Сквозь песок: Мир на ладони

– Нападения, Ваше Величество, – вздохнул старейшина.

– Кто напал?

– Мы не знаем. Они нападают в ночи. Мы думали, они находят нас по магическому следу, но призвав на помощь дразов, нападения не прекратились. Очевидно, обозы выслеживают днём. Не исключено, что от самого Олиданфара. Напасть могут в любую ночь, но чаще ближе к границам Мерумоски. Они не убивают, забирают лишь добычу, и иногда дразов.

– Значит это кто-то, кто не боится света дня, – задумался правитель. – Вы зря не пришли ко мне лично. Я готов предоставить вам воинов-магов и обеспечить безопасный путь с поддержкой лучших следопытов города.

– Тёмных эльфов? – удивился старейшина и пренебрежительно посмотрел на противоположный конец полумесяца.

Нингаль внимательно изучила самых молчаливых гостей королевского ужина. Темные эльфы не походили на светлых: кожа – пепел, серый прах с непроницаемой золой глаз и бровей; уши – ближе к человеческим, лишь чуть вытянутые, ювелирно заостренные, а волосы – горючий камень с резкими острыми прядями. Таинственные, пугающие, призрачные. Триумф аскетизма и отстраненности. Их одежды – плотные серо-чёрные с меховыми вставками, скрывающие тело до подбородка и пальцев рук. Фигуры – утонченные, угловатые, застывшие на фоне высокой стены, испещренной лиловыми лабиринтами магии. Темные эльфы внушали Нингаль трепет и воспоминания о братьях и сестрах клана – что-то своё. Казалось, с ними она могла бы сотрудничать. Но Брис научал, что с этими эльфами стоит быть настороже, что раньше в королевство Драйтагол мог забрести любой путник и быть радушно принят при дворе короля Драйтагола, а теперь туда невозможно попасть: королевство скрыто колдовским туманом, путник быстрее лишится жизни, чем сумеет добраться до пристанища. С тех пор многие темные эльфы пришли в Мерумоску, и что на самом деле у них на уме, не знает никто.

– Я бы не хотел видеть тёмных эльфов рядом с нашими обозами, – возразил старейшина великанов, с наглой мольбой взирая на правителя.

– До чего же вы, великаны, злопамятны! – возмутился правитель. – До сих пор не можете простить тот хлипкий кусок земли у городской стены? Должен же я был поселить где-то новых горожан! Злитесь тогда на меня!

– На Вас никак нельзя, мой Властелин. Вы великодушно отдали нам другой участок, – смутился старейшина и как будто даже сделался меньше.

– Так почему вы до сих пор не помиритесь? – Мерумоска вскинул руки, едва не расплескав обжигающую магию из своего кубка. – Пусть наши наиловчайшие горожане послужат всеобщему благу!

– Сочтем за честь, – с достоинством и готовностью вызвался один из тёмных эльфов, преклоняя голову.

Карликовые великаны нервно поежились, но боле возражать не стали. Не нашлись они и когда правитель объявил танцы, а тёмные эльфы расхватали всех големов, оставив карликов сидеть в угрюмом одиночестве. Белые маги заняли светлых эльфиек, все русалки скучковались вокруг Мерумоски и придавались веселому флирту, а остатки темных красавиц не прельщали обиженных. Сегодня самые лестные слова Властелин обратил к тёмным эльфам – карлики не решались вновь отстаивать права и устраивать потасовку.

Нингаль разглядывала танцующих и чувствовала себя неуместной. Опешила она, когда круглый сосед решил, что может пригласить её на танец. На танец! После оскорбления, которое нанес его старейшина! Уж чего-чего, а наглостью полны эти толстобрюхие уродцы. Нингаль не танцует. Она желала полоснуть толстяка по пузу! Но Брис тактично вмешался и отвадил кавалера от притязаний. Сам Брис в празднике жизни не участвовал, накрепко воткнулся в место и не отводил тяжелого как кирпич взгляда от правителя, видимо, сочиняя какую-нибудь сложную речь или рисуя в голове грандиозную карту событий, прошлых и будущих.

Одна из русалок отделилась от государевой компании и, раскачиваясь подобно ладье под лаской влюблённого ветра, поплыла к окраине полумесяца. Не мигающим взором она приковала внимание Бриса, который весь выпрямился, ожидая, когда этот роскошный корабль причалит к его берегу. Пышная полупрозрачная ткань, обрамляющая скаты плеч, наполнялась воздухом аки парус, открывала тонкую шею и изящные ключицы.

– «Опальный» маг, – прочирикала она, а её слова стелились периной. – Я скучала по Вам, милый.

– Счастлив и я видеть Вас, дражайшая Черляница. Как поживаете, как дети? – затараторил Брис, поднимаясь и протягивая руку.

– Дети? Дети уж давно забыли мать! – засмеялась она, склоняясь к Брису. Её тонкая рука скользнула под рукав его балахона.

Только сейчас Нингаль разобрала, отчего кожа русалок похожа на морские жемчужины. Под тонкую кожу ненавязчивым мерцанием вкрались мелкие чешуйки, точно рыбьи: с переливчатой синевой, изумрудными вкраплениями и серебристыми каёмками. Когда на кожу падала тень, чешуйки исчезали и кожа походила на высохшую белесую глину, гладкую, без единой трещинки. Очевидно, покровы белых магов и русалок схожи. Только у магов они куда толще и не боятся трещин, разверзаясь на лбу всякий раз, когда маг колдует.

– Надолго ли в Мерумоске, милый?

– Как долг велит, дражайшая.

– …Мы так давно с тобой не танцевали. Не возражаешь, если я приглашу тебя, раз сам не решаешься?

Нингаль подумалось, что Брис не смог бы отказать, даже если хотел: мага застали врасплох и захватили в опасные сети – и вот уже уволокли в море танцующих пар.

Когда небо занялось сумрачным туманом, дворцовый зал опустел, фиолетовые свечения потухли, столовый сервиз вернулся в кухню, и только стол продолжал мерцать глубинными звёздами.

Нингаль ушла в комнату, куда правитель Мерумоска лично сопроводил её, не отпуская ни на шаг ту, что звалась именем Черляница. Они шли рука об руку, а Брис Турага брел следом, молчаливый и напряженный.

Сейчас «опальный» маг стоял у окна, взирал на теряющее цвет небо. Он прижал руки к груди и гладил подбородок, о чем-то размышляя.

– Укладывайся спать, Галь, – тускло произнес он. – Завтра нам предстоит стучаться вновь в закрытое сердце государя. С твоей помощью я чаю вселить в него надежду на успех важного предприятия.

Нингаль безразлично смотрела в широкую спину, желая только, чтобы маг скорее ушел. Укладываться в постель она не собиралась: в голове зрели мысли о королевской сокровищнице. Найти, проникнуть, осмотреть, взять. Взять что? Что брать? Ночь подскажет или стихия.

Маг покачал головой.

Нингаль почувствовала неладное, когда он повернулся, а его зрачки светились не ласковой магией. Неужели сделает это опять? Оставит её под властью магического сна? И не ошиблась. Вновь невесомость, вновь тело вспорхнуло над полом и опрокинулось под тяжелый балдахин. Внутри Нингаль всё упало. Даже голову не повернуть, чтобы уничтожить проклятого деда хотя бы взглядом! Кованные серебристые ветви сплелись перед глазами решеткой темницы.

– Когда-нибудь ты оставишь старые привычки, – голос мага прозвучал рядом. – Заснешь сама. Пусть сон будет естественным. Приду с рассветом.

Дверь тихо хлопнула – отреченная осталась одна со своими мыслями и гневом. Ночь предвещала безнадежную вечность в неотступных попытках сорвать враждебные оковы. Какими силами бороться с этой тягостью? Чем ей, обычному человеку, противостоять заклятию?

Сон сморил под утро, когда за окном запела первая утренняя птица. Несмелый полусвет пробился через полуоткрытые ставни, а ресницы Нингаль неспокойно подергивались на сомкнутых веках, предзнаменуя новые беды, предрекая поединок с другими силами.

***

Отчаянные крики порвали тишину. Нингаль вскочила, рефлекторно хватаясь за оружие, но нашла только воздух. С тех пор, как в её жизни появился белый маг, руки забыли прикосновение холодной бронзы. Она сжала кулаки и посмотрела на Бриса: тот прильнул к открытому окну и наблюдал происходящее на улицах города, громко охая и восклицая что-то своё, маговское. Им овладело сильное возбуждение.

Нингаль выпрыгнула из кровати, ветром ринулась к окну. Оттолкнула мага и уставилась на ожившие Чёрные горы. Хребты разверзлись стремительной дымовой лавиной, что хлынула по городским венам какими-то тягучими бурями с мглистыми хвостами. Не звери и не птицы, неразборчивые силуэты сплошным потоком, кидающиеся на всё живое. Вот одна из черных теней отделилась от волны, выгнулась яростным змеем и накинулась на приникшую к дому големку. Закручиваясь смерчем, бестия иссушала тело, высасывая магию.

Никто не мог помочь: жители города в страхе разбегались, забыв про утреннюю суету. Каждый из них силился вернуться домой, туда, где ещё спали дразы под опекой защитной скорлупы. Кому-то повезло: змеёныши уже вовсю прислуживали, и хозяева со служками быстро забирались внутрь яиц, давая приют и тем, кто вовремя оказался рядом. Некоторые яйца выросли до больших размеров, занимая полностью узкие переулки, не позволяя прорваться другим бедолагам через образовавшуюся давку. Даже боевые маги, высыпавшие из дворцовых казарм, уже не могли до них добраться. Участь запертых в ловушке была предрешена.

– Смоляные вихри, – с дрожью прошептал Брис. Его лицо сделалось белее обычного, а в глазах исчез весь цвет. – Не думал, что доживу до часа, когда эти твари начнут нападать на рассвете… Да ещё таким полчищем…

Нингаль с ужасом оценила свои шансы на выживание.

– Дайте мне оружие!

– Оружие? Металл этим прожорливым созданиям не страшен. Они им рождены. Действенна только боевая магия! Или… отсутствие любой магии. Тебя не тронут, Галь. В тебе нечего есть. Не считая моих снадобий.

«Это насмешка? Или зависть? Или хвастает, что я жива благодаря его мастерству?»

Понял маг мысли Нингаль или нет, но смерил её колким взглядом, а потом вновь заговорил:

– Я должен идти. Мой долг помочь жителям. Я ведь не только советник, но и боевой маг! – Какая-то часть его явно обрадовалась возможности пустить в ход боевые навыки, которым Брис, видимо, не так часто давал волю, предпочитая дипломатический путь.

– Я послал за близнецами. Они должны скоро забрать тебя, – сказал он в дверях. – Пожалуйста, сделай так, как им велено. Смоляные вихри во дворец не суются, но ты обязана спрятаться в защищенном месте. Сожалею, что не могу здесь и сейчас предоставить полную защиту. Азмы нужен мне, чтобы эвакуировать других пострадавших.

Он кинул на отреченную умоляющий взгляд.

– Прошу, Нингаль, не предпринимай никаких иных действий. Внемли моим словам. Ты здесь как дитя. Я доверяюсь тебе, ибо не в праве в таких обстоятельствах сковать твое тело заклятием.

Когда он ушел, Нингаль задумалась над тем, как поступить… Нет лучшего момента, чем всеобщий переполох, чтобы решать собственные дела. Всё внимание стражников перекинулось на нашествие смоляных вихрей, которые, если верить Брису, не обратят на неё своего голода. Стало быть, путь открыт к осуществлению любого замысла. Но маг… Его просьба тронула её душу? Действительно? С чего она вдруг задумалась-то? Неужто оттого, что Брис напомнил Учителя: тот же взгляд, та же попытка оградить от беды. От смерти – сейчас, от сурового наказания старейшин общины – тогда. Ох, как же она накуролесила, будучи маленькой и глупой, чуть не подставила весь клан под удар… Это что – сентиментальность? Нууу, нет! Потому что серебро как плата за спасение здесь не в ходу? Да, пожалуй. А еще потому что Брис вхож в царские дома! Авось и покажет что-то исключительное?.. Глупость! Она и сама может найти всё, что хочет! Во всяком случае в человеческом мире… Сколько времени нужно ждать? Разве не скована она другим обязательством? Разве Бильгамес не жаждет обещанного? Разве не свято исполнение предписанного?.. И как поступить? Пусть лугаль подождет?..

Нингаль рухнула на кровать. Металлические листья на ветвях балдахина вторили заунывным тоном.

С улицы проник затхлый запах увядающей травы. Его принес ветер на рукавах чёрной дымки – той губительной ауры, что окружала смоляных вихрей и разносилась повсюду. Черная пыль подобралась к ноздрям и окутала тонким налетом. Нингаль силилась стряхнуть назойливые частицы, но те прилипали, как горючая кровь земли – к попавшему в сети животному. Бордовые портьеры надулись, сдерживая настойчивый ветер, усиливший набеги на окна высшей знати и её гостей, но облако дыма всё же ворвалось в комнату и принудило кашлять, вышвыривая Нингаль с постели. Зажимая нос, она вернулась к окну.

За дворцовыми стенами будто развернулся великий пожар, гарь достигала самого неба, а небо тем временем окрасилось в глубокие фиолетовые тона. Наплыв смоляных вихрей докатился до ворот дворца. Густая волна коврами покрыла дороги и стены зданий. Из нутра этой мерзости доносились вопли и стенания, но кричащих было не разглядеть – только всполохи магических шаровых молний фиолетового и синего цвета разрывали демоническую плоть. Это колдовали боевые маги. Чьи усилия окупались спасенными жизнями.

Напуганные жители теснились между казарм, и среди них самыми смелыми выглядели русалки. Часть из них заботилась о пострадавших, помогая магам раздавать склянки с волшебными снадобьями, другая часть забралась на крепостные стены, готовясь к атаке. Они широко раскрыли рты – и звук стрелами понесся во мрак битвы. Нингаль не успела заткнуть уши. Но боли не последовало. Русалочий визг скользнул по ушам, не ранив перепонки.

«Брис!» – Вчера перед сном он напоил её какой-то особой магией, горькой и вязкой, словно травяной настой лечебных трав. Наверное, это её действие. Или он наложил очередное заклятие? Ему, наверняка, помогла та русалка, Черляница. Она что-то сказала и передала ему, прежде чем Мерумоска увел её. Нингаль не знала точно, но мысленно поблагодарила ладонца.

Совместные усилия белых магов и древесных русалок приносили плоды. Покрывало смоляных вихрей заметно поредело: вспоротое рядами оно выбрасывало рваные шупальца высоко в воздух. На прочищенных улицах показались смятые одежды тех, кто встал пораньше, чтобы делать привычные дела, но отдал жизни зловещей силе с гор. Меж них неровным строем плыли дразовые яйца. По размерам чудо-повозок угадывалось, скольких примерно каждому змееподобному удалось выхватить из лап смертоносных тварей. Пустым не возвращался никто.

В дверь постучали. Нингаль задернула занавеску и бросилась к выходу, чтобы встретить близняшек. Но за дверью стоял тот, кого Нингаль невзлюбила с первой минуты знакомства.

– Его Величество просит вас, – холодно сказал Распределитель магии. Мрачный силуэт государева приближенного, захваченный тенями коридора, внушал подозрения. С чего бы правителю Мерумоски видеть её в такое тревожное мгновение?

– Сейчас же! – Распределитель освободил проход, чтобы Нингаль вышла.

«Хорошо, пройдемся!»

Он привел Нингаль в ту же залу, где вчера её представили Мерумоске. На этот раз пространство не выглядело безжизненным: многочисленные трещины на стенах и на полу наполнились фиолетовым светом и пульсировали; магия в них стремилась вверх и смыкалась в центре конусообразного потолка, сходясь притоками подобно дельте реки. Монолит посередине комнаты слепил глаза. Ровный столб магии, вырывающийся из него, пронзал кровлю насквозь. Вот почему небо за окном окрасилось в фиолетовые оттенки! Мерумоска творил волшбу, простирая длани к горным хребтам, чтобы остановить сорвавшийся каскад смоляных вихрей. Со сложенными ногами он повис внутри столба: лицо и руки изрезали глубокие рытвины, одеяние исходило волнами, а глаза являли два небесных светила, что лучами обжигают землю. Вселяющий благоговение и ужас.

Но магия не шла непрерывным потоком. То и дело сила слабела. Когда правитель терял власть над ней, его лицо искажала гримаса боли и раздражения, а тело швыряло за границы магического течения. Он силился вернуть порядок и продолжить борьбу. Но уступал. Облик его наполнился дрожью и усталостью. Это был изможденный старик, кто едва удерживает магический источник от распада, вычерпывая остатки мощи, что, по словам Бриса, когда-то зиждилась в нем.

Он упал, на монолит. Голова поникла, взъерошенные волосы скрыли лицо, тяжелое дыхание с хрипом барабанило по стенам.

Распределитель магии раболепно распорол драматическую картину:

– Я привел её!

