
Полная версия:
Соло
Иду в коридор и выпускаю страдальца. Всё равно мне нужен фен, а он в ванной. Отдаю ему оберег, вижу, как он его старательно прячет снова в карман джинсов. Чуть подсушиваю волосы, распрямляя расчёской.
Быстро заканчиваем сборы, пакуем не до конца уложенную с вечера сумку, небольшой пакет со сменой одежды. Наконец, выходим из квартиры.
Глава 16. Жанна. Слово не воробей.
В дверях парадной встречаем тётю Нину, здороваемся. Она ласково улыбается и хитро посматривает на меня. Спасибо вам большое, тётя Нина, вы спасли меня в тот вечер от меня самой. А сейчас я так счастлива, что хочется, чтобы и вокруг все тоже были счастливы.
Макс легко выносит из подъезда сумку, на тротуаре ставит на колёсики. Я хватаюсь за его руку, и мы идём, довольно целенаправленно, напоминая, наверное, парочку отпускников, опаздывающую на самолёт.
На улицах почти нет прохожих – сегодня суббота, да ещё обещали хорошую погоду, так что горожане отдыхают за городом, вероятно. Но утреннее солнце сменилось облачностью, а низкие тучи предвещают, скорее, осенний дождик, чем ласковый осенний денёк.
На одной улочке проходим мимо тату-салона. Я мимо него обычно пробегаю дважды в день, сначала в универ, потом обратно.
– О, давай зайдём, мы быстро, – говорит Макс. Берёт за ручку сумку, и мы заходим внутрь.
– Добрый день, – здоровается Макс с девушкой-администратором, просиявшей при его появлении. – А мне бы к Артёму… записаться.
Я сажусь в кресло для посетителей, наблюдаю за развитием событий. Странно, девушка ведёт себя так, словно совсем меня не замечает, будто Макс пришёл один. Такая реакция на него женщин слегка бесит, но что поделать. Это же Макс!
– А Артёма нет. И, думаю, уже не будет. Он же выиграл тот конкурс, на другой день после вашего сеанса. Там призовые такие хорошие, что он уволился сразу же, как только узнал. Сказал, свой салон откроет, – она не сводит сияющих глаз с лица Макса. – А вы что? Возникли осложнения? С татуировкой?
– Нет, – как-то лениво отвечает Макс. – Хотел ещё сделать.
– А… – девушка задумывается. – Могу дать вам его номер. Потому что даже не представляю, когда у нас появится новый мастер.
Она записывает номер телефона мастера-Артёма на листочке, передаёт Максу, касаясь при этом его пальцев. Внутри меня поднимает тупорылую голову и тяжело разворачивает кольца безрассудный и всеядный змей. Который называется «Ревность».
– Там такая история у Артёма, – говорит девушка Максу, понижая голос. – Вы когда ушли, он все сожалел, что нельзя вас на конкурсе представить моделью, ведь тату ещё не зажила. Говорил, что уж больно хорошо получилось. А к вечеру у него игла в машинке стала светиться голубым светом, он даже мне показывал. И эту вот машинку он и брал на конкурс, там ею работал. И выиграл, представляете? Вот ведь чудо!
– Действительно, – Макс так очевидно не хочет общаться, что даже мне слегка неудобно. – Что ж, спасибо, до свидания. Пойдём, котёнок.
И он придерживает мне дверь, сам выходит, не оглядываясь и не замечая расстроенного лица администраторши.
– Покажи мне листок, – прошу его, осенённая внезапной догадкой. И он молча протягивает мне записку. Так и есть, телефона на листке два – один Артёма, другой – её, Полины. Возвращаю Максу обратно.
– Зачем тебе ещё татуировка? – спрашиваю. – И вообще, это же больно.
– Надо эту свести, с ней что-то случилось, – отвечает Макс задумчиво. – Ты ведь видела?
Да, я видела, а про то, что это моя настоящая буква, Макс пока не знает.
– Не трогай, – говорю ему. – Мне нравится, очень красиво. Лучше той, что была. И сводить, наверное, больнее, чем делать.
Макс не отвечает, и остаток пути до университетской стоянки мы преодолеваем молча. Проходим на территорию парковки, замечаю, что охранник на нас как-то странно смотрит.
Крутой чёрный внедорожник Макса сейчас почти единственный на стоянке. Кроме этого блестящего угловатого монстра на парковке лишь пара седанов каких-то трудоголиков, сиротливо дожидаются хозяев у самого въезда.
Макс открывает заднюю дверь, кладёт в багажник сумку. Потом усаживает меня на пассажирское сиденье спереди, пристёгивает ремнём. Садится сам, заводит машину. Пристраивает телефон в держатель, подключает навигатор.
– В какую сторону едем? – спрашивает меня, и я задумываюсь. Да, с маршрутом там не всё так просто. – Или лучше назови сразу деревню.
– Ну, сначала я еду на автобусе до Василёво, – говорю. Да, лучше рассказать, как я обычно езжу, а Макс водитель, сам решит, каким маршрутом добираться. – А там есть один таксист знакомый, он меня дальше подвозит, мимо Сосновки почти до… моей деревни.
– А обратно как? – недоумевает Макс.
– Обратно – с ним же, уже до города, до подъезда.
– А, так тут недалеко, всего пятьдесят километров… Смотри, это Сосновка, – полазив в настройках, Макс показывает мне карту на большом экране навигатора. – Вот тут у нас две дороги, по какой надо ехать?
– По верхней, – уверенно говорю ему. – А дальше покажу, когда доедем.
– Ну ладно, штурман, – улыбается Макс. – Покажешь – так покажешь.
Макс пристёгивается, выезжает со стоянки. Кидает на меня задумчивые, нечитаемые взгляды.
– А ты в курсе, что въезд на парковку университета строго по пропускам? – меня умиляет и немного смущает его серьёзность. Как показала практика, когда Макс задумывается, это ничего хорошего для меня не предвещает.
– Нет, – отвечает он. – Никогда об этом не переживал и не заморачивался. А ты откуда знаешь?
– Так вот же, написано на въезде, – показываю ему на объявление.
– Ну, не знаю, меня всегда так пропускают.
Понятно, просто Макс у нас везунчик, перед такими обычно все двери открыты. Но вот его молчание начинает меня беспокоить, слишком поездку домой после первого раза напоминает.
– Ты чего опять? – спрашиваю его. – Что у нас случилось такого, о чем я ещё не знаю?
– Переживаю, вдруг я ей не понравлюсь? – говорит, наконец, после недолгого молчания. – Она, вообще, чья бабушка? По матери, по отцу?
Да, Макс, ты прав, реакция Ба меня тоже пугает, тем более, что я её не предупредила. Но очень надеюсь, что она меня поймёт, и все пройдёт хотя бы нормально.
– Я думаю, по отцу. Ведь мама у меня… тёмная тварь… была, – к такому выводу я пришла сама и сейчас озвучила Максу.
– Тенебрис, Жанна, твоя сущность называется тенебрис, уж никак не тварь, – Макс выглядит возмущённым. – Кто тебе посмел сказать такую гадость?
– Ба так её называет, – говорю я и сразу жалею, что сказала. Не хватало ещё, чтобы Макс был заранее предубеждён перед знакомством с Ба. Они оба так дороги мне, что я не переживу, если у них не сложатся отношения.
– А каково это, иметь внутри себя другое существо, ещё одну личность? – спрашивает мой второй, а, может, и первый самый любимый человек на свете.
– Ты немного не так это понимаешь, – тут уже задумываюсь я. – Нет никакой второй личности, есть только я. Я бываю в теле твари… кошки, бываю в человеческом теле. Я не становлюсь зверем, когда превращаюсь, я – это по-прежнему я. Мне не хотелось порвать тебя на поляне или убить. Я никогда не пробовала сырого мяса. Конечно, я не знаю, может быть, если провести в зверином теле очень много времени, подобные желания и возникли бы, но я редко превращаюсь. Живу, как все люди. Только обособленно.
Смотрю на него, такого спокойного и серьёзного. Он сразу кажется старше своих лет. А, впрочем, откуда я знаю, сколько ему?
– А ты? – спрашиваю его. – Ты не просто человек, я знаю. А кто?
– Я человек, – отвечает Макс немного устало. – Отец говорил, что наша раса называется «Аратор», но для меня это просто слово. Ну, знаешь, как если бы я был негр или чукча. Человек другой расы, но человек, всё же.
– Ты плохо себя знаешь, – говорю, вспоминая голубое ревущее пламя, увиденное мной в день нашего знакомства. Потом у него стали голубыми, в цвет этого пламени, глаза. А недавно вот, по словам Полины, некий механизм, соприкоснувшийся с телом Макса, опять же засветился голубым цветом. – Поверь, ты преподнесёшь себе и всем нам ещё немало сюрпризов.
– Это твоё предсказание? – Макс улыбается, кажется, к нему возвращается его обычная весёлость. – Мачеха говорила, что тенебрисы могут предсказывать будущее.
– Нет, но это же очевидно. А с предсказаниями не всё просто. Я вот, например, пока не умею и ничего не вижу, – рассказываю ему, но на самом деле волнуюсь. – Ты обсуждал меня с мачехой? А поссорились… не из-за меня ли?
– Нет, – Макс совсем не умеет врать, сразу выглядит неуверенным. – Вернее, не совсем. Она просто решила, что у нас с ней могут быть другие отношения.
Какие ещё отношения… О! Да это удар для Макса. Ведь каким бы сильным и уверенным он ни выглядел, я даже за эту неделю успела понять, что он чувствителен и склонен к рефлексии3. Вот, значит, какое горе вчера заливалось.
Не знаю, в какой форме выразить своё сочувствие, чтобы ободрить и не оскорбить жалостью. Попутно замечаю, что мы уже давно вовсю мчим по Московскому шоссе. Макс отлично водит, я даже не заметила, как мы покинули город.
Не найдя, что сказать, я уставилась в окно. На мелькающие за окном деревья в начинающих редеть осенних разноцветных нарядах, съезды, стоянки, автозаправки.
– Макс, а нам туда не надо? – спрашиваю, тыча рукой в направлении оставшейся позади заправки.
– Куда? – он обращает на меня серьёзный серый взгляд.
– Заправить машину не надо? Бензином, или на чём там она у тебя ездит, – у меня машины нет, но даже я знаю, что нужно заправляться.
– Да не надо, хватит, – Макс кажется мне слишком беззаботным в этом вопросе. Во всяком случае, тот самый знакомый таксист никогда не выезжал из Василёво, не залив предварительно полный бак бензина. Надо доверять своему мужчине, думаю я, параллельно представляя, как мы с ним толкаем этого явно многотонного монстра, если он вдруг заглохнет.
Разворачиваюсь к нему, на него смотреть интересней, чем в окно. Салон машины довольно свободный, чтобы прикоснуться к нему, придётся тянуться. И я просто гляжу на него, молча лаская глазами чеканный профиль. Я ещё так мало знаю его! Как можно так плохо знать человека и при этом чувствовать его таким близким?
– Слушай, – вдруг говорит Макс, кинув на меня быстрый взгляд. – А ты ничего необычного не заметила, когда… ну, когда мы с тобой… последний раз…
– Занимались сексом? – спрашиваю чуть насмешливо. Да, это очень трудно для мужчины, добровольно произнести слово «любовь». – Не знаю. Нет, вроде. Кроме того, что это было… ну, здорово. Чудесно. Необыкновенно прекрасно! А что?
– Меня не оставляет странное чувство, что всё это со мной когда-то уже было, – Макс снова кидает на меня взгляд, теперь вопросительный. Смотрит на мою реакцию.
– Я до тебя точно раньше не любила, – палюсь я по полной. Прижимаю ладошку к губам, но слово не воробей. Оно уже вылетело и порхает по салону. Губы Макса складываются в умопомрачительную улыбку.
– И я тебя, котёнок, – вот такого Макса я больше всего люблю. Хватит думать всякую фигню, когда я здесь!
– А почему ты вчера в универе не был? – я не хочу вспоминать вчерашний день, такой горький без него, но узнать крайне любопытно.
– Мерц в аварию попал, – говорит Макс. – Большое ДТП. Ехал утром от подруги и… Мы с Мотылём ездили помочь и не успели вовремя вернуться. Я и попросил Вована, чтобы кто-то передал тебе, что мы позже приедем, а он позвонил Кире. Ну, не козёл ли?
Вижу, что Макс на Мотылёва всё ещё злится, и понимаю, откуда у того вчера возник фингал.
– Мы в Василёво, – объявляет он, как будто я сама не вижу. Катим по знакомым улицам к отмеченному в навигаторе выезду из города.
На лобовое стекло брызнули редкие крупные капли дождя, делая и без того пасмурный осенний день ещё темнее. Включились и махнули дворники, Макс добавил тепла в салоне, что-то понажимав на центральной консоли.
Пейзаж за Василёво уже по-осеннему унылый – пожухлая трава в полях, мрачные ели. До Сосновки доезжаем за пять минут, но с этой дороги виден только край деревни.
– Теперь внимательно, – говорю Максу. – Сильно не разгоняйся. Через семь километров будет левый поворот, без знака. Не пропустить бы.
– Если что, развернёмся, не страшно, – усмехается он, коротко взглянув на меня. – Только здесь на карте нет никакой деревни.
Знаю, что нет, и начинаю волноваться. Я не знаю, пропустит ли Карман чужую машину, всё-таки, я туда всегда пешком приходила. А ещё там Ба, и я не представляю, что она скажет. Но то, что Макс едет со мной, по-прежнему кажется единственно правильным и верным.
Глава 17. Жанна. Ба.
Макс съезжает с дороги налево, и мы едем по узкой грунтовой дороге, вьющейся меж полей. Через несколько километров к дороге вплотную подступает смешанный лес, тонкие малооблиственные ветви торчат на дорогу, склоняются сверху и скребут по машине. Я поглядываю на Макса с беспокойством, ожидая возмущения и недовольства по поводу царапин на его красавце-автомобиле, но он молчит. Молчит до тех пор, пока дорога не заканчивается тёмным и, на вид, непролазным ельником.
Макс останавливает машину и смотрит на меня с вопросительным ожиданием, а я не знаю, как правильно объяснить.
– Ба называет это место «Карман», – говорю ему. – Понимаешь, это вопрос веры, надо просто ехать вперёд, но… Я боюсь за твою машину. Я здесь всегда пешком ходила.
Макс кивает, он немного отъезжает назад и уверенно направляет внедорожник на необъятную ель прямо перед нами. По-моему, он едет слишком быстро, и я, в предвкушении удара, зажмуриваю глаза. Небольшой толчок, словно переезжаем через «лежачего полицейского», и мы продолжаем мягко катиться.
– Обалдеть, – бормочет Макс, и я открываю глаза.
Тёмный лес стеной стоит позади, а мы въезжаем в тёплый ласковый июль. Вокруг ещё много зелени, листья на деревьях даже не начали желтеть. И никакого дождя – солнце светит на ярко-синем небосводе, и летний вечер ещё не вступил в свои права.
Макс с изумлением смотрит по сторонам, а я восхищённо гляжу на него. Я так рада, что всё получилось, и мы добрались, наконец, без крушений и бедствий. Есть одно «но», конечно, но это уже не столь важно – наши мобильники издают сигналы потери сети, карта на навигаторе гаснет.
– Чего это он? – спрашивает Макс, стуча по экрану навигатора пальцем.
– Здесь нет связи, Макс, – меня смешит его недогадливость. – А ещё интернета, электричества и телевидения. Ба, чтобы поговорить со мной по телефону, в определённые дни ходит по нескольку километров, чтобы выйти из Кармана наружу, где есть сигнал.
Мы проезжаем мимо пшеничного поля, потом мимо льняного. Через пару километров доезжаем до деревушки на три дома, окружённой садами и лоскутами огородов. Два дома из трёх – крепкие, добротные дома на семью из нескольких человек, а третий – очень маленький. Наш.
Останавливаемся у нашего крошечного на вид домика, недалеко от любимой клумбы Ба. Сейчас на ней вовсю цветут флоксы и лилии, оттеняемые жёлто-зелёными облаками манжеток. Заборов в деревне нет, да они и не нужны – чужих здесь не бывает, а животные присмотрены и заперты по загонам. Неподалёку слышен птичий гвалт и шум разношёрстного птичьего двора. На ближайшем лугу мычат коровы, откуда-то из-за домов доносится бекающее блеянье то ли коз, то ли овец.
Макс выходит из машины, достаёт из багажника сумку, и мы идём по тропинке друг за другом к дому. Домик у нас тоже с секретом, как и всё в этом необыкновенном месте.
Входим в маленький тамбур – Ба называет его «сени», затем в небольшой коридор с тремя дверями: в кухню, большую из комнат и кладовку.
– Осторожней, – говорю Максу. – Береги голову.
Дверные проёмы для него низковаты, не рассчитан наш домик на высоких мужчин.
Я вхожу в комнату первой, Макс, нагибаясь, следом за мной. Из кухни появляется Ба, вытирая полотенцем мокрые руки. Я бросаюсь к ней, чтобы обнять, но она застыла на пороге и смотрит в немом изумлении на осматривающегося Макса. Который, войдя, выпрямился во весь свой немалый рост и расправил плечи. И комната от его присутствия сразу стала как будто меньше, хотя изнутри домик намного просторнее, чем выглядит снаружи. Ба до побелевших костяшек стискивает руками полотенце, и я боюсь, как бы ей не стало плохо. Надо было всё-таки предупредить, так себе сюрприз получился.
– Ба! – я всё же обнимаю её низенькую неподвижную фигуру и целую в щёку. – Познакомься, это Макс, мой… друг.
Макс здоровается, но Ба не отвечает. Блин, да что случилось-то? Будто кто у нас умер. Тьфу-тьфу.
– Ну, здравствуй… Макс, – говорит она, наконец, и пятится осторожно обратно в кухню.
Корчу Максу извиняющуюся рожицу и оставляю его осваиваться, сама иду за Ба на кухню. Вот что мне определённо нравится в Максе, так это то, что при всей своей склонности к самокопанию, он не закомплексован и прекрасно себя чувствует в гостях. Прямо как дома.
На кухне у Ба жарко – газовой плиты в Кармане ни у кого нет, еду готовят на дровяных кухонных плитах. И Ба как раз затеяла вкусненький ужин к моему приезду. Обожаю её еду, приготовленную на печке! Невероятно вкусно, возможно, потому, что потом Ба всегда ещё томит её в духовке.
Она стоит ко мне спиной, что-то бешено мешая на сковородке. Не думала, что спина может быть так выразительна по части демонстрации гнева. Раздражение и даже злость витали вокруг неё и, казалось, завивались в маленькие вихри.
– Ба, что случилось? – спрашиваю у неё мягко. Ну, а как? Вроде, я в чём-то виновата. Ба продолжает яростно помешивать овощи, гремя лопаткой и самой сковородкой о плиту.
– Ты хоть знаешь, кого притащила сюда, куриная твоя башка? – она внезапно разворачивается ко мне, пугая своей непривычной порывистостью и злым шипением.
– Ну-у… – если честно, я не понимаю, зачем так переживать, все дети когда-то вырастают, вот и я выросла.
– Вижу, что нет, – горько констатирует Ба и снова отворачивается от меня к сковородке. – Эх, Ажан, с обыкновенным мужчиной у тебя был бы шанс, да, был бы, но этот… этого тебе не удержать…
Как неприятно услышать такое от родного человека! Как будто я самая ни на что не годная девушка в мире, что и понравиться мужчине не могу. Несколько минут я подавленно молчу, переваривая услышанное. Ну, а чего я ожидала? Что Ба одобрит мой выбор? Недавно я и сама относилась к Максу точно также. И всё же никогда ещё Ба так меня не обижала, могла бы хоть не выражать своё осуждение так открыто.
– Тебе помочь? – спрашиваю тихо.
– Да не надо, – Ба в расстройстве машет рукой. – Иди, вон, развлекай…
Я возвращаюсь в комнату к Максу, он всё ещё разглядывает непривычную для горожан обстановку. Внутри стены домика обшиты светлым деревом, уже немного потемневшим от времени и приобрётшим коричневатый оттенок. На стене висят старинные часы с маятником, упрятанные в тёмный деревянный корпус с дверцей со стеклянными вставками. Они издают мерное тиканье и бьют в определённые часы. Несколько моих акварелей в простеньких рамках, те, которые понравились Ба. По углам – пучки и целые веники каких-то травок, висящие один над другим причудливыми гирляндами. Поэтому в этой комнате всегда приятно пахнет, почти как на сеновале. Ну, платяной шкаф, комод, кровать, небольшой диван и стол обычные, только очень старые. Тогда ещё мебель из дерева делали, иногда даже сами.
– Всегда о таких мечтал, – говорит Макс, указывая на часы. – Тишина в нашем доме так угнетала. Хотелось, чтобы хоть что-то тикало и создавало иллюзию жизни. Кроме микроволновки и холодильника.
Макс усаживается на диван и привлекает меня к себе на колени.
– Ну, как?… – он вопросительно смотрит на меня, показывая глазами в сторону кухни.
– Расстроилась, – говорю ему. – Ничего, отойдёт, она добрая.
– Я бы тоже на её месте расстроился, – шепчет Макс, одной рукой он наклоняет к себе мою голову и мягко касается губами моих губ, другой оглаживает грудь. – Если бы появился кто-то, желающий отнять у меня самое дорогое…
Ба неожиданно шумно приковыляла в комнату и направилась к старинному шкафу, раздражённая и недовольная. Показывая, насколько напрасны мои надежды. Странно, не замечала раньше, чтобы она так сильно прихрамывала.
– Исть хотите? – грозно вопросила она на свой деревенский манер, роясь в недрах полок. Выудила что-то светлое, сложенное аккуратными квадратиками, развернулась к нам и ну просто очень недобро оглядела меня у Макса на коленях.
Мы дружно переглянулись – да, завтрак был давно, так что вполне можно было бы уже и поесть, но сказать ничего не успели.
– Ещё не готово! – рявкнула «добрая» старушка и метнула на диван рядом со мной то, что достала из шкафа. Полотенца! – Вот, можно в байню пока сходить, с дороги-то. Уж стоплено с утра, как тебя ждала.
И она снова скрылась в кухне, а я и Макс, как послушные дети, отправились в баню. Снова по узкой тропинке, друг за другом, через луг.
Старенькая низенькая банька, вросшая в землю, досталась нам от прежних хозяев. Она стоит на берегу небольшого пруда с тёмной водой, но Ба воду из пруда для бани никогда не берёт – возит на тачке из колодца, и купаться в пруду запрещает.
Мылись целомудренно, по очереди, сначала Макс, потом я, справедливо опасаясь всевидящего и осуждающего ока Ба. Да, окно кухни как раз выходит на баню, так что она точно смотрит.
В бане приятно пахло какой-то пряной травой… мелиссой, мятой? Точно не крапивой. Значит, Ба опять что-то заварила в чане с горячей водой, для меня старалась. Но наслаждаться было некогда, хотелось скорее к Максу. Когда я, со своим вечным полотенцем на голове, вышла из баньки, обнаружила его на низкой скамеечке под стеной. Макс, в одних джинсах, застыл в своей излюбленной позе – вытянув перед собой скрещённые длинные ноги и откинувшись спиной на серую бревенчатую стену. Я плюхнулась рядом, снимая полотенце и вытирая волосы. Здесь фена нет, придётся сушить естественным образом, так что пусть солнышко и ветерок поработают.
Макс приобнял меня одной рукой, и я положила свою мокрую голову на его тёплое, гладкое плечо. Он пахнет летом, нагретой на солнце чистой кожей молодого и здорового мужчины. Такой немного терпкий, немного карамельный аромат, с оттенком мелиссы, конечно.
– Где твоя майка? – спрашиваю.
– Не свежая, не хочется надевать, – говорит он, и показывает на футболку, брошенную на скамейку с другой стороны от него. Да, надо выдать ему что-то, например, одну из моих необъятных маек.
– Как здесь необъяснимо хорошо, – замечает Макс. – Что это за место?
– Ба говорила, здесь словно кусочек её родины, или, как она предполагает, «пространство между», – я задумываюсь, собирая в памяти всё, что могу знать о Кармане.
– Некоторые местные знают об этом месте, но жить здесь мало кто согласен. Согласись, в век технологий существовать без электричества, телевидения, электроприборов и прочих радостей цивилизации кажется нелёгким. А в войну, – я имею в виду Великую отечественную, и Макс понимающе кивает. – Сюда целыми деревнями приходили, прятали детей и скот.
– Как же немцы не узнали об этом? – задаёт Макс вопрос, которым я сама задавалась не раз. Ведь достаточно качественно кого-то допросить, например, под пытками, чтобы узнать всё, что нужно.
– Не узнали. Или узнали, но попасть не смогли. Ба считает, чтобы сюда войти, надо уже побывать здесь, или чтобы кто-то провёл. А деревенские рассказать-то под пытками могли, но вести отказывались. Боялись очень. Они и сами опасались далеко заходить, вон там, на окраине и ютились, – я махнула рукой в сторону пограничного леса, на фоне которого ещё виднелись частично обрушившиеся остатки временных бараков.
– А времена года? – в Максе проснулся исследователь. – В Кармане всегда лето?
– Нет, времена года сменяются, как и везде. Но с небольшим смещением, да и, в целом, климат, вроде, немного получше. Пойдём, поищем тебе майку, – зову его, и он поднимается со скамейки. Приставив руку козырьком ко лбу, осматривается вокруг. Прикидывает, сколько здесь места.
– Сколько тут по площади будет? – прямо по курсу у нас пограничный лес, слева за полем – тоже лес, местный, с озером между сосен, с двух других сторон – бескрайние просторы степи.
– А никто не знает, – улыбаясь, говорю ему, и беру его за руку. – Мы и сами тут, по сути, с самого краю поселились. На всякий случай.
Тяну его к дому, но Макс не хочет идти за ручку. Он подхватывает меня на руки и, наклонясь, очень сладко целует.
– Уже соскучился, – тихо говорит он. – Ты вот она, рядом, но нельзя лишний раз прикоснуться. Прямо как в универе, на людях.
Он несёт меня домой, а я прямо чувствую на нас тяжёлый, непримиримый взгляд Ба.
Глава 18. Жанна. О разведении котиков.
Против моих ожиданий, Ба не злобствует у кухонного окна – она накрывает на стол в комнате. Сегодня она расстаралась вовсю – на столе и рагу из свинины с овощами, и запечённая курица. Овощей вообще очень много и в свежем, и в приготовленном виде: пара салатов из свежих овощей, один со сметаной, другой с чесноком и маслом, жареные кабачки и баклажаны, печёный картофель.