Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость

– А зачем такая роскошь? – он заулыбался и сказал:

– Это, когда наш завод осенью сорок первого года прибыл сюда, здесь были лужи и болото, которое подпитывалось непрекращающимися дождями. Прибывший сюда К.Е Ворошилов приказал уложить на землю броневые листы, приварить к ним станки, из штатных танковых брезентов сделать навесы и прямо здесь под открытым небом делать танки. Цеха давно переселились в здание, а плиты остались, и по ним хорошо отгонять на погрузку танки и пригонять танки, прибывшие с испытательного полигона. Пройдя по этому маршруту после испытаний, танки на нём теряют более шестидесяти процентов налипшей на них грязи, которую затем грузят на самосвалы и увозят опять на полигон! – мы зашли в цех. Цех по размеру соответствовал зданию, метров восемьдесят в длину и метров сорок в ширину. В этом громадном цеху в правом заднем углу одиноко стоял один танк, у задней стенки находилась эстакада танковой мойки, которая по-видимому отгораживалась толстой стеклянной гофрированной стенкой, которая опускалась сверху в низ, а над мойкой виднелся огромный вентилятор. С левой стороны цеха была отгорожена покрасочная, которая входной дверью стояла к мойке, а второй выходной дверью в цех. Я спросил Куприянова:

– А где же наши танки?

– Не спеши, Борис! – сказал Куприянов.

– Твои танки уже готовы, но они сейчас проходят испытания на заводском танкодроме, как пройдут их, так появятся здесь, мы их помоем, покрасим и ты начнешь приёмку!

– А как найти вашего главного военпреда?

– А зачем он тебе? – спросил Куприянов.

– У меня письмо моего командира полка ему, они воевали вместе!

– Хорошо я тебя сведу к нему, а личный состав отправь в гостиницу, делать пока здесь нечего! – я отправил людей, с ними ушел майор Сторчак и командиры взводов. Меня же Куприянов повел в заводоуправление. На втором этаже заводоуправления был кабинет главного военпреда, на его двери была стеклянная табличка и золотыми буквами написано «Полковник Антипенко». Куприянов постучал в дверь, мы зашли, я представился, вынул конверт и передал его полковнику со словами:

– Это Вам от Николая Ивановича Лапыгина весточка, а это Вам презент! – и передал ему сверточек. По-моему, в сверточке был какой-то французский коньяк, который у меня чуть не отобрали в таможне, но я исхитрился и заверил начальника таможни, что везу лекарство для своей матери, и он сжалился надо мной. Полковник усадил нас, прочитал письмо и сказал:

– Николай Иванович просит меня определить тебя на курсы по эксплуатации и ремонту стабилизаторов вооружения. У меня тут такие курсы есть, на них мы готовим рабочих для себя, которые устанавливают и регулируют стабилизаторы, но у тебя всего полторы недели, так что постарайся за это время ухватить все то, что дают преподаватели за целый месяц. Это тебе сгодится надолго! – я поблагодарил его и сказал

– Я готов хоть сейчас! – он ещё долго, расспрашивая меня о Николае Ивановиче, рассказывал о нем, убеждая меня какой это замечательный человек. Но меня убеждать в этом было не надо. Об этом я знал сам прекрасно. Занятия мне на курсах он назначил с понедельника и рассказал, где они проводятся и попросил Куприянова сводить меня туда. На следующий день к десяти часам, мы пришли к сдаточному цеху, перед цехом стояла целая колонна танков, окрашенных только рыжим суриком и по самые верхние люки заляпанных грязью. Зашли в цех, там стояло уже штук пятнадцать отмытых до блеска красных от сурика танков, мойка работала непрерывно, на неё своим ходом заходил танк, все люки закрывались. Стеклянная стенка опускалась, включалось табло «Осторожно кипяток» и минуты три-четыре на мойке, что-то визжало и грохотало, затем внезапно все это смолкало, выключалось табло, стеклянная стенка подымалась, только наверху гудел огромный вентилятор, высасывая пар, который шёл от всего корпуса танка и танк на глазах высыхал, затем танк опускался, в него садился механик, и своим ходом танк сходил с мойки и разворачивался на 90 градусов влево. Рабочие разбивали на нем гусеницы, подцепляли к его крюкам троса лебёдки и по рельсам лебёдкой затаскивали его в покрасочную, открыв на нём все люки и трансмиссию. После чего все удалялись из покрасочной, с металлическим скрежетом закрывались металлические двери и загоралось большое красное табло «Осторожно высокое напряжение». Что-то там в покрасочной, как большой трансформатор гудело, а где-то за стеной слышен был гул мощных компрессоров. Танк находился в покрасочной самое большое минут 10, после чего выключалось табло, вверх подымались двери и загорались на входе и выходе две надписи: «Не входить проветривание» и включались вентиляторы, которые минуты три прогоняли воздух через покрасочную. Затем танк опять лебёдками за задние крюки накатывали на гусеницы, соединяли их и через покрасочную вытягивали его лебёдками в цех. В цеху троса снимали, механики заводили танк и ставили его на место в цеху куда показывал поставить Куприянов. Всё это происходило на наших глазах. Как танк за несколько минут вымывался на мойке нам было понятно, механизация и кипящая вода с каким -то раствором делали свое дело безукоризненно, а вот, как красится танк в покрасочной, в которой нет людей, и только на потолке, стенах её расположены большие краскопульты с раструбами и без. Заинтересовавшись этим у мастера с покрасочной, мы стали спрашивать, как это так получается, что краски разного цвета ложатся на свои места, не перекрывая друг друга, не закрашивают провода, резину и другие изделия. Мастер, улыбаясь довольный, что все интересуются его детищем, говорил нам:

– Ребята, это секрет фирмы! Там, когда закрываются двери покрасочной вступают в работу пульверизаторы в электрических полях. Это придумали наши инженеры и такое есть только на нашем заводе! – а танк с покрасочной выходил, как новая копейка, блистая свежей краской, а четыре женщины с баночками краски на груди и маленькими кисточками осматривали танк снизу до верху, снаружи и внутри, и кое где тыкали кисточкой, только у двоих была зелёная краска, а ещё у двоих голубая, черная, белая и жёлтая. На все про все у них уходило минут пятнадцать, к этому времени из покрасочной уже появлялся следующий танк, и они принимались его подправлять. Дав нам насмотреться на работу мойки покрасочной Куприянов сказал:

– Находите свои танки! – и протянул мне отпечатанный лист, где были набиты заводские номера танков, выбитые на лобовом броневом листе чуть ниже грязевой доски и на маленькой площадке непокрытой краской, а покрытые солидолом. Я, дав каждому механику водителю номер танка сказал им:

– Идите ищите, и как найдете, становитесь на башню и подымайте руку! – минут через тридцать механики стояли на башне с поднятыми руками, а их танки оказались разбросанными по всему цеху. Я спросил Куприянова:

– Иван Егорович, а, как же мне их в колонну выставить?

– А это не твоя забота, Боря! Сейчас всё сделаем! Алексей! – заорал он.

– Иду! – послышался голос. Появился парень рост около двух метров и сажень в плечах, на шее у него висело два коротких танковых троса, каждый по семьдесят килограмм. Куприянов сказал ему:

– Вон видишь люди на башнях стоят? Эти танки выстроить в колонну на выход! – и тут же опять закричал, глядя на верх:

– Машенька! – из кабинки кран-балки, который по рельсам ходил над всем цехом, тоненьким детским голосом ответила Машенька:

– Дядь Вань, слушаю вас! – и подкатила балку с кабинкой прямо над нами и Иван Егорович сказал ей то же, что говорил Алёшке. Машенька была небольшого росточка, а на десятиметровой высоте в этой кабинке, она вообще казалась маленькой куколкой и её детский голосок усиленным громкоговорящей связи, казался детским и наивным, однако свое дело вместе с Алёшкой, они делали виртуозно. В цеху было только четыре пустых места для танков, эти места Куприянов называл технологическими. Не успели мы оглянуться, как над нами проскрежетала балка, а Алёшка стоял на первом танке у выхода, быстро надев троса на танковые крюки и уцепил их на крюк кран-балки. Машенька подняла эту тридцати шести тонную махину, как кутёнка и понесла его, опустив на технологическое место. Тут же они уцепили самый далеко стоящий танк, подняли его, перенесли теперь на пустое место у входа и таким образом через тридцать минут все мои танки стояли друг за другом двумя колоннами на выход. Куприянов спросил меня:

– Ну что доволен?

– Конечно доволен! Приятно смотреть, как профессионально работают у вас люди!

– Ничего, побудешь эти полторы недельки увидишь, как у нас работают! А сейчас давай сделаем так, все равно твоим людям делать пока нечего поэтому отдай мне их в распоряжение, а сам иди на занятия, уже пора тебе! – за старшего я оставил Витю Юркова, а сам пошёл на занятия. Перед входом в помещение в котором проводились занятия толпилось семь человек, все курили. Я подошёл поздоровался, они доброжелательно откликнулись и спросили:

– Вы, что на заводе будете работать? – я ответил:

– Нет! Я танки принимаю и решил подучиться! – оказывается, они занимались целую неделю, но себя я среди них не чувствовал обделенным потому, что в училище я с большим интересом изучил новый танковый стабилизатор и хорошо его знал. Прогудел звонок, мы зашли в класс, пришёл проводить занятия полковник танкист, на вид строгий и чопорный, но как преподаватель, он был никакой, он много знал, на доске в подкрепление своих слов, он писал формулы, за которыми терялся весь смысл его обучения. На перерыве ребята крутили головами и заявляли:

– Ничего не поняли! – после двух часов пришёл старший лейтенант, он зашёл в класс с улыбкой до ушей, поздоровался с нами задорным голосом, ещё не закрылась дверь, а он уже рассказывал горячий анекдот, непосредственно относящийся ко всем нам и как раз о формулах, которые нам преподнес предыдущий преподаватель. Материал, который излагал он был очень сложный, речь шла об устройстве гидроблоков и их работе. Его знания и виртуозная манера преподавать акцентировала внимание обучаемых так, что самые сложные вещи и процессы, которые для наглядности он вычерчивал на доске, прорисовывая к началу или концу лектора маленького дурашливого чертика и не рассмеяться было невозможно, зато понятно становилось даже самым заторможенным. Эксплуатационные регулировки нам давала Елена Фадеевна заводской инженер из башенного цеха. Она знала свой материал, как отче наш и вбивала его в наши головы, как хороший плотник гвозди в древесину всю необходимую цифирь, которая, как правило забывается, но после её вколачивания эта цифирь осталась в моей голове до настоящего времени. Занятия на этих курсах мне на многое открыло глаза и позволило потом на службе пользоваться этими знаниями на много лучше, чем другие мои товарищи. На заводе я встретил сослуживца по училищу, когда я служил ещё в батальоне обеспечения учебного процесса. Это был механик водитель из нашей роты Галямов Володя, он занимался штангой и в училище выполнил первый спортивный разряд. Мы очень тепло встретились, обрадовались друг другу, и он рассказал мне, что здесь ещё есть два человека с нашего бывшего батальона, это Мусатов Рахим и Козленко Виктор. На следующий день после окончания работы, мы встретились у проходной, долго сидели в курилке, вспоминая нашу жизнь и службу в училище. Узнав, когда мне уезжать они, не сговариваясь тут же предложили в воскресенье встретиться у Галимова, так-как у него одного есть квартира, остальные живут пока в общежитии. В воскресенье навстречу собралось шесть человек, ещё трое были с тридцать первой танковой дивизии, которая дислоцировалась в Хмельницком и все трое помнили меня из-за моих побед. Мы очень хорошо провели время без конца вспоминали своих командиров, начальников, сослуживцев, забавные смешные случаи и чувствовалось, что отслужившие ребята с ностальгией вспоминают свою службу, а ведь служили они целых три года, и никогда служба не была легкой. И полюбившаяся им танковая профессия продолжилась здесь в Тагиле на танковом заводе, куда они приехали все из Уфы. Они рассказывали мне, что их работа здесь на заводе почти ничем не отличается от того чем они занимались на службе в Армии. Здесь только легче тем, что работа твоя нормирована, хочешь заработать, работай лучше и больше, а все остальное также. Опаздывать на работу нельзя, бездельничать накладно, а когда на хорошем счету, то впереди светит квартира, но, а с квартирой и семейная жизнь. Если там в училище, общаясь друг с другом наши разговоры были наивными, то сейчас они стали серьёзными, как и положено у повзрослевших занятым делом людей, умеющих делать своё дело и формировать свою жизнь. Несмотря на то, что мы просидели почти до утра, все ребята провели меня до проходной и, узнав, когда я гружусь в эшелон, обещались проводить меня. Через неделю Куприянов встретил меня идущего на занятия сказал:

– Борис, после обеда прийди в цех, будем комплектовать машину запасным имуществом и принадлежностями, а кроме этого комплектовать батальонный эксплуатационный комплект (так называемый НЭК). – прибыв с обеда, застал свой личный состав на танках, и Куприянов повел нас в помещение, где рядами скомплектованные помашинно в ящиках лежали танковые ЗИПы.

