Скажи мне это

– Так лучше, – сказала она, – чистая рамка прибавляет веса словам.

– Ты администратор или арт-директор?

– Здесь я всё, – ответила и подмигнула. – Даже служба контроля чудес. Сегодня чудес не будет.

Первый час никто не останавливался. Люди проходили мимо, глазели на себя в отражении, проверяли прическу, поправляли рюкзаки. Мой лист оставался невидимкой. Я сидел в холле с бумажным стаканом кофе и считал шаги – не вслух, по движениям плеч у проходящих. У кого-то спина прямая и упругая – владелец графиков и дедлайнов. У кого-то осанка вынута из розетки – вечная усталость. Эти люди и будут моими клиентами, думал я. Те, кому надо сказать важное, но язык крутит кольца и не ловит нужный узел.

– Вы слишком прилично написали, – Лера наклонилась к стеклу и вслух перечитала пункты. – Надо бы добавить что-нибудь хищное: «Прокачай голос», «Научись ставить границы за 45 минут».

– Тогда получится ярмарка. У меня не ярмарка.

– У вас лавка.

– Лавка честных слов.

– Хорошо звучит, – Лера постучала ногтем по стеклу. – Но клиенты пока не бегут.

Она пошла разбираться с курьерами, спорящими у ресепшена, а я поднялся в комнату и проверил маркеры – один действительно не писал, второй скрипел, третий оставлял следы, похожие на след дождя. Я заменил их на новые, отложил карточки «Мягко / Чётко / Жёстко», разровнял стопку чистых листов. Комната 13 ждала свой первый «сеанс».

Вернулся в холл. На диване юноша в худи рвал на мелкие кусочки бумажный стаканчик. Рядом девушка печатала в ноутбуке без остановки, у неё пальцы бегали быстро и уверенно, словно ей обещали премию за каждое слово. За стойкой Лера разговаривала с парой из соседнего офиса – улыбалась крайне вежливо, губы растягивались, глаза оставались спокойными. У неё получалось держать дистанцию так, что никто не обижался. Это редкий навык.

– У тебя когда-нибудь была любовь, из-за которой ты не хотела говорить? – спросил я, когда пара ушла.

– Это вопрос или заявка на «репетицию»?

– Исследование, – сказал я. – Ты внутри слов живёшь иначе, чем снаружи.

– Я внутри слов не живу, – пожала плечами Лера. – Я рядом с ними стою и смотрю, куда повернутся.

– Это из-за кого?

– Вопросы по одному, Морозов, – улыбнулась. – Лимит бесплатной терапии у вас на сегодня исчерпан.

Она ушла, оставив после себя шлейф мятных леденцов. Я опять сел у стекла. Лист чуть шелохнулся – входная дверь открылась и впустила в холл струю прохладного воздуха. Весна делала город терпимым, но ещё не обещала наград.

Позвонил отец.

– Ну? – сказал вместо приветствия. – Ты занят делом?

– Да, – отвечаю. – Жду клиента.

– Ждать – не дело. Дело – работать. Подумай об этом, сын. Мужчина должен приносить пользу, а не ожидание.

– Пап…

– Я всё сказал. Сегодня в восемь у меня процедура. Будь раньше. И без своих артистических «потом».

Связь оборвалась. Я положил телефон на стойку, словно это горячая крышка. Лера молча налила мне в стакан горячей воды – без комментариев. Иногда помощь выглядит именно так: не спрашивают, не лезут, просто ставят перед тобой тёплое.

– У меня сестра, – сказала Лера вдруг, – старшая. Банковский отдел ипотечных чудес. У неё всё раньше: учёба, свадьба, ипотека, ребёнок. Я у нас в семье – «творческая личность с незаконченным образованием».

– Творческая личность в коворкинге – звучит честнее, чем в рекламе шампуня.

– В рекламе шампуня платят, – ответила Лера. – А здесь – только доступ к кофемашине.

Я улыбнулся. Её ирония не ранила, потому что в каждом уколе слышалась забота. Она умела бросить фразу, которая не резала человека, а аккуратно подталкивала.

Ни звонков, ни сообщений. В перерывах между «ничего» я бродил по этажам: в стеклянных ячейках кипела чужая жизнь. Стартаперы спорили о логотипе на коробке для кормов: «Собака должна улыбаться глазами». Руководитель небольшой компании объяснял сотрудникам, почему «сейчас не время повышать». Молодая учительница проводила онлайн-урок и улыбалась экрану, а затем, выключив камеру, закрыла лицо ладонями. Я остановился возле лестницы, где двое спорили о том, кто должен вешать полку в студии – «ты обещал», «нет, ты». Каждый второй разговор мог закончиться моим объявлением, думал я, но у людей есть старая привычка – тянуть резину, пока не порвётся. Я эту привычку знаю отлично.

В обед Лера принесла мне контейнер с гречкой и запечённой курицей.

– Это что?

– Компенсация за отсутствие очереди к вашему стеклу. Ешьте. У меня на кухне лишнего нет, но сегодня щедрый день.

Мы сидели за маленьким столиком у окна. На улице суетились курьеры в разноцветных куртках, женщины с колясками ловко лавировали между самокатами, мужчина в сером пальто разговаривал по телефону слишком громко – отрывки фраз долетали до нас и оставались на стекле, как отпечатки пальцев.

– Я раньше работала в стартапе, – сказала Лера не сразу. – Продавали «голос бренда». Придумывали компаниям текст, который звучит «как будто они живые». Это смешно. Компания – не человек, голос ей не нужен, ей нужен доход. Но нам платили за слова.

– И как это кончилось?

– Кончилось тем, что нас сократили, а все придуманные «голоса» остались вверху сайтов, как вывески над пустыми складами. Тогда я пошла в коворкинг. Это честнее: сдаёшь комнату, получаешь деньги. Никто не делает вид, что спасает мир.

Она сказала «честнее» так, будто взвешивала на ладони два яблока. Я заметил у неё на запястье тонкий шрам – видимо, порезалась стеклом когда-то. У этих людей – у «администраторов мира» – свои отметины, которые не замечают посетители.

В три часа дня я снова перепроверил почту – пусто. Наклеил второй лист с объявлением возле лифта – там, где взгляд обязательно цепляется. Написал чуть крупнее телефон. Мелочь, а хочется верить: это поможет.

Под вечер в холле стало шумнее. В соседней переговорной кто-то праздновал закрытие сделки – шарики двинулись по потолку, кто-то громко смеялся, к спинкам стульев приклеили цифру «10%». Я смотрел на эти проценты и думал о баристе – её «десять» тоже может оказаться праздником. Если она вернётся. Если у неё хватит решимости дойти до финиша разговора, а не свернуть у самой кассы.

– Снимем лист? – спросила Лера, будто проверяя мою стойкость.

– Повисит ещё. У меня терпение крепче скотча.

– Это не терпение, – сказала она мягко. – Это упрямство, но оно вам сейчас полезнее.

Она отошла к стойке, и в этот момент дверь на улицу открылась. Прошла девушка в светлом пальто. Волосы собраны в небрежный пучок, из которого выбивались тонкие пряди – будто она спешила и не проверила зеркало. На лице – знакомая смесь стыда и решительности, у людей перед важным делом так бывает: внутри шумит страх, но по лицу это не видно. Я сразу узнал её – та самая бариста из новой главы моей новой жизни.

– Здравствуйте, – сказала она и сжала ремешок сумки так, что костяшки побелели. – Я сегодня пробовала… сказать начальнику. Не вышло. Он отмахнулся. Поэтому я… вернулась. Меня зовут Алина.

Имя прозвучало твёрдо, хотя сама она явно сомневалась в твёрдости всего остального. Алина была из тех девушек, которые кажутся младше, чем есть: тонкая, почти школьная фигура, большие глаза, но в зрачках – усталость, накопленная на утренних сменах. Руки жили своей жизнью: то теребили ремешок, то прятались в карманы, то снова выходили наружу, будто боялись стоять на месте. Умная – это читалось сразу: она строила фразу аккуратно, пыталась подобрать слово получше, даже когда сбивалась. Она смотрела на меня с осторожностью, в которой смешались просьба и вызов: «Ну, давайте, если вы умеете, докажите».

Я посмотрел на Леру. Та кивнула: «Комната 13 свободна». В её взгляде мелькнуло удовлетворение сотрудника, который запускал новый сервис и наконец увидел первого клиента.

– Пойдёмте, – сказал я Алине. – Возьмём ваш «потом» и сделаем из него «сейчас».

Мы вошли в переговорную. Дверь закрылась, отрезав наружный шум. На столе – мои карточки, маркеры, стопка чистых листов. Я поставил воду, предложил ей присесть, попросил положить телефон экраном вниз – такой маленький ритуал помогает сосредоточиться. Она послушалась.

– Начнём с того, где вы остановились, – сказал я. – Какая фраза была последней?

– «Давайте позже», – повторила она. – И я не знала, что ответить.

– Ответим. Но сначала соберём каркас. Три пункта вы помните?

– «Что хочу, почему важно, что предлагаю», – перечислила она.

– Отлично. А теперь – «тон». Выберите карточку.

Она взяла «Чётко», сжала в пальцах, будто это спасательный круг. И я понял: нужный момент наступил. Вот он – первый платный урок моей новой работы, где я не на сцене, не в массовке, не «Страж № 3». Здесь я – проводник чужой смелости. И, может быть, впервые за долгое время не вру самому себе про пользу.

Мы работали сорок минут. Алина несколько раз путалась, один раз хотела уйти и «не мучиться». Мы вернулись к началу, повторили её же слова моим голосом, отсеяли лишние извинения и собрали фразы заново. В конце она произнесла свою просьбу уверенно, без нажима, как факт. Это прозвучало ровно.

– В понедельник, – сказала она, собирая вещи. – Приду с цифрами.

– Придёте с результатом, – поправил я. – А если нет – с новым планом. Это тоже результат.

Когда она ушла, я сел, уставился на отражение в стекле и вдруг почувствовал то, ради чего, вероятно, стоило опрокинуть половину прежней жизни. Чужая благодарность у меня внутри не взрывается фейерверком. Она оседает простым теплом, похожим на свет карманного фонарика – не ослепляет, зато освещает ступеньку впереди.

– Поздравляю, – Лера появилась в дверях, прислонилась плечом к косяку. – Официально стало меньше пустых комнат.

– Я пока даже цену не назвал, – признался я.

– Она вернётся, – сказала Лера. – И не одна. У людей цепная реакция: кто-то один выходит и говорит, остальные идут следом.

– Это религия?

– Это двор, – усмехнулась она. – Мы все смотрим, кто первым вынес мусор, и тогда выносим свой.

Я засмеялся. Впервые за день смех вышел легко.

– Кстати, – Лера кивнула на телефон, – отец звонил ещё раз. Я сказала, что вы на приёме.

– Ты сказала моему отцу, что у меня приём?

– А что мне было говорить? «Ваш сын сидит и ждёт у стекла»? У мужчин старой школы от этого повышается давление.

– Спасибо, – сказал я. – За «приём» особенно.

Мы закрыли комнату. Я снял со стекла второй лист возле лифта – там уже кто-то поверх написал ручкой «сорок пять минут – мало». Улыбнулся. Для тех, кто годами молчит, и пять минут – храбрость. Сорок пять – почти подвиг.

Уже на улице я достал телефон и набрал сообщение Ире: «Как день? Готовлю ужин. Пельмени подходят?» Пришёл стикер с лицом кота и подписью «Ок». Для подростков «ок» – иногда лучше длинной благодарности.

Я сел в автобус – окна чуть запотели, прохожие оставляли на стекле ладонные круги, кто-то спорил о маршрутке, водитель выкручивал радио на старый рок. Весна продвигалась через город неторопливо: лужи отступали, асфальт становился темнее, в киосках появились клубника и черешня по ценам, за которые моя зарплата сказала бы: «нет». Я ехал к отцу – рано, не в последний момент. Решил зайти до восьми. Хватит откладывать встречу, которую всё равно не обойти. У меня появился язык, который можно приложить к любой двери. Осталось открыть две – самую сложную и самую важную.

Перед больницей я свернул в магазин за яблоками – зелёными, он другие не признаёт. Продавщица дала пакет, улыбнулась: «Отцу?» Я кивнул. У опытных продавцов есть интуиция, способная заменить психолога. Сумка потяжелела, но шаг стал легче. Вечером мы поговорим. Не про искусство, не про «дело жизни». Про простые вещи: что я делаю, зачем мне это, и почему мне важен он. И ещё скажу, что у меня получилось помочь одной девушке начать свой разговор. Может, это звучит скромно, зато честно.

А в понедельник вернётся Алина. И, возможно, за ней кто-то ещё. Жизнь редко меняется толпой. Сначала приходит один человек и надевает на твоё объявление взгляд, который держит его крепче любого скотча.

Глава 3. Карточки на стол

В понедельник она вернулась. Светлое пальто то же, только взгляд другой – усталый, будто за выходные он ещё больше потяжелел.

– Я пыталась, – сказала Алина, едва сев на стул. – Подходила три раза. Он всё время: «потом». Сегодня тоже: «зайди позже». И я поняла, что если не прорепетирую до конца, то вообще брошу.

Она положила ладонь на стол, вторая всё ещё держала ремешок сумки. – Можно мы попробуем по-настоящему? Не «на будущее», а прямо так, как будто завтра последний шанс.

Я кивнул, достал чистый лист.

– Хорошо. Давайте сделаем финальную репетицию.

Мы сидели друг напротив друга в комнате 13. Стекло стены собирало в себе коридор, но внутри всё было по-домашнему: стол, два стула, графин воды, три карточки с надписями. Лера на секунду показалась в проёме, глянула на нас, кивнула и исчезла. Умеет уходить в нужный момент.

– Расскажите коротко, что вчера было, – сказал я.

– Подошла к начальнику, – Алина соединила пальцы, – начала говорить… Он сказал «потом» и ушёл. Я застыла. А потом стало стыдно.

– Что хотите получить? Не «в идеале», а ближайший шаг.

– Назначить встречу и согласие обсудить цифры, – она удивилась собственной точности. – И ещё… перестать извиняться за то, что я существую.

Я записал: «Встреча. Цифры. Без извинений».

– Хорошо. Теперь правила. Сорок пять минут. Разрешаете мне играть вашего начальника, говорить неудобные вещи и перебивать?

– Давайте.

Я выложил карточки на стол:

Мягко / Чётко / Жёстко.

– Это три тона. Смысл один, подача разная. Выбирайте, с чего начнём.

– Чётко.

– Тогда ещё один инструмент. – Я положил рядом маленькую карточку «Зеркало». – В любой момент я повторяю вашу последнюю фразу дословно. Это может быть неприятно. Но работает. Готовы?

– Готова.

Мы обменялись кивками. Я стал «Сергеем Ивановичем»: сдержанный, уставший, привыкший, что к нему подходят с просьбами в неудобное время.

– Что у вас? – бросил я взгляд на «телефон» (пустая ладонь), будто спешу.

– Хочу обсудить повышение на десять процентов, – сказала Алина. – Я закрываю утреннюю смену одна и обучила двух новых бариста, постоянные клиенты приходят ко мне. Предлагаю назначить разговор, я принесу цифры по выручке.

Звучало ровно. Но руки у неё дрожали – мелко, еле заметно.

– Сейчас не время, – ответил «начальник». – Бюджета нет.

– Тогда давайте назначим встречу во вторник и посмотрим цифры.

– Какие цифры? Выручка скачет. Вы молодые всегда любите проценты.

– Я соберу статистику утренних часов за месяц, – Алина не сбилась, – покажу дельту после тренировки новых сотрудников.

– После тренировки? С чего вы взяли, что это ваша заслуга?

Она моргнула. Сомнение ударило по голосу, но формулировка осталась на рельсах.

– Я учила девочек, – сказала уже тише, – поэтому поток…

Я поднял карточку «Зеркало»:

– «Я учила девочек, поэтому поток…» – повторил её точные слова.

Она сжала пальцы крепче.

– Исправим, – выдохнула. – «Я обучила двух сотрудников, после чего утренние чеки стали выше. Принесу выручку по неделям».

– Допустим. И что вы хотите за это?

– Десять процентов.

– Много просите. Другие не просят вовсе.

– Я не другие, – прозвучало неожиданно цельно. – И я прошу честно: за работу, которую делаю.

– Вы эмоциональны.

– Я настойчива.

– В чём ваша зона роста? – «начальник» не сдавался.

– Вечерние смены, – нашлась Алина. – Готова подменять, если нужно.

– Хорошо. Вторник в девять. Принесёте цифры – посмотрим.

Алина кивнула и перевела взгляд на меня-не-начальника. Всё.

– Неплохо, – сказал я, вернувшись в себя. – Но было место, где вы провалились в оправдание. С «девочками». Там вы вдруг стали маленькой и виноватой. Слышали?

– Слышала. От этого всегда трудно уйти – хочется понравиться.

– Понравиться – не цель. Цель – назначить встречу. Попробуем ещё раз. Поменяем тон?

– Давайте «мягко», – сказала и взяла соответствующую карточку.

Раунд два. Те же фразы, другая подача:

– Понимаю, что вы перегружены, – начала она спокойнее. – Предлагаю назначить вторник для встречи и посмотреть утреннюю выручку. Я отвечаю за обучение двух сотрудников, и это отражается на потоке гостей. Если цифры подтвердят рост, обсуждаем повышение.

– Звучит как план, – буркнул «начальник». – Почему сейчас?

– Чтобы сохранить темп. Мы и так тянем утро одним человеком, а утро даёт четверть дневной выручки.

– Утро – святое, – усмехнулся я.

– И я его тяну, – спокойно подтвердила она.

Мы остановились. Я сделал пометку: «Мягко – держит».

– Осталась третья карта, – сказал я. – «Жёстко». Это не про грубость. Это про коротко и без извинений. Нужно почувствовать край, чтобы знать, где ваша середина.

– Попробуем, – сказала Алина и положила ладонь на карточку, словно на педаль.

Раунд три:

– Повышение на десять. Вторник в девять. Принесу цифры утренней выручки. – Она сама удивилась, насколько это коротко. – Согласны?

Я как «начальник» сморгнул – такие удары выбивают привычную игру «потом».

– Ладно. В девять.

Мы замолчали. Я ощущал, как у неё постепенно опускаются плечи – не в усталости, в облегчении. Она улыбнулась краешком губ – в первый раз за репетицию.

– Чувствуете разницу? – спросил я.

– Да. В «жёстко» я себя слышу отчётливо. Но так я не смогу с первой попытки.

– И не нужно. В реальном разговоре вы начнёте «мягко», перейдёте в «чётко», а если собеседник снова уйдёт в «потом» – дадите короткий «жёсткий» маркер и снова станете спокойной. Лестница. Вы на ней главный.

Она кивнула.

Я положил перед ней чистый лист.

– Домашка. Три фразы. Пишите сами. Не переписывайте моё.

Алина немного подумала и вывела:

Хочу: обсудить повышение на 10%.

Почему важно: тяну утреннюю смену одна, обучила двух сотрудников, утренние чеки выросли.

Что предлагаю: встреча во вторник в 9:00, приношу выручку по неделям.

– Теперь прочтите вслух и добавьте вопрос в конце. Вопрос двигает разговор вперёд.

Она прочитала и добавила:

– «Согласны на вторник?»

– Хорошо. А теперь сыграем неприятный сценарий. Я – «Сергей Иванович», которому на всё всё равно.

Я открыл блокнот, сделал вид, что смотрю мимо собеседника.

– Мне некогда.

– Вторник в 9:00. Это пять минут. Я принесла данные. – Она поймала ритм.

– Отложим до следующей недели.

– Тогда во вторник в 9:00 я оставлю цифры у вас на столе и зайду в четверг в 10:00. – Ни одного «если».

– Давайте после праздников.

– Давайте сейчас назначим конкретный день после праздников. Вторник 10-го, 9:00. – Алина не моргнула.

Я поднял глаза – «начальник» впервые обратил на неё внимание. Мы остановились.

– Это и есть «чётко», – сказал я. – Вы не давите, вы ведёте. Отлично. Что чувствуете?

– Страшно меньше. И почему-то смешно, – она улыбнулась шире. – Будто я нашла ручку у двери, которую считала запертой.

Я отметил слово «ручка». У каждого свой образ.

Стук в дверь. Лера просунула голову:

– У вас время, мистер Морозов. – Она перевела взгляд на Алину. – Получается?

– Получается, – ответила Алина, и в голосе больше не было извинений.

– Тогда берегите это, – сказала Лера и скрылась.

Мы вернулись к листу.

– Последнее. – Я показал жестом на карточку «Зеркало». – Давай отработаем два ваших «слабых места»: «эмоционально» и «хочу понравиться». Каждый раз, когда будете туда проваливаться, я повторю ваши слова. Ваша задача – заменить.

Алина кивнула.

Раунд «узких мест»:

– «Я очень-очень старалась…» – начала она по привычке.

– «Я очень-очень старалась…» – повторяю тем же голосом.

– «Я обучила двух сотрудников, и это видно по цифрам».

– «Мне очень неудобно отвлекать…»

– «Мне очень неудобно отвлекать…»

– «Пять минут во вторник в 9:00. Этого хватит».

– «Я понимаю, вы заняты, но…»

– «Я понимаю, вы заняты, но…»

– «Поэтому предлагаю назначить конкретное время. Девять ноль-ноль».

Мы работали ещё десять минут, пока старые рефлексы не проиграли новому плану. В конце я попросил её записать три коротких напоминания себе:

– «Я не извиняюсь за существование».

– «Коротко – это не грубо».

– «Вопрос – двигатель».

Она положила лист в сумку, поднялась и вдруг смутилась:

– Сколько я вам должна?

Я перевернул другой лист, нарисовал квадратик и написал внутри «0». Рядом – «потом расскажете, что вышло».

– Серьёзно? – удивилась.

– Серьёзно. Первый клиент – это я вам должен. За возможность проверить, что всё это не театр.

– Это точно не театр, – сказала Алина. – Театр я смотрела один раз, мы там засыпали на «Ревизоре». А здесь не до сна.

Мы вышли в коридор. Лера уже приготовила чек и карточку оплаты.

– Мы это пока не проводим, – сказал я. – Первый визит – бонус.

– С какой радости? – Лера приподняла бровь.

– С человеческой, – ответил я. – И с маркетинговой.

– Маркетинг у нас будет завтра, – буркнула она, но улыбнулась. – Девушка, удачи вам.

– Спасибо, – Алина кивнула ей и мне, поправила пучок и ушла, держа сумку иначе – не за ремешок, а за ручку, уверенно.

Мы остались у стекла вдвоём. Лист с объявлением держался крепко.

– Было хорошо, – сказала Лера. – Видела со стороны.

– Ты подслушивала?

– Я администратор. Я всё слышу, что нужно для безопасности. И чуть-чуть больше. Кстати, – она сунула мне в руку бумажку, – вот список «тёмных» запросов, что пришли в директ после вашей афиши. «Научите давить на жену», «как выбить из партнёра долю», «как разговаривать так, чтобы соглашались без вариантов». Я уже ответила: «не наш профиль».

– Спасибо, – я прочитал и ощутил смесь злости и странного облегчения: значит, мы видны.

– К отцу я заеду пораньше. Попробую без споров.

– У вас есть три фразы? – Лера прищурилась. – Или будете импровизировать?

– «Я работаю», «мне это важно», «я заеду завтра тоже». – Я пожал плечами. – Проверим.

Телефон мигнул: от Иры сообщение – фото тюльпанов в стакане и две буквы: «норм». Для подростка «норм» – иногда высшая похвала.

– Поеду в больницу, – сказал я. – Потом домой, шарлотку обещал.

– Шарлотка – это план, – Лера одобрительно кивнула. – А завтра – новый лист с ценой. Бесплатных чудес не бывает, помните?

– Помню.

Она вернулась за стойку. Я собрал карточки в папку, бросил взгляд на стекло. В отражении – уставший мужик с тремя картонками и ощущением, что на этот раз он сделал что-то по-настоящему. Не громко и не с фанфарами. Зато к делу.

Перед выходом набрал номер отца. Ответил сразу.

– Я буду в семь, – сказал я. – Привезу яблоки или апельсины. И расскажу, что делаю. Коротко.

– Посмотрим, – буркнул он.

– Не «посмотрим». Я расскажу.

Я положил трубку, удивившись собственной интонации: без нажима, но без уступок. В голове щёлкнуло знакомо – то же самое чувство, что было у Алины, когда она сказала «в девять». Может быть, моя собственная репетиция тоже началась сегодня. Не в комнате 13, а чуть раньше – когда я перестал ждать и просто поднял трубку.

На двери коворкинга кто-то оставил отпечаток ладони – пятно от дождя. Я провёл по нему пальцем и вышел на улицу. Весна не обещала чудес, зато давала свет до вечера. Этого хватало, чтобы дойти до больницы без лишних мыслей и без бегства. Завтра мы повесим рядом со списком ещё один лист – с ценой и расписанием. А через неделю, если всё сложится у Алины, на стекле появится маленькая надпись от руки: «Вторник – плюс десять». Не ради рекламы. Ради тех, кто боится первый шаг.

Вечером, сидя у отца, я действительно говорил коротко. Он слушал, ворчал про «болтовню за деньги», но яблоки ел до хруста. Не победа, но движение. Дома Ира спросила: «Сильно устал?» Я пожал плечами и впервые не ушёл от ответа:

– Устал хорошо.

– Это бывает? – удивилась она.

– Бывает, – сказал я. – Когда делаешь то, что умеешь, и это кому-то нужно.

Она кивнула и ушла к себе. Дверь не хлопнула. Я достал папку, разложил карточки на столе, написал на верхнем листе: «Расписание». И вдруг поймал себя на мысли, что не думаю, получится ли. Думаю, когда у кого-то получится во вторник в девять.

Глава 4. «Я не хочу на юрфак»

– Это здесь «репетиции разговоров»? – парень стоял у стойки, сжимая лямку рюкзака так, будто там держится его наглость.

Лера подняла взгляд, оценила кеды, худи, аккуратно подстриженную чёлку и выдала приговор: