, между прочим, на месте бывшего христианского кладбища! Во всём чувствовалась для человека думающего символичность. И непонятно, то ли драмтеатр начинался не с вешалки, а с управления внутренних дел, то ли управление внутренних дел Северо-Казахстанского облисполкома начиналось с театра, намекая незадачливым обитателям подвала, что жизнь – игра.
В объезд старого парка ехать в южную часть города – район ДСР было минут пятнадцать. На углу улиц Горького и Таштитова уже стояли милицейские машины, а во дворе частного невзрачного дома было полно служивых.
– Подождите, не входите, – окликнул Андрея Мухаметшин, он что-то записывал в блокнот и беседовал, видимо, с соседкой. – Сейчас Малыгин вернётся, его в воинскую часть послали за противогазами, тогда пойдём.
– Рассказывайте, что дальше было? – обратился майор к перепуганной свидетельнице.
– Смотрю дня три назад, а дверь приоткрыта.
– А что же не зашли-то?
– Страшно. Хозяева всегда ночью приезжают, а утром уезжают. Днём их не видно.
– А чего страшно-то?
– Люди очень серьёзные. Вот осенью столб сбили, и сидели бы мы без света, а эти уже через час бригаду пригнали и уже в темноте всё починили и с нас ни копейки не взяли.
– На чём они приезжали?
– Когда на легковой машине, а когда на «скорой».
– «Скорая» белого цвета?
– Нет, она серая такая.
– Они в халатах были?
– Когда в халатах, когда нет. Приезжали обычно втроём. Заедут во двор, закроют ворота и только дверцы хлопают.
– А вы в окно ни разу не поглядели, что они там делают?
– Поглядела, – женщина покраснела, – у них шторки.
– Получается, ничего не увидели?
– Увидела. Девки голые на диване лежат, как будто спят. Ну, думаю, понятно, напоили девок.
– Ну и?
Женщина совсем смутилась.
– Девок-то напоили, а печь в ночь не топили. Я специально последила, не топили.
– А что же участковому не сказали?
– А что участковый, он вон где, нужно аж до завода Кирова идти. Думала, само успокоится.
Мухаметшин обратился к Андрею.
– Вчера она выпустила пса своего погулять, он утром кисть руки принёс. Следы сюда ведут.
– Я милицию сразу вызвала.
– Милицию? Когда девок видела, надо было сразу участковому позвонить!
Во двор ввалился Малыгин с противогазами.
– Не пойму, Владимир Рахимьянович, зачем противогазы? —спросил Андрей.
– Смотри, – замедленно, в своей манере показал Мухаметшин. – На печной трубе сосулька, похоже, ею вообще всю зиму не пользовались. Двор тщательно убран, вон сугробы до сих пор не растаяли. И машина уазик серая. Чувствуешь? Я уверен, наши клиенты. Кто знает, чего они там оставили? Подстрахуемся.
Надев противогазы ГП-7, в них всё прекрасно было слышно, вошли в дом. Похоже, хозяева не заморачивались особой уборкой, от дверей в сени шёл натоптанный тропинкой след. Тёплая дверь вела сразу в кухню. На печи навалено мензурок, склянок, шприцев, колбочек, реторт. Действительно, здесь давно не топили.
Андрей понял, что это не наркопритон, там в таком разнообразии не нуждались. В зале, в дверях за тяжёлой шторкой, оказался целый химический кабинет. А может быть, операционная? Посреди комнаты стол, с прибитой вместо столешницы дверью, над столом низко подвешенный светильник с пятисотваттной лампой. Вдоль стены стояли два шкафа, полные всяких медицинских или химических посудин, в них были остатки ярко-оранжевой жидкости, электрический компрессор с горой шлангов и наконечников, лежали необыкновенной величины шприцы, видимо, на слона.
Во второй комнате, поменьше, был накрыт стол, стояли несколько стульев и кровать, на которой лежал в неестественной позе человек. На нём была тёплая туристская куртка защитного цвета, капюшон натянут на голову. Он лежал на боку, и ноги его были максимально выгнуты назад, а пятки касались спины. Андрей натянул перчатки и откинул капюшон, клиент был такого же цвета, как и куртка.
– Кто его так? Захочешь и не сделаешь.
– Сделаешь, если давно мёртвый, – произнёс судебный медик Яков Борисович.
– Все-таки, ему, наверное, кто-то помог, – сказал Андрей и начал распечатывать окно. В противогазах начали запотевать очки, а взять специальный карандаш Малыгин не догадался.
– Неплохо погуляли? – на столе стояли бутылки пятизвёздочного коньяка и нарезанные мясные деликатесы, четыре высоких наборных стакана, десертные золоченые вилки, похоже, из дорогого подарочного набора.
– Отпечатки – по полной, – обрадовался Донцов. – Даже на свет видно. Вот что значит печь не топить!
Наконец все сняли противогазы.
– Владимир Рахимьянович, смотрите! – Донцов приподнял край одеяла.
Пропитав матрас, жёлтая жидкость тягучей загустевшей струйкой капала на пол и, образовав лужицу, устремилась под палас. Донцов приподнял палас, под ним был лаз в подполье. Никто даже не успел слова сказать, как он решительно открыл дверцу. В лицо ударил тяжёлый поток смрада, и перехватило дыхание. Все, ругаясь, кинулись надевать противогазы. В подполье спиной наверх скатились с лестницы два женских тела. Андрей посветил в лаз фонариком, он уткнулся в другие тела, которых там было в избытке. У одной из женщин подогнулась голова, и Зырянов узнал медсестру из кладбищенской бригады.
– Левая вроде наша.
– Уверен?
– Да, родинка вон видишь возле уха.
Все вышли на улицу глотнуть свежего воздуха.
– Вот что, – медленно раздумывая, сказал Мухаметшин.
– Сколько времени нам нужно, чтобы зафиксировать все следы? Думаю, часа три хватит? Потом, Миша, съездишь в воинскую часть, возьмёшь ещё два десятка противогазов, четырех солдатиков, пусть возьмут ножовки, гвоздодёры, топоры. Надо будет снять пол, пусть не жалеют, иначе нам этих не вытащить. Начнём в семь часов, за ночь всех вывезем. Нужно ещё солдатиков трупы вытаскивать.
– Может, гражданских? – произнёс Малыгин. – Пятнадцатисуточников или сидельцев?
– Нет, утечка будет, поднимут шум, лучше солдатиков.
– Не дадут столько.
– Марков позвонит, дадут. Так, сейчас четырнадцать двадцать, занимаемся фиксацией, в темпе! Ничего не пропускать. Зырянов уже сегодня писал. Донцов, с тебя протокол. Вот и прокуратура уже здесь, – улыбнулся он, здороваясь со следователем и дежурным прокурором.
В это время, раздвигая всех, подошёл сержант – водитель уазика.
– Товарищ майор, всех в третью городскую?
Глава ХI
В тайной комнате донжона замка тамплиеров, герметически закупоренной печатями самого Великого магистра, по лучам пентаграммы стояли двенадцать ливанской сосны гробов. В четырёх из них лежали сам Великий магистр Жак де Моле и три его верных брата-рыцаря. Сама комната была довольно низка и располагалась в нише межэтажных перекрытий, в месте, сейчас называемом пентхаус, а попросту на чердаке замка. Если присмотреться, то было видно, что рыцари не были мертвы, они просто спали.
Брат Генрих де Оне, оставленный хранителем ворот, был посвящён в тайну комнаты и по вечерам отправлялся в далёкий путь, вниз, полабиринтам коридоров, ведущих в подвал, но по тайной винтовой лестнице, и оказывался в противоположной стороне. Кроме охраны целостности печати двери, которая вообще-то была фальшивой, оносматривал своих братьев по оружию. И если замечал неладное, то должен был вывести подозрительного адепта из состояния транса. Способ самый простой: он взваливал клиента на плечо, подносил к чану с водой и окунал его, тряс, растирал виски мазью из бараньего жира, хрена и испанского перца. После этой мази на некоторое время оживал даже мёртвый.
Жак де Моле, вдоволь напутешествовавшись во времени и всего насмотревшись, с содроганием думал о прелестях такого оживления. Потому, испытав нашатырный спирт на Баффомете, с удовлетворением отдал флакончик брату Генриху, с твёрдым наставлением начинать процедуру с этого. Но добравшись до сказочной жизни, когда в его руках оказалась судьба самого Великого магистра, Генрих де Оне с настойчивостью бросился пользоваться возможностями.
Он ни минуты теперь не мог находиться трезвым. В замке были только мелкие слуги, охрана и он. Перепробовав всё, что только можно, в винных погребах, он начал экспериментировать, бесконечно переливая и смешивая разными способами. Это приводило его в восторг. После долгих лет трудностей и лишений жизнь задалась.
Осталось только попробовать той штуки в маленьком флакончике. Недолго думая рыцарь вылил половину в кубок с вином и двумя глотками осушил его. Картина далёкого детства, пережитого пожара, накрыла его, и он провалился в бездонную яму.
И в то время, пока славный рыцарь дёргался в предсмертной агонии, с каждым сокращением сердца изрыгая из себя вёдра выпитого и съеденного, в пентхаусе, означавшем дом пятиконечной звезды, начал стремительно видоизменяться Великий магистр. Он резко побледнел, громадный синяк на оба глаза и такой же величины шишка возникли как негатив. Дыхание стало прерывистым, из уголков рта потекли струйки крови. Второй с краю рыцарь несколько раз подпрыгнул и затих. Всё это должно было быть знаком тревоги.
Но спасателя самого нашли только утром. Удивлённые слуги были шокированы, сколько бесконечно много может съесть и выпить один человек. Заметив слабые признаки жизни Генриха де Оне, они вынули его из небольшого озерка желудочного сока, отмыли и переодели. Только после этого послали за капитаном стражи замка, который по своим обязанностям лечил раны своих подчинённых. Тот недолго думая вскрыл вену правой руки брата Генриха.
– Где я? – еле слышно простонал рыцарь.
– Там, где и положено, на Земле, – бодро отрапортовал капитан стражи.
– Сколько сейчас времени?
– Полдень. Солнце в зените.
– Как полдень? – волосы брата Филиппа приподнялись.
Он попытался подняться, но заботливые слуги с рёвом навалились на него. Он понял, что надо действовать по-другому.
– Всё, оставьте меня, – в бессилии он откинулся на подушки. – Все до единого, я хочу спать.
Успокоенные слуги и капитан через некоторое время, увидев, что он, несомненно, спит, вышли. Еле стоя на ватных ногах, видя перед собой вращающуюся действительность и не попадая с первого раза в двери, двинулся в свой долгий путь, вернее, начал восхождение в пентхаус, славный рыцарь Генрих де Оне.
Прибыл он в тайную комнату только через два часа. Из последних сил разыскал в сотнях крутящихся в пространстве гробов, Жака де Моле и нащупав острый как топор нос магистра, сунул туда флакон нашатырного спирта. Оба они подпрыгнули, один в своём сосновом ящике, другой, поскользнувшись на полированных дубовых пластинах пентхауса…
Глава ХII
