Саня, я опять умерла

Саня, я опять умерла

Антон Михайлович Данилов

© Антон Михайлович Данилов, 2025

ISBN 978-5-0068-3733-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Бизнес по знакомству

Рутина

Дорогая квартира в центре Москвы. Патриаршие пруды, седьмой этаж.

Саня стоит в коридоре. Напротив него – лощеный мужчина лет сорока пяти в костюме за полмиллиона. Глаза бегают.

– Он там, – кивает мужчина в сторону спальни.

Из приоткрытой гостиной доносятся голоса:

– …завещание еще можно оспорить, если докажем невменяемость…

– …квартиру на Остоженке сразу продадим…

– …швейцарские счета только через суд…

Саня проходит в спальню. На кровати труп. Восковое лицо, руки сложены на груди. Кто-то привел его в порядок – наверняка частный специалист.

Он подходит ближе, наклоняется. Нюхает воздух. Слабый запах одеколона. И что-то еще. То самое ощущение – как натянутая струна.

Возвращается в коридор.

– Полтора, – говорит он.

– Мы договаривались на миллион!

– Это было утром. Сейчас полтора.

– Но почему?!

– Двадцать часов прошло, – Саня пожимает плечами. – Еще четыре – и шансов не будет. Или ищите другого специалиста.

– Но вы же сказали, что можно!

– Можно. Но чем дольше лежит, тем дороже.

Мужчина мечется взглядом между Саней и дверью гостиной. Оттуда доносится:

– …дача в Барвихе минимум двести лимонов стоит…

– Хорошо! – выдыхает клиент. – Полтора.

Достает из внутреннего кармана три толстых конверта. Саня пересчитывает купюры прямо при нем. Медленно. Мужчина нервно постукивает ногой.

– Спасибо за сотрудничество, – Саня убирает деньги. – Теперь слушайте внимательно. После того, как я выйду из комнаты, ждете ровно пять минут. Потом заходите. Он будет в сознании. Что он скажет или сделает – ваши проблемы. Моя работа – оживить. Психотерапия в стоимость не входит.

Возвращается в спальню. Закрывает дверь на защелку. Подходит к трупу, морщится – запах сквозь одеколон бьет в ноздри, лезет прямо в мозг. Кладет руку на плечо.

Процесс пошел. Словно включили насос наоборот – энергия из него перетекает в мертвое тело. Колени подгибаются. Саня стискивает зубы, держится. Минута. Две. Три.

Труп дергается. Хрипит. Открывает глаза.

– Где… где я?

– Дома, – отвечает Саня, отходя к окну. – В своей постели.

– Какого… года?

– Две тысячи двадцать пятого. Вы проспали почти сутки.

Старик пытается сесть, не получается. Поворачивает голову к Сане.

– Они… думали, я умер?

– Думали.

– Сволочи… – в голосе появляется сила. – Где мой телефон? Где, черт возьми, телефон?!

Саня молча указывает на тумбочку. Старик хватает айфон трясущимися руками.

Набирает номер.

– Алло? Михалыч? Да, это я! Нет, сука, не умер! Заткнись и ко мне немедленно! С новыми бланками! Всё к херам меняю! На благотворительность! До копейки!

За дверью топот ног, крики.

– Папа?! ПАПА?!

– Это невозможно!

– Он же был мертв!

Дверь дергают. Колотят.

– Уберите их! – орет старик Сане. – Уберите этих гиен!

– Это не входит в мои обязанности.

– Я заплачу!

– Не интересно.

– Миллион!

– Всего доброго.

Саня направляется к двери. Старик за спиной надрывается в телефон:

– И охрану! Пришли охрану! Они меня убьют! Опять убьют!

Саня отодвигает защелку. В спальню врываются наследники.

– Папочка!

– Отец, как ты?!

– Мы так волновались!

Проходит мимо них к выходу. За спиной – вопль старика:

– ВОН! ВСЕ ВОН! МРАЗИ! МОГИЛЬЩИКИ!

Звук пощечины. Грохот упавшей вазы.

– Ты не имеешь права!

– Это наши деньги!

Саня выходит на лестничную площадку. В лифте – зеркало. Смотрит на свое отражение. Седина в висках стала заметнее. Новые морщины у глаз.

На улице прохладно. Он поднимает воротник.

Идет к метро. Мимо проносится Bentley – наверное, нотариус спешит. Или охрана. Или новые наследники.

В подземном переходе нищий с табличкой «Помогите на лечение». Саня бросает в банку пятитысячную купюру. Нищий изумленно смотрит вслед.

– Эй, мужик! Это ошибка?

Саня не оборачивается. Какая, к черту, разница.

Откат

Однушка в спальном районе. Бибирево, панельная девятиэтажка. Третий этаж.

Саня толкает дверь плечом – замок заедает. Квартира встречает его запахом табака и пыли. Не раздеваясь, проходит в комнату, падает на диван.

Откат накатывает волнами. Сначала озноб – мелкая дрожь, которую не остановить. Потом жар – будто изнутри жгут. Двадцать часов – это уже серьезно.

На журнальном столике – недопитая вчерашняя водка, пепельница с окурками, пульт от телевизора. Саня тянется к бутылке, но руки трясутся так, что он проливает половину мимо стакана.

Телевизор работает без звука. Новости. Пожар где-то. ДТП на МКАДе. Обычный день в Москве.

Саня закрывает глаза. Перед внутренним взором лицо старика в момент воскрешения. Этот первый вдох, когда душа возвращается в тело. Каждый раз одинаковый. Паника, непонимание, злость.

Пытается встать – ноги не держат. Ладно, полежит еще часок. Или два. Или до утра.

Засыпает прямо в куртке, свернувшись на диване. Во сне к нему никто не приходит. Мертвые являются, только когда еще можно что-то изменить.

Утро

Саня просыпается от того, что затекла рука. Пытается пошевелить пальцами – как чужие.

На груди – тяжесть.

Серый кот растянулся вдоль тела: хвост у ног, морда у носа. Желтые глаза смотрят в упор. Усы щекочут.

– Шеф, слезь.

Кот не двигается. Только медленно моргает.

Телефон показывает 11:23. Суббота.

Саня аккуратно сдвигает кота в сторону. Шеф недовольно урчит, но слезает. Идет на кухню, садится у пустой миски. Ждет.

– Да щас, я тока встал. Дай хоть рожу вымою.

Встает, идет в ванную. В зеркале – помятое лицо, щетина, мешки под глазами. Сорок три года, а выглядит на все пятьдесят. Шеф трется о ноги, напоминает о себе.

Холодильник встречает пустотой. Банка просроченного майонеза, полбатона черствого хлеба, пакет молока – открыл, понюхал, вылил в раковину. На нижней полке – последняя пачка кошачьего корма.

– Тебе осталось, мне – нет, – Саня высыпает корм в миску.

Шеф ест медленно. Мейн-кун – десять кило, метр от носа до хвоста. Серая шерсть с голубым отливом блестит даже в тусклом свете кухни. Движется неспешно.

Доел. Вылизал миску до блеска. Пошел в ванную. Саня слышит, как он залезает в свою будку – здоровенный закрытый домик занимает полванной. Скребет там, копает. Наполнитель шуршит, как галька на пляже.

Саня берет с холодильника пятилитровую баклажку, наливает холодненькую водичку в стакан. Пьет. Хорошо… Из ванной – усиленное копание, потом тишина.

БАМ!

Шеф вылетает из ванной, как ракета. Несется через кухню, заносит на повороте, когти скребут по линолеуму. Замирает посреди комнаты, смотрит на Саню дикими круглыми глазами – зрачки как блюдца.

– Че, попустило?

Кот срывается с места, делает круг по квартире – кухня, комната, коридор, снова кухня. На третьем круге запрыгивает на диван, спрыгивает, несется дальше.

– Старый псих…

Саня идет в ванную. В будке – свежие следы деятельности. Надо убрать, а то вонять будет. Берет совок, выгребает комки. Шеф уже успокоился, сидит в дверях, наблюдает.

– Доволен?

Кот медленно моргает. Уходит в комнату, запрыгивает на подоконник. Смотрит на улицу.

Надо в магаз. И корма взять. Шефу только премиум подавай.

Саня натягивает джинсы, свитер. Куртка еще пахнет вчерашним – он морщится, но другой нет.

Шеф провожает до двери, садится в прихожей. Будет ждать. Всегда ждет.

На улице серо. Московский сентябрь бывает разным. Сегодня – грязь, сырость и холод.

Пятерочка

В магазине тепло и людно. Субботнее утро – пенсионеры с тележками, мамаши с детьми, мужики за пивом.

Саня берет корзинку, идет к холодильникам. Телефон звонит – номер знакомый, это через Петровича.

– Да, – Саня прижимает телефон плечом, выбирает между пельменями «Цезарь» и «Сибирские».

– Здравствуйте, это… это по поводу услуги. Петрович дал ваш номер.

Женский голос. Молодой. Испуганный.

– Кто умер? – Саня берет «Сибирские», дешевле.

– Муж. Сегодня ночью.

– От чего?

– Авария. На Кутузовском. Машина всмятку, но тело… тело почти целое.

Саня идет к хлебному. Нюхает батон – вроде свежий.

– Голова?

– Что?

– Бошка целая? Череп не пробит?

– Нет… нет, голова целая. Сотрясение, сказали.

– Что сломано?

– Ребра… три или четыре. Ключица. Рука в двух местах. Но внутренние органы… врач сказал, что целы.

Саня берет батон в нарезке, дороже, но свежее.

– Тело вскрывали?

– Нет! Петрович предупредил меня про вас. Я сразу договорилась в больнице – сказала, что забираю в частную клинику, что вскрытие запрещено по религиозным причинам. Заплатила, они не стали спорить.

– Сколько часов прошло?

– Семь… может, восемь. Я не сразу узнала, полиция долго искала документы…

– Где тело сейчас?

– В Склифе, в отдельной палате. К нему никого не пускали.

– Миллион, – Саня кидает в корзину растворимый кофе. – Наличными. И мне нужен доступ к телу без свидетелей.

– У меня есть деньги. Петрович сказал, вы… вы правда можете?

– Если он еще тут – верну. Буду в Склифе в течение часа, у морга. Деньги с собой.

– Спасибо! Спасибо вам!

Саня вешает трубку. Идет к молочному отделу, хватает первый попавшийся кефир. Добавляет в корзину пачку сигарет, банку тушенки.

На кассе его узнают.

– Сан Саныч, давно не заходили, – улыбается молодая кассирша. – Как здоровье?

– Нормально, – Саня протягивает пятитысячную.

– Ой, у меня сдачи не будет с такой…

– Нин, сдачи не надо. За прошлые разы должен.

Выходит, не дожидаясь ответа. Восемь часов после ДТП – еще можно успеть. Если повезет.

Беха

Саня обходит девятиэтажку, во дворе – его BMW X5. Черная, 2018 года. Не новая, но еще злая. Тонировка по кругу – полный ноль. Номера блатные, три семерки.

Обходит машину. Привычка. Проверяет колеса – давление норм. Приседает, заглядывает под днище – сухо, не течет. Все чисто.

Открывает дверь – из салона валит запах табака и кожи. На торпедо – пачка Winston, зажигалка с гравировкой «Без шума», освежитель воздуха давно сдох. На заднем сиденье – спортивная сумка, всегда готова. Там сменная одежда, аптечка и кое-что еще. На всякий случай.

Бросает пакет с продуктами на пассажирское. Достает из пакета бутылку кефира. Смотрит на дату – вчера истек. Нюхает горлышко.

– Похер.

Пьет. Половину, залпом.

Садится, поправляет зеркало. Ключ в замок, поворот – мотор взревел, 3.0 дизель. Включается музыка – «Сектор Газа», громко. Делает тише, но не выключает.

– Склиф, палата, миллион, – бормочет себе под нос, выруливая со двора.

Двадцать минут по пустым субботним улицам – и он уже на Третьем кольце. Еще пять – и Склиф. Паркуется нагло, прямо у входа.

Достает телефон, пишет СМС: «На месте. Жду у входа».

Закуривает, откидывается на спинку. Достает бутылку кефира, допивает остатки. Морщится – теплый. Бросает пустую на заднее сиденье. В салоне тепло, музыка играет тихо.

За окном мимо идут люди – кто с цветами в главный корпус, кто с опущенной головой от морга. Обычный день. Кого-то спасают, кого-то хоронят.

А кого-то воскрешают. За миллион.

Пустота

Женщина появляется через пять минут. Молодая, лет тридцать. Дорогое пальто, сумочка. Глаза красные, макияж поплыл.

Подходит к машине неуверенно. Саня опускает стекло.

– Это вы?

– Деньги?

Она достает из сумочки пакет. Саня, не выходя из машины, пересчитывает. Все на месте.

– Как его зовут?

– Андрей. Андрей Беляев.

– Где лежит?

– В подвале. Комната 3. Я договорилась с санитаром, он уйдет на перекур.

Саня выходит из машины. Достает из багажника медицинский халат – всегда возит с собой. Накидывает поверх куртки.

– Ждите здесь.

– А если… если не получится?

– Верну деньги.

Идет к служебному входу. Толкает дверь – не заперто. Коридор пустой, пахнет хлоркой и формалином.

