скачать книгу бесплатно
Генерал разговаривал по телефону, жестом предложил присаживаться. Говорили, видимо, по их делу. Вечером следовало ждать гостей из Акмолы.
– Да, понаделали мы шуму. Из Министерства будут четыре человека, да ещё из Генеральной прокуратуры пару, там ещё кто-нибудь найдётся, – он с досады хлопнул по столу. – Вы-то хоть что-нибудь скажете мне, сыщики?
Всё происшедшее на этой неделе не укладывалось в головах этих умных и профессиональных людей. У каждого было по двадцать, тридцать лет службы в органах. Повидали всякое. Генерал начинал участковым милиционером, лампасы и большую звезду заслужил ещё в Советском Союзе. Был знаком и с Марковым, и с Мухаметшиным в их лейтенантскую пору. И видел, что у них сейчас подвижек нет.
– Что хоть Зырянов говорит?
– Ничего он не говорит, нас к нему не пускают врачи. Сначала твердили, что боятся какой-то заразы, инфекции, что ли. Теперь Досманова скалой встала. Все втроём улыбнулись, вспомнив замечательного доктора.
– Ну, теперь за его здоровье беспокоиться нечего, а поговорить надо срочно, может, что-нибудь прояснится. Поговорите с ним сами, езжайте прямо отсюда, вернётесь сразу ко мне, постарайтесь до приезда министерских обернуться. Марков вопросительно кивнул на телефон.
Генерал возмутился: – Да вы что, в самом деле, на неё управу не найдёте? Он поднял трубку и попросил соединить с госпиталем.
Андрей искренне обрадовался, увидев входящих к нему в палату товарищей по работе.
– Ну наконец-то, вы что там, совсем с ума посходили? Дел невпроворот, а меня здесь квасят. Одежду принесли?
– Спокойно, Андрюша, давай всё по порядку, – невозмутимо произнёс Мухаметшин, присаживаясь, и достал из кармана три прихваченных в буфете управления апельсина. – Как здоровье?
– Да бросьте вы, Владимир Рахимьянович, смеётесь, что ли, заладили все, болит, не болит, тошнит, не тошнит, на горшок заставляют ходить и в респираторе всё уносят. Что за дела?
– А ты что, Андрей, не в курсе, что ли? – спросил Марков, здороваясь и доставая шоколадку. – Это от меня.
– Ни настолько, – показал жестом Андрей. – Все молчат, первый день вообще без респираторов не заходили, представляете картину, как у американцев в блокбастерах. На мне ни нитки, только простыня, а девица на стол приглашает массаж делать.
– На этот, что ли? – Марков потрогал качающийся прикроватный столик Андрея.
– Да нет, тот они на колёсиках с собой привозят.
– Так вот, Андрей, ты хоть знаешь, какое сегодня число? – мрачно произнёс Мухаметшин. – Ты, друг, провалялся без сознания пять суток, думали тебя уже на том свете встречать.
Андрей не понимал, о чём они говорят.
– Тех двух ребят из патрульного батальона помнишь, их потеряли в реанимации, кончились.
– Нет, вы серьёзно?
– Какие могут быть шутки, ты хоть помнишь медсестру, которая к тебе подбежала?
– Да, Владимир Кузьмич, помню. Я что-то там разлил, и медсестра ко мне подлетела.
– Малыгин говорит, что она к тебе подбежала, толкнула, а потом ты уже опрокинул консервную банку.
– Не помню, да зачем ей.
– Надо вспомнить, Андрей. Очень подробно, – смотря в упор, произнёс полковник Марков.
– Владимир Кузьмич, я не понимаю, разве это важно, что за медсестра, какую банку? Главное по убийству, что с ребятами или с этой девочкой. Да вы медсестру допросите.
– Медсестру уже не допросишь, – вставил Мухаметшин. – Дело в том, что пока суд, да дело, они тебя в «скорую» погрузили. А Саша Малыгин выбежал посмотреть, в какую сторону тебя повезут: ну там, в областную больницу или в третью городскую. А тут вас на Индустриальной, на перекрёстке «КАМАЗ» и накрыл, прямо на красный свет.
– Ну и… – от нетерпения дрожал Андрей.
– Ты, как видишь, живой и ни царапины, – откинулся на стул Мухаметшин.
– А они?
– А они как сказать, – перебил Марков, раскрывая папку и подавая заполненный формуляр судебно-медицинской экспертизы. – Читай, я главное подчеркнул.
Андрей взглядом пробежал по метрическим данным и остановился на подчёркнутых выводах…
«Состояние тел совершенно удовлетворительное, макроскопические наблюдения показывают: характер тканей, их напряжённость и окраска совершенно не изменились, подкожно-жировой слой не изменился ни по объёму, ни по консистенции, состояние мышц исключительно хорошее. Пальпация ткани показывает временный прилив к месту соприкосновения неизвестной жидкости и местное изменение цвета кожи…».
– Что за чушь? Вы что, их варить собираетесь? – пошутил Андрей.
– Скорее бальзамировать, понимаешь, они ещё в семьдесят втором разбились. Да ты до конца дочитай, интересное чтиво. – Но Андрей протянул листы полковнику, понимая, что его сейчас вырвет.
– Это ещё что. Я в морге на опознании их родственников откачивал, вот это была картина.
– Ошибки быть не может? – с трудом проговорил Зырянов, вытираясь полотенцем.
– Нет, вчера ночью эксгумацию делали, в могилах ничего нет, куча тряпья в гробах, – мрачно вздохнул Марков.
– То-то я сразу почувствовал неладное, – вспомнил свои ощущения Андрей.
– На тебя одна надежда, ты единственный, кто с ними общался и живой остался.
– Да нет, чушь это всё. Понимаешь, я ещё удивился, помнишь, холод собачий, а она в капроне, вырез на платье до пупа и грудь неестественно огромная.
– Или неприятного цвета, ну вспомни, – подсказал Мухаметшин. —
Загримирована, у них ведь там в моргах стежки в палец толщиной, прикрыть то как-то надо было.
– Маразм какой-то, – произнёс Марков. – Если бы шеф со стороны нас услышал, с работы поснимал бы.
Все замолчали, думая о своём.
– А как они двигались, они же мёртвые? – нарушил тишину Зырянов. – Вот чёрт, они ко мне притрагивались. Вдруг захотелось закурить или выпить.
– Дайте хоть сигарету, что ли.
Мухаметшин с силой раскрыл запечатанное окно, впуская городской шум, и все втроём закурили.
– Так, а по убийству-то что?
– Да ничего, тут такие события с этими ожившими трупами. Все в шоке, хорошо хоть в прессу ничего не просочилось. Представляешь, генерал каждый час с большим домом по спецсвязи разговаривает. Сегодня вот вечером целую делегацию ждём, – рассказывал майор Мухаметшин. – Разыгрываете, говорят, не верят, какое тут разыгрываете, когда эта медсестра в бегах.
– Как в бегах? – недоверчиво покосился Андрей.
– С твоей курткой, так и дёрнула из машины, Малыгин с Донцовым до самых гаражей гнались. Куртку она бросила, карманы вывернуты, а сама как сквозь землю.
– Ты там случайно, кроме банки, ничего не трогал?
– Да я и банку то, по-моему, не задевал, она вроде бы сама упала.
– Андрей, ты опытный сыскарь, что именно, по-твоему, всё это значит? – спросил Марков.
– Не знаю, кто или что, Владимир Кузьмич, знаю одно, убийство ритуальное и связано с этой «медицинской бригадой». И ещё знаю, что они меня в покое не оставят, если узнают, что я жив.
Только теперь Зырянов заметил, что они разговаривают шёпотом…
Глава V
Месса продолжалась, но Великий магистр с приближенными незаметно вышли в другие комнаты, толщина стен позволяла не слышать ужаса, происходившего в большом зале. Все опустились в стоявшие полукругом кресла, кому не хватало, сели на ступени большого камина, обогревавшего и прилично освещавшего комнату. Молчание присутствующих выдавало их мнение и показывало, что они единомышленники.
Следовало обдумать увиденное. Вызванный из небытия прошлого предыдущим Великим магистром Баффомет входил в силу, сторонников его среди капитула становилось всё больше, ненасытность ищущей новых ощущений братии была понятна только Великому магистру. Все действия со столовым вином он производил только сам, поддерживая у окружения мнение искусного волхва. Он усмехнулся про себя: «Наивные, если бы они знали, зачем я мотаюсь во времени, хотя и, надо признать, это даёт важные преимущества, но можно и допрыгаться».
Он с содроганием подумал о двух своих предшественниках, Гийоме де Боже и Тибо Годене, которые застряли во времени. Несмотря на пышные похороны, их гробы были пусты!!! Об этом знал тоже только он, да Робер Берсюме. Этот прохиндей теперь раздражал Великого магистра, оказывая мелкие услуги, заискивающе смотря в глаза. Этот циник когда- нибудь загонит мне в спину нож, – Магистр вздохнул. – Надо подумать, как его нейтрализовать
Надо сказать, несмотря на строгую иерархию и полувоенную дисциплину в ордене, эта иерархия была очень запутанная. Все мало-мальски значимые обладатели должностей были по-собачьи спесивы и упрямы. Что же говорить про капитул, если даже приоры чувствовали себя вообще на уровне королей, а их было ни много ни мало числом шестьдесят семь. Чтобы держать их в повиновении и маломальском уважении, приходилось иметь ум змеи. Для этого и предназначался ужасный терафим, громадная рыжая голова. Она была посланником оттуда, куда живому дороги не было!
Жака де Моле съедало громадное любопытство, как Тибо Годену удалось его оттуда вытащить и где он сейчас сам?
Судьба Гийома де Боже его вообще не волновала, тот был, по его мнению, предателем. Хотя он, а не кто другой, заметил молодого рыцаря, Жака де Моле, и приблизил к себе, ввёл в ближний круг, любил сам и приобщил его к роскоши, к богатству, к вседозволенности, граничащей с развратом. Но после того как в палатку тогдашнего Великого магистра ударила молния, он после трёхнедельного небытия вдруг начал выделывать непонятное. Стал везде говорить о возмездии, необратимости расплаты, подолгу замыкался в себе, пока однажды, кинув меч на пол, а магистерскую цепь и ключ в капитул, с криком «пропади всё пропадом» не скрылся во времени.
Хотя из этого случая Жак де Моле извлёк немало выгоды, он стал вторым человеком в ордене. И долго ему бы пришлось ждать магистерских регалий, если бы его предшественник, шляясь во времени, вдруг однажды не вернулся очень весёлым и смешливым, подолгу хохотал, потом съедал упитанного поросёнка и однажды ночью не исчез навсегда.
После пышной похоронной процессии пустого гроба он наконец стал двадцать третьим Великим магистром великого ордена тамплиеров. Поистине великого ордена, богатства которого были несметны, а возможности безграничны. Они знали дорогу в Новый свет и сами чеканили серебряную монету, кроме всего этого, были Ворота времени, Баффомет, который всё знал наперёд и для которого не было преград в этом мире.
От размышлений отвлёк нарастающий одинокий крик человека, и в зал ввалился голый Великий казначей. Он кричал, корчась на полу, у него отсутствовала до плеча рука и из неё и огромной дыры в боку хлестала кровь.
– Что это было, что это, брат? Помоги мне, я хочу жить. Помоги мне, брат.
Он дёргался в конвульсиях, и голос его постепенно затихал. Великий магистр не спеша подошёл и, склонившись, заглянул в стекленеющие глаза Великого казначея.
– А надо было всего лишь за трапезой выпить побольше пресипторского вина, и ничего бы ты не заметил. А если не пил, то и не лезть в бассейн, ты сам это выбрал. Отпускаю тебе, брат мой, – Магистр при молчаливом согласии присутствовавших закрыл ладонью глаза теперь уже бывшего Великого казначея.
– Ну вот что, времени у нас мало, – рыцари окружили полукругом говорившего. – Вы единственные в курсе всего, и именем Невыразимого этого достаточно. Следующая месса через две недели, у нас четырнадцать дней. Ты, Робер Артуа, – он обратился к могучему рыцарю, стоящему дальше всех, – исполняй обязанности Великого казначея. Братья Жан де Ирсон и Пьер де Карссе, известные своей учёностью, займётесь архивом, хотя, судя по количеству свитков, он не весь, но к нашему возвращению я надеюсь на ваш доклад. Брат Генрих де Оне, тебе поручаю главное – хранить Ворота времени, пока мы будем выполнять волю Невыразимого.
И ещё, – он взглянул на лежавшего, – предай тело брата нашего земле, как подобает его положению. Это всё. Остальные готовьтесь в путь, теперь оставьте меня, мне надо хорошенько подумать.
Все восемь рыцарей вышли бесшумно из зала и после долгой ходьбы по лабиринтам коридоров вышли на воздух, наполненный свежестью и утренним щебетанием пернатой мелочи. Они стояли на высоком мосту, соединявшем донжон замка прецепторий с могучей стеной и спуском в огромный двор, сейчас заполненный веселящимися людьми. Внизу всё звенело музыкой дудок и свирелей, бубнов и барабанов, хохотом и радостными возгласами, запахом жареного мяса. А вдали из-за холма показался краешек задумчивого солнца.
Оставшись один, Магистр опять почувствовал, что за ним следят, это ощущение проходило только тогда, когда он уходил в темноту.
Может, показалось, впрочем, это не важно. Заботило другое – там, в будущем, некто неумолимо вмешался в накатанный ход событий и на чёрной мессе подсунул этих людей с собакой. Усилия нескольких веков и многих людей сорвались, когда дрессированный пёс вцепился ему в руку.
Впрочем, мы надёжно замели следы, он вздохнул, только в спешке не заметили, что на кресте не хватает главной святыни, камня Люцифера. Его будет найти тяжелее, чем огромный золотой крест, усеянный бриллиантами. Надо возвращаться обратно, в холодный весенний город будущего.
Угнетало только одно: там, в будущем, приходилось подолгу таскаться в теле умерших современников. Во-первых, невыносимый запах, и ещё ощущение склизкости и липкости. Причём чем дальше в будущее, тем радости больше, они там уже начали вскрывать своих покойников и зашивать обратно огромными швами, и когда холодно, через стежки дуло такой невыносимой тоской. Зато летом было ещё хуже, из-за жары эти разрезы прорывались, астральный терафим вываливался наружу и под солнцем мгновенно испарялся, оставляя своего хозяина здесь, в сосновом гробу, уже навсегда. Так далеко он ещё не заглядывал. Удаляться было небезопасно, можно было так удалиться, что возвращаться было бы некуда. Но сейчас он, Великий магистр, поставил хранителем Ворот времени, а значит и тел путешественников, этого тугодума Генриха де Оне, человека недалёкого и как собака преданного, единственной радостью которого было есть, спать да драться. Он был уверен в своём выборе. Итак, через пять дней в путь, а точнее, через пять ночей…
Глава VI
Когда коллеги ушли, Андрей лежал на кровати и, глядя в потолок, обдумывал случившееся. Всё время его преследовало чувство дежавю, он пытался вспомнить, что будет в следующее мгновение, и не заметил, как наступила ночь.
Город зажёг огни. Славные петропавловцы уже вернулись с работы и ужинали на кухнях, включали телевизоры в залах или шли делать уроки в детские. Всё это Андрей наблюдал в своём дворе, через окно, не включая света. Он заметил, что его сосед Михалыч шарится в чужом холодильнике, своего у него не было. Вот он разлил что-то по стаканам и протянул один крупному худощавому старику, сидевшему с ним за столом, тот пошевелил губами, видимо, говорил тост, и залпом хлопнул полный стакан. Михалыч меньше не наливал, он философски ценил время. Старик на мгновение замер, этого хватило, чтобы Михалыч метнулся к умывальнику за ковшом с водой, и бессильно упал на стол.
«Странных гостей угощает сосед», – подумал Андрей, услышав, как по коридору кто-то шёл и зажигал свет.
– Вы почему в темноте? – сказала Бикен Кукашевна. – Пойдёмте на процедуры.
И, не дожидаясь ответа, вышла в коридор. Андрей вспомнил, что у него в 9.30 электрофорез или что-то такое, и стал закрывать окно, открытое Мухаметшиным. Его взгляд упал на освещённое крыльцо госпиталя, по которому поднимались четверо, мужчины в белых халатах и женщина, в которой он узнал Бикен!
– Вот это номер! – Он выскочил в коридор. Врач оглянулась, кокетливо улыбнулась и позвала рукой следовать за собой. У Андрея защемило сердце, он автоматически сунул руку под мышку.
– Вам плохо? – остановилась Бикен. – Присядьте, я вызову лифт. Она заботливо усадила его на кушетку в коридоре и, позвонив с поста, пригласила с первого этажа санитаров.
– Догоняйте, – улыбнулась она, не по-доброму сверкнув глазами, и пошла к лестнице.
Андрей потерял чувство реальности. «Что делать?» – рука автоматически искала пистолет.
– Тьфу ты, что за наваждение, совсем нервы сдали.
За годы службы Андрей выработал в себе ощущение, когда он сам решал свою судьбу, а когда нет. Сейчас всё делалось без его воли. Он физически почувствовал, как не хватает уверенности и надёжного девятимиллиметрового друга.
Снизу подъехал лифт. В открывшийся проём шагнули трое тех, скрыльца. Они были невысоки, метр семьдесят, но необычно широки в плечах и бочковаты, а в движениях чувствовалась сила. Андрей затосковал, справиться голыми руками с тремя нереально.
– Сам пойдёшь или помочь? – проскрипел один на ломаном русском языке, и, не докончив фразу, начал сгибаться пополам.
Андрей даже не ожидал от себя такой ловкости, однако понял, что, кажется, сломал ногу, проделывать это в тапочках было глупостью.
Они были нечувствительны к ударам, Андрей несколько раз удачно зацепил второго в челюсть, при этом раздавался громкий чавкающий шлепок. Вообще троица вела себя странно, нападали по одному, все пытались поймать за руки или загнать в угол. Это недолгое событие уже прилично разрушило казённую собственность. После бросков через бедро здоровяки с грохотом выбивали стеклянные двери, летели кушетки, две вместе с оконными рамами уже валялись во дворе. Но посетители, упав и произведя чавкающий звук, упрямо поднимались как ни в чём не бывало, лезли вперёд.
Андрей был в отчаянии: «Почему с первого этажа, с поста ничего не слышат?».
Он не знал, что из высших соображений начальство всех больных эвакуировало в городские больницы, и на всё четырёхэтажное здание был один больной, Бикен и десяток медсестёр, само собой, дежуривший милиционер на первом этаже. Но он сейчас лежал по обе стороны дежурного стола, разрубленный надвое могучим ударом рыцарского меча одного из здоровяков.
Зырянов уже несколько раз кричал в надежде на помощь, затянувшаяся «процедура» изрядно утомила, и силы покидали, а убежать нельзя, уроды всё время оттирали от выхода с этажа. Когда от усталости появилась мысль сдаться, а он видел, что эти не хотели его убивать, вдруг в одном, что стоял в дверях, громко хлюпнуло, как из воздушного шара, шипя, брызнул воздух с яркой жидкостью и вылез конец пожарного багра. Урод с ужасом посмотрел на крюк и завалился навзничь. Позади в проёме стоял ошалевший Михалыч. Здоровяки замерли, а Андрей, не думая, вылетел на лестницу, толкая перед собой соседа, они сбежали до второго этажа и тяжело дышали.
– Андрюха, твою мать, ничего себе, – Михалыч был силён только в ненормативном русском. – Что теперь будет, твою мать? Они прислушались, погони не было.
– Спасибо, сосед, – Андрей похлопал по плечу Михалыча. – Ты как здесь оказался?
– У меня там мужика скрючило, прибежал за врачами, смотрю – из окна мебель вылетает. А сверху шум, твою мать!
Андрей вспомнил седого старика за столом.
– Как тебя пропустили-то на этаж?