– Борис, всё это надо забрать, вынуть из ящиков, загрузить на положенные места в танках, а ящики принести и сложить на те же места. В каждом комплекте ЗИПа по 1640 наименований. В каждом ящике имеется ведомость вложения и инструкция, куда, что и как положить, но перед тем, как это сделать, я предлагаю вам сначала посмотреть, как работают наши укладчицы, после чего один ЗИП разложить и по ведомостям проверить все ли есть в наличие! – повел нас в упаковочную, где восемь женщин сидели на стульях перед ними на низких стеллажах стояли зиповские ящики, а за ящиками, как соты в ульях виднелось множество больших и маленьких выдвигающихся ящиков, наполненных деталями, детальками, и инструментом и принадлежностями. Эти женщины, как фокусники выхватывали правой рукой из этих ящичков предметы, а левой рукой хватали со стола пергаментную бумагу, виртуозно, как конфетку большую или малую обворачивали в эту бумагу и тут же завязывали её крест-накрест шёлковой нитью и, не глядя привычным движением руки ложили в ящик на предназначенное для неё место. При всём при этом, женщины разговаривали друг с другом на совершенно отвлеченные темы, а мы, как зрители в цирке смотрели на всё это и не понимали, как можно не ошибиться в этой массе наименований так быстро всё брать, на лету заворачивать, завязывать и, не глядя класть на предназначенное место в соответствующий ящик, ящиков было аж четыре штуки! Куприянов спросил:

– Ну, что насмотрелись, а вы засекли за сколько женщина комплектует один комплект? – я сказал:

– Засёк! – потому, что никогда не расставался со своим секундомером, который в качестве презента вместе со спортивными принадлежностями мне вручили на спортивных областных соревнованиях.

– Ну и сколько у тебя получилось?

– Ровно час! – Куприянов повел нас к нашим ящикам, показал на первый и сказал:

– Ну вот разбирайте и проверяйте, а ты, Борис, засеки время сколько у вас уйдет на один комплект! – мы сразу вскрыли все четыре ящика, достали ведомости, расстелили брезент и на него стали выкладывать содержимое, отмечая в ведомости, каждую детальку разворачивали, сверяли с картинкой, опять заворачивали и завязывали, но так аккуратно завернуть и завязать, как женщины мы не сумели, а потратили на все это почти два часа, а на то, чтобы сложить одновременно в четыре ящика, у нас ушло почти час. Куприянов посмеялся с нас и сказал:

– Если бы, ребята, вы работали на заводе, то заработка вашего хватило бы вам на еду один раз в неделю! Ну, что опытов больше проводить не будем! Загружайте содержимое ящиков в танки, все строго по ведомости! – на все про все у нас ушло два часа. Пустые ящики от ЗИП, мы снесли на указанные нам места, а восемнадцать ящиков ЭКА сложили по шесть штук на крышах трансмиссии трех головных танков, привязав их проволокой за болты бонок ОПВТ. Незагруженными и неустановленными остались танковые часы, ножи и фонарики. Их Куприянов пообещал выдать перед погрузкой на железнодорожные платформы. Погрузка назначалась на завтра в час дня на заводской погрузочной площадке. В одиннадцать часов мы прибыли в сдаточный цех и стали ждать Куприянова, который задерживался на совещании. Минут через пятнадцать он пришёл и дело завертелось. Открыли выходные ворота, я посадил механиков на свои места и хотел начать движение, но Куприянов меня остановил и сказал:

– Высаживай свою братву и сажай их в люки командиров и заряжающих. По нашим традициям и инструкции, танки на погрузку ведут наши заводские механики, так что нечего у нас отбирать наш хлеб! – тут же из дежурной комнаты вышли шестнадцать водителей испытателей в комбинезонах, танкошлемах и кожаных перчатках. Они дружелюбно поздоровались с нами, уселись на свои места, я занял свое место на первом танке в командирском люке, подключился на внутреннюю связь с механиком водителем и услышал его голос:

– Ну что, командир, с Богом вперед!

– Вперед! – сказал я. Танк сорвался с места на второй передаче. Через метров пятьдесят, он был уже на пятой, грохоча по броневым плитам и, занося юзом трансмиссию на поворотах мчался на максимальной скорости, а сзади на удалении от меня от 10 метров друг от друга мчались за мной все остальные шестнадцать танков. После поворота влево на 90 градусов открылась впереди торцовая аппарель погрузочной площадки. Я ожидал, что механик сейчас сбросит скорость и перейдет на вторую передачу, и спокойно пойдет по платформам, но механик скорость не сбросил, и как шёл на пятой передаче, так и гнал машину по платформам. Впереди платформ показалась теплушка, я подумал, как же он остановит сейчас машину, ведь можно сцепку порвать, но не доезжая до теплушки за три платформы механик водитель так виртуозно и незаметно снизил скорость и остановил танк, как раз на средине последней платформы, вылез из люка и не посмотрел на танк, спрыгнул с платформы и закурил. Я же обошёл танк с обеих сторон платформы и увидел, что гусеница выходит за габариты платформы ровно на тридцать пять мм с каждой стороны, а центр танка стоит, как раз по средине платформы. Точно также все остальные танки, двигавшиеся за мной, картинно остановились на своих платформах друг за другом и все шестнадцать механиков курили на платформе, разговаривая о чем-то отвлечённом и не смотрели на танки и платформы, а бригада крепёжников уже крепила танки заводскими приспособлениями, ставили на танки деревянный каркас, который обтягивали брезентом, скрывая контуры и обводы танка. На платформе образовывался прямоугольный груз, обтянутый брезентом, а справа и слева по бортам на верёвках и растяжках были закреплены два фанерных больших жёлтых щита, на которых трафаретными черными буквами было написано «Сельхозмашина». Куприянов принес два полных вещмешка, в которых находились танковые часы, ножи и фонарики. В это же время появился на погрузочной площадке майор Сторчак, которого я не видел целые полторы недели, но звонил по телефону он мне каждый день. По его словам, он гостил у родственников. Прибыл он свежевыбритый, наодеколоненный, наглаженный, с начищенными до блеска сапогами. Эшелон отправлялся через четыре часа, и нам необходимо было съездить в военкомат забрать там своё оружие: пистолеты, автоматы и боеприпасы, а также отметить предписание. У Куприянова для этого уже стоял заводской автобус, и на нём мы поехали в военкомат. Там быстро всё оформили, забрали оружие, прибыли на погрузочную. К этому времени подошли мои знакомые ребята, и ожидая нас выгрузили из теплушки пиленые березовые дрова, их покололи, связали в маленькие вязанки и уже грузили в теплушку. Заводские связисты, взяв у нас телефонный кабель протянули его вдоль эшелона и на установленных мною платформах подключили наши телефонные аппараты для связи часовых с начальником караула. Всё было готово к отъезду, майор Сторчак проявлял бурную деятельность, но когда я ему сказал, чтобы он расписался о приемке подвижного состава у заводского коменданта, он замахал руками и сказал:

– Нет, нет, Борис, иди расписывайся сам! – я ему ответил:

– Если бы это было возможно, я бы это давно сделал! Но там нужна именно ваша подпись! – чертыхаясь, он пошёл туда, а мы с Куприяновым сидели на лавочке и курили. Внезапно Куприянов задал мне вопрос:

– Борис, а что ты знаешь о станции Узловой Тульской области?

– Как что? – удивился я.

– Я там жил!

– А где ты там жил?

– Последнее время, я жил на Садовой, а до этих жил, но забыл, как называется улица, а вот хозяев помню, это были дед, бабушка, женщина тетя Тоня по фамилии Куприяновы! – и я осёкся, ведь передо мной тоже сидел Куприянов. Я помнил, что к ним из Сибири приезжал муж тети Тони с ампутированной рукой, так Иван Егорович тоже был без одной руки, вместо кисти левой руки у него был негнущийся протез, одетый в кожаную красивую перчатку, которым он ловко крутил самокрутки.

– А я помню! – сказал он.

– Как вы жили у нас на квартире, когда я приезжал в отпуск домой по болезни, только ты был маленьким, а твой братишка ещё меньше и ходили вы в военной форме, но вскорости от нас вы съехали потому, что вашей маме было далеко ходить на работу! – с тех пор прошло четырнадцать лет, но мне помнится, что Иван Егорович на лицо почти не изменился, и с самого первого дня, как я прибыл на завод, мне казалось, что я где-то его, когда-то видел, но никак не мог вспомнить, где и когда? Вспомнил сам Иван Егорович. За оставшийся час до моего убытия, он рассказал, что их сын лётчик вернулся с войны живым, они оставили ему квартиру в Узловой, он женился и имеет сына и дочку, и работает начальником аэропорта в Узловой. Я в свою очередь тоже рассказал о себе, о семье, что закончил училище и служу в Германии. Прибежал заводской военный комендант, и сказал:

– Маневровый тепловоз подан. Всем занять свои места! Через пять минут ваш эшелон отведут на товарную станцию, где уцепят к нему два тепловоза спереди и сзади, по маршруту вы пойдете зелёной улицей! – (что означало безостановочно). Мы попрощались с Иваном Егоровичем, пожелав другу друг всего наилучшего. Погудев несколько раз тепловоз затолкал нас на товарную станцию. Там ждал нас железнодорожный комендант Тагила. Он объяснил:

– У вас остановок до Москвы, Минска и Бреста не будет, кроме десятиминутных на смену тепловозов, как правило через тысячу километров, а реально это будет утром и вечером! Поэтому смену караула на платформах планируйте по графику, который будет вручаться вам комендантом при смене тепловозов! – он пожелал нам счастливого пути, в свою очередь мы пожелали ему того же, и наш эшелон двинулся по своему маршруту, набирая скорость, пролетая все большие и малые станции. Первая остановка на сорок минут была проведена в Подмосковье, где нам вместо тепловозов подогнали электровозы, которые везли нас до самого Минска. В Минске нам уцепили опять тепловозы, которые быстро довезли нас до Бреста, в который мы прибыли на пятые сутки ночью. Нас затолкали на перегрузочную площадку, и пограничники начали перегружать нас на платформы с узкой европейской колеёй. Танки, закрытые брезентом при их раскупорке, показали, что ни в одном месте брезент не прорвался и не протёрся, так мастерски укрыла их заводская бригада. А бригада, работавшая от пограничников такой квалификации, как заводская не имела, и я боялся, что за оставшуюся тысячу километров, брезенты и протрутся, и прорвутся. Нам уцепили два паровоза и зелёной улицей с Бреста до Галле провезли без остановочно за одни сутки. На рассвете мы прибыли на станцию Амендорф, где нас уже ожидали комбат с новым командиром роты, командир полка с зампотехом полка и военный комендант города. Мы быстро разгрузились, закрыли и сдали немцам подвижной состав, и я доложил командиру полка:

– Товарищ командир полка, прибывший эшелон готов к движению своим ходом! – командир полка поблагодарил меня за отлично выполненную задачу и сказал:

– За рычаги первой машины садись сам! Колонну поведёшь за моей машиной, в городок будем заходить с Центрального КПП, там командир дивизии будет встречать вас, там же будут ваши жёны и все семьи офицерского состава, оркестры всех полков будут стоять на маршруте следования до нашего расположения!

Был конец мая, яркое солнце освещало всё вокруг, только отмытая зелень прошедшим ночью дождём казалось изумрудной, зацветавшие каштаны и клумбы цветов вдоль дорог делали наш маршрут торжественным и сказочно красивым. Не доезжая до КПП метров триста, несмотря на рёв шестнадцати танковых двигателей, мы услышали торжественные звуки встречного марша, который играл дивизионный оркестр, выстроенный перед КПП. Вокруг оркестра и вдоль дороги сбежались немцы, с удивлением и страхом, наблюдавшие за движением новых незнакомых приземистых танков. Многие шли рядом, держась руками за танковые полки и заглядывали под башню, надеясь увидеть там толщину брони. Когда головная машина вошла в ворота, машина командира полка остановилась, он вышел из машины и доложил командиру дивизии о прибытии очередного эшелона. Комдив что-то ему сказал. Командир подошёл к своей машине и что-то сказал зам потеху и моему комбату. Комбат подошел к моему танку и пальцами показал: