скачать книгу бесплатно
Харя поперхнулась. При том, что смотрелась на первый взгляд непробиваемо. Тонкие презрительные губы, полуприкрытые веки, стриженная очень коротким ежиком – почти скинхед – голова в наушниках. Идите, дескать, все вон, я тут один выключаю. И тем не менее. Веки моргнули, губы скривило странно. Выявились глаза. Голубые и беззащитные.
– Покажь, – хрипло сказала жуликоватая харя.
– Вот. – И Густав уже отработанным жестом выложил на прилавок свое богатство.
– А-а, вижу. Аккумы.
– Ну. По четвертному.
Опять мигнули глаза, что-то будто проскочило в них, какая-то тень мысли, и опять вылезла голубая беззащитность.
– А открой один… а, хозяин?
Вот хозяином Густава не называл еще никто на свете. Он даже растерялся слегка. И испугался, что поплыла «морда лопатой». Сейчас на чем-нибудь подловят. А тот, жуликоватый, достал из-под прилавка какое-то устройство – в точности таких Густаву видеть не доводилось, но ведь каких только не развелось сейчас адаптеров, зарядных модулей и прочая, и прочая – что может быть особенного в очередной модификации? Взял в руки одну из плиток, сорвал фантик – с трудом, но сорвал, самому-то Густаву это не вдруг далось! – и стал засовывать в гнездо на своей коробочке. Е-мое! На глазах Густава плитка смялась. Нет, не смялась, но плавно изменила форму, изменилось соотношение сторон прямоугольника. Без складок, без трещин, морщин и прочего. Щелк! Точно вошла в гнездо. И стала менять цвет. Побежали по поверхности волны фиолетового и бордового отлива. Ровно, ритмично.
Густав поймал себя на том, что откровенно глазеет. Куда там морда лопатой! Слегка отвернулся, стал смотреть вполоборота в сторону. Заметил жуликоватый или нет?
– По четвертному, говоришь? Сколько их у тебя?
Густав понял: хватать деньги и рвать когти. А то будет поздно.
– Одиннадцать, – выпрямился он, стараясь стать как можно выше, посмотреть на этого типа сверху. И не понял, как так у него получилось. Вроде бы он смотрел теперь сверху не только на щуплого своего контрагента, но и на его вывеску, на всю халабуду, весь ряд слепленных из чего было хибарок. А неплохо, однако! И с удовольствием добавил:
– Таблицу умножения не забыл еще?
Тип, только что признавший в Густаве хозяина, замотал головой, руки засновали, и купюры возникли оттуда же, из-под прилавка, откуда и коробочка. Двести семьдесят пять рублей. Не забыл таблицу умножения. Густав сгреб деньги во внутренний карман куртки.
– Гуд бай, май хрен, – бросил через плечо и побрел к выходу с рынка. Теперь головы прохожих находились на одном уровне с его головой. Густав сам не понял, как получился у него такой фокус, но покатило. И «хозяин», тоже очень даже. Вот бы всегда так!
В полуночной декабрьской непрогляди ахнуло так, что на окраине Питера целые кварталы легли навзничь. Как стояли, так упали, нутро выплеснув наружу, – с такой силой швырнуло наотмашь.
Хуторок, в котором находился эпицентр взрыва, просто перестал существовать. Не стало и числившихся еще на карте деревнями Ильина, Большого, Малого и Красного Бора вместе с полудюжиной соседних. По окрестностям разметало на километры куски бревен, кирпичей, шифера, тряпья, утвари, ботинок и тел. Сверху, вместе со снежком, сыпалась шинкованная мелюзга. Изжеванные в опилки дерево, пластмасса и прочая органика. Оставляя бурые следы. Были ли уцелевшие? Во всяком случае, заметить это было нечем. У всех, кто был от эпицентра хотя бы километрах в трех, глаза отказали: вспышка была такой ярости, что попросту выжгла в доли секунды все способное гореть. Включая саму землю, ее почвенный покров. Тоже на несколько километров. И слышать уцелевшим было нечем. Грохот тоже был хорош: донесся до северной окраины Питера, до Девяткина и Парнаса.
Вызвали милицию, скорую и прочую аварийку жители Лигова и Красного Села. Кому разбило только окна да слегка врезало по ушам. Было понятно, что аврал на много суток – ночь, всех по хатам накрыло. Спасателям в большинстве случаев трудно было отличить, «кто-то» перед ними или «что-то». Объективно трудно. А сначала еще предстояло договориться, что будут делать питерские спасатели, что – подчиненные Ленобласти.
То, что находилось в очаге бедствия, больше всего напоминало последствия авиакатастрофы. Или крупного землетрясения. Но Питер не относился к сейсмоопасным районам. А воронка, оставшаяся на месте усадьбы, была круглой. Самолет падает, имея очень ненулевую горизонтальную скорость. И получается вытянутый след падения – профессионалы хорошо знают эту форму. А тут круг.
Организовать штаб по ликвидации последствий, назначить ответственных за расследование – долгая история, но неизбежная. При том, что завтра Новый год… Спихнуть поскорее – больше никаких мыслей. Полковник Замчевский – эмчеэсник, брошенный как раз на организацию всего и вся, – догадался спросить:
– Слушайте, вы! Куда, на хрен, людей посылаем? Если радиация? Или, тетку ее за ногу, какая-нибудь горючка, отрава? А?
С запозданием, но привезли соответствующие приборы. Таки да. Радиация – была. Не очень так чтобы, но заметно превышающая природную. Некоторые предметы, подобранные недалеко от эпицентра, фонили еще сильнее.
– Что значит заметно, растак вашу Машу? Цифры, цифры, чтоб вас! И состав, спектр излучения! Загрязнения! Что там рвануло – грязная бомба или что похуже?
Цифры от доклада к докладу уменьшались, словно съеживались перед полковничьим напором. Наконец Замчевский сам поехал на место:
– Два валуна лежит гранитных, вы мне рапортуете: радиация! Херация!
Сидя за рулем служебного «Патриота», смог одолеть только окраину Красного Села – дальше был завал обломков, а местами сгорел асфальт. Прошелся заказными, скрипучими ботинками по каше из обрывков, щепы и чего-то чавкающего, буро-красного. Все понимали чего. В грунт, лишенный рыхлого органического покрова, оно впитывалось плохо, а вот на обувь липло ободьями, глинисто. Эмчеэсники собирали эту кашу совками в мешки.
Остановился возле приборов. Недовольно оттопырилась толстая нижняя губа, почти не видно стало родинку, похожую на изюмину, на подбородке. Глаза сощурились и стали окончательно оловянными пуговицами. Стрелки приборов не замирали. И не дрожали возле некоего положения равновесия. Ползли вниз.
– Экспоненциально… – сказал кто-то рядом.
– Умный шибко! – рявкнул Замчевский. Хуже нет, когда мешают думать. А мысль была, только надо было ухватить ее за хвост. Да: импульс – и потом резкое падение, постепенно выполаживающийся график, видал он где-то такой.
– Был один импульс, образовались эти хреновы изотопы – и все? Распадаются? А привнесенного делящегося материала не было?
– Похоже.
– Так проверяйте! Химиков сюда, где они там дудохаются? И эквивалент мне давайте, на лешего ж вас учили! – дальше пошли рискованные, авангардные многоэтажные конструкции русского устного, но было понятно, что делать.
Тротиловый эквивалент того, что рвануло, получился более мегатонны.
– Да что у них там, подпольная лаборатория была, ваххабитская? Склад? Перевалбаза? – размахивал руками Замчевский. Длинные были грабки, за все задевали даже в его просторном кабинете. – Миллион – вы себе представляете? Где этому там поместиться?! На даче, гр-рубо говоря?! Миллион! Тонн!
Он носился по кабинету из угла в угол. Ковер был истоптан бурыми, огромными, сорок пятого размера, кисельными следами. Высыхая, они дубели, трескались коркой, будто лужи летом. Эксперты жались в углу. Они побывали близко к месту взрыва, и их ботинки тоже оставляли такие следы. Воронку подобной величины видывал только самый старший из них, доцент Политеха Камчатов. Раз в жизни. Еще молодым специалистом, принимая участие в испытаниях атомного экскаватора в Коми АССР. Камчатову и принадлежала оценка мощности взрывного устройства более чем в мегатонну тротилового эквивалента.
– Термояд… Подпольный… – промямлил еще один эксперт. Химик из Можайки.
Тут уж Камчатов не выдержал – взорвался не хуже гексогена:
– Юноша бледный со взором горящим! – Длинные, антрацитово блеснувшие ресницы химика взмахнули крылышками мотылька, и словно телескопически втянулась в плечи тонкая шея. – Термояд! Вы когда-нибудь видели токамак? Вы представляете себе размеры? Хотя бы лазера, необходимого для инициирования… для поджига?
Дррынь, дррынь – телефон. И взрыв руководящей брани Замчевского.
– Бомба водородная… Которая кузькина мать…
– Еще хлеще! Для ее доставки на Новую Землю понадобился целый Ту-160, вы представляете…
Сбить его с советской музейно-технической тематики было немыслимо. Никакими узорами полковничьей речи. Остальные двое криво усмехались. Деятель из Военно-медицинской академии, заглядывая в справочник, щуря левый глаз, отчего резче выступала мясистая чалдонская скула, рисовал и штриховал на карте области, висевшей напротив окон, концентрические кольца. Кисть руки ходила, как рейсшина – большая ладонь, длинные пальцы с короткими ногтями, съеденные дезинфекцией до белесого шелушения. Рука была хирургически верная – кольца получались круглые.
– Что за астр-рономию развели?
Дррынь, дррынь. Опять пучок конкретных, но ненормативных указаний.
– Здесь ничего нет, – тыкал карандашом медик, – здесь могут остаться развалины, здесь, возможно, имеют смысл спасательные работы…
– Это мне скажут там, на земле! Без вас! С вас – ТТХ этой мины… или… черт бы ее во все колена! И принцип, физический принцип!
– Отработают на хроматографе, тогда и принцип можно, – невозмутимо отозвался Камчатов, – тогда, и не раньше, мы узнаем, из чего…
– Акад-демики-соплежуи! – опять взорвался Замчевский. – Имейте в виду, никто Новый год праздновать не пойдет! (Дррынь, дррынь телефона, еще залп матушек и тетушек до седьмого колена.) До тех пор, пока! Даже если верховный не подсуетится насчет траура! (Дррынь, дррынь, еще залп.) Запр-ру в этом кабинете до озвучки пр-равдоподобной версии!
На очередной звонок ответило оглушительное молчание. Пауза звенела таким напряжением, что грозила пробоем, искрой, сравнимой по энергетике со случившимся.
– Шо ты мне про фантик? – грянул полковник в висящую тишину, обнаружив непитерские пласты своей биографии. – Какой, к черту, фантик?
И опять молчание. Только отдаленный треск и скрежет в трубке – слов разобрать присутствующим не удавалось. Когда скрежет стих, полковник, не найдя слов для характеристики родичей говорившего, бросил трубку, не попал на аппарат и измученно уставился в пространство красными и выпученными от ора глазами.
– Видимо, перерыв, – полуспросил не утративший присутствия духа Камчатов, – а предусмотрено ли перекусить?
Замчевский с усилием повернул шею в его сторону – удивительно показалось отсутствие ржавого скрипа и иных технических звуков. Глянул рыжим глазом одобрительно.
– Чаю на всех! – крикнул, распахнув дверь. Коротко и без перлов.
Чай, естественно, появился. А также блюдо бутербродов со всякими свинокопченостями. Голодные эксперты набросились, мыча неразборчивые благодарности сквозь мякиш. Когда уговорили больше половины того, что лежало на блюде, послышались приближающиеся шаги тяжелых ботинок. Энергичный треск распаха двери – и на пороге возник запачканный землей эмчеэсник:
– Разреш…
– Дав-вай, без вашеств! – свирепо перебил полковник, протянул руку – и в руке очутился шуршучий прозрачный мешочек. А в нем не то сигаретная пачка, не то шоколадка в белой с разноцветным рисунком упаковке.
– Рапорт письменно! Сейчас же! – бросил Замчевский, глядя уже только на то, что было в руке. Рассматривал во всех подробностях. Эксперты вскочили, обступили. Пачка пошла по рукам. Не пачка. Скорее плитка. Не шоколадка, конечно, – какая шоколадка могла уцелеть при таком взрыве, который и асфальт-то испарил на изрядной площади. Плитка. Неизвестного состава и назначения.
– Думаете, имеет отношение к… – начал было химик.
– Стоп! Идиоты! Лапами-то! – дальше все опять потонуло в эпитетах, иногда прорывались возмущенные штатски-беспомощные возгласы: «что вы себе позволяете», «никто не трогал», «в мешке же». А когда приутихло, медик спросил:
– То есть там кто-то побывал после взрыва?
– И эксперты умные бывают, – проворчал Замчевский. – Сам подумал, да шпаки всегда суетятся. – Он уже снова тискал кнопки телефона. – Отпечатки есть кому снять? – спросил он, представившись; в трубке поквохтало, и на сей раз она легла на место точно.
Замчевский думал, что судьба смилостивилась над ним. Кто-то, кто побывал на месте после взрыва. Пусть его найдет милиция. И вытрясет все подробности. Или не милиция – предпочитал не уточнять. Самому ему, полковнику МЧС Замчевскому, уже не надо придумывать правдоподобную версию события. Ату его, неизвестного с плиткой в фантике, ату, он все расскажет!
Часть II
Наперегонки
Глава 1. Следствие: застать врасплох
Сколько уже написано про оттенки звонка в дверь! Включая рекламу курлыкающих музыкально. Шестидесятичетырехголосная полифония и прочее. Но если отфильтровать весь этот лязг, издаваемый челюстями уж совсем дрожмя-нетерпеливых соискателей звонкого УЕ, останется сугубая правда. Кто звонит – такой и звонок. Как белое облако над весенним морем отражает льдины и полыньи, как фарфор кофейной чашки – арена рефлексов цвета скатерти, сахарницы и лимона, так он чутко ловит все тона палитры настроений и социальных статусов – от тоскливой боязни школяра, словившего «гуся», до брызжущей ярости соседа снизу, обнаружившего протечку на свежем ремонте. И административный, властный звонок, само собой, тоже занимает свою полочку в этом спектре.
Именно такой звонок грянул тридцать первого декабря в квартире Марины Нореш. Разбив в острые, рвущие осколки пушистый, припорошенный новогодним снежком сумрак за окнами. Марине показалось, что в один миг высвистел куда-то уют, мир, сытный запах кухни, как сквозь три круглых нуля наступающего года.
Тем не менее она подошла к двери, не снимая фартука, в котором готовила.
– Милиция!
– Удостоверение, пожалуйста! – И открыла лишь глазок.
Там возникло удостоверение. Как будто настоящее. В этом она не разбиралась. Успела увидеть только, что на площадке топчутся не меньше, чем четверо.
– Телефон вашего начальника, пожалуйста.
Голос у Марины был резкий, заводской, приспособленный прорываться сквозь гул моторов, скрежет резцов, вой вентиляции. Она старалась, чтобы он оставался наступательным. Нападение – лучший способ защиты. Видимо, Густав попал в какую-то историю. Она перебирала в уме: что может быть дома интересного для милиции? Таскал ли он домой ворованные заводские побрякушки. И воровство это или списание. Или приватизация.
На площадке произошло движение. Зашуршала бумага:
– У нас ордер на обыск в вашей квартире!
– Это что еще такое? – Марина дала выход неподдельному возмущению, но в глазок совали бумагу, где так и было написано: «на право производства обыска согласно статьям», и адрес совпадал, и фамилия – Нореш. А дальше читать – надо знать законы.
– Несовершеннолетняя Нореш Александра в квартире? – покрыл шорох бумаги гулкий голос. Другой. Удостоверение предъявлял не этот. Вверх и вниз по лестнице ходуном заходило эхо, дверь отозвалась дрожью.
– Она вам не понадобится, – громко и четко ответила Марина. На площадке затоптались шумнее, бумага исчезла. Теперь в глазок видны были пятеро. Мильтон только один. Остальные в штатском. И Светка, бывший распред Светка!
– Светка, ты-то там чё делаешь?
– Марин, открой! Все по правде, не бандиты! – неуверенно, гаснущим голосом отозвалась Светка.
Марина заколебалась. Мильтон начал бубнить насчет сопротивления закону: «имеем право применить силу» и прочее. И она открыла.
Сейчас же квартира заполнилась топотом и запахом сапог. Санька выбежала из маленькой комнаты и спросила:
– А этот дядя охотник? Он будет спасать Красную Шапочку?
– Уйди, и так тошно… – И Марина выпихнула Саньку обратно.
– Обыск производится с целью обнаружения взрывчатых веществ, радиоактивных материалов и оборудования для их производства. А также следствие интересуют любые предметы высокой технологии, – сказал широкотелый штатский с гулким голосом. – Освободите стол, буду составлять протокол. И ответьте на мои вопросы. Приступайте! – обратился он к мильтону и еще одному штатскому, хлипкому, как соломина, перегибавшемуся в поясе от саквояжа, который тот держал в руках.
И пошло, и поехало. Имя-фамилия-возраст и прочее такое – это широкий заполнил быстро. А потом начал: где Август, где Август. Марина проследила, чтобы он записал так, как было сказано. Не виделись два месяца. С пятого ноября.
– Личные причины.
– Какие именно? Неподходящую компанию водил, а?
– Без комментариев. Лич-ны-е.
– А все-таки, к нему домой приходили или он с работы задерживался?
– Я сказала, без комментариев. У меня на кухне тушится курица, я буду иногда выходить на кухню.
– Тогда откройте дверь, чтобы я вас все время видел. А вообще, вот гляжу, в вашем паспорте – замужем с марта девяносто третьего. Ведь вы вышли за него замуж, наверное, почему-то? Из каких-то соображений? Чем он зарабатывал?
– Фрезеровщик был в здешнем цехе, ну, филиал НИИ. Пока не сократили.
– А сверх ведомости заработной платы? Что он умел? Кран умел починить?
– Я буду отвечать на такие вопросы, которые связаны с тем, что вы ищете. Взрывчаткой он не занимался.
Марина встала со стула, шумно его отодвинув, и пошла на кухню. Широкий не возражал. Его прищуренные, неопределенного цвета глазки цепко держали Марину в поле зрения. И сигарета – с начала обыска он курил уже вторую – следовала за нею, как указка, как прицел. Даже жидкие светлые брови ходили в такт этим движениям.
Тем временем мильтон и штатский-соломина обшаривали комнату. Начав с очевидного – полированной горки. Выгребали отделение или вытряхивали ящичек прямо на пол, рылись, копались, перетряхивали с места на место. И – охапкой назад. Следующий. Светка и незнакомый тип мелкой наружности тупо глазели, кажется, Светка стеснялась навязанной ей роли – отводила глаза. Марину грызло смутное чувство позора – волосатые мужичьи пальцы перебирают тюбики помады, крема, старые открытки – интимные вещи, это что еще такое. Перебрасываются наглыми, сальными замечаниями. Вроде «а от этого чего отрастает, ноги или ж…?» И на пол – это что, намек на то, что она, Марина, вроде свиньи? Ей на пол кинь – должна подобрать и утереться? Даже то, что прикасается к лицу? Вместе с тем было интересно, что же они ищут. Что в саквояже у длинного. Что он так внимательно рассматривает, сгибая всю свою хлыщеватую фигуру до того, что на макушке становится видна маленькая, чуть больше новой пятирублевки, плешь, даже не совсем голая плешь, а так, вытертость в шевелюре, будто фуражка все время шаркает по этому месту. Хотя он в штатском…
Даже Санькин горшок вынести мильтон пошел как на привязи. И она спросила:
– Технологичное там какое-то – это какое? Может, я знаю, где это лежит. Вы б хоть показали, на что похожее ищете.