Нингаль вздрогнула.

Правитель Мерумоска медленно поднял голову. Блестящий взгляд подергивался магическими спиралями. Это значит волшба продолжалась. Мерумоска не собирался сдаваться, а только готовился к следующему натиску.

– Вовремя… – простудно отметил он, сползая с монолита, который вновь принял глубокий черный цвет.

Отчего-то Нингаль стало не по себе. Вопросы вновь одолели ум. Что она здесь делает? В этом мире. В этом зале. Чего хочет от неё Мерумоска? Ведь здесь она – не отречённая. Вряд ли правитель желает, чтобы она принесла что-то бесценное. Жаль, что здесь нет Бриса! Он бы взял бессмысленные разговоры на себя!

– Оставь нас, – приказал правитель. Распределитель магии тут же испарился.

Как только дверь закрылась, помещение обуяло холодом. Странно, неужто этот ходячий мешок с костями согревал воздух? Или это опасность аудиенции холодит кровь? Никогда прежде Нингаль не встречалась с таким сильным королем, королем-волшебником, верховным магом. Чего хорошего сулит эта встреча? Чего плохого? Интуиция подсказывала, что вот-вот произойдет нечто непредсказуемое.

– Тебе нечего бояться, – утомленно зевнул Мерумоска, тяжело ступая по полу. Трещины под его стопами тут же возгорались.

Нингаль отпрянула, когда их разделило расстояние всего в две ладони.

– Вы хотели говорить со мной. – Она пожелала как можно скорее прояснить происходящее.

– Именно. – Он склонился, его рука потянулась к её плечу.

Нингаль воспротивилась прикосновению, отступив на шаг.

Правитель натянул разочарованную улыбку.

– Прошу, пройдем к Магтоку.

«Магтоком», видимо, он назвал огромный валун в центре комнаты, потому что поторопился именно к нему. Нингаль же решилась лишь на несколько шагов: внезапно ей крайне захотелось выйти за дверь.

– Подойди ко мне. – Правитель протянул руку. – Здесь лучше вести разговор.

«Неужели?» – Нингаль встряла, не понимая источника внутреннего сопротивления. Ответ ускользал от нее.

«Иди же! Чего замерла, как царская стела?! Чего испугалась-то? Вот этого жуткого орудия власти?.. Или этого разумного существа, которое явно не хочет меня сожрать?.. Брис – его преданный служитель. Они белые маги, не голодные звери и даже не люди. Что может произойти опасного? Этот не колдует надо мной! И вскорости убедится, что я не та, кто ему нужен!»

Раскрытая ладонь Мерумоски настойчиво призывала.

«Ну, хорошо!» – Наконец расшевелилась она, подала руку и оказалась в нежелательной близости от правителя. И от монолита, чей верхний край упёрся в живот. Магток оказался хладный, как горные льдины, втыкающиеся прямо в кожу. Здесь и воздух стыл, а тёплое дыхание Нингаль вываливало густой пар.

Тепло покинуло и государеву десницу, как и весь этот крохотный кусочек пространства, запертый в подобии волшебного эфира. Исходящий от Магтока холод проник повсюду: скатился капелью в стопы, поднялся по жилам до плеч, шеи, скул, добрался до глаз. Когда под веками закололо, Нингаль решила высвободить руку, но та будто приросла, а локоть уже не разгибался. Она попыталась помочь второй рукой, но и та застыла. Даже ноги! Ноги, словно корни растения, приросли к этому проклятому полу!

Мерумоска молчал. Его длинные пальцы обжигали скрепляющим колючим морозом, заклятием, скрытым намерением, злым умыслом.

Подлый государь! Ни чуть не лучше Бриса! И что теперь? Положит её спать? Конечно, нет! Этот вознамерился совершить что-то похуже!

Монолит оживился. Верхняя грань таинственно замерцала: теми внутренними звездами в глубинной тьме, куда так хотелось окунуться ещё вчера вечером на торжественном ужине. Только эти звезды – двигались, блуждали в хаосе мглистых частиц, что рождались из ниоткуда и поднимались вверх кучевыми облаками. Они тянулись к Нингаль, стремились вырваться наружу, утащить в бездну. Они заворожили и напугали, пробились сквозь плоть и мысли, обманули сознание и в конце обволокли без остатка. Нингаль потеряла себя, и тело ей больше не принадлежало.