Ведьмы с Вардё

Протянув руку, она схватила флакон с сиропом мари вонючей.

– А для чего это снадобье?

Меня разозлило, что она хватает своими грязными руками мои драгоценные лекарственные препараты, поэтому я велела ей вытащить пробку и понюхать сироп. Она тут же отпрянула как ужаленная, и я прикусила губу, чтобы сдержать громкий смех, не приличествующий воспитанной женщине моего круга.

– Воняет, как тухлая рыба, – сказала она. – Что это за пакость?

– Просто понюхав этот сироп, ты уже принесла пользу своему чреву, – ответила я. – Нет лучшего средства для облегчения болей при родах. Оно охлаждает утробу. Именно перегрев материнской утробы и есть основная причина тяжелых родов.

Она посмотрела на меня как-то странно.

– Марью вонючей управляет планета Венера, под знаком Скорпиона, – сказала я. – Это лучшее средство от женских хворей и лучшее вспоможение при родах.

– Стало быть, вы искусны в родовспоможении?

Я гордо вскинула голову:

– Я приняла больше ста родов. Мой муж и отец были врачами. Я многому научилась у них, но акушерскому искусству меня обучила мать.

– У нас на Вардё больше нет повитухи.

– А что с ней случилось?

– Она была ведьмой, – сказала Хельвиг, понизив голос, хотя рядом не было никого, кто мог бы услышать наш разговор. – У нас уже десять лет нет повитухи. Время нынче такое. Никто из женщин не хочет, чтобы ее считали колдуньей.

Служанка замолчала, но мне и не требовалось пояснений. Многие ведьмы, о которых я слышала, были еще и повитухами. Но мои знания в области акушерства опирались на респектабельную науку, а не на дремучее знахарство, как у этих коварных деревенских ведьм.

– Нам приходилось справляться самим, помогая друг другу. – Хельвиг горестно покачала головой. – Многие женщины на нашем острове умирают при родах.

– Это ужасно, – сказала я с искренним возмущением. Сохранение жизни невинных всегда было моей главной целью, и будь моя воля, я бы прямо сейчас начала обучать здешних женщин элементарным основам научного акушерства.

– Хозяйка, жена губернатора, тоже носит ребенка, – сказала Хельвиг. – Вы ее видели?

– Меня еще не приглашали в дом губернатора, – раздраженно ответила я.

Прошло почти три месяца, а губернатор так и не удосужился познакомить меня с женой, единственной женщиной моего круга на всем острове Вардё.

– Фру Орнинг не такая выносливая, как женщины с острова, – осторожно заметила Хельвиг.

Я не удостоила ее ответом, ибо какое мне было дело до жены губернатора, пренебрегавшей знакомством со мной?

– Она совсем крошечная и худенькая, – продолжала Хельвиг.

Я сразу представила рослого, дородного губернатора. Вчера я его видела. Они с Локхартом и несколькими солдатами, нагруженными оружием, отправились на большую охоту.

Охранять крепость остались лишь трое солдат, включая молоденького капитана Ганса. Сегодня во время ежедневной прогулки я украдкой пригляделась к крепким воротам с железными засовами и цепями. На обратном пути к бараку я вдруг почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Я обернулась, но во дворе не было ни души. Из прачечной шел пар. Значит, Хельвиг была занята стиркой, и вряд ли стала бы за мной наблюдать.

Я медленно огляделась по сторонам. Что-то заставило меня поднять взор на окна замка. В одном из крошечных окошек на самом верху смутно виднелось лицо, скрытое до самых глаз большим черным веером. Возможно, жена губернатора следила за мной каждый день, злорадствуя над моими тоскливыми одинокими прогулками по двору. Я запрокинула голову и посмотрела прямо на нее. Почему я должна прятать глаза от стыда? Мне нечего стыдиться.

Ее глаза широко распахнулись, брови выгнулись дугами от удивления, что ее застали врасплох.

Я сделала реверанс, широко раскинув юбки и склонив голову. Когда я снова подняла голову, ее уже не было у окна.

Это было весьма оскорбительно, потому что воспитанной даме положено отвечать на реверанс.

С помощью патоки, настоянной на маковом масле, мне удавалось заснуть в нескончаемом свете июньских ночей. Но пронзительные крики птиц проникали в мои сновидения, и я просыпалась с бешено колотящимся сердцем, вся в холодном поту, а шкуры, служившие одеялами, были мокрыми от исходившего от меня жара.

