Скажи мне это

– Здесь. Но у нас играют серьёзные разговоры, не стендап. Вы выдержите?

– Попробую, – сказал он. – Я видел лист на стекле. Три раза прошёл мимо, потом сфоткал. Решил, хуже не будет.

– Смельчак, – Лера кивнула на меня. – Морозов, это по вашей части. Комната тринадцать ждёт. И дверь наконец скрипит не зря.

Парню было лет семнадцать. Не худой и не спортивный – из той породы, чьи плечи держат рюкзак, а не штангу. На куртке пришит значок с пиксельным мечом. На пальце след от ручки, на запястье – тонкая чёрная нитка. Глаза честные и осторожные; в таких легко застревают чужие ожидания.

– Как тебя зовут? – спросил я у двери переговорки.

– Лев, – ответил. – Если можно без отчества.

– Можно. Я – Михаил. Хочешь воды?

– Нет. Если начну пить, буду бегать каждые пять минут.

Сели. Я положил на стол три карточки: «Мягко / Чётко / Жёстко», рядом – чистый лист и ручку. Лев посмотрел на карточки, будто это экзаменационные билеты.

– Расскажи, зачем пришёл. Одним предложением.

– Мама решила, что я поступаю на юрфак, а я не хочу, – он проглотил конец фразы и добавил: – Совсем.

– Что хочешь вместо?

– Я рисую интерфейсы. Приложения, сайты. Ну, дизайн. Хочу портфолио добить и в один колледж подать. Там дальше стажировки нормальные.

– А сейчас что происходит, когда ты пытаешься это сказать?

– Я начинаю, мама ставит чайник, говорит, что «на юрфаке у тебя будет профессия», потом добавляет про «мы ж не миллионеры, чтобы ты искал себя», я отвечаю что-то невнятное и ухожу играть. Ну… не играть. Работать. – Он поправился сам, быстро.

Я записал: «Цель – не юрфак; хочу – дизайн/портфолио/колледж; препятствие – мамина тревога/аргументы «профессия/деньги»».

– Окей. Правила такие: сорок пять минут. Я играю твою маму и говорю то, что неприятно. В любой момент могу повторить твою фразу дословно – это «зеркало». В конце у тебя будет три коротких фразы: что хочешь, почему важно, что предлагаешь. Годится?

– Да. Только… можно без крика? – Он неловко усмехнулся. – Мама не орёт. Она просто говорит так, будто на меня тратят бюджет страны.

– Сыграем бюджет.

Мы кивнули, я взял «мамин» тон: мягкий, но железный, с привычкой ставить точку раньше, чем собеседник успеет закончить.

– Лёвушка, ну что ты опять с этими картинками? Ты хороший мальчик, ты умный, тебе надо на юрфак. Будет хлеб, будет стабильность.

– Я хочу поступать на дизайн интерфейсов, – сказал Лев, слегка дрогнув. – Это важно, потому что у меня уже есть заказчики и портфолио на Behance. Я предлагаю сходить вместе на день открытых дверей и посчитать варианты оплаты.

– Картинки – это хобби, – «мама» улыбнулась печально. – Хобби – вечером, после работы. Все так живут. Ты думаешь, я не хотела в своё время быть…

– Зеркало, – поднял я карточку и повторил его тон: – «Я хочу поступать на дизайн интерфейсов… это важно… Behance… посчитать варианты оплаты».

Там не хватало главного – живой причины, зачем ему это. Лев понял.

– Попробую ещё раз, – сказал и вдохнул. – Я хочу в дизайн, потому что у меня получается и я уже зарабатываю на этом. Мне важно развиваться там, где я сильный, а не быть плохим юристом. Я предлагаю план: поступить в колледж, параллельно делать заказы, а через год вместе оценить, что вышло.

– Зарабатываешь? – «мама» прищурилась. – Сколько? На коммуналку хватит?

– За прошлый месяц было двадцать две тысячи.

– Это игрушки. Жить на это нельзя.

– Это не потолок, – он выпрямился. – Это без диплома и без связей. И это лучше, чем ноль на первом курсе юрфака. Я не против закона, я против чужой жизни.

– Ты ребёнок, – «мама» вздохнула. – Откуда тебе знать, где хлеб?

Впервые у него возникла злость. Хорошая – та, что помогает говорить.

– Я не ребёнок, мне скоро восемнадцать. Если я промолчу сейчас, потом буду винить вас. Я не хочу. Я хочу, чтобы вы меня уважали в моём выборе. Я предлагаю компромисс: год на моём пути с условием, что я сам оплачиваю половину обучения. Если не вывожу – обсуждаем юрфак снова.

Мы остановились. Лев отвёл глаза, уши у него слегка покраснели. Это нормально – кровь приходит туда, где человек впервые говорит то, что не говорил вслух.

– Неплохо, – сказал я. – Но я слышу пару дыр. Первое – ты уходишь в «я не хочу», вместо «я хочу вот это, и вот почему». Второе – в начале ты звонишь в общий колокол «дизайн – моё», а мама слышит «деньги». Тебе надо показать мостик: что твой план снижает её тревогу.

– Типа «я не буду сидеть у вас на шее»? – Лев поморщился.

– Не такая формулировка, – я поднял карточку «Мягко». – Попробуем этим тоном. Смысл тот же, подача мягче и ближе.

Он взял «Мягко», погладил пальцем по картону, будто проверял фактуру.

Раунд два:

– Мам, я понимаю, что ты переживаешь про деньги, – начал он спокойно. – Я предлагаю конкретный план: колледж по дизайну, параллельно работа, часть расходов беру на себя. Через год вместе смотрим на результаты. Сейчас у меня есть заказы на двадцать две тысячи, я могу поднять до сорока за лето, если успею закрыть портфолио и пару стажировок.

– Стажировки – это бесплатно, – «мама» не сдавалась. – Кто будет платить за автобус, за еду?

– Я возьму подработки на лето по соседним задачам: нарезка макетов, верстка. Это скучно, но платят. Я составлю бюджет на месяц, мы вместе посмотрим.

– А если не получится?

– Тогда я признаю ошибку и вернусь к разговору про юрфак. Но решать вслепую – хуже.

Снова пауза. Он посмотрел на меня – не за одобрением, за калибровкой.

– Слышишь? – я постучал ручкой по листу. – Чуть больше конкретики – и мамина тревога оседает. Добавим ещё одну опору: цель на год. Не «вообще стать дизайнером», а «через 12 месяцев иметь три кейса и доход не ниже N». Сформулируй.

Лев задумался, потом уверенно сказал:

– Три кейса в портфолио: мобильное приложение, сайт, сервис. Доход – от тридцати ежемесячно к декабрю.

– Хорошо. Теперь «Чётко».

Он сменил карточку.

Раунд три:

– Мам, я хочу заниматься дизайном интерфейсов. У меня уже есть заказы и портфолио. Предлагаю план на год: колледж + работа, бюджет я принесу и часть расходов возьму. Цель – три кейса и доход от тридцати к декабрю. Встречаемся через год и подводим итоги. Согласна на такой договор?

– «Договор» – слово хорошее, – «мама» невольно смягчилась. – Но юрфак…

– Юрфак можно вернуть через год, – не повышая голоса, сказал Лев. – А мою жизнь – нельзя.

Мы остановились. Я положил карточку «Зеркало» и мягко повторил его последнюю фразу. В этот раз зеркалу нечего было исправлять – прозвучало точно.

– Теперь давай сыграем неудобные вопросы, – сказал я. – Я – мама с аргументами: «все так живут», «у нас нет денег», «дядя Коля юрист и нормально зарабатывает». Ты – отвечаешь коротко, не оправдываясь. Поехали.

Я стрелял очередями фраз, он отражал:

– «У всех так не работает» → «Я не все».

– «Нет денег» → «Поэтому я принесу бюджет и часть возьму на себя».

– «Дядя Коля юрист» → «У дяди Коли другой путь, мой – про дизайн».

– «Это мода, через два года забудут» → «Команды постоянно ищут дизайнеров, я принесён вакансии и зарплатные вилки».

– «Соседский Ваня пошёл на эконом и доволен» → «Рад за Ваню, но мои сильные стороны – в другом».

Мы смеялись в пару мест – не над мамой, а над универсальностью фраз «у всех так» и «Ваня доволен». Смех иногда снимает ржавчину с языка.

– Домашка, – сказал я и придвинул ему чистый лист. – Три фразы для начала разговора и одна для финала. Пиши.

Он задумался, и буквы пошли уверенные, без школьной робости:

Хочу: заниматься дизайном интерфейсов и поступить в профильный колледж.

Почему важно: это моя сильная сторона, уже есть заказы и портфолио, могу развиваться и зарабатывать.

Что предлагаю: годовой план с бюджетом, часть расходов беру на себя, через год подведение итогов.

Финал: «Согласна на такой договор?»

– Прочитай вслух, не спеша, – сказал я. – И добавь конкретику: когда и где ты начинаешь разговор.

– Сегодня вечером на кухне, – сказал он, не отрывая глаз от листа. – Когда будет чай.

– Отлично. И ещё просьба. – Я показал на карточки. – Начни «мягко». Если мама уйдёт в «потом», добавь «чётко». «Жёстко» оставь как маркер – короткое «да/нет» по времени и месту. Не дави. Веди.

Лев кивнул. Сложил лист аккуратно, спрятал за обложку рюкзака, проверил, не торчит ли край. Это мелочь, но по таким мелочам видно, насколько человек готов идти до конца.

– Сколько… – он запнулся. – То есть…

– Сегодня – ничего, – сказал я. – Придёшь завтра или послезавтра и расскажешь, как прошло. Это полезнее денег.

– Спасибо, – он поднялся. – Я думал, будет неловко, а получилось… не знаю.

– Получилось по делу, – сказал я. – И это главное.

У двери он обернулся:

– А вы с отцом тоже так репетируете?

Вопрос прилетел без злобы, без наезда – просто любопытство подростка, который вдруг поверил, что взрослые тоже могут учиться.

– Пытаюсь, – признался я. – Пока выходит хуже, чем у тебя.

– Тогда, – Лев улыбнулся, – вам тоже домашка нужна.

Он ушёл лёгким шагом. Я остался в комнате и посмотрел на свои карточки. Иногда самые точные уроки приходят от тех, кому ты их объясняешь.

Лера встретила меня у стойки:

– Парень хороший. Плечи пришёл опущенные, ушёл вровень. Это не магия?

– Нет, – сказал я. – Это план.

– План – это скучно звучит, – возразила она. – Но сегодня был не скучный. Кстати, я всё же сделала пост. Без хештегов, не бойтесь. Просто фото ваших карточек и подпись: «Три тона, один смысл».

– И сколько будет комментариев «психологи развелись»?

– Стандартный набор, – пожала плечами Лера. – Но будут и нормальные. Нам нужны вторые.

Телефон завибрировал: «Папа». Я вышел на лестничную площадку, там тише.

– Да, – сказал я.

– Ты приедешь? – голос отца был усталым, с металлическими нотками.

– Сегодня поздно. Завтра до обеда.

– Не затягивай. И без своих разговоров. Врачи не любят, когда им объясняют.

– Я не врачам. Я тебе хочу объяснить, чем занимаюсь.

– Потом, – отрезал он. – Принеси нормальные яблоки.

Связь оборвалась. Ничего нового. Ровная стена, по которой не пробежит ни одна трещина только потому, что ты нашёл правильные слова для чужих.

Вернувшись в холл, я увидел сообщение от Иры: «Сегодня у меня у подруги подготовка к олимпиаде. Я поздно. Поесть возьму сама». Стикер с лисой, которая изображает «всё под контролем». Я напечатал: «Ок. Напиши, когда вернёшься». Стер. Написал: «Заберу тебя в девять у метро?» Ответ пришёл сразу: «Не надо. Я с ребятами». Ещё одна маленькая стена.

– Дочь? – спросила Лера, не поднимая головы.

– Дочь, – кивнул я.

– И кто у нас сегодня сильнее – вы или ваша карточка «Жёстко»?

– Сегодня – карточка, – сказал я. – Я в неё верю больше, чем в себя.

– Правильно, – Лера хмыкнула. – Карточки не срываются на эмоции.

Я улыбнулся. Внутри было не легче и не тяжелее – просто понятнее. Сегодня один человек нашёл слова для своей кухни. Это уже что-то.

Перед уходом я достал блокнот и записал три строчки для себя:

«Не путать чужую ясность со своей.»

«Отец – длинная дистанция.»

«Ира – не клиент. Папа, не тренер.»

Я убрал блокнот, погасил свет в комнате 13 и ещё раз проверил лист на стекле. Он держался крепко. Рядом Лера незаметно приклеила маленькую бумажку с надписью от руки: «Сегодня – полиграфия. Завтра – люди». Я хотел возмутиться, что это шутка на грани, но сдержался – слишком в точку.

На улице свежело. В витрине напротив отражались буквы «РЕПЕТИЦИЯ РАЗГОВОРОВ». Они не обещали чудес и не пугали. Просто предлагали попробовать. Иногда этого достаточно, чтобы кто-то пришёл второй раз. Или впервые сказал на кухне не «потом», а «в девять».

Глава 5. Цена вопроса

Днём город выглядит честнее. Уже не утренний бег и не вечерняя усталость, а нормальная дневная скорость: люди несут пакеты, офисы меняют смену, дворники курят в тени. Я шёл к коворкингу, считал витрины с полузаклеенными афишами и думал про странную вещь: раньше я мечтал о больших ролях, теперь мечтаю о маленьких разговорах, которые доходят до конца.

На перекрёстке мальчишка тащил по асфальту велосипед без цепи и кричал другу: «Не ржать, сейчас починим!» – и вдруг это звучало про жизнь. Ничего, починим. Что-то уже крутится.

У дверей коворкинга на меня махнула Лера. Махнула не ладонью – папкой. Значит, новости.

– Морозов, – произнесла тоном начальника ЖЭКа, – пройдёмте в бухгалтерию. Бухгалтерия – это я, если что.

– Уже страшно, – сказал я.

– И правильно. Садитесь. – Она прошла за стойку, разложила листы. – У нас с вами кружок по интересам затянулся. Я люблю доброе сердце, но проект без цены – это кружка с бесплатным чаем.

– Ты так говоришь, будто чай – преступление.

– Чай – святой. Но свечки стоят денег. Короче: я накинула прайс. Старт – три тысячи за сорок пять минут. Для первых пяти клиентов – две. Повторные – в полцены. Без веры и мистики, просто воронка. Принимаем переводами. Наличка – в конверт, конверт – в коробку. Коробка – под мою ответственность, я всё равно сплю тут иногда.

– А консультация «дочери администратора»? – осторожно уточнил я.

– По бартеру, – мгновенно ответила Лера. – Ты мне – честный разговор в финале. Я тебе – порядок в делах сейчас. И ещё: я сделала форму записи. Вот кнопка. Нажимай и будь счастлив.

На экране – простая таблица: имя, телефон, «о чём разговор», время. В графе «стоимость» стояло пусто, под ней Лера жирно вписала: не меньше нуля и перечеркнула. Затем приписала: больше нуля и нарисовала галочку.

– С юмором у вас всё ещё в порядке, – сказал я.

– Серьёзность – скучная кожа для бизнеса, – отрезала она. – Ещё новость: у нас сегодня клиент. Я взяла трубку, пока ты шёл. Медсестра. Ночные смены, выгорание, разговор с главврачом про доплаты. Голос у неё усталый-усталый, но слова складывает правильно. Похожа на людей, которые держат мир.

– Сколько мы берём?

– Две, – сказала Лера. – Первая пятёрка – промо. Рекламы у нас нет, зато результат сам себя разнесёт. И не смей спорить. Я редко прошу «не спорь» всерьёз.

– Не спорю, – поднял руки. – Ты у нас силовой блок.

– Я у вас блок, который делает «кружку с бесплатным чаем» – сервисом. Всё. Дай сюда карточки – протру.

Она взяла мои «Мягко / Чётко / Жёстко», провела салфеткой, как любимую посуду. Движения лёгкие, отточенные. Администраторская ласка.

Пока она наводила порядок, я подумал о том, как легко было раньше «жить не по делу»: отыграл «караул на месте», получил наличку, купил курицу, заснул. А потом Ира спрашивала: «Пап, а кто главный в «Короле Лире»?» – а я не знал, что ответить. С той поры главный у меня – список дел.

Ира вообще выучила меня быстро. Например, что косичку со второго раза получается не плести, а собирать. Что резинки для волос существуют двухсот видов, и покупать «какие были» – преступление. Что шампунь «для объёма» – не просто заговор маркетологов, а маленькая магия на утро. И ещё – что «папа, я сама» обычно звучит как «папа, подстрахуй, но не лезь, я тебе скажу, когда».

Жена тогда уезжала тихо. Я долго потом думал: что я не договорил. Удивительное дело – наверняка были слова, но я во всё это время надеялся, что дальше само как-то. Дальше никогда «само» не случается. Это мне Лера повторяет чаще всех: «Либо говоришь, либо потом разгребаешь». Я ей верю, хотя с отцом всё ещё глухо. Ну так и должно быть. Длинная дистанция.

– Эй, – Лера щёлкнула пальцем у моего носа, – не уходите в грусть. У нас клиент. Соберитесь, Страж № 3, вы теперь Начальник комнаты 13.

– Это должность или диагноз?

– Это основание для счёта, – сказала она и улыбнулась. – Пошли знакомиться. Женщине на посту точно некогда ждать.

Она пришла без белого халата, но вся – больница: аккуратная, собранная, волосы затянуты в гладкий узел, на шее тонкая цепочка с маленьким крестиком. Лет сорока. На лице – следы масок и ночных ламп. На пальцах – короткие ногти «по правилам», чистые руки, видно: стирают антисептиком, пока кожа не просит пощады.

– Я Оксана, – сказала сразу, не «здравствуйте». – Не люблю тратить чужое время.

– Миша, – представился я. – Лера – администратор, наш таймер и совесть.

– Совесть – это вы, – кивнула Оксана на меня. – Мне нужна репетиция. К главврачу. Про доплату за ночные. На отделении всё держится на нас, но ставки… – она споткнулась на слове, – …ставки в прошлом году пересматривали, и мы остались в минусе.

Лера тихо исчезла, оставив графин и стакан. Я усадил Оксану в комнату 13, положил карточки на стол.

– Правила такие, – сказал, – сорок пять минут. Я – главврач. Говорю неудобные вещи. В любой момент могу повторить вашу фразу дословно – это «зеркало», иногда неприятно, но полезно. В конце у вас будет три фразы: что хотите, почему важно, что предлагаете. Подходит?

– Подходит, – она кивнула. – Только у меня одна просьба. Без медийной лирики. Я устала от слов «призвание», «героизм» и всего, чем обычно закрывают карманы. Мне нужны деньги за ночь. Я не прошу звёзд с неба.

– Согласен, – сказал я. – Призвание не закрывает ипотеку. Начнём.

– Начальник у нас – человек прямой, – сказала Оксана. – Он любит фразу «всем тяжело». Я от неё горю.

– Буду прямым. – Я стал «главврачом»: уверенный, занятый, глаза всегда бегут к телефону. – Что у вас?

– Хочу обсудить доплату за ночные, – сказала Оксана чётко. – Наше отделение закрывает четыре ночные в неделю, фактически за двоих. У меня на руках графики и список передержек.

– Сейчас не время, – уронил «главврач». – Бюджет трещит, вы же видите.

– Тогда назначим время, – не сломалась она. – Понедельник, 8:30, я принесу табели и заполняемость по койкам за квартал.

– Вы хотите особые условия?

– Нет. Я хочу оплату по работе, которая уже делается.

– Все хотят. Я сам ночами не сплю.

– Вы не стоите у кровати после четырёх вызовов подряд, – сказала спокойно, без пафоса. – А я – стою.

– Зеркало, – поднял я карточку и повторил её фразу ровно её тоном. – Слышите удар? Тут не просьба, тут факт. Он сильный.

– Сильный – не значит убедительный, – сказала Оксана. – Он может злить.

– Значит, рядом ставим мост – цифры. У вас они есть?

Она достала аккуратную папку. Таблицы, распечатки, в клетке карандашные пометки, где-то бумага заламинирована – видно, что это не маскарад ради встречи, а их обычная внутренняя жизнь.

– Ночные вызовы по дневнику за март и апрель, – сказала. – Листы учёта нагрузки, распределение по постам, ковид-остатки по отделению, хотя это уже прошлое. И отдельно – «перекидывания» с соседнего отделения, когда у них нехватка, а у нас «прикрыть».

– Отлично. Скажете один раз «мы не просим особых условий», второй – покажете «мы уже закрываем дырки – вот». И ещё: добавьте «это снижает текучку». Он любит слово «текучка», я слышу.

Оксана усмехнулась:

– Любит. И ещё любит «вы молодцы, мы гордимся». Мы, конечно, молодцы. Но нам надо купить обувь, а не гордость.

– Тогда «тон». – Я положил карточки. – С чего начнём?

– «Чётко», – без раздумий выбрала она.

Раунд первый:

– Доплата за ночные по отделению. Понедельник в 8:30. Принесу табели, вызовы, нагрузку. Мы не просим особых условий, мы просим оплату за фактическую работу.

– «Бюджет трещит», – отвечаю я как «главврач».

– «Удержание людей дешевле набора новых. У нас уже двое раздумывают уйти. Текучка стоит дороже».

– «Вы шантажируете?»

– «Я предупреждаю о рисках».

– «Мы дадим премию по итогам квартала».

– «Премия – разово. Речь о системной ночной. Нам нужна ставка за ночь. Премия – дополнительно, если найдёте и захотите».

– «Вы требовательная», – киваю строго.

– «Я взрослая», – отвечает спокойно.

Мы остановились. В её голосе появился металл – не срыв, а опора. Я кивнул: держит.

– Теперь «мягко». Мягко – не значит «слабее». Это вариант для захода, когда у другого высокий уровень раздражения.

Оксана взяла «Мягко»:

– «Понимаю, что вы держите все учреждение и вам прилетает со всех сторон. Поэтому предлагаю структурный разговор: в понедельник в 8:30. У меня на руках табели и учёт вызовов. Мы не просим исключений, мы хотим, чтобы ночи были оплачены как работа, а не как подвиг. Это уменьшит текучку».

– «Давайте после праздников».

– «Тогда сейчас поставим дату после праздников, чтобы не размазалось. Вторник, 8:30, в вашем кабинете. Принесу цифры. Согласны?»

– «У меня в это время планёрка».

– «Тогда предложите окно в тот же день. Я подстроюсь».

– «Хорошо, в 7:45».

– «Записала».

Я поднял «Зеркало», повторил её «записала». Звук стоял твёрдо. Видно: женщина привыкла фиксировать.

– И «жёстко» оставим как маркер, – сказал я. – Это финал короткими ударами, если собеседник снова уходит в «потом».

Оксана кивнула.

Раунд третий:

– «Доплата за ночные. Понедельник 8:30. Табели – у меня. Согласны?»

– «Позже».

– «Нет. Дата?»

– «После праздников».

– «День, час?»

– «Вторник 7:45».

– «Отлично».

Мы на секунду улыбнулись. В сухих репликах шёл бык в гору – без хвастовства, с системным шагом.

– Два узких места, – сказал я. – Первое – раздражение на «призвание». Оно понятно, но выплёскивать его не надо. Второе – опасность сорваться на «мы еле живые». Это правда, но она не двигает переговоры, только будит жалость или защиту. Нам нужен не жалостливый ответ, а решение.

– Записала, – сказала Оксана. – У меня дома сын-подросток. Я ему тоже иногда говорю «призвание», и он меня за это ненавидит. Забавно.

– Не забавно, – я улыбнулся, – знакомо. У меня дочь. Обещал, что куплю ей нормальные кроссовки, а деньги ушли на лекарства деду. В итоге мы выбрали вместо «нормальных» шнурки поприкольнее. Иногда компромисс – это шнурки.

Оксана впервые рассмеялась – коротко, тихо.

– Я запомню про шнурки, – сказала и снова вернулась к делу. – Вы сказали три фразы для финала?

– Да. Давайте соберём ваши.

Я подвинул лист. Она взяла ручку и быстро вывела:

Хочу: ночная доплата по отделению, оплата фактических ночей.

Почему важно: удержание людей, снижение текучки, стабильность в ночные. Цифры прилагаю.

Что предлагаю: встреча в понедельник 8:30, табели и учёт вызовов приношу; при необходимости – компромиссный график перераспределения.

– А ещё – один вопрос в конце, – добавил я. – Он двигает разговор вперёд.

Она приписала: «Согласны на понедельник 8:30?»

– Теперь сыграем «плохого главврача», – сказал я. – Аргументы: «деньги – на ремонт крыши», «соблюдайте табель», «мы уже премировали в марте», «в других отделениях никто не жалуется», «вас никто не держит».

– Последнее я терпеть не могу, – Оксана положила руку на стол, будто прикалывала себя к месту. – Давайте.

И мы пошли в «жёсткий разбор»:

– «Деньги – на крышу» → «Крыша не спасёт, если ночью некому взять вызов. Падение качества дороже любого ремонта».

– «Соблюдайте табель» → «Соблюдаем. В табеле не видно ночных «перекидываний». Я принесла листы – вот».

– «Премии в марте» → «Разово. Ночные – системно».

– «Другие не жалуются» → «Это не значит, что у них нет проблем. Я пришла за отделение, где отвечаю я».

– «Вас никто не держит» → короткая пауза (она лишь вдохнула и сразу) → «Я пришла не угрожать уходом, я пришла удержать людей. Ставка за ночь – решение. Вот цифры».

Я повторил её последнюю фразу, слегка меняя интонацию:

– «Я пришла не угрожать, а удержать». – Хорошо звучит. Оставляем.

В конце мы прошли один мини-раунд полностью, без моих подсказок. Оксана вела разговор ровно. В голосе не было ни «выпрашивания», ни «обиды». Только задачи и шаги.

– Сколько я вам должна? – спросила, закрывая папку.

Я открыл блокнот, посмотрел на Лерину бумажку «цены» и вдруг понял, что в этот момент действительно перехожу из кружка в работу. Сердце не подпрыгнуло, не затряслось – просто всё стало на место.

– Две тысячи, – сказал я. – И один отчёт в понедельник вечером: как прошло.

Оксана кивнула, достала конверт, положила на стол, придавила ладонью, будто взвешивала, не улетит ли. Потом написала на листе крупно «ОКСАНА / НОЧНЫЕ». Я положил конверт в коробку, которую Лера хитро подложила под стол.

У двери она остановилась:

– Я много лет не просила. Всегда было неловко. Сегодня впервые не неловко.

– Потому что вы не просили, – сказал я. – Вы предложили решение и назначили время. Это разное.

Она кивнула. Сказала «спасибо» так, будто приняла укол – быстро, без лишних слов – и ушла.