Мотылек

– Ого, ты книги читаешь? – заинтересованно спросил Максим.

– А то, – важно произнесла Наташа. Общая тема была найдена.

– И какая твоя любимая? – полюбопытствовал Максим.

– «Путешествия Гулливера» – ответила Наталья.

– Да ты чо? – Максим чуть не подпрыгнул от радости. – И моя. И они весело затараторили, перебивая друг друга.

Последней в списке достопримечательностей квартиры генерала Власова была комната Наташи.

– А вот моя комната, – произнесла Наталья, открывая дверь и впуская Максима.

– А в твою комнату входить прилично? – заржал Максим. Наталья густо покраснела и отвела глаза.Максим заметил в комнате пианино. Он тут же открыл крышку и сел на стул.

– Не трогай, – строго сказала Наташа, – сломаешь.

– Не сломаю, – ответил Максим, любовно проведя пальцами по клавишам, и заиграл.

Наталья села на кровать, как завороженная. Она молча слушала, жадно следя за движениями Максима – как он подается вперед, откидывается назад, ласкает пальцами клавиши. Казалось, он не просто играет, музыка словно проходила сквозь него, а он, как марионетка, послушно следовал ей. Мелодия оборвалась, а Наталья все не могла оторвать от него глаз.

– А ты умеешь играть? – спросил Максим, повернувшись к Наталье.

– Нет, не умею, – разочарованно ответила она.

– Да ты что? – удивился Максим. – Я попрошу Еву, она с тобой позанимается.

– Еву? – недоуменно переспросила Наталья.

– Ну, то есть, маму, – осекся Максим.

Глава 2

Дождь лил уже вторые сутки, свинцовыми струями сбивая с деревьев золотые листья, вырезанные умелым резцом создателя и загоняя неугомонных пешеходов в тепло закрытых помещений. Сыро, промозгло, противно, в такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку из дома не выгонит.

Наталья расслабленно лежала на диване, щелкая пультом от телевизора. «Везде одно и то же», – раздраженно думала она, перепрыгивая с канала на канал. Вдруг на экране мелькнуло знакомое лицо, Наталья вернулась назад, и ее обдало жаром. Она сделала громче – какая-то важная ведущая задавала вопрос сидящему перед ней мужчине с ледяным взглядом:

– Максим Владимирович, ваша музыка постоянно звучит изо всех динамиков страны, вас постоянно приглашают на различные мероприятия, поделитесь с нашими телезрителями формулой своего успеха.

– Вы знаете, – рассмеялся Максим. – Никакой формулы нет, как сказал один великий человек: «Гений – это 1% вдохновения и 99% пота». И я полностью с ним согласен. Мне ничего не давалось в этой жизни легко, всего приходилось добиваться самому. Было тяжело, иногда невыносимо, главное – не опускать руки и идти к своей цели.

У Натальи защемило сердце. Действительно, легко им не было никогда. Жили очень бедно, иногда неделями ели макароны и картошку. Но гордость никогда не позволяла Максиму взять деньги у ее родителей. Он всегда говорил:

– Ничего страшного, прорвемся.

Какое это было сумасшедшее время и, наверное, самое счастливое, несмотря на все трудности и лишения.

Максим заканчивал консерваторию по классу фортепьяно, Наталья экономический. В один прекрасный день Максим заявил:

– Завтра иду просить у родителей твоей руки.

В этой фразе был весь он. Он никогда не просил, не спрашивал – просто ставил перед фактом. Наталья обрадовалась, но одновременно растерялась, она понимала, что родители в восторг от такой партии не придут. Но что ей оставалось? Она согласно кивнула.

Наталья ужасно нервничала, к горлу весь день подкатывала тошнота, кружилась голова. Родителям она ничего говорить не стала – решила раньше времени не нагнетать обстановку. Ровно в шесть, время ужина, раздался звонок в дверь. Крикнув: «Я открою», Наталья рванулась к двери, обогнав уже не такую проворную Марьванну, и распахнула дверь – на пороге, сжимая букетик гвоздик, стоял Максим в своем единственном изрядно поношенном концертном костюме и когда-то бывшей белой рубашке.

– Привет, – произнес он, решительно отодвигая Наталью.

Родители были в столовой-гостиной. Марьванна как раз накрывала на стол, когда в дверях возник Максим. Петр Михайлович встал и без особого энтузиазма протянул руку незваному гостю. Максима они не одобряли – не о таком женихе для своей единственной дочери они мечтали.