Я открывала оконную заслонку, чтобы впустить в душную комнату свежий воздух, и невозможно было определить, который нынче час. Середина ночи и утро выглядели одинаково, и не было тени, где можно укрыться.

Ах, мой король, какой беззащитной я ощущала себя в этом неистощимом, безжалостном свете!

Губернатор Орнинг, судья Локхарт и сопровождавшие их солдаты вернулись с охоты на материке. Я наблюдала за ними через щелку в двери. Мне показалось, что их предприятие было не слишком удачным: из всей дичи – лишь зайцы и куропатки. Вряд ли охотники станут гордиться столь скромной добычей.

Позже Хельвиг рассказала, что губернатор вернулся в скверном расположении духа, потому что они три дня выслеживали лося, вырыли для него ловчую яму – верный способ добыть сохатого, – но все равно упустили добычу.

– Ходят слухи, что кто-то испортил ловушку в лесу, – сообщила мне Хельвиг. – Губернатор уверен, что это ведьмы.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

– От Гури. Она служит горничной у губернаторской жены. – Хельвиг явно была довольна, что принесла мне такую сплетню. – Они гнали лося прямо к ловушке, и он должен был упасть в яму, но перелетел через нее будто по волшебству!

Я надеялась, что губернатор отправит что-то из дичи к моему скудному столу. Однако надежда была напрасной. По всей крепости разносился аромат жарящихся куропаток, словно в насмешку над моей трапезой, состоявшей из склизкого рыбного бульона. У меня вновь разболелся живот. Как же я изголодалась по сытной пище – сыру, мясу и хлебу!

Я утешилась засахаренным миндалем, посыпанной сахаром долькой лимона и большой дозой снотворного снадобья. Однако мне не удалось уснуть. В голове стоял адский птичий гвалт, и каждый раз, когда я закрывала глаза, мне представлялись кружащие в медленном танце придворные дамы и кавалеры на балу в Копенгагене, и меня одолевали воспоминания о прошлом. Воспоминания об утраченном счастье.

Должно быть, я все-таки задремала, потому что меня разбудила Хельвиг, бесцеремонно дергая за рукав.

– Госпожа, – проговорила она. – Госпожа, просыпайтесь.

– Как ты смеешь ко мне прикасаться… – начала было я, но она меня перебила:

– Там беда с фру Орнинг, женой губернатора. Вам надо к ней. Гури сказала губернатору, что вы искусная повитуха.

– И откуда об этом узнала Гури? – Я была в ярости.

– Я ей сказала, – призналась Хельвиг, пристыженно глядя в пол. – Губернатор велел вам прийти и принять роды.

У меня не было никакого желания принимать роды у жены губернатора, но тут Хельвиг добавила:

– Может быть, после этого он будет с вами помягче.

Я стиснула зубы.

– Только при благополучном исходе.

Как только я вошла в спальню, мне в ноздри ударил густой запах крови, и я поняла, что меня вызвали слишком поздно. Жена губернатора лежала на огромной кровати, крошечная и изможденная. Ее изрытые оспой щеки казались призрачно-белыми, но вся нижняя часть ее тела была ярко-красной, а простыни уже пропитались багряной влагой.

Ее служанка, Гури, в отчаянии прижимала к груди крошечный сверток. Слезы текли у нее по щекам в три ручья.

– Дай мне ребенка, – велела я, и она протянула мне сверток.

Ах, мой король, это был не младенец, а само совершенство: с белой кожей и темными завитками волос, как будто приклеенных к маленькой круглой головке, – но очевидно, что в этой жизни он не сделал ни одного вдоха. У него были синие губы, и он не кричал и не хныкал.

Гури обмыла младенца и туго запеленала, так что из свертка виднелось только его идеальное личико, бледное, как луна. Его глаза были закрыты. Впрочем, им и не суждено было открыться.

– Меня поздно позвали, – сказала я. – Ребенок мертв.

– Он появился на свет раньше срока, – хрипло проговорила Гури. Ее лицо распухло от слез.

Я опустила мертвого младенца в колыбельку, не зная, куда еще можно его положить. Мне хотелось скорее избавиться от ощущения неподвижного детского тельца у меня на руках.

Хельвиг стояла у меня за спиной и бормотала молитвы.

Гури положила липкую ладонь мне на руку. Я раздраженно отстранилась. Здешние женщины слишком уж бесцеремонны.

– Спасите мою хозяйку, – умоляюще проговорила она.

Ее глаза широко распахнулись от страха.

– Губернатор уже знает, что ребенок родился мертвым? – спросила я.

Она медленно покачала головой.

– Не сообщайте ему. Не сейчас. Нам не нужны никакие помехи.

Жена губернатора показалась мне очень юной и очень хрупкой. Я сомневалась, что ее жизнь еще можно спасти. Она потеряла слишком много крови, и кровотечение не унималось, но, как любой настоящий врач, я не готова была сдаться. Я открыла свой аптекарский сундучок, на мгновение зажмурилась и сделала глубокий вдох.

Потом достала флакон с сиропом мари вонючей, налила его в ложку и заставила девушку выпить.

Она сморщила нос от запаха и вкуса, и это был хороший знак.

– Принеси мне горячей воды. Кипяченой воды. Побольше соли и чистые простыни, – велела я Хельвиг.

Гури вновь разрыдалась и запричитала:

– Она истечет кровью. Как есть, истечет.

– Прекрати убиваться, – прикрикнула я на нее. – Слушай меня и делай, что я говорю. Вскипяти вино и добавь в него полный наперсток семян фенхеля. – Я выдала ей флакон с семенами. – И сразу неси сюда.

Гури вытерла мокрое лицо рукавом и бросилась выполнять мое поручение.

Я достала из сундучка сироп конской мяты и влила одну ложку в рот жены губернатора. Она застонала, ее веки затрепетали. Я молилась, чтобы этого было достаточно для изгнания последа.

– Вам снова надо потужиться, – прошептал я ей на ухо. – Чтобы спасти вашу жизнь, фру Орнинг.

Она приподнялась на локтях и посмотрела на меня. У нее были очень красивые карие глаза, как у трепетной лани, но все лицо изрыто глубокими оспинами.

– Что-то выходит, – прошептала она.

Слава богу, послед вышел сразу, вместе с кровью, хлынувшей мощной струей. Тем временем Гури вернулась с горячим вином.

– Проследи, чтобы хозяйка выпила не меньше чашки, – велела я ей. – Это нужно, чтобы полностью очистить утробу.

Помогая хозяйке пить целебное вино с фенхелем, Гури тряслась как осиновый лист.

– Это какое-то ведьминское снадобье, – пробормотала она.

Пропустив мимо ушей ее невежественное замечание, я принялась останавливать кровотечение припарками из корня окопника. Мне показалось, что в жене губернатора преобладает меланхолический гумор, управляемый Луной под знаком Рака.

Когда у нее восстановятся силы – а теперь я уже не сомневался, что сумею ее спасти, – я пропишу ей ванну с отваром из лавровых листьев и ягод. Лавровое дерево управляется Солнцем под знаком Льва и поэтому обладает высокими защитными свойствами против всякого колдовства.

Это мое поле битвы. Ты, мой король, посылаешь мужчин сражаться с недругами королевства, и многие мальчики погибают, не успев толком отрастить бород. Но мы, женщины, тоже сражаемся, и наша война идет на родильной постели. Солдаты для твоей армии появляются на свет благодаря борьбе их матерей, и мы охотно идем в этот бой, не для славы и не ради наград, хотя наша награда поистине велика. Если же мы проигрываем свою битву… что ж, эта боль мне знакома, и она похоронена глубоко в моем сердце. Возможно, я потеряла ключ к этому тайнику, но так даже лучше, ибо я не хочу заново переживать былые страдания. И все-таки каждый раз, когда меня призывают к родовспоможению, старые раны вновь начинают болеть, и меня мучает вопрос, не будет ли лучше, если юная мать, потерявшая первое дитя, тоже отправится в мир иной и таким образом избежит долгих мучительных лет непрестанных беременностей, трудных родов и выкидышей?

Но жена губернатора не умрет, это я уже знала наверняка.

Хельвиг вернулась с горячей водой и чистым бельем. Они с Гури убрали с кровати окровавленные простыни и постелили свежие, а я предложила фру Орнинг допить вино, подогретое с фенхелем.

Когда я поднесла чашку к ее губам, ее веки дрогнули, и она издала тихий стон.

– Какое у нее имя, данное при крещении? – спросила я у Гури.

– Элиза, – ответила она.

– Элиза, – мягко проговорила я. – Выпейте все до дна.

На вид ей было не больше двадцати лет, и ее муж, губернатор Орнинг, наверняка был ровесником ее отца. Мне такое претило, но в наше время это вполне обычное явление.

Теперь, когда Элиза немного пришла в себя, ее взгляд заметался по комнате вспугнутой птицей. Я знала, что она ищет, но мне было важно, чтобы она выпила снадобье до конца. В противном случае кровотечение может открыться снова, а она и без того была белой как полотно и очень слабой.

– Где мой ребенок? – хрипло прошептала она.

Я ничего не ответила, лишь поднесла чашку с вином к ее протестующим губам.

– Вам надо выпить лекарство, – сказала я.

Она оттолкнула мою руку с большей силой, чем я ожидала.

– Мой ребенок! – Она повернулась к своей служанке: – Гури, где мой ребенок?

Гури снова расплакалась и отвернулась, не в силах смотреть на свою госпожу.

– Нет! – задохнулась Элиза и съежилась от страха. – Он придет в ярость.

– Фру Орнинг, вам надо выпить лекарство, – настойчиво повторила я, пытаясь влить ей в рот еще немного целебного вина.

– Нет! – воскликнула она, замотав головой. – Скажите мне, что с ребенком!

– Мне очень жаль, но меня вызвали слишком поздно. – Каждое слово давалось мне с превеликим трудом. – Ваш ребенок на небесах, с Господом Богом.

Она широко распахнула глаза и в ужасе прошептала:

– Он меня убьет!

Прежде чем я успела остановить Гури, та подхватила крошечный сверток, который я положила в колыбельку. Сверток с младенцем, холодным и неподвижным, как камень. Мы совсем позабыли о нем, пытаясь спасти жизнь его матери.

– Что ты делаешь? – шикнула я на Гури, но служанка уже протянула сверток своей хозяйке.

– Это была девочка, – сказала она.

Элиза оттолкнула от себя ее руки.

– Уберите! Не надо! Я не могу смотреть, не могу…

Гури потрясенно уставилась на нее и прижала к груди мертвого младенца.

– Неужели ребенка нельзя спасти? – обратила ко мне Элиза. – Фру Род, молю вас. Сделайте что-нибудь.

Прежде мы не встречались, но она, конечно же, знала, кто я такая. Фру Орнинг не раз наблюдала за мной из окна замка во время моих одиноких прогулок.

– Мне очень жаль, – повторила я. – Когда я пришла, все уже было кончено.

Она склонила голову, и ее тонкие светлые волосы упали на мокрые щеки. Я не понимала, о ком она плачет: о себе или о потерянном ребенке.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. За окном скорбно кричали птицы, словно оплакивая невосполнимую утрату.

– Он уже знает? – еле слышно прошептала фру Орнинг.

Тишина стала еще напряженнее, в ней уже ощущалась угроза, исходящая от губернатора.

– Нет, госпожа, – ответила Гури.

Фру Орнинг повернулась ко мне. Она все еще была бледной, но кровотечение остановилось.

– Фру Род, вы ему скажете? – проговорила она тонким голосом. – Я не вынесу его гнева.

Служанки выглядели испуганными до полусмерти, но я губернатора не страшилась.

– Да, я скажу. Но вы должны выпить лекарство. Оно вас исцелит.

Контраст между большой гостиной в доме губернатора и моим тюремным бараком был поистине ошеломляющим. Свет лился в комнату через высокие окна, наполняя помещение золотистым сиянием. Деревянный паркет был начищен до зеркального блеска, стены украшены старинными гобеленами с изображением охотничьих сцен: всадники бросают копья в небольшого бурого медведя, который в ужасе закатывает глаза.

Когда я вошла в комнату, мне показалось, что все пространство пульсирует жаром, но я не могла сбросить плащ, поскольку мое платье было забрызгано кровью фру Орнинг. Я опустила глаза и увидела, что парчовые туфли, которые ты мне прислал, сплошь заляпаны грязью, хотя перед выходом я надела защитные башмаки на деревянной подошве.

Губернатор поднялся из кресла у камина и с угрюмым лицом шагнул мне навстречу.

Он знает о мертворожденном ребенке, подумала я. Хотя чему тут удивляться? Слухи распространились по замку сразу, как только Хельвиг пошла за водой и бельем. Губернатор Орнинг был человеком суровым и бдительным – и наверняка знал, о чем говорят его слуги. Но тогда почему он не поднялся в опочивальню жены, почему не утешил несчастную женщину в ее горе?

– Это правда? – спросил он. – Мой ребенок не выжил?

– Боюсь, что да, господин губернатор, – сказала я, склонив голову.

– Но вы же искусная повитуха, фру Род. Почему вы не спасли моего сына?

– У вас была дочь, – поправила я его и тут же пожалела о сказанном, потому что его лицо стало еще мрачнее и жестче. – Меня вызвали слишком поздно. Когда я пришла, она уже родилась. – Я нервно облизнула губы. – Дитя не дышало. Но теперь она на небесах, с младенцем Иисусом и добрым Господом.

– Будьте вы прокляты, фру Род! – Губернатор ударил кулаком по столу так неожиданно, что я вздрогнула от испуга.

– Я ни в чем не виновата. Такое бывает, и я сама видела это не раз. Ребенок родился раньше срока.

– Но почему он родился раньше срока, фру Род? – яростно проговорил губернатор. – Почему у меня отобрали наследника? Я верно служу Богу и королю, так почему мой ребенок родился мертвым? Разве я чем-то прогневил Господа?

– На все воля Божья, господин губернатор.

– Но что у нас нового на Вардё? Кто привел дьявола ко мне в дом и проклял меня и моего ребенка?

Я поняла, на что он намекает, но не удостоила его ответом.

– Ваша служанка Хельвиг говорила, что у вас есть сундук, полный странных снадобий и трав, – продолжил губернатор.

Хельвиг! Эта змея.

– Это ли не колдовство? Ты пришла в мой дом, женщина, и прокляла мою семью!

– Мои травы и снадобья спасли жизнь вашей жене, – сказала я, встревоженная столь серьезными обвинениями в мой адрес.

Он пренебрежительно взмахнул рукой, словно жизнь его жены не представляла для него никакой ценности. Я впервые обратила внимание на двух больших волкодавов, сидевших по обе стороны от его кресла. Они настороженно таращились на меня, вывалив огромные языки из мощных зубастых пастей.

– Я считаю, фру Род, что вы – ведьма, наславшая на меня зло.

Я отшатнулась как от удара.

– Господин губернатор, я добрая христианка и почитаю Господа нашего… – начала я, задыхаясь от паники, но он не дал мне договорить.

– Это ведьмы испортили нашу охоту и вдохнули свою черную силу в лося, чтобы он перелетел через яму! – заявил он. – Воистину, это было ужасное зрелище!

Он угрожающе шагнул ко мне, а его волкодавы глухо зарычали.

– Я считаю, что ты состоишь в сговоре с другими ведьмами, в союзе с дьяволом, и что тебя надо сжечь на костре! – гневно объявил он.

Я застыла от ужаса.

– Я набожная христианка, преданная королю…

– Все ведьмы так говорят!

У меня в голове промелькнул образ пылающего костра на островном месте казней, том самом выступе голой земли, который я видела с крепостной стены. Судя по жесткому взгляду губернатора Орнинга, он тоже об этом подумал.

У меня не было времени на промедление. Моя жизнь висела на волоске.

– Как я понимаю, король Фредерик отправил меня на Вардё в помощь вам, господин губернатор, – сказала я.

Он скептически поднял брови, но любопытство умерило его гнев.

– Да неужели, фру Род?

– Вы все правильно говорите, господин губернатор. Здесь, на севере, водятся ведьмы, но я сама не из их числа. Король желает, чтобы мы очистили от них этот край.

– И почему вы решили, что для выполнения этой задачи король выбрал вас? – нахмурился губернатор. – Вы ему враг, королевская узница…

– Я не враг королю! – с жаром воскликнула я. – Я люблю короля и готова отдать за него свою жизнь.

И ты сам это знаешь. Ради тебя я готова на все, мой король!

Взгляд губернатора Орнинга не то чтобы смягчился, но его холодные серые глаза больше не напоминали грозовое небо.

– Я могу быть вам полезной. – Я снова нервно облизнула губы. – По законам нашего королевства вы вольны арестовать всякую женщину, подозреваемую в колдовстве, но чтобы ей вынесли обвинительный приговор, она сама должна сделать признание. Ведьмы, как вам известно, хитрые бестии, однако женщины скорее доверятся мне, поскольку я тоже женщина и тоже узница. Я заручусь их доверием, и они поведают мне свои самые темные тайны.

Губернатор надолго задумался.

– Я слышал, что ведьмы собираются на горе Домен и пляшут там с дьяволом, когда их мужья уходят в море рыбачить. Они поднимаются на вершину горы и обнажаются перед нечистым. – Губернатор рассеянно поглаживал по голове одного из своих волкодавов и все время, пока говорил, не сводил с меня глаз, горящих праведным негодованием. – И словно этого мало, нечестивые матери отдают дьяволу на потеху своих собственных дочерей. Молодые девушки, девственницы, обручаются с Князем тьмы.

– Какой ужас, – прошептала я. У меня заныло в груди, сердце сжалось в комок. – Это кем надо быть, чтобы так поступить с собственной дочерью?

– Фру Род, вы будете всячески мне помогать в битве против ведьм Варангера! Это приказ!

Я кивнула со всем достоинством, на какое только была способна, и облегчение захлестнуло меня одновременно со стыдом. Я отвлекла его подозрения от себя, направив их на других. Мне хотелось бы знать, какова будет моя награда, но я решила не поднимать этот вопрос, ибо я в его наградах не нуждаюсь.

Я очищу север от темного зла, и когда до тебя, мой король, дойдет весть о том, что я сделала для тебя, я, конечно же, вернусь домой?

Я уже выходила из комнаты, залитой золотым светом, и тут губернатор окликнул меня, запоздало поинтересовавшись:

– Фру Орнинг будет жить?

– Полагаю, да.

– Избавьтесь от мертвого младенца, фру Род, – велел он. – Я не желаю смотреть на это проклятое существо.

Он стоял у окна, в луче света. С его сединой и глубокими морщинами на лице он казался если не стариком, то человеком весьма преклонных лет. Меня вновь поразило, как велика разница в возрасте между ним и его юной женой, еще совсем девочкой.

Я вернулась в опочивальню к фру Орнинг, которую мучили боли в животе. Чтобы облегчить ее страдания, я добавила в вино с фенхелем немного макового масла.

– Унесите ее, – прошептала она и закрыла глаза.

Я дождалась, когда ее дыхание станет глубоким и ровным, и велела Хельвиг взять ребенка.

– Нет, фру Род. Я не могу, – в ужасе пролепетала она.

– Делай, что тебе говорят, – прикрикнула я на нее.

Это была моя месть за то, что Хельвиг донесла губернатору о моих акушерских умениях и целебных снадобьях.

Я взяла свой аптекарский сундучок и вышла из спальни. Хельвиг поспешила следом за мной с мертвым младенцем на руках. Ни в самой крепости, ни во дворе нам не встретилось ни души. Возможно, была уже поздняя ночь. Или раннее утро. В непрестанном назойливом свете, когда солнце сутками не заходит за горизонт, неизбежно теряется всякое представление о времени.

Мы прошли через двор. Губернатор не уточнил, где именно я должна похоронить младенца, но почва повсюду была твердой как камень.

– И куда нам его? – жалобно спросила Хельвиг. – Фру Род, я хочу поскорее избавиться от этой ноши.

– Нам нужно что-то, чем можно выкопать яму, – сказала я, мысленно сокрушаясь, что малышку не удалось окрестить. Этой бедной невинной душе надо покоиться на освященной земле. Но я уже поняла, что у губернатора свои представления о миропорядке, причем представления странные и жестокие.

Кроме судьи Локхарта я не знала больше никого, к кому можно было бы обратиться за инструментом для нашей задачи. Я подошла к сторожке у крепостных ворот и решительно постучала в дверь. Мне открыл сам Локхарт и сердито уставился на меня.

– Губернатор велел похоронить младенца, которого потеряли они с фру Орнинг, но у нас нет лопаты, и нечем выкопать яму… – быстро проговорила я.

– Отдай его мне, – сказал судья Локхарт с каменным лицом. – Губернатор уже поставил меня в известность, что ведьмы прокляли его сына.

– Что вы намерены делать?

Мне не хотелось отдавать этому ужасному человеку даже мертвого младенца.

– Он не был крещен. Его надо сжечь, чтобы дьявол не завладел его душой.

Хельвиг тихо икнула от огорчения, но все равно отдала Локхарту сверток с крошечным тельцем. Тот взял его в руки без всякого пиетета, словно это был кусок торфа.

Я развернулась, желая скорее уйти и покончить с этим печальным делом.

– Вы теперь помогаете нашей охоте на ведьм, фру Анна? – окликнул меня Локхарт, и в его голосе явственно прозвучала насмешка. – Вы уж расстарайтесь, чтобы не подвести губернатора!