Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость

– А, как же я его довезу?

– Придумаем! – ответил отец. Достал с чердака маленький дубовый бочоночек на пять литров, и ещё зачем-то старый небольшой телевизор и сказал:

– Борис, вытащи из него все внутренности! – я был в недоумении зачем отцу понадобились запчасти, но спрашивать не стал и вынул. Отец тут же приспособил бочоночек в образовавшейся прочной коробке, где он хорошо и плотно разместился. Обложив его старым одеялом, закрутили бинтами заднюю стенку, обшили мешковиной и приделали ручку, так и повезли его как телевизор. На таможне меня спросили:

– Что это? – я ответил:

– Телевизор!

– Какой?

– Белорус! – они ощупали его, махнули рукой и сказали:

– Вези!

ЧАСТЬ 7

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СЛУЖБУ

В Германии я заехал в свой военный городок на зимние квартиры, затем взял билет и поехал в лагерь на свой знаменитый Лоссовский полигон. Не успел я появиться в расположение полка, как меня вызвали к комбату, который сообщил мне, что капитан Артёменко убыл к новому месту службы в город Ордруф, а тебе надлежит до прибытия нового командира роты командовать ротой. Дело привычное, я даже в душе не возмутился и не обиделся. Личный состав роты меня понимал, уважал точно так, как и я их. А вечером собрались в нашем бараке в нашей комнатке все холостяки, чтобы обмыть покидающего их женатика. Я достал бочоночек, с Колей Хорохориным мы отлили из него двух литровый графин, поставили на стол, и каждому поставили по маленькой немецкой рюмочки двадцатиграммовки, а для воды поставили стаканы. Все завозмущались, что вино разливают не в стаканы, а в маленькие рюмочки. Пришлось объяснять, что это за вино и, как его надо пить. Однако, мои друзья моим советам не вняли, они одним глотком выпивали содержимое в рюмке, хвалили его вкус и тут же подсовывали, чтобы налить повторно. Первым открыл счет Яша Семенюк, он почему-то встал со стула и тут же грохнулся на пол и сразу же уснул. Трое кинувшихся его поднимать, но стоячим остался только один. Яша Семенюк и двое его помощников безмятежно спали на полу, а остальные, увидев это дело хохотали, однако резких движений и попыток встать на ноги совершать не спешили. Мы ещё не распили и пол графинчика, как добрая половина из нас безмятежно спали на полу, а остальные продолжали баловаться и наслаждаться этим напитком. Но утром все проснулись в добром здравии, я пошёл на службу командовать ротой, но не успев зайти в канцелярию, как дневальный прибежал ко мне и сказал:

– Тов лейтенант, к нам идёт начальник штаба полка! – у входа в роту, я встретил его и доложил:

– Рота занимается по распорядку дня и расписанию, а на завтра готовится ехать на вождение боевых машин на Вёрметский танкодром. – подполковник Красильников, как никогда был в хорошем расположении духа пошёл со мной в канцелярию и там задал мне вопрос:

– Лейтенант, что ты там за напиток такой привез, что с ног сшибает? – я ему популярно объяснил. Он сказал:

– Я слышал о таких напитках, но не видел и не пробовал. И хочу узнать, что это такое, и никогда нибудь, а прямо сейчас! – мы пошли в наш барак, я вытащил бочоночек из-под кровати и отлил ему полный литровый графинчик, проинструктировав, как его надо пить. Не успел дойти ещё до роты, меня остановил зам потех полка Борисов с тем же вопросом. Конечно же я пригласил его, но мы ещё не дошли с ним до барака, как нас перехватили начальник тыла и подполковник Кияшко, которые так же присоединились к нам. Видя, что в бочоночке уже меньше половины, я им отлил в 330 граммовые пивные бутылки, ведь ещё же надо было угостить комбата и командиров роты. На следующий день, мы уехали на танкодром, где водили танки по препятствиям днем и ночью.

В августе месяце все войска дивизии были перевезены на Магдебуржский полигон, где командующий группы войск проводил двухсторонние дивизионные учения. Там на полигоне, я увидел, что части других дивизий вооружены новыми танками и бронетранспортерами. В большинстве из этих частей были танки Т-54Б, а у некоторых танки Т-10 на вооружении мотострелков появились БРДМ-1 и БТР-50П, технике, которой была вооружена наша дивизия, все мы понимали подходил конец, и мы ждали перевооружения, хотя к своим старым и заслуженным машинам мы уже привыкли, и они у нас ходили нисколько не хуже, чем новые. С дивизионных учений мы в лагерь уже не поехали, а вернулись на зимние квартиры в свой городок.

Наступала осень, мы стали готовиться к осенней проверке. Я написал рапорт командиру полка на вызов и пропуск для Валентины. Выписка, проверка и прочие мытарства по этому вопросу заняли целых два месяца. Мне выделили в семейном общежитии комнатку на втором этаже. Там жило двенадцать семей. Этот этаж был длинным на 12 жилых комнат с большой общей кухней, двумя туалетами, большой душевой, кладовыми и другими помещениями. Кроме маленького столика, двух табуреток и кровати в этой комнате ничего не было. А мне было не досуг заняться её оборудованием и комплектацией, но выход я нашёл. Я пошёл к жене Яши Семенюка и дал ей ключ от квартиры и попросил:

– Женя купи все, что необходимо на первый случай для семейной жизни, а то Валя приезжает через две недели, а у меня ничего нет и не предвидится потому, что готовимся к проверке, а я все время занят на полевых занятиях!

– Хорошо, все сделаем! – сказала она. – Всё сделаем по своему разумению! – хотя она была такой же опытной хозяйкой, как и мы потому, что они также только недавно поженились.

Наконец, получил телеграмму от Вали, когда приезжали в Эрфурт, я отпросился у комбата и он на всё про всё выделил мне двенадцать часов потому, что рота в полном составе убывала на Лоссовский полигон для стрельб и вождения. Отпустив меня рано утром, я оценил свои возможности и решил перехватить Валю поездом в Вюнсдорфе. И это мне удалось. Правда, я долго искал её по вагонам потому, что поезд в Бресте комплектовался по-новому и Валю я нашёл ни в четвертом вагоне, а в двенадцатом, но так-как поезд здесь стоял долго целых полчаса, то мы успели одеться, забрать вещи и выйти из вагона. Тут же я взял билеты на поезд в Галле и через два с половиной часа мы были уже дома. В нашей комнате нас ждала Женя, которая постаралась сделать и даже накрыла стол, но у меня всего оставался один час до убытия на Лоссовский полигон, поэтому я попросил жену Яши, чтобы она ознакомила Валю со всем укладом, а её муж, чтобы в полку выписал для Вали пропуск для выхода в город. Чмокнув Валю в щёчку, я убыл на целых полторы недели. Вернувшись с полигона в мазуте, пыли и копоти зашёл в нашу комнату и не узнал её. Она была полностью оборудована всем необходимым для жизни и быта, и я сразу оценил Валины способности. Но она меня огорошила своим сообщением, заявив:

– Не знаю, Боря, как ты на это посмотришь, но я определилась на работу в Дом офицеров! – я не знал, как на это реагировать, но знал одно, что устроиться жене офицера в Германии на работу было весьма и весьма проблематично, а она за каких-то полторы недели нашла работу.

– Какую ты там работу нашла?

– Приемщицей одежды в раздевалке! – среагировав на это сообщение, я сказал:

– Слава Богу не уборщицей! – но Валя возмутилась:

– Ничего -то ты не знаешь! Работа уборщицы оплачивается в два раза больше чем приемщице, но туда устроиться невозможно потому, что эти места предназначены для местных немок! – так быстро и просто завершились мои мечты о семейной идиллии, в которой бы жена ждала мужа к обеду и ужину и даже утром, когда он возвращается с наряда или командировки. До Дома офицеров от нашей гостиницы было больше чем полтора километра, поэтому всегда мы вставали рано, быстро завтракали и разбегались я на службу, а она на работу до вечера. Сразу же после моего прибытия с полигона на следующий день, мы справили новоселье, на котором я познакомил своих друзей и их жён с Валей, и Валя удивлялась сколько много мужики лакают водки, ведь у нас на родине водку почти никогда не пили, а пили только вино. Но мы были здоровые, молодые и немецкая водка «Корн» нас с ног не валила и пили мы её до не схочу. Но побыть долго дома служба не позволила, для стрельб штатным снарядом и тактических учений с боевой стрельбой днем и ночью пришлось ехать на Магдебуржский полигон. Буквально за день перед уездом командир батальона вызвал меня и представил мне очередного командира роты Комарова Вадима, прибывшего из Вьюнсдорфа на эту должность временно, так-как он уже назначен начальником штаба танкового батальона семьдесят второго мотострелкового полка, но там ещё начальник штаба не уволился, срок ему выходит через три месяца, поэтому на этот период, он назначен командиром второй роты. Это назначение нисколько меня не обрадовало, не обрадовало оно и командиров взводов, да и весь личный состав потому, что рота была на пороге проверки и все силы и помыслы всего личного состава были направлены, как можно лучше себя показать на этом ответственном этапе, о котором все будут говорить и вспоминать после него целый год, а прибывший новый командир, вклинившийся в этот процесс мог сбить установившийся ритм подготовки. Но новый командир роты показался опытным, грамотным и умным командиром. В течение нескольких дней, он пригляделся ко всему и заявил мне:

– Борис, я понял, что ты в роте главный генератор идей и порядка, тебя все слушают, правильно понимают, и я бы не хотел своим вмешательством сбивать установившийся разумный ритм подготовки к проверке.

Я прошу тебя продолжай командовать ротой, как ты командовал до меня, я не отменю ни одного твоего распоряжения и указания, сделаем так, для начальства командиром роты буду я, а для личного состава ты! – свою установку по этому поводу, он ловко и умело довел отдельно для сержантов и солдат, а затем и офицеров. Весь личный состав встретил эту его идею весьма одобрительно и даже зауважал его. Не каждый командир способен на такое, и это было оценено всеми в том числе и мной. Потому что на завершающем этапе подготовки личного состава всякое изменение ритма могло навредить.

Прибыли после тактических учений и стрельб в свой городок Хайде. До проверки оставалось двое суток. Через два дня по тревоге в пять часов утра дивизию подняли с выходом в районы боевого предназначения. Там в районах проверили полную пикировку танков и личного состава, а также знание каждого члена экипажа по оборудованию местности в инженерном отношении, там же проверили выполнение нормативов по специальной подготовке и марш бросок в средствах хим. защиты на семь с половиной километров. Все эти процедуры рота сдала без песка и пыли на сплошные отличные оценки, и это был пролог к дальнейшей сдаче проверки. Здесь же в районе рота получила задачу железнодорожным транспортом убыть на Ордруфский полигон для выполнения зачётных стрельб из танков и проведения ночных тактических учений боевой стрельбой, а также проведения там ночного зачётного марша в колонии роты на сто пятьдесят километров. Командир роты сдержал свое слово и ни разу не вмешался в мои распоряжения и команды, и всё у нас получилось. Все мои офицеры, сержанты и солдаты были обучены в силу моих способностей и умений, и всё у них получалось, и непросто получалось, а получалось на отлично. После завершения тактических учений стрельб и вождения в Ордруфе мы вернулись в свой городок и последним экзаменом у нас была политическая подготовка. У меня в роте было много солдат из среднеазиатских республик, которые очень плохо говорили по-русски, а отдельные, которые говорили хорошо в силу своего воспитания сложить правильно свою речь не могли, и таких у меня было аж шесть человек! Среди них чего стоил только один Зулхашев, который мог произносить по-русски всего несколько слов. Понимая, что они все могут повлиять, снизив общую оценку, я их всех собрал вместе и объяснял тактику поведения их на контрольном занятии.

– Первое. Какой бы вопрос не задал проверяющий, все шестеро тяните руки вверх, знаете или не знаете ответ на вопрос, отвечайте так! «Я из такого -то колхоза и называй свою местность. До революции мой дед был дехканином и вкалывал на Бая. Он был безграмотным, а при Советской власти мы стали колхозниками, отец стал трактористом, я закончил семь классов, и мы в колхозе строим коммунизм!»

– Всё, что я сказал выучите на память! – все это продиктовал им под запись ещё раз. На следующий день утром все вымытые побритые в парадной форме одежде со всеми значками и регалиями сидели в Лен комнате, готовые постоять за себя на последнем экзамене. Проверяющий из группы войск полковник Сёмушкин, красивый и контактный человек легкой походкой зашёл в Лен комнату, я ему доложил о готовности группы, он звонким, почти мальчишеским голосом поздоровался с личным составом, который ему ответил так громогласно, что чуть стекла не повылетали, а далее, как положено, он непринужденно стал задавать вопросы. Увидев лес рук на каждый вопрос, он начал вызывать всех без разбору. Солдаты отвечали очень хорошо, но надо ж, очередь дошла до моего Зухашева, который постоянно выше всех тянул руку и даже привставал. Полковник, обратился к нему:

– Вот вы, товарищ рядовой, тянете руку выше всех, по-видимому отлично знаете материал! – вопрос был задан довольно сложный и я опасался, что Заухашев сейчас поплывет. Заухашев встал и громким голосом выпалил заученное, написанное ему мной предложения. Полковник задумался и сказал:

– Ну вы не совсем по теме. Все, что вы сказали верно, но не по теме! – кровь прилила к лицу Заухашева, он пальцем показал на полковника, глухим и бесстрашным голосом произнес:

– «Ти, что против Советской власти? – полковник побледнел, он по-видимому никогда в своей жизни ни ощущал такого отпора, но совладав собою, он бесстрастным голосом ответил Заухашеву:

– Вы не волнуйтесь, я же не сказал, что вы ответили неправильно, я вам ставлю отличную оценку, садитесь! – гордо и медленно Заухашев, оглядывая всех победоносным взглядом сел и на каждый вопрос опять тянул руку. Остальные пятеро отвечали примерно также, как и он и все получили оценку отлично. В результате проверочного занятия рота по политической подготовке получила отличную оценку. На следующий день вечером в Доме офицеров были подведены итоги проверки, на которых особо была отмечена вторая рота танкового полка, которой командовал командир роты Комаров Вадим. По выходу из Дома офицеров меня подозвал к себе командир батальона и рядом, стоявший с ним командир полка. Командир полка взял меня за плечо и сказал:

– Ты, Борис, не обижайся, все мы прекрасно знаем чья заслуга в оценке твоей роты, командир роты есть командир роты, а командир взвода есть всегда командир взвода. Продолжай в том же духе и из тебя будет вскоре хороший командир роты! – я особо не переживал, я был доволен результатами своего труда и знал, что теперь в мою кухню ни один доброжелатель не влезет со своими советами, я могу теперь твердо сказать каждому, что я и сам с усами, чему есть подтверждение в приказе командующего группой войск.

За отличную сдачу ротой проверки роте вручили переходящий дивизионный вымпел, тогда ещё не было такого названия, как отличная рота или взвод, а просто говорили подразделение сдало проверку на отлично. Кроме вымпела, наиболее отличившимся сержантам и солдатам было предоставлено двенадцать отпусков с выездом на родину и множество других поощрений. Мне тоже вручили наручные часы с вензелем самого командующего группы войск.

Подошло время демобилизации старослужащих солдат. Прибыло молодое пополнение две трети, которого тотчас же отправили в учебный батальон дивизии обучаться на механиков водителей, командиров танков и наводчиков, а с учебного батальона получили уже готовых обученных командиров танков, механиков водителей и наводчиков, заряжающих готовили у себя в роте. В наш городок из Москвы приехал какой-то знаменитый ансамбль песни и пляски и целую неделю, выступая в Доме офицеров поочередно давал концерты для всего личного состава, находящихся здесь в полку. После просмотра концерта в выходной день, мы привели личный состав в расположение полка и дали время всем перекурить. Наша ротная курилка была самая большая и над ней был большой навес и там можно было курить в непогоду, сидя на удобных лавках. В этот раз все офицеры во главе с комбатом уселись там на перекур, тут же были сержанты и солдаты, которые внимательно прислушивались к разговору комбата с нами. Большинство из нас, посмотрев и прослушав этот концерт были восхищены, как песнями, так и плясками. Было видно, что выступают профессионалы. Комбат видно разбирался в искусстве и на высказывание каждого давал свои замечания, которые говорили о его эрудиции, его кругозоре и знаниях, а в заключении неожиданно для нас, он как бы, не обращаясь к нам, а к кому-то сказал:

– Все понимают, что артисты, чтобы они красиво пели особенно в хоре музыкантов, чтоб красиво играли в оркестре, танцоры, которые танцуют на сцене, всем им надо большое время и отличных руководителей, которые сами делают того, что хотят увидеть от обучаемых! – и как бы, задавая кому-то вопрос произнес:

– Песни и пляски, это красиво и хорошо, но почему же некоторые думают, что обучить людей военному делу легче, чем научить танцора танцевать, а ведь умению воевать, куда нужнее людям, чем те же пляски и те же песни. Не обученный военному делу человек во всех странах называется двумя словами пушечное мясо! – я долго думал над словами комбата и не мог понять, на кого были направлены его мысли и его слова. Только потом через несколько лет, я понял, о чем он говорил, когда, благодаря волюнтаризму Хрущёва из рядов Армии были уволены сотни тысяч офицеров, фронтовиков, имеющих богатый фронтовой опыт. А сейчас, все это только начиналось. Армия сокращалась на семьсот сорок тысяч и, как мы поняли это сокращение проводилось за счет опытнейшего офицерского состава. Только потом по истечении нескольких лет, когда было проведено еще одно сокращение Армии на миллион двести тысяч человек, мы офицеры поняли, как нарушилась в Армии связь времен. Ведь раньше основной костяк командного состава во всех его звеньях составляли опытные профессионалы фронтовики, имеющие за спиной огромный опыт боевых действий и умение руководить подчиненными в любых условиях, а их не стало. Молодежь, которая прибыла ещё при фронтовиках получила от них довольно весомый и ценный опыт, но того влияния, какое было раньше, уже никто не испытывает, а введенное извращённое соцсоревнование начало извращать саму основу боевой подготовки войск. Однако Армия всё же оставалась живучим механизмом с присущей ей верностью традициям и устоям.

ЧАСТЬ 8

ТАГИЛЬСКИЙ ТАНКОВЫЙ ЗАВОД

В дивизии заговорили о перевооружении. С мотострелковых полков на заводе промышленности были отправлены группы приемщиков для получения колёсных и гусеничных бронетранспортеров. Артиллерийские и зенитные полки также ожидали со дня на день прибытия новой техники. В нашем полку все ожидали, когда же мы поедем за техникой. Команду дали неожиданно, и каждую неделю группа приемщиков отправлялась в Тагил за новыми танками. Где-то через месяц, как уехали наши приемщики, меня вызвал командир полка и сказал:

– Нам ещё получать пять эшелонов танков потому, что в каждом эшелоне грузят по шестнадцать единиц. Начальником каждого эшелона должен быть старший офицер, командир подразделения, а у нас уже все командиры уехали на очередной эшелон, я вынужден назначить инженера полка майора Сторчак, ты его прекрасно знаешь, он не командир. Поэтому с ним поедешь ты. И все вопросы службы в эшелонах и по приемке танков, я возлагаю на тебя. С собой бери двух командиров взводов, одного командира танка и семнадцать механиков водителей. Выезд после завтра. До Бреста в эшелоне, а с Бреста до Тагила самолетом! – я скомплектовал команду, выписал документы, путевые деньги и аттестат. Пообщался с майором Сторчак и своевременно убыли в Брест. В Бресте через коменданта нам организовали по-быстрому билеты на самолет до Тагила, и мы на второй день утром приземлились на небольшом аэродроме города Тагил. Оттуда на автобусе добрались до городской комендатуры, встали у него на учет и спросили у коменданта:

– Подскажите, как добраться до танкового завода? – он нам сказал:

– Едьте по этой улице, через три километра увидите танк, покрашенный золотином и большие ворота, сверху которых будет написано «Урал вагон завод». Справа от ворот будет проходная, зайдете туда и предъявите свои предписания, дальше вам скажут, что делать! – мы сели в очередной рейсовый автобус и стали у кондукторши спрашивать и просить её, чтобы она нас высадила у танкового завода. Но кондукторша, глядя на нас умильными глазами, улыбаясь сказала:

– У нас танкового завода на этой улице нет! – мы стали спрашивать людей, едущих в автобусе, но они нам отвечали также, как кондуктор:

– Нет здесь танкового завода! – остановка перед танком, который стоял у ворот Урал вагон завода была в ста метрах от него, и мы танк не видели, а увидели его только когда проезжали мимо и проехали до очередной остановки примерно с километр. Вернулись к танку, зашли на проходную, подали свои предписания, но почему – то тётки, повертев эти предписания, в которых было написано Тагильский танковый завод, похихикали и вернули их нам, заявив:

– Ребята, здесь танкового завода никакого нет! – вспомнив коменданта грубым и не ласковым словом, мы сели в обратный автобус и поехали в комендатуру, зашли к коменданту и спросили его:

– Ты что издеваешься над нами?

– А в чём дело? – спросил комендант.

– Так на проходной сказали, что там танкового завода нет, и посоветовали обратиться к вам!

– А где ваши предписания?

– Так вот они! – я подал ему наши предписания, он внимательно посмотрел их, стукнул ладонью себя по лбу и сказал:

– Вышла промашка, у вас в части написали танковый завод, а когда вы здесь регистрировались, наш офицер должен был вам выдать другие предписания, которые значатся не танковый завод, а войсковая часть! – нам быстро переоформили предписание, предупредили нас, что они действуют только на территории завода. Получив предписание мы поехали туда. Зашли на проходную, предъявили предписание. Улыбающиеся контролерши заявили нам:

– Вот теперь все в порядке! – мы зашли на территорию завода. Для нашего сопровождения дежурная по проходной вызвала начальника сдаточного цеха. На автокаре подъехал высокий статный мужчина. Увидев нас, он подошёл, представился:

– Я, начальник сдаточного цеха, фамилия моя Куприянов, звать Иван Григорьевич! Сейчас я вас отведу в гостиницу потом в столовую, а потом пойдем в цех. – гостиница была в большом краснокирпичном здании на втором и третьем этаже. На втором этаже были комнаты для офицеров по два человека в комнате. На третьем этаже были комнаты для солдат и сержантов по шесть человек в комнате. В офицерских комнатах стоял стол, два стула две кровати, две тумбочки, все чисто и аккуратно заправлено, на полу и на стене были самотканые коврики. В солдатских комнатах было все также только отличалось тем, что там стояло по два стола. Определившись в гостинице, мы пошли в хозчасть завода, сдали свои продовольственные аттестаты, встав на довольствие в заводской столовой. Приближался ужин, и Куприянов повел нас в заводскую столовую. Это было огромное двухэтажное кирпичное здание. Залы на первом и втором этажа были длиной более ста метров и шириной метров пятьдесят. В залах была сверкающая кафелем чистота, все столы были застелены белоснежными скатертями, на столах стояли специи, а люди у турникетов выбирали себе понравившиеся блюда, ставили их на поднос и несли к столу. Стоимость ужина была смешная, несмотря на то, что мы все отменно наелись, этот ужин стоил тот раз 25—27 копеек, что было в два раза дешевле чем в любой рабочей столовой, это при том, что всё было сготовлено чисто, красиво и вкусно. Нам не приходилось платить, так-как мы туда сдали свои продовольственные аттестаты. После ужина из-за смены временного полиса, нас всех потянуло на сон, и мы благополучно убыли в гостиницу, и, не испытывая прегрешений улеглись спать. Ночью, примерно пол четвертого, где-то в низу под гостиницей раздался неимоверный грохот, три взрыва последовали друг за другом так, что гостиницу сотрясало. Не поняв в чем дело, мы вскочили обеспокоенные не случилось ли, где-либо какой-то аварии. Вышли в коридор, дежурная спокойно сидела за своим столом и что-то читала. Раздалось ещё три сотрясающих взрыва, дежурная спокойно посмотрела на нас, а мы удивленно смотрели на неё, она заулыбалась и сказала:

– Здесь под низом цех окончательной проверки стволов танковых орудий и перед постановкой на танк их проверяют гидр выстрелами так, что не беспокойтесь, у нас это происходит каждый день и каждую ночь. В последствии мы привыкли и не обращали внимание на эти регулярные ночные подземные стрельбы. Утром, позавтракав нас у столовой встретил Куприянов и повел в свой сдаточный цех. Это здание возвышалось над другими корпусами завода, которые были заглубленные в землю. Больше половины территории завода была устлана броневыми плитами в большинстве своем 45 мм. Я спросил Куприянова: