Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость

– Папа, копать осталось продольную траншею. – но он сказал:

– Давай сделаем доброе дело! Мне в голову пришла хорошая мысль, что продольную траншею надо сделать не по центру, а сантиметров восемьдесят ближе к задней стенке до поперечной траншее, а во второй половине откопать траншею ровно по центру, тогда получится кухня и коридор одинаковые, а комната будет больше чем спальня и, чтоб не откладывать в долгий ящик поедем, колья и провод там у тебя есть и мы отобьём так как надо, чтобы завтра тебе с утра начать свою работу! – мы поехали на место, отмерили всё, до захода оставалось, где-то полчаса, я начал выкашивать бурьян, а отец подбирать камни на фундамент, прикидывая хватит ли уже заготовленного. Подошёл сосед, дом которого был почти, напротив. Высокий, худощавый, красивый болгарин по фамилии Радованов. Оказывается, они уже были знакомы с отцом. Радованов осмотрел проделанную мной работу и сказал отцу:

– Твой сын, за которым я наблюдаю уже почти неделю, работает как трактор, и я думаю, когда же он устанет? А он с каждым днём делает все больше! – отец засмеялся:

– Так он работает ни в одну смену, а в две!

– Понятно, дело молодое! – сказал Радованов и стал приглашать нас на ужин. Отец согласился. И мы пошли к ним. Их большой каменный дом был покрыт красивой оцинкованной крышей. Их двор казался маленьким потому, что весь дом обвивала виноградная лоза, на которой, свисали крупные гроны винограда разных сортов, а весь двор был усажен фруктовыми деревьями. Через открытую калитку на огород было видно, что половина огорода усажено непривычными для нас кустами винограда, а ближняя половина пестрела помидорами различных цветов и там росли другие диковинные для нас овощи и зелень. Женщины поставили стол на свободном месте напротив входной двери, накрыли белой скатертью и уставили весь стол, приготовленными заранее яствами, посредине стола стоял большой пяти литровый бутыль с домашним светло-розовым виноградным вином, на каждого стояли большие глиняные более чем полулитровые кружки для вина, лежали пучки различной зелени укроп, петрушка и другие незнакомые мне травы. Сверху этих пучков лежали длинные стручки красного и зеленого горчайшего перца. А дальше всё по-русски. Радованов поднял тост за доброе отношение с будущими соседями, и мы начали свою застольную трапезу. Что отец, что я любили всё горькое, но то, что стояло на столе превзошло наше ожидание. Мясные и картофельные блюда были до того наперчены, что рот не мог закрываться, и чтобы утолить этот жар, приходилось раз за разом запивать еду вином, а попробовав по примеру Радованова красного перца, я чуть не поперхнулся. Перец был настолько жгучим, что в горле у меня свело, но. чтоб не показаться смешным, я приглушил его несколькими глотками вина из кружки. Но отец с Радовановым ели этот перец с наслаждением и обменивались впечатлениями о его качестве. Я больше не рисковал его откусить. Вместе со всей не многочисленной семьёй Радованова, мы опорожнили пяти литровый плетёный графин прекрасного вина, причем пили все поровну, что мужчины, что женщины. Из женщин там была Радованова жена, его и её мать, и тётка. Стало темнеть, мы поблагодарили хозяев и уехали домой, а утром в субботу до рассвета, я помчался опять работать, надеясь к вечеру расправиться со своей траншеей. Проработав часа два, я откопал примерно две траншеи, но дальше дело застопорилось, я наткнулся на глубине в девяносто сантиметров на сплошной дикий камень, который не поддавался лопате и уступал только кирке. До десяти часов я продвинулся всего лишь на полметра, ожидая, что наконец-то, появится Серёжка, но он не появился, и до часа дня, я продвинулся ещё сантиметров на пятьдесят. От непрерывных ударов киркой о камень начали болеть плечи и руки, прикинув, что если так будет продолжаться, то мне здесь ковыряться надо будет ещё два или три дня. Перекусив маминой снедью, поплевал на руки и принялся за работу. В пять часов подъехали три мотоцикла, на которых сидело пять человек в том числе Толя Немченко, Миша Белоус, Коля Руснак, Ваня Короленко и Витя Мурга. Оказывается, они уже были у нас дома в Марьяновке, не зная, что я работаю здесь. Мать им рассказала, как добраться до меня, и вот они передо мной. С собой привезли они в деревянном бочоночке литра четыре вина, но о закуске, конечно же забыли. Двумя металлическими кружками, мы распили это вино, закусили оставшейся у меня снедью, и ребята стали манить меня в поездку по родным деревням. Я сказал:

– Ребята, у меня на шее висит эта чёртова траншея и покинуть её я не могу, так-как дал слово отцу в воскресенье её закончить, а мне, как назло внизу оказался камень дикарь, он очень плохо поддаётся даже кирке! Подвыпившие ребята загудели:

– А мы то для чего здесь? Давай инструмент, мы осилим этот дикарь! – но из инструментов у меня была одна штыковая и одна совковая лопаты, лом и кирка. Вооружившись этим инструментом сразу три человека приступили к работе, а я пошёл к Радованову, он оказался дома. Попросил у него пару лопат и кирку. Он оказался человеком запасливым и в сарае у него целым штабелем у стены стоял и лежал инструмент для обработки и копки земли, и он любезно предложил мне выбрать понравившиеся. Я принес инструмент к месту работы, сам взял лопату, Витя Мурга взял кирку и все шесть человек включились в работу. К восьми часам наша злосчастная траншея была полностью закончена не столько сколько выкопанная, сколько выдолбленная. После мы все сели на траву, закурили, а самый хозяйственный из нас Ваня Короленко сказал:

– Ребята, всю землю с лицевой стороны надо убрать, а сюда наносить камень для фундамента! – передохнув, накурившись и, прикончив остатки вина в бочонке, мы приступили к задуманному. Всем скопом работалось легко, очистив землю мы наносили туда камня дикаря. Будучи под изрядным хмельком Толя Немченко предложил переночевать здесь. Скошенный мною бурьян уже подсох, мы загребли его, расстелили и приготовили место для ночёвки. На танцплощадке заиграла музыка, которую было слышно на весь посёлок. Ребята встрепенулись:

– Борис, что это свадьба? – я им объяснил:

– Нет не свадьба, а танцы на танцплощадке!

– А далеко это?

– Да нет! – ответил я, – Всего полкилометра!

– А там девочки есть?

– Да там есть, но их впускают туда только со своими кавалерами!

– А где же их взять? – завопили ребята.

– А вот в этом, я могу вам помочь, давайте поедем к моему другу Серёжке, у него аж три красивых сестры, а рядом живут их подруги одна другой краше, так что хватит на всех! – ребята обрадовались. Зарычали наши мотоциклы, и мы поехали к Серёжке. Увидев нас, находившиеся во дворе сёстры мигом метнулись в хату прихорашиваться. Во дворе были Серёжина мать и отец. Серёжка был где-то в загуле.

– Знаю, что он поехал в Кучурган и там познакомился с очередной подругой, я не вижу его уже второй день! – сказал отец. Я познакомил родителей Серёжи с моими друзьями и сказал матери:

– Мы приехали пригласить ваших девочек на танцы! – мать заулыбалась и сказала:

– Боря, так они же каждый день торочат мне в уши, найти способ пригласить тебя к нам, чтобы ты сводил их на танцы! – я ответил:

– Их просьбы Богу в уши! Вот привез им кавалеров! – а сам в глубине души подумал: «Пронеси от меня эту учесть с ихними танцами». В доме окна были раскрыты и девки слышали все наши разговоры, и младшая раньше всех, прихорошившись побежала за подругами. Меня охватило разочарование, вместо трех подруг, она привела всех четырех, а далее всё повторилось, как и в те разы, мы прошли по всей улице, каждый под руки с девочками под удивлённые взгляды и приветственные возгласы доброжелательных, молодых и старых жителей. Мне выпало танцевать с Серёжиной старшей сестрой Галей и в танцах у нас всё получалось. Мне хотелось отдохнуть после насыщенного трудового дня, но Галина с каждым танцем тащила меня в круг. Я отдавал должное, в душе, ругая себя за свою инициативу. Но мои друзья в отличие от меня были настроены восторженно, танцуя на ровной танцплощадке без пыли и дыма с красивыми девочками и такую же красивую музыку. По окончании танцев мы провели их домой, затем, грохоча мотоциклами поехали к нашему будущему дому, зарылись в сухой хорошо, пахнущий бурьян и, как убитые заснули. Утром в воскресенье, пока ребята ещё спали, я завел мотоцикл и съездил домой, предупредив мать и отца:

– Дорогие родители, мы с ребятами едем в Еремеевку, и когда я вернусь точно не знаю. Траншея полностью готова, камень под фундамент перенесён, и всё готово к закладке фундамента! Мать сказала:

– Хорошо, что приехал и предупредил. Я так и думала, что уедешь с ребятами, они же приезжали сюда! – она наложила мне в торбу еды, чтобы мы позавтракали, а отец из погреба принес трёх литровую бутыль с вином и наказал мне её вернуть обратно. Приехав в наш, обозначившийся уже двор, я увидел заспанных и, зевающих ребят, которые обменивались впечатлениями во вчерашних танцах и незнакомыми им девочками. Я взял ведро с колонки, которая была в недалике, принес воды, мы все обмыли холодной водой свои хари, и приняв Божеский вид уселись за трапезу, запивая вином, каждому хватило всего по неполной кружке. На душе повеселело, и мы поехали в Еремеевку.

До вечера в Еремеевке посещали всех друзей и знакомых, а вечером уехали в Будёновку, там намечался какой-то праздник и организовывались танцы. Там и заночевали. А утром рано уехали в Понятовку и так четыре дня, я с ребятами, которые выпросили на эти дни для себя отпуск посетили всех друзей и знакомых, живших в окрестных деревнях и сёлах нашего района. В пятницу я вернулся домой. Отец сказал:

– Сынок, я был в Раздельном, смотрел траншею под фундамент и был у отца Серёжи Огородникова и договаривался с ним о строительстве дома, пока он утвердительного ничего не сказал. А сказал, чтоб подъехал к нему через три четыре дня. Ты постарайся заехать к ним и попробуй его уговорить! – на следующий день после обеда я поехал в Раздельное к Серёжке, но дома его не застал, он опять уехал в Кучурган, но отец и девчонки были дома. Встретили меня очень хорошо тепло и приветливо, и стали уговаривать меня остаться у них до приезда Сергея, а вечером опять сводить их на танцы. Я, выбрав момент, завёл разговор с дядей Сашей, так звали отца Сергея о строительстве. Он мне объяснил:

– Борис, работу в Кучургане я закончил, но у меня по Раздельной ещё есть три заказа! – я стал его уговаривать. Услышав наш разговор, девчонки и Мать Клавдия Васильевна неожиданно для меня стали уговаривать дядю Сашу дать согласие на постройку нашего дома. И дядя Саша согласился. Я тотчас съездил в магазин, привёз бутылку доброго коньяку, и мы все дружно скрепили наш договор. Но девчонки поставили мне ультиматум:

– Боря, в связи с тем, что дом будет строиться уже с завтрашнего дня, то ты должен поселиться у нас и каждый вечер водить нас на танцы! – причем Клавдия Васильевна заняла их сторону и нажала на дядю Сашу, который сказал:

– Долг платежом красен! Они помогли тебе, ты помогай им! – я согласился и поехал домой предупредить отца.

– Папа, с завтрашнего дня начинается стройка дома, так сказал дядя Саша! -отец обрадовался, пошёл в МТС брать отпуск. У меня оставалась последняя неделя отпуска, которую я потратил в основном: днём на строительство, а по вечерам приевшиеся мне танцы. Мой друг Серёжа появился только один раз, Последние два дня своего отпуска, я поехал к Татьяне в Одессу. Там мы сговорились, что зимой на её зимние каникулы, она ко мне приедет в Хмельницкий и мы порешим, как нам быть дальше. Приехав из Одессы, стал собираться уезжать. В это время во вторую половину нашего дома поселили двух девочек Валентину и Людмилу. Валентина была из Кировограда и её направили работать в нашу МТС электриком, а Людмила тоже из Кировограда, закончила медицинский техникум и её направили в Марьяновку на должность сельской фельдшерицы. Последний день моего отпуска было воскресение, я сводил этих девочек в клуб на танцы, а утром к восьми часам съехались мои друзья и всем скопом проводили меня на станцию, посадили в поезд, и я поехал опять в училище. Опять привёз своим наставникам отцовы вина и его наказ:

– Драть пуще прежнего для его же пользы!

ЧАСТЬ 2

РЕСПУБЛИКАНСКИЕ СПОРТИВНЫЕ СОРЕВНОВАНИЯ

Начинать третий год учебы в училище, а четвертый год службы для меня было почему-то тяжко. Вот недавно мы проводили выпускников с третьего курса, а теперь сами стали выпускниками и этот, начавшийся учебный год казался будет беспросветным. Хрущёвские нововведения в отношении Сталина и Армии не сулили нам ничего доброго. Но постепенно учёба и спорт поставили меня в нужное русло, я перестал думать о будущем и занимался будничной работой, стараясь постичь на занятиях преподаваемую военную науку, а на ежедневных тренировках искусству, спорту тем более, что в начале мая ожидались Республиканские соревнования по классической борьбе в Киеве, но для этого надо было победить на областных соревнованиях, которые ожидались в феврале месяце. В январе месяце наш курс стрелял из Т-54А штатным снарядом на Житомирском полигоне. Наш экипаж был это Коля Хорохорин, Леша Созаненок и я отстреляли на отлично, умудрившись поразить первые цели тремя попаданиями, за что по приезду командир роты нам дал по двое суток отпуска, и мы его прекрасно провели, празднуя субботу и воскресение у моей двоюродной сестры Зины и её мужа Саши.

Приближался приезд ко мне Татьяны. До её приезда оставалась всего неделя. Внезапно меня вызвали к зам начальнику политотдела училища. Прибыв к нему, он усадил меня и стал меня расспрашивать о моих взаимоотношениях с Татьяной. Из его вопросов я понял, что они читают наши письма друг другу, а из писем знают о нас почти всё. Расспросив меня, он мне заявил:

– Борис, ты делаешь большую глупость, раз решил свою судьбу связать с дочерью врага народа! – в ответ я ему сказал:

– Во-первых дети не отвечают за своих родителей и, что это сказал сам И. В. Сталин! А во-вторых, что вина её отца ничем не доказана и его по-видимому скоро реабилитируют!

– Ну раз ты так упорствуешь и не прислушиваешься к моим советам, то полит отдел училища будет ставить вопрос о твоём отчислении и направлении тебя в войска! А чтобы ты подумал, даю тебе три дня. Через три дня я тебя вызову! – обдумывая всё это, мне конечно не хотелось отчисляться, и я написал Татьяне, чтобы она в этот раз не приезжала, а сам решил, что после окончания училища меня отчислять уже никто не будет и мы вольны будем с ней распоряжаться своей судьбой. Вызвавшему меня через три дня к полковнику Калиничеву, я сказал, что отчисляться не буду и жениться курсантом тоже не буду.

– Вот и добре! – сказал Калиничев, – Иди учись! – однако моё письмо Татьяне пришло позже, чем она уехала ко мне. Приехав в Хмельницкий, она устроилась в гостинице, позвонила на КПП, сообщив свой телефон. Я отпросился в увольнение и встретился с ней. Объяснив ей, как всё было и заверил, что после окончания училища мы оформим наши взаимоотношения. Татьяна всё это восприняла относительно спокойно, возмутившись только тем, что мне угрожали отчислением. А через два дня меня вызвали опять в полит отдел, но уже к начальнику полит отдела к полковнику Долбенко. Оказывается, Татьяна была у него на приёме и высказала своё возмущение, что они вмешиваются в нашу личную жизнь. Они же в свою очередь, свою вину спихнули на меня и заявили, что это я не хочу связывать свою жизнь с ней, как с дочерью врага народа и преподнесли ей так искусно, что Татьяна поверила им. Встретившись с ней на следующий день, она обвинила меня во всех моих незаслуженных грехах. Разобиженная на меня, она уехала, заявив:

– Борис, не переписываться, не встречаться с тобой никогда не буду, чтобы не портить тебе жизнь! Прости!

Подлость велеречивых политработников обожгла меня на всю оставшуюся жизнь, в течение которой я убеждался, что эта свора и каста под красивыми словами скрывает подлые и чёрные поступки людей этой профессии. Потрясшие меня эти события с вопиющей несправедливостью ко мне по сути дела выбили меня надолго из своей колеи. Но устранившейся в училище давно заведенный порядок и полная загрузка всех физических и моральных сил, обучаемых делала свое дело. Учеба продолжалась, жизнь продолжалась насущные проблемы решались. Мало-помалу все стало на свои места.

Наступил февраль месяц, настала пора областных соревнований по борьбе и другим видам тяжёлой атлетики. На этот раз в соревнованиях было очень мало мастеров спорта, а в моем весе ни одного. Зато перворазрядников, претендующих на призовые места, было предостаточно и мне на этих соревнованиях пришлось изрядно потрудиться над ними на ковре при поддержке меня городскими и училищными болельщиками. Эти соревнования я выиграл и стал членом сборной Области, представляемой на Республиканские соревнования. Для подготовки меня к этим соревнованиям спортивный комитет Области выделил мне для ежедневных тренировок двух моих соперников, занявших на этих соревнованиях второе и третье место. Один из них был с тридцать первой танковой дивизии сержант третьего года службы танкист, здоровенный парень чуть выше моего роста, звали его Коля, а вторым был сверхсрочник тоже Николай Сильвестров двадцати семи лет отроду, бывший три года назад мастером спорта, тогда это звание надо было подтверждать ежегодно. Начальник училища в целях моей подготовки к соревнованиям освободил меня от всех нарядов и полевых занятий, которые продолжались более суток. Для тренировок со мной ребята приходили через день, один сегодня второй завтра. Как-то, когда вся рота была на полевых недельных занятиях, а в роте оставалось только три человека в том числе и я. Я решил подменить дежурного по роте, целую ночь не спал, а утром в десять часов пришёл Николай на тренировку. Спортзал был у нас на первом этаже. Я спустился туда, Николай в ожидании меня уже разогрелся на спортивных снарядах и бегал по спортзалу весь потный и готовый к работе. Извинившись за свое невольное опоздание, я почему-то не стал разогреваться и сказал:

– Пошли на ковёр! – где стали разучивать и совершенствовать приемы, которые были у нас в плане тренировки. При проведении одного из бросков Николаем, я почему-то расслабился и правым плечом ударился об ковер, почувствовал адскую боль и три дня после этого не мог заниматься. Сходил в санчасть, там врач посмотрел, пощупал, покачал головой и сказал:

– Ты повредил плечевую связку, болеть будет долго, если не всю жизнь. О травме я сразу же сообщил в спорткомитет, чтобы мне сделали замену. Но вместо замены меня повезли к Областному хирургу, который осмотрел меня, сделал рентгеновские снимки и сказал:

– Ничего страшного нет! – и прописал мне прибывать к нему через каждые три дня, и колол мне какие-то обезболивающие уколы, что позволяло мне безболезненно тренироваться. По моему настоянию за неделю перед выездом спортивный комитет провел между нами троими соревнования в Областном драмтеатре, объявив, что идет в неконкурсная борьба на поездку в Киев. На своё же удивление без особых проблем я уложил на ковер обоих своих конкурентов и стал, не смотря на травмы кандидатом на Республиканские соревнования. Спорткомитет заранее давал нам сведения о конкурентах, которые будут представлены в Киеве. Мы прибыли в Киев за два дня до начала соревнований. Соревнования проводились в спортзале спортивного комплекса Динамо. Так как соревнования были открытыми то из Ташкента прибыл Олимпийский чемпион Гриша Гамарник, и он был заявлен как раз на мой вес. Эти два дня перед соревнованиями мы посветили тренировкам, тренировался там и Гриша конечно все мы за ним наблюдали, рассматривая его загорелое тело и особенно шею, которая начиналась от ушей. Его рельефные мышцы ничего хорошего для меня не сулили и еще в этой когорте был чемпион Киева Ткаченко. Не знаю почему, но, когда я тренировался Гриша подходил и наблюдал за мной. На соревнованиях все пошло своим чередом. Я выиграл две победы подряд над чем пионом Черниговской области и Сумской, мне предстояло встретиться с чемпионом Киева Ткаченко. Встреча началась драматично для меня, со стойки он дважды перевел меня в партер, и я чуть не попался на бросок через пояс, в результате которого судья поставил меня в партер. До конца встречи оставалось секунд двадцать, и я проигрывал начистую, но Ткаченко уверовав в своей победе расслабился и допустил большущую оплошность, он обе свои руки запустил мне под мышки, желая провести нельсон. Для меня его желание было подарком, ибо контрприём у меня был отработан с блеском. Мгновенно сжав предплечьями его руки и крутанувшись всем телом направо дело было сделано. Ничего не понявший Ткаченко лежал на лопатках, а я с трудом разжимал свои замлевшие руки. А на следующий день предстояла схватка с Гришей Гамарником. Наша схватка в этот день была первой. На все встречи Гамарника собиралась масса болельщиков. Для меня встреча началась почему-то спокойно. Мы долго не могли никак захватить друг друга, но где-то на второй минуте Гриша перевёл меня в партер, во второй трехминутке мне пришлось его поставит в партер, да так и закончилась наша встреча, как я считал каждый из нас заработал по одному очку. Но судьи посчитали почему-то иначе. Присудив Грише два очка, а мне одно, обосновав тем что мол Гриша перевёл меня в партер первым. Да и так было понятно, что олимпийский чемпион должен был выиграть. Таким образом я занял только второе место на Республиканских соревнованиях. Команды борцов классического и вольного стиля, а также штангисты Хмельницкой области в общей сложности заняли, как никогда раньше четвертое место Республики. Встречали всех нас на вокзале с оркестром, руководил нами председатель спорткомитета области. Здесь же присутствовали представители местных властей и командования воинских частей и нашего училища от которых были представители в областных командах. На перроне было полно народу студенты, наши болельщики, вручали нам букеты с цветами. Заставили нас надеть регалии типа лент, наши спортивные номера, которые мы прихватили на память, потом нас повезли в драмтеатр, где было полно народу, которые нас приветствовали, там была торжественная часть встречи. Речь держал сам первый секретарь Обкома партии. Выступал начальник нашего училища, командир тридцать первой дивизии, председатель спорткомитета Области. Выступали тренеры, которые нас готовили и в конце дали слово старпому борцу Позднякову, ему было лет восемьдесят пять, но выглядел он бодро. Он коротко и понятно для всех борцов высказал свои мысли, а мы все хлопали ему больше всех, а за нами аплодировал весь зал. Здесь же нам вручили от спорткомитета памятные подарки, памятные грамоты, после чего нас повели в Обкомовскую столовую, где были накрыты торжественные столы и налиты каждому в большой фужер шампанского. После торжественного ужина и застольных речей нас развели по местам службы. А утром на обще училищном построении начальник училища вывел нас всех шестерых из строя и от лица службы за отличные результаты на Республиканских соревнованиях объявил благодарность, а в субботу вечером нас заставили выступать перед курсантами и рассказывать, как там всё было. Так в основном закончились мои спортивные достижения в этом 1956 году.

Настала пора экзаменов и мы усердно корпели над учебниками, готовясь к их сдаче. К концу июня мы сдали все текущие экзамены и зачёты, впереди маячили Государственные экзамены. На госэкзамены выносилось токсическая подготовка два экзамена теория и практика, огневая подготовка два экзамена теория и практика, стрельба на танковой директрисе вкладным стволом на новых тогда танках Т-54А, по оружию массового поражения тоже было два экзамена теория и практика (марш бросок на семь километров в средствах химзащиты) и история партии ВКПБ и физическая подготовка (все положенные на третьем курсе упражнения и кросс три километра в поле по целине).

Восемнадцатого июля в училище прибыла Государственная экзаменационная комиссия, нам её представили на обще училищном построении. Экзамены начались двадцать пятого числа. Перед каждым экзаменом очередного взвода выступал председатель комиссии и в присутствии всех членов комиссии объявлял требования к нашим знаниям, которые мы должны показать, а в составе экзаменационной комиссии были представители основных родов войск. Там были офицеры, мотострелки, танкисты, химики, инженеры, ремонтники и другие специалисты.

За три года учёбы мы поднаторели в военных науках, как отче наш, знали боевой устав и практику работы командира в организации боя. Несмотря на напряжённую обстановку первых дней экзаменов, по словам председателя комиссии мы показали твердые знания, как теории, так и на практике. Для меня сдача экзаменов сложностей никаких не было. Голова варила хорошо, а памяти было не занимать, однако на экзамене по истории ВКПБ, я чуть не погорел. В феврале месяце прошёл двадцатый съезд КПСС, на котором Н. С. Хрущёв развенчивал культ личности Сталина, и до нас курсантов не очень-то доводились эти материалы, а мне на экзаменах этим вопросом спрашивалось о борьбе партии с троцкизмом. Этот вопрос я знал на зубок и поэтому выпалил его, как из пулемёта, зная, что основную роль в борьбе с троцкизмом сыграл И. В. Сталин. Глядя на лица членов комиссии, я удивился, что у членов комиссии от моего ответа перекосились физиономии и старший из них, заикаясь мне сказал: