Две жизни. Роман в четырех частях

– Жанна, ведь вы все это наговариваете на себя! Это ваше слепое упрямство, а завтра будете плакать, – настаивала Анна.

– Ни за что не буду плакать! Что вы все ко мне пристали со слезами? Вы воображаете, доктор Иллофиллион, что я буду оплакивать разлуку с Левушкой? Нет, я уже поумнела! – перешла Жанна на вызывающий тон.

– Когда жизнь будет казаться вам невыносимой, когда вы будете обмануты, брошены и унижены – оботрите лицо пологом, который я повесил у вашей кровати, – ласково, печально сказал Иллофиллион. – Обратитесь тогда к князю, как к единственному другу, в сердце которого не будет презрения к вам и негодования за ваше поведение. Не забудьте этих моих слов. Это единственный завет любви, который я могу вам оставить. Не забудьте его.

Голос Иллофиллиона, при его последних словах, звучал точно колокол. Мне вдруг почудилось, что в воздухе пронеслось что-то грозное, бесповоротное, что положило Жанне на голову венок не из роз, о которых она мечтала, а из терниев, ею же самой вызванных и связанных.

Я снова вспомнил слова капитана о Жанне. Сердце мое разрывалось, глаза были полны слез. Я глубоко поклонился Жанне и в первый раз не притронулся, прощаясь, к этим крохотным ручкам. Я хотел бы встряхнуть ее, обнять, образумить, но сознавал, что сил моих не было даже на то, чтобы своим мужеством поддержать ее. Я горько плакал, когда Иллофиллион выводил меня из магазина, перед которым уже остановилась коляска с нарядными дамами.

Только сила спокойствия и мужество Иллофиллиона помогли мне вспомнить о Флорентийце, мысленно уцепиться за его руку и остановить рвавшиеся рыдания. Мне казалось, что Жанна закусила удила и все лучшее в ней скрылось под мутью наболевшего сердца. Точно кривое зеркало отражало ей мир и людей в вульгарной форме, пряча все прекрасное под пошлостью и злобой.

Когда мы приехали домой и вошли в комнату к Ананде, он ни о чем не спросил, только сказал мне, по обыкновению словно залезая в мою черепную коробку:

– Отдели временное и уродливое от вечного, не умирающего. И поклонись страданию человека и той муке, которую он испытает, когда страсти засохнут, упадут, как шелуха, и он себя увидит в свете истины. Он ужаснется и будет искать свет, который ему когда-то предлагали. Но путь к свету – в самом человеке. Научить здесь нельзя. Сколько ни указывай, где светло, – увидеть может лишь тот, у кого свет внутри. Скорбеть не о чем. Помогает не тот, кто, сострадая, плачет. А тот, кто, радуясь, посылает улыбку бодрости страдающему, не осуждая его, а понимая его положение.

Через некоторое время пришел князь, сказал, что княгиня уже отдохнула после ванны, лекарства ей даны и мы можем начинать лечение.

Ананда и Иллофиллион были сосредоточенны. Они коротко отдавали мне приказания. Все мы переоделись в белые костюмы, и я нес запечатанный пакет с халатами и шапочками, который мы должны были вскрыть у княгини, чтобы там же надеть на себя специально приготовленную одежду.

Я ни о чем не спрашивал, но чувствовал, что оба моих друга видят в предстоящей операции что-то очень серьезное и трудное.

Княгиня была беспокойна, на щеках ее горели пятна, видимо, ванна ее утомила.

Ананда велел сестре приготовить бинты, еще кое-что проверил в приготовленных ранее лекарствах и дал больной капель. Когда она уснула, он сделал ей три укола и какой-то большой иглой довольно долго вливал в вену сыворотку темного цвета.

Когда рука была забинтована, он велел мне все убрать в принесенные аптечки и футляры, сел возле кровати и сказал князю:

– Через два часа у нее будет бред и повышенная температура, ее будет лихорадить. К утру ее состояние улучшится, больная будет часто просить пить. Давайте ей это питье по глотку, но не чаще чем через 20 минут. Сможете ли вы сами точно все исполнить? Если появится тошнота или боль, пошлите за мной, но сами не отходите от больной. Так оба с сестрой и дежурьте около нее, не отлучаясь из комнаты. Думаю, что все будет хорошо, и я сам, без зова приду вас проведать.

Простившись с князем, мы пошли к себе, но Ананда увел нас в свои комнаты, где предложил нам разместиться по-походному.

Мысли о Жанне не покидали меня. Я перечел еще раз письма брата и Флорентийца, мысленно приник к руке моего великого друга, моля его о помощи, но лег спать – в первый раз за все это время, – не примиренный и не успокоенный.

Не помню, как я заснул в этот раз. Но помню, что я поражался спокойному и даже торжественному выражению лица Иллофиллиона, который сидел за столом, разбираясь в каких-то записках.

Утром, часов около семи, Ананда вышел из своей комнаты, говоря нам, что пройдет к больной один, а если мы ему понадобимся, пришлет за нами.

Я очень был бы не прочь еще подремать, но Иллофиллион встал мгновенно. Это меня устыдило, и я тоже отправился в душ, раздумывая о том, что я ни разу не видел больным ни Иллофиллиона, ни Ананду. Чем и как были так закалены их организмы? Я этого не знал и очень сожалел, что до сих пор не выполнил указаний моих друзей насчет занятий гимнастикой и верховой ездой.

Мы с Иллофиллионом вышли в сад и хотели было пройти в беседку, но встретили по дороге князя, звавшего нас к Ананде без всяких лекарств.

– Я вас позвал, чтобы вы полюбовались на княгиню, – весело встретил нас Ананда на пороге комнаты больной.

Княгиня лежала, вернее полусидела, посвежевшая, точно помолодевшая и такая бодрая, какой я ее еще не видел. Зато у князя был вид усталый, и только его сиявшие глаза говорили о том, как он счастлив.

Поздравив княгиню с выздоровлением, Иллофиллион сказал князю, чтобы он шел немедленно спать, так как его жена может быть оставлена под присмотром сиделки. А вечером, за обедом, мы встретимся с ним все, и у нас есть к нему просьба и большой разговор.

Князь обрадовался, сказав, что для него двойная радость, если он может быть полезен Иллофиллиону, и мы расстались до вечера.

Мы троем вышли из дома, выпили кофе у приятеля-кондитера и расстались с Анандой, который пошел по своим делам, принявшим для него сейчас совершенно иной оборот. Ни разу Ананда не сказал о своем разочаровании в связи с расстроившейся его поездкой в Индию. Ни разу никаких признаков досады – что было бы вполне естественным для обычного человека в подобной ситуации – не промелькнуло в нем в связи с осложнениями, причиненными ему Анной, Генри, Ибрагимом. Если их имена и мелькали в его разговоре, то лишь в связи с его состраданием к их судьбе и несчастьям.

Не раз я думал о том, как бы я горевал, досадовал и обвинял того, кто создал бы мне препятствие на пути и нарушил бы мои планы. Вспомнив все, что я перенес за это время, я отдал себе отчет, сколь малому научился, несмотря на все передряги.

– Что задумался, Левушка? Ведь ты, пожалуй, даже и не знаешь, куда мы сейчас идем? – очнулся я от голоса Иллофиллиона. – А между тем мы подходим к цели. Сейчас будем у Строгановых. И, вероятно, застанем Елену Дмитриевну с Леонидом за завтраком, – и это будет наш прощальный визит.

Мы действительно застали мать и сына за столом; но мне показалось, что они говорили о чем-то не слишком приятном для обоих.

Узнав, что мы уезжаем, Строганова встревожилась.

– Неужели и Ананда едет тоже?

– Нет, он пока останется. Но почему вы так встревожены? – спросил Иллофиллион. – И почему у Леонида вид упорствующего и воинствующего дервиша?

– Если бы речь шла о монашеской секте, мне было бы много легче, – ответила мать. – Куда сложнее, когда проблема связана с женщиной. А сейчас… что же от вас скрывать? Вбил себе в голову мальчишка, что ему надо жениться на этой смазливой французской кукле!

Только прикосновение Иллофиллиона к моей руке помогло мне смолчать. Точно оса укусила меня в сердце, когда я услышал слова Строгановой.

– Представляете себе? Двое детей и мамаша сядут нам на шею, – возмущенно продолжала Строганова.

– И вовсе не будет с нею детей, – вмешался Леонид. – Она их отправит к родственникам.

– Я просто в толк не возьму, чем она тебя околдовала? И когда это все совершилось? Ведь это гипноз какой-то! – бурлила мать, точно кипящая кастрюля.

– Ну, что тут, мама, разбирать, когда да что? Хочу – и баста! Сказал, женюсь на ней, и чем больше будешь противоречить, тем скорее женюсь, – возражал любимчик.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Баштан – то же, что и бахча. – Прим. ред.

2

Сарты – общее название оседлого населения Средней Азии, существовавшее вплоть до 1917 века; полагают, что так называли в основном оседлых узбеков и таджиков. – Прим. ред.

3

Иван Стотысячный – собирательный образ лучшей части русского народа в учении Агни-Йоги. – Прим. ред.

4

Восточные головные уборы красного цвета с украшением-кистью. – Прим. ред.

5

Фиакр – легкий наемный экипаж, запряженный лошадьми; использовался в Западной Европе. – Прим. ред.

6

Бутоньерка (от франц. boutonniere – цветок в петлице) – цветок или небольшой букетик, прикрепляемый к одежде. – Прим. ред.

7

Напомним, что духовный Учитель Левушки – Флорентиец – является прототипом одного из Великих Учителей, называемого в миру Венецианцем. – Прим. ред.