скачать книгу бесплатно
Возможно, меня зовут не Вадим Межуев. Я не живу в Севастополе и не приехал в Киев. Возможно, сейчас не 2013 год. Нет, это Спарта. А я слабый мальчик. Меня подхватили десятки рук, несут к пропасти, хотят сбросить.
– Но я же приехал… мы не виделись… столько…
Наверное, это уничижение. Даже не слова, а взгляд, умоляющий, жалкий.
– Честно сказать, – он шумно дышит, похоже, что курит в трубку, я тоже распаковываю пачку красного «Бонда», – после твоих постов и комментов у меня нет особого желания видеться.
– Как? Что? Разграничивай, разбивай вопросы.
– Весь этот бред про Евромайдан. Эти твои перепосты. Лимонова, Проханова.
– Но мне нравится «Господин Гексоген» и американские рассказы. Остальное, конечно, говно, но это…
– Мне по хуй, Вадим! Люди гибнут здесь за идею, а ты там злорадствуешь, в своем Севастополе. На хуя?
– Подожди, стоп! Во-первых, это и твой Севастополь. А, во-вторых, где это я злорадствовал, и кто гибнет?
– Люди, блядь, украинцы!
Игорь срывается на крик. Я не выдерживаю сам.
– Пока что, слава Богу, никто не погиб! Но, судя по тому, что я увидел, еще погибнут!
– А ты, сука, рад?
– Да при чем тут?
– Да при том! Того ты и ждешь! Иначе на хуя перепостил статейку «Ваша кровь, много и зря»? Кликушей заделался?
У меня трясутся руки, сдавливает в груди – точь-в-точь старик. За этот спор с Игорем я и правда состарился, ссохся, выкрученный, как стираное белье перед сушкой.
– Игорь, ты чего? Мы же друзья!
– Вот и я про то. Вроде нормальный пацан, а пишешь хуйню! За что ты так ненавидишь Украину, Вадик, за что?
– Игорь, успокойся! Не пори чушь! Во-первых, я ничего такого не постил. Лимонов и Проханов в тех комментах говорили о России…
– Вот-вот! Думаешь, Путин нас этими миллиардами купит? Хуй вам!
– Кому нам, Игорь? Кому? Я, на секундочку, не из России, а из Украины. Севастополь – это Украина, Европа, как тут говорят.
Делаю совсем не мхатовскую паузу, жду ответа, но Игорь молчит.
– И, во-вторых, единственное, что я запостил о Евромай-дане – это «Ваша кровь, много и зря» и тексты за русский язык, за русскую культуру, которая, согласись, не отменяет украинского гражданства. Если мы стремимся в Европу…
– Мы! Не вы!
– Так вот, – прикуриваю новую сигарету, – если мы стремимся в Европу, то напомню, что одна из главных европейских ценностей – это терпимость, уважение к иному мнению, культуре, языку, право на альтернативную точку зрения…
Выдыхаю. Неплохо. Мог бы выступать у Куликова. Или у Соловьева. (Птичья мафия.)
– Ну, так и уважайте нас! – кричит Игорь, дискутируя ломом, а я свой оставил дома. – Чего в Киев приперся?
Едкий, как фтор, вопрос. Потому что и сам не знаю, чего приперся. Хорошо разглагольствовать о глобальных (или кажущихся такими) вещах, а в частностях, особенно личных, путаешься, не разобраться.
– Ну…
– Баранку гну.
– Свежо, – он дает мне время подумать.
– Приехал, чтобы увидеть реальную картину. Не телевизионную.
– Сел на поезд и приехал, да?
– Нет, на автобусе. С антимайдановцами.
– С антимайдановцами? С теми, кто сейчас в Мариинском парке деревья рубит?
– Знаешь, я вообще-то сейчас в Мариинском, и никто тут не рубит…
Но Игорь не слушает:
– …с быдлом? Ты приехал сюда с быдлом? И еще рассказываешь мне про Европу? Ебать! – Буква «а» растягивается на полминуты. – Удобно жопе на двух стульях? Не болит?
– Можно и так, но можно и о «золотой середине». Не сомневаются только идиоты. А я смотрю и там, и здесь, – с трудом представляю, что на самом деле обозначают эти дефиниции, – уверенность стопроцентная. Заставь дурака Богу молиться – он лоб расшибет!
– Зато ты умный!
– Игорь!
– Слушай, нам, правда, не о чем говорить. Не брал трубку и правильно делал. Но сижу тут, пиво пью, думаю, надо перезвонить, друзья все-таки. Может, не такой ты мудак, как «ВКонтакте»…
– Игорь, да послушай ты!
– …а ты такой. Все, точка!
По словам Игоря, главное наше воспоминание – это пьянка в пельменной «У Палыча». Тогда он решил, что знакомиться с девушками на улицах несолидно и надо перебираться в бары. Мы ходили по центральному кольцу Севастополя, забредая то в один, то в другой кабак, прикидывая цены, присматриваясь к контингенту.
Чаще всего нам попадались женщины за сорок, сидевшие вдвоем или втроем за бутылкой шампанского или с бокалами пива. Были и те, кто с креветочными физиономиями запивал водку томатным соком. Мужики тоже встречались, но они почему-то сидели отдельно, занятые, судя по обрывкам разговоров, бравурными историями о том, кто сколько дамочек оприходовал. Были и парочки. На мужчин в них мы взирали с презрением: на молодых – из-за того, что им пришлось тащить девицу в кабак, на старших – из-за того, что позволили окольцевать себя.
Цены в барах сильно превышали ларечные, и я приуныл. Игорь, правда, не заморачивался. С финансами у него всегда было лучше, чем у меня. Родители-банкиры выгоднее, чем родители-инженеры.
– Женщины старше – это прекрасно. Они знают, чего хотят. Не будут ломаться, как малолетки. Мы для них идеал: молодые, неутомимые, – звучало вульгарно, и я решил дать понять это, усилив эффект:
– Жеребцы!
– Вот-вот, – Игорю даже понравилось. – Многим женщинам нравится учить молоденьких.
– Хорошо, а если эти дамочки, – я показал взглядом на соседний столик, где шептались две пухлых блондинки, – проститутки?
– Тю! Скорее они нам сами доплатят. В общем, бар – идеальное место.
Я хотел возражать то ли из-за качества женщин, то ли из-за количества денег, но Игорь таскал меня из бара в бар. Мы были, по меньшей мере, в полутора десятке мест, выпивая или уходя сразу, пока ни наткнулись на желто-красную вывеску «У Палыча».
– Давай, что ли, пожрем, а!
– Неплохо бы, но у меня с деньгами напряг.
– Угощаю!
Я не был в таких общепитовских заведениях, если не считать школьной столовой, лет десять, наверное. Выщербленная лестница вела в полуподвальное помещение, отделанное грязно-зеленой кафельной плиткой, заставленное деревянными скамейками и столами, наподобие тех, за которыми собираются пенсионеры в скверах и парках. Некоторые столы были застелены полосатыми клеенками, другие стояли голые. Солонки и перечницы тоже присутствовали выборочно. В зале никого не было.
– Слушай, а они вообще работают?
– Да. Здесь всегда так. Идем.
За стеклом в металлических емкостях чернели печеночные котлеты «По-крымски», распласталась невнятная масса, авансом превращенная в картофельное пюре «Нежность», переливалось маслянистыми пятнами, какие бывают на море, если потерпел крушение танкер, нечто борщевидное. Распоряжалась сонная женщина, напоминавшая Стивена Тайлера времен «Nine lives».
– Слушаю.
– Здравствуйте. Нам, пожалуйста, две порции пельменей «По-нахимовски» и две кружки «Севастопольского».
– Патриотичный выбор.
– Хорошо, – кивнула женщина.
Мы сели за неклеенчатый стол.
– Ты тут питаешься, что ли?
– Ага. Здесь вкусно и дешево.
– Аргумент. И так пусто?
– Да. Но, – Игорь повертел солонку, – один раз было людно. В 2004-м, когда к нам заявились «оранжевые»…
– А, тогда они еще виселицу у горсовета поставили.
– Вот-вот. Питались они здесь, чтобы далеко не ходить. Наверное, хозяева «Палыча» единственные, кто радовался «оранжевым».
– Ваш заказ.
Пельмени «По-нахимовски» плавали в ароматной жиже с добавлением уксуса, чеснока, зелени и душистого перца.
– Блюдо не для тех, кто целуется с девушками.
– Если только они не питаются здесь же. – Игорь поднял кружку. – Будем!
И мы были. Довольные, пьяные, откровенные. Игорь поднимал руку. Женщина «Тайлер» реагировала и наливала пиво. Через три или четыре кружки я просил ее исполнить «Dream on». А через шесть или семь – пел уже сам. Игорь, завывая, – «guitar!» – изображал Джо Перри.
А после начал рассказывать истории. Много историй. Я зеркалил его откровенность. И оказалось, что говорить без недомолвок – пусть и с лучшим другом – до онемения трудно. Почти невозможно раскрыться даже не перед условным Игорем, а перед собой.
Степень нашей откровенности объяснялась не выпитым. Алкоголь был лишь оправданием, прикрытием на случай, если кто-то замандражирует, включит обратный ход – тогда можно будет сказать: «Ну, нажрались, ну, наболтали…»
Каждый из нас говорил потому, что ждал этого момента. Ждал шанса, дабы очиститься. Нам почти удалось это сделать тогда. Как на хорошем психотерапевтическом сеансе. Но оставалось еще одно, недосказанное.
– Вам пора, молодые люди.
– Еще… пива!
– Пиво закончилось. Мы закрываемся.
– Уйдем, – Игорь махнул рукой и чуть не упал со стула. – Туалет где?
В первый раз женщина засомневалась. Наверное, не хотела пускать нас, но боялась, что мы обоссым стену или входную дверь.
– Я покажу.
Поддерживая друг друга, мы поднялись. Сделали несколько вихляющих шагов, привыкая. Прошли за металлическую стойку с едой и дальше по пахнущему богадельней коридору.
– Защелка не работает, – указала женщина на хлипкую дверь.
Игорь зашел первым, не закрывая. Пошатнулся и чуть не рухнул лицом на сливной бачок. Женщина матернулась. Я извинился. Зашел следом, прикрыл дверь. Держась за стены, мы поссали в две струи. Моча Игоря оказалась темнее. Позже он утверждал, что именно в тот момент ощутил, насколько мы дружны и близки.
На выходе из пельменной, в девственной тьме, не тронутой фонарным светом, мы распрощались, обнявшись, так и не договорив, не расплескав последние капли отравляющего нас одиночества.
И, возможно, то уединенное, недосказанное стало причиной нашего конфликта сегодня.
Еще звонок. Жму, не глядя, в надежде, что Игорь одумался, перезвонил, но в трубке голос Валеры:
– Межуев, ты где? Тут тя ищут.
– Кто?
– Ани Лорак! Начальство, еб, кто ж еще?
– Слушай, Валера, у меня тут проблемы…
– Подъехать, помочь?
– Нет, спасибо. Просто время…
– Слушай, брат, ты рамси там свои дела, а я прикрою…
Мне хочется благодарно пожать ему руку. Ту самую, что в наростах.
– Спасибо, брат!