Спускается в подвал. Комната 3. На двери табличка «Временное хранение».

Внутри – три каталки. На средней – тело под простыней. Саня подходит, откидывает ткань.

Мужик лет тридцати пяти. Лицо в ссадинах, но череп цел. Грудная клетка деформирована – ребра точно сломаны. Левая рука под неестественным углом.

Саня кладет руку на грудь. Закрывает глаза. Ищет ту самую струну.

Пусто.

Открывает глаза. Снова закрывает. Концентрируется.

Ничего. Абсолютная пустота.

– Твою мать…

Проверяет пульс на шее – разумеется, нет. Холодный труп.

Саня отходит от каталки. Достает телефон, пишет: «Выходите. Нужно поговорить».

Поднимается наверх. Женщина уже стоит у входа, вцепилась в сумочку.

– Ну что? Получилось? Он жив?

– Нет.

– Как нет? Но вы же… Петрович сказал…

– Не могу.

– Что значит не могу? Я не понимаю!

Саня достает из кармана пачку денег. Протягивает женщине.

– Но как же… Может, попробуете еще раз? Я заплачу больше!

– Он ушел. Нет его. Не хочет обратно. Деньги не помогут.

– Не хочет? К нам? Ко мне?

В ее голосе – растерянность, обида, непонимание.

– У него дочка! Маленькая! Три года!

Саня сжимает зубы. Отводит взгляд.

– Так бывает. Простите.

Саня разворачивается, идет к машине. За спиной всхлипы.

– Подождите! А может… может, есть кто-то еще? Кто сможет?

Не оборачивается. Садится в машину, заводит мотор.

В зеркале заднего вида: женщина стоит под фонарем. Убитая горем одинокая фигура с пачкой денег в руках.

Выруливает на дорогу.

Надо домой. Выпить.

Глава 1. Сделка

Подсчет

Однушка в Бибирево. Понедельник, 22 сентября 2025, 11:30.

Саня сидит за кухонным столом. На клеенке в горошек пачки пятитысячных. Аккуратные кирпичи по сто купюр, перетянутые банковскими резинками.

Считает вслух, перелистывая купюры в стопке:

– Пятьдесят шесть… Пятьдесят семь… Пятьдесят… твою мать, сбился.

Купюра выскальзывает из пачки, планирует на пол. Шеф спрыгивает с подоконника, обнюхивает.

Саня поднимает купюру, начинает заново.

– …двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять.

Откидывается на спинку.

– Надо было купить считалку, – бормочет себе под нос.

13:30

Два часа спустя. Деньги пересчитаны трижды.

Саня сидит на кухне, пьет растворимый кофе. На столе листок со скриншотом с «Циана». Однушка в ЖК на Калужской. 46 квадратов, 14 этаж. 24 миллиона 700 тысяч.

Шеф лежит рядом на стуле, свернувшись калачиком.

– Через час выезжаем, – говорит Саня коту. – Скоро новая хата, новая жизнь.

Кот спрыгивает, подходит к столу. Трется о ногу.

– Там подоконники низкие, широкие. Тебе понравится.

Встает, идет в комнату. Из-под дивана достает спортивную сумку – черная Nike, потертая на углах. Возвращается на кухню, достает из-под раковины рулон мусорных мешков.

Разворачивает мешок. Большой, 240 литров. Складывает туда пачки – аккуратно, слоями.

Завязывает мешок на два узла. Запихивает в сумку – еле влезает. Застегивает молнию.

Идет в ванную. В зеркале – небритая рожа, мешки под глазами.

Берет станок, пену для бритья.

Десять минут спустя выглядит почти прилично. Надевает чистую рубашку – белую, из тех, что покупаешь раз в год и не носишь. Джинсы без дыр. Даже ботинки протирает влажной тряпкой.

Шеф провожает до двери. Садится в прихожей, смотрит.

– Ну что. Пожелай мне удачи. Вернусь через пару часов.

Кот медленно моргает.

Саня закидывает сумку на плечо. Тяжелая, зараза. Проверяет карманы – телефон, ключи, сигареты.

Выходит. Замок щелкает.

На улице холодно, но солнечно. Редкий для сентября день. Может, это знак.

Спускается в метро. До «Калужской» час, две пересадки. Встреча в банке в 15:00. Времени в самый раз.

Метро

Вагон полупустой – будний день, не час пик. Саня садится в конце, сумку ставит между ног, придерживает коленями.

В кармане вибрирует телефон – сообщение от риелтора:

«Александр, продавец приедет пораньше. У вас получится раньше?»

Набирает ответ:

«Да. Постараюсь».

Отправляет, убирает телефон. Достает листок с квартирой, разглядывает фотки. Кухня-гостиная 25 метров. Спальня с панорамными окнами. Шефу можно прям лежак на подоконнике сделать.

Поезд тормозит на «Тимирязевской». Двери открываются. Никто не выходит, никто не заходит.

Двери закрываются.

И в этот момент напротив него, на пустом сиденье, материализуется Трейси.

Розовое пальто распахнуто, под ним черное кружевное белье. Туфли-лодочки на шпильке. Волосы идеально уложены, макияж – как с обложки. Сидит, закинув ногу на ногу, улыбается.

– Привет, Сань.

Он поднимает глаза от листка. Смотрит на нее. Молчит.

– Не рад меня видеть? – она надувает губки. – А я так старалась, оделась красиво…

– Какого хера, Трейси?

– Ну… – она рассматривает свои ногти. – Кажется, я немножко утонула. Упс…

Саня закрывает глаза. Считает до пяти. Открывает.

– Когда?

– Часа четыре назад? Может, пять? После рассвета точно. Я не очень слежу за временем, когда… ну, ты понимаешь.

– Где ты была все это время!?

– Лежала на дне, – с легкой усмешкой ответила Трейси.

– Как смешно, блять, – Саня сжимает челюсти. – Где тело?

– У Крымской набережной. Меня вытащили возле Третьяковской галереи.

– Как ты в воде оказалась?

– Упала с яхты. Или меня скинули? Там было столько шампанского… – она поправляет бретельку. – Ой, Сань, а ты куда-то собрался? Так официально выглядишь.

Саня смотрит на сумку между ног. На телефон: 13:50. На Трейси. Снова на сумку.

– Сука! Трейси, ну почему именно сегодня?! – орет на весь вагон.

Пассажиры с другого конца вагона оборачиваются. Бабка с авоськой смотрит с осуждением. Парень в наушниках приподнимает голову от телефона.

– Сань! – она всплескивает руками. – Я не специально!

– Каждый гребаный раз. Яхты, клубы, непонятные типы… Почему ты не можешь жить нормально?

– Сань, ну не будь таким… – она наклоняется вперед, демонстрируя декольте. – Я правда умру, если ты не придешь. Насовсем умру.

Телефон вибрирует. Риелтор: «Продавец уже в банке. Ждем вас».

Саня набирает ответ: «Прошу прощения, форс-мажор. Придется перенести».

Отправляет. Трейси расплывается в улыбке.

– Я знала, что ты не бросишь меня!

– Иди в жопу.

Встает, закидывает сумку на плечо. Тяжеленная. Двадцать пять миллионов его мечты.

– Где именно на набережной?

– Где есть спуск к воде. Там полиция уже, кажется. Я лежу такая красивая…

Поезд подъезжает к «Менделеевской». Саня двигается к дверям.

– Спасибо, милый! Я буду должна!

– Ты мне уже два ляма должна.

– Три! – она посылает воздушный поцелуй. – Но кто считает?

Двери открываются. Саня выходит. В отражении стекла Трейси исчезает.

Телефон звонит – риелтор.

– Александр, что случилось? Продавец…

– Семейные обстоятельства. Перенесем на завтра.

– Но он специально из Питера приехал! Александр, это непрофессионально!

– Завтра или никак.

Вешает трубку.

– Сука.

Переход на кольцевую. До «Октябрьской» минут двадцать. Потом пешком до набережной.

Набережная

Саня выходит из метро на «Октябрьской». Сумка оттягивает плечо. Каждый шаг – напоминание о сорванной сделке.

Идет к набережной быстрым шагом. Злость накатывает волнами. Квартира. Новая жизнь. Шеф на широком подоконнике. Все летит к чертям из-за этой…

– Сука, – бормочет он себе под нос. – Сука, Трейси.

Крымская набережная. Мигалки уже видно издалека. Толпа зевак. Желтая лента оцепления.

Саня останавливается в нескольких метрах. Оценивает обстановку. Два патрульных. Сержант. Следователь в штатском. Криминалисты возятся с чем-то на асфальте.

А посередине – черный мешок.

Глубокий вдох. Выдох. Лицо принимает выражение ужаса и отчаяния.

Саня прорывается к телу.

– Настенька! Настя! – голос срывается идеально. – Это же моя племянница, господи, пустите! Пустите к ней!

Сержант неохотно приоткрывает мешок для опознания. Саня падает на колени, сумка с глухим стуком валится рядом. Хватается за край мешка.

– Настенька… солнышко мое… деточка… – он наклоняется к ней, обнимает, целует в холодный лоб.

Сжимает пальцы. Глубокий вдох.

Ладонь ложится на плечо – и его пробирает, как током. Мерзкое ощущение, будто тебя выворачивают наизнанку.

– Как же так… кто тебя… за что…

Дрожь усиливается, пот выступает на лбу.

Ладонь срывается, он почти падает лицом ей в грудь.

– Черт… – выдыхает.

– Я же говорил… – он всхлипывает громче, прижимается к ней крепче, раскачиваясь. – Я же просил быть осторожной… я же предупреждал… особенно на набережной…

– Господи, прости меня, не уберег…

Сержант отворачивается – неловко смотреть на чужое горе.

Следователь подходит ближе. Ботинок останавливается в сантиметрах от сумки.

– Молодой человек, – голос сухой, официальный. – Вы родственник?

Твою мать.

Саня кивает, не отрываясь от Трейси. Руки на ее плечах. Процесс идет, нельзя прерывать.

– Как вы узнали?

– Мне… позвонили… – всхлип. – Друзья ее… увидели здесь…

Следователь делает шаг. Носок ботинка касается сумки.

Отвали, мужик.

– Что в сумке?

Сердце проваливается.

– Спортзал… – Саня давится словами. – Я… я с тренировки ехал… когда узнал…

– Мамочке что скажу… – голос срывается уже по-настоящему. Страх, паника – всё это помогает игре. – Как я ей в глаза посмотрю… Единственная дочка… любимица наша…

Следователь отворачивается. Делает пару шагов в сторону. Достает телефон.

Вот дерьмо.

Еще минута. Жизнь почти полностью вернулась в тело под его руками. Чуть-чуть. Еще совсем чуть-чуть.

– Такая молодая… – он немного выпрямляется, все еще на коленях, всхлипывает. – Двадцать пять лет всего… Вся жизнь впереди была… Замуж собиралась… детей хотела… На кого ты нас оставила, глупенькая…

Он замирает.

И тут краем глаза ловит: губы «трупа» дрогнули в нахальной улыбке.

Саня мгновенно падает обратно в «приступ горя», утыкаясь лицом ей в шею.

– Настенька, Настенька, прости меня! – рыдает он, а рука больно впивается в ее плечо. – Прости меня, прости! – еще сильнее сжимает. – Убью! – выдыхает в самое ухо между всхлипами. – Господи, прости за грешные мысли!

Улыбка мгновенно исчезает. И в этот момент, изображая рыдания, он замечает их. Едва видные, но безошибочные. Темнеющие пятна на шее. И крошечные красные точки на веках. «Задушили, – холодно отмечает он про себя, видя следы. – А потом скинули».

– Мне… дурно… – он наконец отпускает ее, встает, покачиваясь. Бледный, мокрый от пота.

Хватает сумку, закидывает на плечо. Рукой держится за голову.

– Воздух… мне нужен воздух…

Идет к парапету. Согнутый пополам, шатается.

Следователь делает шаг навстречу, поднимает руку:

– Молодой человек, у меня к вам пара вопро…

Саня изображает позывы – давится, хватается за рот, почти сгибается вдвое. Свободной рукой отпихивает следователя в сторону.

– Простите… извините… сейчас…

Следователь отшатывается, морщится.

Саня добирается до парапета. Опирается на него одной рукой. Достает сигарету трясущимися пальцами.

Чиркает спичкой о бетон. Огонь гаснет от ветра. Вторая спичка. Третья. Наконец, затягивается.

Лоб мокрый. Воздух режет легкие.

Через минуту за спиной раздаются крики. «Она жива! Господи, она дышит! Врача сюда, быстро!»

– Что? Где я? – доносится знакомый голос, картинно дрожащий. – Что со мной произошло? Я ничего не помню!

– Спокойно, девушка, вы в безопасности…

– Моя сумочка! – голос Трейси мгновенно становится требовательным. – Где моя сумочка?! Вы что, ограбить меня решили?!

– Девушка, успокойтесь, вас только что…

– Не трогайте меня! Я требую адвоката! И сумочку! Немедленно!

Саня затягивается, не оборачиваясь. Слышит шум, суету, крики медиков.

Все столпились вокруг нее. Медики суетятся, сержант говорит по рации, следователь записывает. Криминалисты сворачивают оборудование.