– Здравствуйте, – произнес Максим.

– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек, – отозвался еще больше располневший генерал Власов.

– Здравствуйте, – как эхо откликнулась Раиса Николаевна.

– Садись, Максим, – суетилась вокруг Наталья. – Марьванна, принеси, пожалуйста, еще один прибор.

Максим подошел к Раисе Николаевне и нагнулся к протянутой сухонькой ручке, затем вручил ей букет.

Повисла неловкая пауза. Петр Михайлович тщательно пережевывал большой кусок мяса, активно работая челюстями. Раиса Николаевна ковырялась в тарелке, словно пытаясь что-то там отыскать. Максим равнодушно созерцал эту заурядную пару. И только Наталья, сидящая по правую руку от него, излучала свет, выливавшийся из ее серых глаз и, охватывавший всех вокруг.

Наконец Максим поднялся, три пары глаз обратились к нему.

– Петр Михайлович, Раиса Николаевна, – торжественно произнес он, держа за ножку бокал с рубиновой жидкостью, – я пришел к вам сегодня, чтобы просить руки вашей дочери.

Раздался грохот – Марьванна, суетившаяся позади, уронила крышку от кастрюли.

– Ой, что это я, простите, простите ради Бога, – раздавалось сзади ее тихое бормотание.

– Папа, мама, ну что же вы молчите? – нарушила молчание Наталья.

– Сядьте, молодой человек, – раздался громовой голос генерала Власова. Раиса Николаевна с ужасом смотрела на мужа. Максим неловко присел, пунцовый от едва сдерживаемого гнева.

– Вы знаете, что Наталья наша единственная дочь, что мы дали ей все, о чем можно только мечтать, она живет в достатке, не зная ни в чем отказа. Сможете ли вы обеспечить нашей дочери достойное существование? – генерал Власов выдержал паузу. – Я очень в этом сомневаюсь. – Гнев Максима прорвался наружу. Он подскочил.

– Да что вы знаете о мечтах, вы, – Максим задыхался от ярости, – всю свою никчемную жизнь вы протирали задницу в кабинетах, что вы можете знать о достойном существовании? Или вы считаете, что вот это все, – Максим обвел рукой шикарно обставленную комнату, – и есть счастье? Вы знаете, мне вас жаль.

Генерал Власов подскочил как ужаленный, тяжелый деревянный стул с грохотом упал на пол. Его и без того красное лоснящееся лицо побагровело.

– Вон, – его хорошо поставленный голос сорвался на визг, – вон, я сказал, чтобы твоей ноги больше не было в моем доме.

Раиса Николаевна онемела от ужаса, на ее маленьком обезьяньем личике остались одни глаза. Максиму не нужно было повторять дважды – он бежал к двери, в голове крутилась одна мысль: «Вон, вон отсюда, вон из этого мещанского дома».

Наталья бежала следом, крича:

– Максим, Максим, подожди, подожди…

Услышав, как с шумом захлопнулась входная дверь, она вернулась к себе в комнату и, ничком бросившись на кровать, зарыдала в подушку.

Всю ночь она не сомкнула глаз, раздумывая как быть дальше. Родители ни за что не дадут согласия на их с Максимом брак. К утру решение было принято. Собрав в чемодан все самое необходимое, она вышла из комнаты. Отец уходил на работу рано, по дому, как неприкаянная, бродила мать, поджидая Наталью.

– Наташа, Наташенька, девочка, – бросилась к ней, едва завидев, – ну не сердись на отца. Ну, пойми, не будет вам с ним счастья. Ну, подумай сама.

– Я уже подумала, – решительно сказала Наталья, – я ухожу.

– Доченька, пожалуйста, я очень тебя прошу, – зарыдала мать в голос, мешая дочери пройти.

Наталье даже стало ее жаль. Такая маленькая и невзрачная, она в прямом смысле стала тенью властного отца. Наталья обняла ее тщедушное тельце.

– Мама, мамочка, не плачь, все будет хорошо, – произнесла она, отстраняясь.

Наталья долго звонила в дверь, пока на пороге не возник помятый, заспанный Максим, от него разило алкоголем.

– А, – засмеялся он, – явилась, генеральская дочь.

– Прекрати, – помрачнела Наталья. Она ожидала другого приема.

– Что, думала, я жду – не дождусь, когда ты явишься?

– Ты пьян, – ответила Наталья. – Дай пройти. – Максим посторонился.

Через несколько недель они расписались. Сыграли типично студенческую свадьбу. Наталья с помощью институтской подруги Лики сшила себе свадебное платье – не такое, конечно, как она мечтала, но в этот день ничего не могло омрачить ее прекрасное настроение. Максим был все в том же концертном костюме. Вечером в их тесную квартирку набилась толпа студентов из консерватории и с Натальиного экономического, в миг сметя с праздничного стола нехитрое угощение. Водка лилась рекой, до утра звучала музыка, смех, пение под гитару. Наталья была счастлива – сбылась ее главная мечта – теперь они с Максимом муж и жена. Отныне и вовеки веков…

Началась семейная жизнь. Наталья устроилась экономистом на крупное предприятие – работала как проклятая, чтобы хоть что-то заработать на жизнь. Максим получал гроши, время от времени играя на концертах. Но Наталья никогда не жаловалась, понимая, что Максим – талант и не хотела, чтобы он разменивался по мелочам. Вот и тащила на себе семью, взвалив на свои хрупкие плечи непосильный груз. Несмотря на все трудности, жили весело – у Максима было полно друзей, они часто приходили, устраивали импровизированные концерты – играли кто на чем может. Да и в быту Максим был неприхотлив – ничего не требовал и не просил, догадываясь как Наталье сейчас тяжело.

Периодически звонила мама и начинала плакать:

– Наташа, Наташенька, как ты? Возвращайся, мы с папой очень скучаем.

У Натальи каждый раз сердце рвалось на части. Максиму она ничего не говорила – для него ее родителей просто не существовало, о примирении не могло быть и речи. В один из дней Наталья не выдержала – поехала домой. Отец, как обычно, был на работе, дверь открыла Марьванна, увидев Наталью, тут же запричитала:

– Ой, девочка наша вернулась, похудела совсем, – заплакала Марьванна.

– Марьванна, дорогая, как ты? – обняла ее Наталья. Услышав голоса, из комнаты выглянула мама.

– Наташа, Наташенька, доченька, – бросилась к дочери Раиса Николаевна.

Наталья тоже расчувствовалась. Сели в столовой. Марьванна тут же притащила кучу съестного, разогрела свои знаменитые пироги. Раиса Николаевна не могла налюбоваться на свою девочку. Пока Наталья ела, она не сводила с нее глаз.

– Доченька, как ты? Он хоть тебя не обижает?

– Мама, ну что ты? – отвечала Наталья с набитым ртом. – И почему он? Моего мужа зовут Максим. И ты это прекрасно знаешь.

– Да, да, доченька, к сожалению… – вздохнула Раиса Николаевна.

– Мама, – начала раздражаться Наталья, – если ты сейчас же не прекратишь – я уйду. – Она сделала попытку подняться.

– Нет, Наташенька, нет, прости меня, я больше не буду, – примирительно ответила Раиса Николаевна, удерживая дочь.

– Расскажи, как ты? Как папа?

– Да что рассказывать, вроде все неплохо, – сплюнула через левое плечо Раиса Николаевна, – чтобы не сглазить. Отец по-прежнему работает, не знаю, почему ему дома не сидится. Давно ведь на пенсии – так нет же, не могут без него обойтись. А так – все по-прежнему. Мы на выходных на дачу ездим – приезжай как-нибудь к нам. Отец будет очень рад.

– Хорошо, мама, я подумаю.

Дача у них была знатная – большая, трехэтажная, вокруг почти гектар леса. Отцу дали участок, когда Наталья в школу пошла. Девочкой очень любила там бывать – тишина, покой, лес вокруг – гуляй сколько влезет. В нескольких километрах от дома – озеро, они летом с деревенскими ребятами на велосипедах туда гоняли, купались, загорали до самого вечера.

Наталья вздохнула, если бы Максим пошел на примирение. Но и Максим, и отец слишком гордые.

Засиделась она до самого вечера, спохватилась только в шесть. Скоро отец домой придет, а Наталья не хотела с ним встречаться, обида еще не прошла. Она спешно простилась, почти отдирая от себя рыдающую мать.

– Мама, ну прекрати, ну что ты, в самом-то деле, как будто на тот свет провожаешь.

Максиму она ничего говорить не стала – он бы не понял.

Размышления Натальи прервал телефонный звонок, она даже вздрогнула от неожиданности. Звонила Лика – лучшая подруга еще со времен института.

– Наташка, привет. Чем занимаешься? Все дома киснешь? – услышала Наталья ее веселый голос.

– Привет-привет, дома сижу. А ты чем занимаешься? – ответила Наталья.

– Да вот только с работы вернулась. Устала как собака. Квартальный отчет готовлю, – вздохнула Лика.

– Ой, да ладно тебе, хорош жаловаться, приезжай в гости – посидим, выпьем, тем более завтра выходной. У меня переночуешь.

– Ну ладно, уговорила – жди, – легко согласилась Лика.

Уже совсем стемнело, когда Наталья услышала шум подъезжающего автомобиля. Выглянула в окно – точно, Ликина серебристая Хонда.

– Лика, – крикнула Наталья в окно, – ты ворота заперла?

– Заперла, не в первый раз, – отозвалась Лика.

Наталья сбежала вниз и, распахнув входную дверь, порывисто обняла подругу.

– Наташ, ну ты чего? Совсем тут в лесу одичала, что ли? Ты ж меня задушишь, – смеялась Лика.

– Заходи, раздевайся, замерзла? Я сейчас чайник поставлю, – суетилась Наталья.

Подруги сидели на кухне, неспешно потягивая горячий чай с малиновым вареньем, которое так вкусно готовила Марьванна. За окном совсем стемнело, от сильных порывов ветра, срывавших с ветвей остатки листьев, гнулись деревья.

– Наташ, ты что-то неважно выглядишь. Есть причина? – спросила Лика.

– Ну, спасибо тебе за комплимент, подруга, – засмеялась Наталья, отводя взгляд.

– Да ладно тебе хорохориться. Знаю я твою причину. Она у тебя уже сколько лет не меняется – Максим твой. Хорошо хоть мозгов хватило уйти от него, давно пора, – выдохнула Лика. Наталья побледнела.

– Не надо так о нем, Лика. Ты ничего о нем не знаешь, – отрезала она.

– Ой, да что тут знать? – зло ответила Лика, – и так все ясно.

– Прекрати, хватит, – Наталья начинала злиться. – Если бы я знала, что ты затеешь этот разговор, я бы тебя не пригласила.

– Наташ, ты, конечно, прости, что я лезу не в свое дело, но ближе меня у тебя никого нет, а ты все прячешься в свою скорлупу, нет бы поделиться, поплакаться как нормальный человек, – понизила голос Лика.

– Ну что ты хочешь услышать? Да, он тяжелый человек, с ним непросто, но не нужно делать из меня жертву, я знаю его уже тридцать лет. У него тяжелая судьба, ничего ему не давалось в этой жизни просто так. Всего приходилось добиваться самому, иногда просто вырывать зубами.

– Ой, да что ты его защищаешь? Все носишься со своим Максимкой, как будто ему три года, – ответила Лика.

– Я его не защищаю, – продолжила Наталья, – просто я сама знаю, как ему тяжело в жизни было, какой стресс он испытал.

– Ой, ну и какой же такой стресс он испытал? – поддразнила Лика.

– Прекрати насмехаться, – на Наталье лица не было, – мать Максима убили. Лика осеклась.

– Прости, Наташа, я не знала, ты никогда не говорила, – примирительным тоном сказала она.

– А зачем об этом говорить? К чему прошлое ворошить? – пожала Наталья плечами.

– Расскажи, как это случилось? – попросила Лика.

– Да я сама мало что знаю, – Наталья поднялась со своего места и подошла к окну, повернувшись спиной к подруге. Она не любила делиться такими, как она считала, интимными подробностями чужой жизни. – Ее звали Ева. Блистательная, неповторимая, очаровательная, – начала Наталья свой рассказ. – Я до сих пор ее помню, как вчера. Раз увидев, ее невозможно забыть. Ее образ просто врезался в память. Максим ее безумно любил, и она его тоже, это просто невозможно было не заметить, так это бросалось в глаза.

После смерти бабушки Максима, они въехали в ее квартиру, по соседству с нашей. Не знаю, как они познакомились с моей матерью, но как-то вечером мама сообщила, что у нас гости. Мы с отцом очень удивились – к нам редко кто-то приходил, мы вели очень обособленный образ жизни. Даже не знаю, чем Ева так очаровала мою маму, что она даже пригласила ее в гости. Это был знак наивысшей благосклонности. Я весь день просто сгорала от нетерпения.

И вот в шесть раздался звонок в дверь. Открыла Марьванна и в комнату вошла, даже не вошла, а просто вплыла очень красивая молодая белокурая женщина. Я просто рот открыла от восхищения. Она мне напомнила какую-то иностранную актрису – черное облегающее платье, туфли на высоких каблуках, убранные в высокую прическу волосы. Даже не подозревала, что такие женщины существуют, всегда думала, что таких только в телевизоре показывают. Я не сразу заметила, что она пришла не одна, рядом с ней стоял мальчик примерно моего возраста – точная копия мамы – такие же утонченные черты лица, такие же белокурые волосы.

Я была просто сбита с толку – как будто два инопланетянина прилетели к нам в гости. Сели ужинать. Я была просто как в тумане – это было самое яркое впечатление моей устоявшейся, устаканившейся жизни. Не слышала, о чем они говорили, что обсуждали, да мне было и неинтересно. Я не сводила глаз с Евы, ловя каждое ее движение, каждый исполненный изящества жест тонкой руки, мимолетную улыбку, взмах длинных, накрашенных ресниц. Жаль, что нельзя передать словами ту гамму чувств, которую я испытала в тот вечер. Невольно сравнивала Еву со своей матерью – никогда не пользующуюся косметикой и предпочитавшей одежду исключительно советских производителей. Если это можно назвать сравнением. Мне почему-то было ужасно стыдно за мать и жаль, что эта красивая женщина не моя мама.

После мы с мальчиком, ах, да, его звали Максим, по началу я не обратила на него ни малейшего внимания, так я была поглощена созерцанием его необыкновенной мамы, мы с Максимом пошли ко мне в комнату, и он увидел пианино. Он тут же сел и заиграл. Ты знаешь, я много раз анализировала этот необыкновенный день и сделала вывод, что пропала именно в тот момент, когда увидела Еву. Видимо, кто-то там, – Наталья указала пальцем на потолок, – решил, что так тому и быть. О чем это я? – Наталья провела рукой по волосам. – Ах, да, Максим заиграл, я была поражена. Сколько еще сюрпризов ожидало меня в этот вечер? Он обронил, что Ева (кстати, он называл маму Евой, можешь себе представить?) может научить меня играть, если я, конечно, захочу.

Он еще спрашивал, хочу ли я, – Наталья усмехнулась. – Всю ночь я ворочалась, не в силах заснуть. Как драгоценности перебирала все события этого насыщенного дня, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности – вот Ева берет тонкими пальцами бокал, подносит его к накрашенным губам, делает глоток. Вот она смеется, слегка наклонив голову набок. Знаешь, Лика, думаю, я влюбилась в Еву, потом просто перенеся эту любовь на Максима. Утром я пристала к родителям, сказала, что хочу заниматься музыкой с мамой Максима.

Родители сомневались – допустить постороннего в нашу семью – немыслимо. Но, в конце концов, они были вынуждены сдаться – я каждый день тростила им, что хочу заниматься, устраивала истерики, плакала. Где-то через месяц это возымело эффект. Помню день, когда Ева должна была впервые прийти заниматься со мной. Было лето, легкий ветерок, проникая сквозь настежь распахнутые окна, колыхал занавески. Я с бьющимся сердцем ждала ее прихода, надев свое лучшее платье. Когда в дверь позвонили, подпрыгнула, как ошпаренная. С трудом удержалась, чтобы не броситься открывать дверь. Ладони стали влажными, и я вытерла их о платье. Дверь открылась. На пороге стояла улыбающаяся Ева, держа в руках ноты. На ней было льняное летнее платье, открывающее плечи, на ногах – открытые сандалии, волосы собраны в пучок. Она показалась мне еще прекрасней, моложе и как-то приземленней, доступней.

– Привет, – сказала она, протягивая мне руку.

– Здравствуйте, – с трудом выдавила я, пожимая руку и отчаянно краснея.

– Можешь называть меня Ева, – с улыбкой сказала она, садясь за пианино.

Я неловко взгромоздилась на свой стул. Ева раскрыла ноты и, подняв крышку пианино, начала показывать основные клавиши, нажимая на них пальчиком с длинным наманикюренным ноготком. Я едва слушала, напряженно следя за каждым ее движением. Она сидела боком – в маленьком ушке, чуть прикрытом легким, выбившемся из прически завитком, покоилась жемчужинка. Надо сказать, учителем Ева была прекрасным – никогда не повышала голос, не злилась, хотя, думаю, я ее изрядно раздражала. Призвания к музыке у меня не было никакого, да еще, как говорится, медведь на ухо наступил.

Ева приходила каждый день. Я с нетерпением ждала, прислушиваясь, не раздадутся ли ее шаги по коридору. На день рождения я выпросила у родителей такие же жемчужинки и мне, наконец, прокололи уши. Я была счастлива. В сентябре я пошла во второй класс вместе с Максимом. Ева перевела его в школу поближе к новому дому. Максим учился спустя рукава, его увлекала только музыка. Я же была отличницей. Вот мне и поручили «подтянуть» его по некоторым предметам. Я с рвением взялась за Максима, уделяя ему все свободное время. Помню, он все время норовил от меня сбежать, – смеялась Наташа, – но это было не так-то просто сделать, я гналась за ним, волоча за собой тяжелый ранец.

– Власова, отстанешь ты от меня, наконец, – в сердцах говорил Максим, – надо мной уже все пацаны смеются.

Но я не сдавалась, и вскоре мы стали неразлучны. Вместе из школы, вместе в школу. Даже его пацаны постепенно свыклись с моим постоянным присутствием, и мы уже вместе обносили соседские сады, играли во дворе в футбол – я стояла на воротах. Помню, однажды мы разбили мячом окно в школе. Классная руководительница вызвала в школу Еву. Она спокойно выслушала ее жалобы на Максима, вручила деньги на замену окна и уже выходя, бросила:

– Не смейте наказывать моего сына.

Максима Ева попросила быть аккуратнее – и все. Я была в шоке. Представляю, какой разнос мне бы устроили дома, вызови руководительница в школу мою мать. Ева продолжала приходить заниматься со мной музыкой, но я росла, и мое восхищение постепенно перешло с мамы на сына. Максим ни о чем не догадывался, я для него по-прежнему была товарищем по играм и не более того. Он вырос, возмужал. Девчонки были от него без ума. Однажды он пришел ко мне за советом. У Лиды – первой красавицы школы был день рождения, и он не знал, что подарить. Я пожертвовала свой недавно купленный шарфик. Максим был очень доволен. Забежал на следующий день:

– Наташка, спасибо тебе большое, не знаю, что бы я без тебя делал. Лидка была в восторге.

Он наклонился и в знак благодарности поцеловал меня в щеку. Всю ночь я проплакала в подушку, сердце рвалось на части. Когда я была где-то в классе восьмом, Ева перестала приходить. До сих пор не знаю почему. С родителями, что ли, поссорилась. Тогда это уже было неважно. Я была по уши влюблена в Максима, с музыкой все равно не клеилось. Старалась подражать Еве во всем. Носила похожие платья, напяливала туфли на каблуках, красилась – ничего не помогало. Максим был по-прежнему недосягаем. Мы виделись все реже, у него появились свои «взрослые» дела, в его новой жизни мне не было места, – Наталья вздохнула, – он появлялся только, когда нужна была моя помощь – за советом или если на носу была какая-нибудь контрольная. Я безропотно помогала, не прося ничего взамен.

Мы только перешли в десятый класс. Я сидела дома за какой-то книжкой, как вдруг раздался душераздирающий крик, – Наталья вздрогнула. – Максим, – подумала я, выскакивая из квартиры. Дверь в соседнюю квартиру была приоткрыта. Оттуда раздавались холодящие душу рыдания. Я открыла дверь, вошла. Зрелище, которое предстало моим глазам, было просто ужасно, – Наталья закрыла лицо руками. – Максим стоял на коленях и сжимал в объятиях Еву, издавая какие-то клокочущие звуки. Весь пол был залит кровью. Вначале я ничего не поняла, просто тупо стояла и смотрела, затем из-за его плеча увидела рукоятку ножа в шее Евы. Я бросилась к телефону в прихожей, дрожащей рукой, с трудом попадая в отверстия на диске, набрала 02.

Меня тошнило, комната кружилась перед глазами. Видимо, я потеряла сознание. Когда очнулась, в дверь как раз заходили менты, двое из них с трудом оттащили Максима от неподвижного тела Евы. Задавали вопросы, вызвали Марьванну и маму, отец, как всегда, был на работе. Марьванна подтвердила, что и мама и я неотлучно находились дома. Где-то через месяц дело за недостатком улик закрыли. – Наталья отошла от окна и села к столу. – Не могу стоять, ноги подкашиваются.