Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость

Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2

Испытания на выносливость

Антонина Ивановна Евстратова

Борис Алексеевич Каганский

© Антонина Ивановна Евстратова, 2023

© Борис Алексеевич Каганский, 2023

ISBN 978-5-0060-5042-6 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-4758-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АНТОНИНА ИВАНОВНА ЕВСТРАТОВА

БОРИС АЛЕКСЕЕВИЧ КАГАНСКИЙ

ДЕВЯТЬСОТ СТРАНИЦ ИЗ ЖИЗНИ

ПОЛКОВНИКА КАГАНСКОГО

КНИГА ВТОРАЯ. Основана на реальных событиях.

Посвящается воспитанникам, сослуживцам, друзьям и родным

ГЛАВА 1

ЧАСТЬ 1

ВСТРЕЧА С ДРУЗЬЯМИ

Закончилась моя стажировка. Комбат принёс отпечатанный на машинке отзыв. Отзыв был о моей работе очень хороший. Поблагодарил меня за мою службу и отвёз на станцию «Ровно» на батальонном БТР-40. Там распрощался со мной, пожелал мне хорошей учёбы и сказал:

– Борис, закончишь училище, попроси, чтоб тебя направили в нашу часть! Я сразу тебя поставлю командиром роты! – прибыв в училище, мы сдали последние два экзамена и предстали перед командиром роты для отправки нас в очередной отпуск. Но командир роты сказал:

– Сегодня не поедете, поедете завтра. Завтра в десять часов обще училищное построение, пришёл приказ Министра Обороны о присвоении выпускникам третьего курса офицерских званий и в училище завтра объявляется праздничным днем! – на завтра утром всё училище в парадной форме было выстроено на стадионе, курсанты третьего курса были одеты в офицерскую форму, но с курсантскими пагонами. Зачитали приказ Министра Обороны и начальник училища и его заместители начали вручать новым офицерам дипломы и офицерские погоны, которые одевались уже в строю, пришпиливали их булавками. После вручения погон, на средину строя вынесли училищное Знамя и каждый из выпускников прощался со Знаменем, встав на колено и целуя его. После обеда командир роты построил всех нас и вручил нам отпускные билеты и проездные документы домой и обратно. В этот раз Василий Васильевич не уходил в отпуск и мне пришлось доставать билеты самому, почти до самого отхода поезда. На моё счастье, когда, разуверившись в добыче билета, я стоял у двери и курил, мимо проходил зам начальника вокзала, во рту у него была папироса, но не зажжённая, увидев меня курящего, он подошёл ко мне и сказал:

– Дай закурить, сынок! – прикуривая, он узнал меня и спросил:

– Прошлый год это ты с Василием Васильевичем ехал в отпуск? – я понуро кивнул головой.

– А ты билет добыл? – спросил он.

– Неа! Нет билетов! – до отхода поезда оставалось две минуты. Схватив меня за руку, он меня потащил ко второму вагону, где стоял, как я понял начальник поезда и по-свойски обратился к нему:

– Заберёшь его и отвезёшь куда надо! – а мне сказал:

– Ты ему отдашь проездные! – после чего, он добавил начальнику поезда:

– Я их оформлю, а на обратном пути ты заберёшь для отчёта его билет! – паровоз загудел, начальник поезда подтолкнул меня на подножку, вскочил сам и завел в вагон, поселив меня на нижней полке в своём купе. Всё время до поздней ночи начальник поезда мотался по вагонам, исполняя свои обязанности. Я не дождался его, застелил полку, показанную им бельём и благополучно уснул. В десять часов, он разбудил меня и сказал:

– Хватит дрыхнуть, пойдём на завтрак! – в соседнем купе уже был накрыт у окна откидной столик, на котором в тарелках лежала жареная картошка и жареная рыба, а в двух стаканах были налиты сливки, а ещё в стаканах дымился горячий янтарный чай. Всласть, позавтракав, я спросил его:

– А, кому мне заплатить за это? – он ответил:

– Никому, это я тебя угощаю! – в час дня наш поезд прибудет в Раздельное! – ему положено в это время спать, но он ещё часа полтора расспрашивал меня о родных, об учёбе и как я планирую дальнейшую службу. Оказывается, его сын вчера окончил наше училище, ему вручили пагоны и по распределению, он получил назначение в тридцать первую дивизию, которая располагалась в Хмельницком. Пожелав мне успехов в жизни и хорошей встречи с родными, он лёг на полку и заснул. А я, благополучно сошёл на станции, прямиком отправился в ресторан к Любе и оттуда позвонил в РТС, узнав нет ли там Марьяновских машин. На моё счастье там оказалась одна машина, и я попросил диспетчершу, чтоб сказала водителю, что приехал на вокзал сын Каганского и просит его довезти домой. Она сказала:

– Ты видно счастливый, парень! – как раз их машина подъехала к проходной, а за рулем машины сидит твой батька! – поблагодарив её, я стал ждать. Вскоре подъехал отец и мы поехали домой. Дорогой отец расспрашивал о службе, рассказывал о наших семейных делах и, что Юра опять в Одессе, хорошо сдаёт экзамены, но не знает, зачислят его или нет. Заехав во двор. На порог вышла мать. Отец вышел из кабины, показал мне рукой сиди! – и сказал матери:

– Рая, а я тебе подарок привёз!

– Какой ещё подарок! Не жду я от тебя никакого подарка, ты третью неделю обещаешь перекрыть сарай, а сейчас ластишься какими-то подарками! – отец махнул мне рукой, и я вышел из машины. Увидев меня мать всплеснула руками, заплакала и стала целовать мня. А затем, успокоившись сказала отцу.

– Но ты, отец, сегодня действительно привез подарок! – к вечеру, как и в прошлый раз собрались отцовы друзья и отметили моё прибытие. Утром я зашёл в сарай, открыл мотоциклы, они оказались не обгажены, но мать сказала:

– Никуда ты ни сегодня, ни завтра не поедешь, крыша в сарае течёт и, как раз над твоими мотоциклами, каждый раз в дождь я ставлю туда корыто и миску, чтобы вода на них не затекала!

– Мама, я всё сделаю! – пообещал я.

– Камыш и доски лежат за домом, глину накопаешь сам, кизяк вон лежит, а половы привезёшь от комбайнов, по старой дружбе тебе дадут! Пока жарко и нет дождя разбирай крышу, но ты знаешь, как это делается и мои советы тебе ни к чему! Как крышу сделаешь, так можешь ехать! – на крышу ушло у меня целых четыре дня. Принимала крышу у меня мать. Я на крыше верёвкой вытаскивал вёдра с водой и на самом коньке по всей длине выливал воду. Пришлось вылить двадцать вёдер, нигде не закапало. Мать сказала:

– ОТК ты прошёл. Теперь можешь посещать своих друзей и подруг! – только я слез с крыши, как во двор зашёл Григорий Федорович плотник из МТС. Поздоровавшись, он сказал:

– Борис, твой батька продал мне твой малый мотоцикл НСУ.

– А на кой он вам нужен? – спросил я, – У него же двигатель запорот!

– Так ты же знаешь у меня такой же мотоцикл, но у него коробка сломалась, так вот из двух сделаю один. Вот я пришёл забрать его, я пошёл в отпуск и сделаю его! – дядька выкатил мотоцикл из сарая, я, прощаясь, похлопал его по баку, а дядьке пожелал успешного ремонта. Мотоцикл был тяжёлый и я сказал ему:

– Заводите его и езжайте, больше чем он разбитый уже не будет! – помог завести ему мотоцикл, и дядька, гремя валом и, обдав меня дымом уехал восвояси. Я пошёл в контору МТС, созвонился с председателем колхоза, у которого работала Татьяна и спросил его:

– Где Татьяна? – он сказал:

– Она на сегодня взяла отпуск и завтра уезжает в Одессу сдавать вступительные экзамены в сельхозинститут! – я отложил мотоцикл, заправил его и на рассвете поехал к ней. В семь часов я был уже там. Татьяна была уже собрана, мы расцеловались, она сказала:

– Как же хорошо, что ты приехал! А почему не позвонил что ты дома?

– А были дела, мать работой загрузила, крышу на сарае перекрывал.

– Ой, Боря, надо ехать, а то опоздаем! – когда до Раздельной оставалось километров пять, по закону подлости переднее колесо поймало огромный согнутый гвоздь. Пришлось остановиться и латать камеру. У меня в коляске был вулканизатор, и я за вулканизировал камеру сырой резиной, но прокопался я с ней более часа. Накачали колесо и помчали на вокзал. На вокзале сразу побежали на перрон, но увидели только последний вагон удаляющегося поезда. С досады Татьяна заплакала.

– Какие проблемы? – сказал я.

– Мы в Одессу раньше этого поезда приедем! – в это время уже была проложена автотрасса Одесса-Киев, покрытая хорошим асфальтом, ровная, как стрела. Но до неё надо было ехать через Еремеевку, и мы тридцать три километра гнали по не совсем хорошей дороге. Выехав на асфальт, мы буквально за сорок минут были в Одессе. Нашли этот сельхозинститут. А наш неудавшийся поезд пришёл только через полчаса, как мы были в институте. Долго искали приёмную комиссию, где Татьяна сдала документы, здесь же в приемной комиссии ей выдали талончик на временное проживание в студенческом общежитии. Спросили у неё сколько лет она проработала в должности. Она ответила два с половиной года. Выйдя в коридор, уборщица, которая вышла с нами сказала Татьяне:

– Дочка, считай, что ты уже поступила!

– С чего вы взяли? – спросила Татьяна.

– Так я здесь работаю уже восемь лет и знаю, что поступающие с работы всегда берутся в не конкурса! – Татьяна воспрянула потому, что сомневалась в своих школьных знаниях, и мы поехали в город осматривать все одесские достопримечательности. До самого вечера, мы ездили по городу, питались в каких-то забегаловках и в двенадцатом часу ночи подъехали к общежитию. Но в общежитие нас дежурная не пускала, не реагируя на наши уговоры. Потом я придумал версию, что вот только из Армии прибыл в отпуск, а она меня встречала на вокзале и сунул ей свой отпускной билет. В то время к военным относились с подобострастием, и тётка сжалилась, впустила одну Татьяну, мне же сказала:

– А ты, парень, сам ищи себе пристанище, да смотри, чтобы твой мотоцикл не увели, это у нас в Одессе не заржавеет! – переночевав здесь же во дворе общежития, перед утром услышал разговор, два или три человека подошли к мотоциклу и один другому сказал:

– Добрая машина, вот бы мне такую! – я проснулся, откинул колясочную накидку и увидел, что возле мотоцикла стоят трое молодых красивых парней. Видать тоже, приехавших поступать в институт. Я был в военной форме, и они удивленно спросили:

– А вы что тоже поступать в институт?

– Нет, ребята, считайте, что я тоже студент только в военном училище. Сейчас в отпуску.

– А что же вы ночуете здесь?

– Так привёз свою подругу сдавать экзамены поздно ночью, а дежурная по общежитию вредная бабка, подругу впустила, а мне сказала: ночуй где хочешь. Ребята засмеялись.

Часов в восемь прибежала Татьяна. Умытая и причёсанная, я заспанный с грязной мордой от вчерашней пыли попытался пойти в ихний умывальник, но меня туда не впустили, уже вторая бабка сказала:

– Здесь женское общежитие и мужиков сюда не впускают, вот там мужское общежитие и иди туда! – я пошёл, отмыл свои руки и физиономию, и мы с Татьяной пошли в студенческую столовую, где плотно позавтракали. Кормёжка нам понравилась, хорошая рисовая каша с сосиской, помидорно-огуречный салат с луком, кусок жареной рыбы и чай. Я изрек:

– Татьяна, здесь с голоду не умрёшь! – тем более цены были в два или три раза ниже чем в рабочей столовой. За всё про всё мы заплатили по тридцать восемь копеек. Студенты говорили, что в этой столовой цены значительно ниже чем в других институтах, а стипендия в сельхозинституте в полтора раза выше чем в других. Объявили, что в одиннадцать часов всех прибывших сдавать экзамены собирают в актовом зале для оглашения расписания экзаменов. Пошёл и я туда. Желающих поступить в институт было довольно много в основном абитуриенты были сдавшие экзамены за десятый класс, поступающих с работы было совсем немного человек восемнадцать, а набирали сто восемьдесят человек. Экзамены сдавали по пяти предметам и очередные экзамены были уже завтра в десять часов. Татьяна сказала:

– Борис, здесь ты мне не помощник, езжай отдыхай, а когда я сдам экзамены я сообщу, все равно после экзаменов мне надо поехать в колхозы рассчитаться и уволиться с работы!

– Не вздумай ехать поездом, с Одессы позвони в нашу МТС, мне сообщат, я приеду и заберу тебя! – так и порешили. После обеда съездили на пляж искупались в теплом Чёрном море, из которого не хотелось вылезать, я отвёз Татьяну в общежитие, а сам погнал мотоцикл по новой трассе прямиком в свою Еремеевку, где встретился со своими друзьями и подругами. И пробыл там до самой субботы, а уже в субботу большинство друзей на своих мотоциклах и моём поехали по своим друзьям по сёлам: в Шимётово, Будёновку, Понятовку, Муциловку, Ново-Дмитриевку и другим сёлам. В понедельник к вечеру я вернулся домой. Пришёл с работы отец и сказал мне:

– Боря, мне до пенсии осталось работать год или два, ты же знаешь, что мы планируем перебраться в Раздельную, мне уже там выделили участок под дом и огород. Я уже завёз туда камень на фундамент и на стены, добыл накладную на цемент и просил бы тебя за эту недельку откопать рвы для фундамента, а чтоб не откладывать работу назавтра я там заготовил колышки и провод, поедем туда, сделаем разметку и завтра можешь приступать к работе. Я тебе помочь не могу потому что работа есть работа! – мы взяли всё необходимое и поехали туда. Место, выделенное отцу, было большим, но сплошь заросшее бурьяном, по средине этого участка был штабелем сложенный пиленый ракушечник на стены и камень дикарь для фундамента. В траве были забиты топографами четыре прочных кола. Забив в них гвозди и, выкосив траву захваченной с собой косой, мы набили по проволоке через каждые полтора метра, прихваченные с собой колышки, оттранслировали внутреннюю кромку рва под фундамент, выпили по кружке домашнего вина, прихваченного с собой и поехали домой. Утром на рассвете я проснулся и стал готовить инструмент, мать уже не спала, готовила мне завтрак и снедь на целый день. Я взял кирку, мотыгу, штыковую и совковую лопаты, верёвку, два ведра, одно чистое под воду, другое для земли. Сложил всё в коляску, позавтракал и поехал работать пока солнце ещё не взошло. Начал копать фронтонный ров. Земля была мягкая, чёрная вперемежку с галькой и до восхода солнца, я почти откопал весь ров на глубину один метр, попил водички, отдохнул, докопал ров от угла до угла и начал углубляться, ров должен быть полтора метра. К полудню я его завершил, начал ковырять лицевой ров, здесь дело пошло похуже, усталость и солнце делали своё дело. До вечера прокопал на три штыка лицевой ров, выбился из сил, но, посчитав сколько кубометров я откопал, понял, что в норму я уложился вполне. Училищная закалка позволяла работать как надо. Уехал домой доложил отцу о проделанной работе, он удивлённо спросил:

– Неужели ты начал и лицевой ров? – я покивал головой. Он взял пустой графинчик и молча пошёл в погреб и принёс его наполненный белым вином. Мать поставила нам на стол жареную домашнюю колбасу, жареную картошку, свежие большие помидоры и малосольные огурцы. Зная мою любовь к мёду, она где-то раздобыла целую миску и поставила на стол. В Марьяновке у нас пчёл не было, свои они подарили, уезжая из Еремеевки своим давнишним друзьям Касьянам. И мы с отцом всласть съели и выпили всё, что было на столе. Я хотел ложиться спать, но кто-то, проходящий мимо уличного окна крикнул:

– Борис, а сегодня в клубе на той стороне, (это была вторая улица в Марьяновке) будет кино! – конечно я помчался туда по двум причинам: посмотреть кино и познакомиться со своими сверстниками и сверстницами. Перед клубом на большой площадке, посыпанной песком в клубах песчаной пыли под гармошку танцевали парни с девушками и мужики с женщинами. Было по вечернему жарко поэтому мокрыми от пота, танцевавшие вытирали пот и пыль с лица, отчего лица были грязными с размазанными потёками. Я поставил у забора мотоцикл и тоже пошёл в круг, приглядев симпатичную девушку, стоявшую у круга без пары. Взяв её за руку увлек с собой в круг. Танцевала она легко и была очень любознательна. Сразу стала расспрашивать меня откуда я появился, почему в военной форме и почему меня раньше не было. Звали её Полина, она приехала из Тирасполя погостить к своему дядьке к МТСовскому шоферу Михаилу Шевченко. На второй танец уже не я, а она повела меня в круг, но только начали мы танцевать, как в клубе зазвенел звонок, гармошка тотчас перестала играть и все заполнили довольно вместительный сельский клуб. Кино называлось «Весёлые ребята» все его смотрели уже по несколько раз, но так, как кинопередвижка приезжала всего один два раза в месяц, то смотрели фильм с интересом, смеялись и комментировали в голос, отпуская солёные замечания. После фильма танцы продолжились и продолжались до полночи, пока гармонист, подбодряемый подношениями горячительного из работающего ещё киоска за своей гармошкой, заснул. Полина ни на шаг не отпускала меня, и я её завес домой к Шивченковым. Утром опять я, встав до рассвета, загрузив свой инструмент в мотоцикл, помчался в Раздельное и начал копать свой лицевой ров. Поднялось солнце и жгло неимоверно, но дело двигалось и к исходу дня, я завершил работу по лицевому рву, выполнив опять сам себе назначенную норму. Вполне довольный своей работой, я заехал домой к своему другу Серёже, который тоже в это время был в отпуске, но дома его не застал, он уехал в Одессу к родному дяде, но дома у него были три сестры красивые девочки, которые бесцеремонно, зная меня сказали:

– Боря, ты никуда не поедешь, пока не сходишь с нами на танцы, а то пока Серёжка был, он нас туда водил, а так на танцплощадку без кавалеров не пускают!

– А ты отвезешь вначале одну из нас, потом вернёшься за второй, а после и за третьей!

– Так мне что с вами там танцевать? – спросил я.

– А ты, как думал? – в один голос заявили они, – Мы что там будем танцевать с босяками? А так всем на зависть!

– Так я же грязный, неумытый, весь день работал!

– Нет, Боря, просто так ты от нас не уйдёшь! Вот душ летний за ширмой во дворе, вот тебе мыло, вот тебе полотенце и иди мойся. А мы приведём в порядок твои брюки и рубашку! – Серёжины сестры были девки настойчивые, быстрые и пока я вымылся, они почистили мои брюки и гимнастёрку, и даже начистили сапоги. Я оделся и меня подвели к зеркалу и заявили:

– Во, чем не кавалер? Всем на зависть!

– Понимаю, почему от вас Серёжка сбежал! – они рассмеялись.

– Вредный он, стесняется нас! – я предложил довезти их на танцплощадку, но они отказались:

– Здесь недалеко, пройдёмся так! – но до парковой танцплощадки было километра полтора, и я понял почему они решили пройтись со мной по улице. На этой улице все были знакомыми, они по очереди брали меня под руки и красовались, что идут с кавалером и с удовольствием отвечали на вопросы, которые раздавались чуть ли не с каждого двора. На танцплощадке, я как истовый кавалер купил им входные билеты, которые стоили аж по пятнадцать копеек, хотел купить и себе, но кассирша сказала:

– С военных мы не берём! – а дальше было так, как они сказали. По очереди я завел их туда и мне пришлось танцевать каждый танец, потому что они поочередно не давали мне отдохнуть. Домой приехал поздно ночью. Уставший от двойной работы по копке траншеи для фундамента и двухчасовых непрерывных танцев. Заснул, как убитый. Мысленно, вспоминая эти непрерывные танцы заказывал себе; вечером к Серёжке не ездить. А то опять уведут на эти скачки. Проснулся от солнечного света. Было уже восемь часов утра. Спросил мать:

– Мама, а что ты меня не разбудила?

– Так ты так хорошо спал, было жалко будить! – я позавтракал, опять уехал продолжать начатое дело. За день откопал траншею противоположную фронтону. Но вечером приехал на мотоцикле Серёжка и стал агитировать меня поехать к ним домой. Там у двух старших сестёр день рождения, и они просили тебя пригласить. Предполагая, что торжество закончится опять танцами на танцплощадке, я всячески старался к ним не поехать, но Серёжка уломал меня. Застолье было, как застолье. Приглашённые девушки с интересом разглядывали нас с Серёжкой и, когда младшая сестрица заявила, что пора на танцы все захлопали в ладоши, завизжали от удовольствия, подхватили нас с Сергеем под руки и всей гурьбой, мы двое и ещё семь девочек, опять пошли по этой длинной улице, прихватив с собой приглашённого гармониста. Всю дорогу он играл, и преобладающее большинство жителей выходило из калиток доброжелательно нам махали руками, что-то кричали, а девочки по очереди вели нас под руки, пели красивыми голосами песни. Перед самой танцплощадкой гармонист распрощался с нами, сказав:

– Я уже пришёл домой, вон мой дом, а у вас музыка будет, вон как гремит, слышно на весь посёлок! – музыка действительно ревела громко, ветер был на нас от танцплощадки и девчонки, подтанцовывая ускоренным шагом тащили нас на подиум. Мы купили им билеты, поочередно завели их на танцплощадку и началась круговерть. Девчонок было семь, а нас двое. Три сестры и ещё одна девочка почему-то выбрали меня. Серёжка танцевал с тремя, а я с четырьмя. Танец следовал за танцем, как и в прошлый раз. К завершению танцев я был мокрый как мышь, и уставший, куда больше чем при рытье траншеи. Привели их домой. В завершении их праздника выпили по стакану домашнего вина, подруги сестёр разошлись, а я поехал домой. Прибыв домой, где меня ожидала мать, она спросила меня:

– А почему так поздно и сегодня, и вчера? – а унюхав духи, которыми обрызгали нас с Серёжкой сёстры, спросила:

– Ты что в Раздельной зазнобу заимел? Не хорошо, Татьяна обидится! – она к Татьяне относилась очень хорошо и уважительно. В ответ я засмеялся и рассказал ей вчерашнее и сегодняшнее приключение. Опять я проспал чуть ли не до восхода солнца, позавтракал и поехал копать тыльную траншею. До полудня я откопал половину траншеи, а к исходу дня планировал откопать, если не всю, то три четверти. Но опять приехал Сергей, привёз полграфинчика домашнего вина, кусок сала, пару помидор и пол краюхи хлеба. Мы все это оприходовали. Он рассказывал мне, что делал в Одессе, чем занимался, где побывал и что там видел и с кем встречался.

– Борис, мой отец хотел бы тебя видеть. Он же видел тебя только один раз, когда нас провожали в Армию, и знает тебя только по моим письмам, он просил тебя заехать! – зная, чем всё это закончится, ругая себя в душе, я согласился и поехал с Серёжей. Дома у них я познакомился с его отцом Владимиром Алексеевичем, который встретил меня приветливо и уважительно. Накрыли стол и за графинчиком вина, он расспрашивал меня о нашей семье, об учёбе и службе. Вначале я ему отвечал одно складно, мотивируя тем, что у меня всё также, как и у Сергея. Но отец его сказал:

– Так этот оболтус писать может в письмах, а дома толком ничего не рассказывает, а у тебя получается! – и он меня расспрашивал в течение часа. Рядом с ним сидела Серёжина мать черноволосая красавица, и своим певучим голосом задавала различные вопросы, от которых я порою краснел. Но настало время начало танцев, девочки засуетились, причесались и приоделись, а я как-бы, не замечая того стал собираться уезжать. Но сёстры в один голос взвыли. Не стесняясь я заявил:

– У меня есть свои дела! – Владимир Алексеевич подошёл ко мне похлопал по плечу и сказал:

– Потерпи, сынок, уважь девок, им так хочется на эти танцы, что они готовы на всё! – пришлось уважить. Отец Серёжи был во круге непревзойдённым каменщиком и сейчас работал в Кучургане по постройке хранилищ для содержания в них особо ценных вин и коньяков. Приехал я домой опять поздно ночью, мать спросила:

– Что, сынок, опять был на скачках? – я покивал головой. Ужинать отказался и залёг спать. На удивление проснулся далеко до восхода солнца, проспал всего полтора или два часа. Проглотил всё, даже не заметил, что мать поставила на стол. Погнал своего железного коня к злосчастной траншее, стараясь максимально использовать прохладное время утра. На удивление копалось легко. Снизу траншеи была влажная, мягкая, податливая глина. К десяти часам я откапал на всю глубину, где-то метра два. Оставалось на сегодня ещё столько, но в десять часов приехал опять Серёжа с притороченной к мотоциклу лопатой и вещмешком, в котором был плетёный графинчик с вином, две железных кружки, кусок сала, неизменные большие красные помидоры, и завернутую в газету большую селёдину, которая в наших краях была большой редкостью и считалась деликатесом.

– Серёжа! – взмолился я, – Ну какая будет работа после всего этого? – Серёжа хмыкнул, махнул рукой, развернул газету, расставив на ней всю снедь и наполненные вином кружки, сказал:

– Так вдвоем эти два метра до вечера осилим и, конечно осилим этот графинчик! – в графинчике было три литра отменного вина. Мы осилили к вечеру и то и другое. Завершив откопку траншеи всего периметра. Мне оставалось прокопать траншею от средины фронтона до задней стенки и поперечную траншею под стенку, отбивавшую коридорчик и кухоньку. После завершения сегодняшней работы Серёжка опять начал меня агитировать на поездку к ним. Я был уверен, что это не он, а его сёстры настропалили притащить меня для их пресловутых танцев. Не смотря на все Серёжкины усилия, я стоически выдержал его натиск и уехал домой, пригласив Серёжку опять поработать только без вина. Но Серёжка, сославшись, что ему надо довезти отца в Кучурган, от этой затеи отказался, пообещав приехать в субботу, то есть через день. Утром я опять приехал рано, начал копать поперечную траншею, как вдруг на проходящем мимо тракторе Белорус, я увидел Петра Лилицу, пронзительно свистнул ему, он оглянулся и увидев, размахивающего лопатой меня, заглушил трактор и подбежал ко мне. Мы не виделись с ним более трёх лет. За это время он отслужил срочную службу в танковых войсках, приехал домой и женился. Мы выпили за встречу с ним по кружке домашнего вина, которое в бутылке из-под шампанского, положенного матерью вместе со снедью. Петро уехал, а я продолжил свою работу, которую закончил к вечеру, изрядно попотев на палящем солнце и загоревший за эти дни, как негр, на теле осталась только одна полоска, которую прикрывали плавки. В этот раз я приехал домой рано. Отец был дома, я ему доложил: