В голове

– Сергей Манукович, верните тушенку на место!

В этот момент на Владимира Олеговича снизошло озарение.

– Сережа? – задал он очередной бессмысленный уточняющий вопрос.

– Володька! Мы же лет семь не виделись?

– Получается, так, – Владимир Олегович уже семь лет не ходил на встречи выпускников, так как на дни встреч как назло вечно выпадали его смены. Ему казалось, что для него это не имеет особого значения, но сейчас, встретив школьного друга, он испытывал радость, затмившую боль от безвкусности колбасы.

– Пойдем ко мне в кабинет. Ты никуда не торопишься?

Владимир Олегович никуда не торопился, и они пошли в кабинет.

– Не знал, что ты часто ходишь в мой магазин, – при этом Сережа неизвестно откуда выудил бутылку коньяка. – Знал бы – скидку тебе дал.

– Так я живу неподалеку, вот и хожу, – как будто бы начал оправдываться Владимир Олегович, но тут же себя одернул. Что это он, в самом деле? – Кстати, ты знаешь у тебя колбаса стала хуже?

Сергей Манукович застыл на несколько мгновений, анализируя услышанное.

– Ты купил у нас протухшую колбасу?

– Нет, но у нее совершенно нет вкуса. А раньше был.

И прежде, чем Сережа успел бы что-то сказать, Владимир Олегович извлек из рюкзака принесенные с собой батоны колбасы. Сергей Манукович решил никак не комментировать происходящее, и предложил выпить.

– Надо же, – удивился он, – закусывая колбасой коньяк, – действительно, безвкусная. Или, может, коньяк вкус отбил?

– Нет-нет, ты без коньяка попробуй. Все еще безвкусная.

К концу бутылки Сергей Манукович окончательно убедился в правоте друга, к концу второй пошел звонить на завод, с которого привозили колбасу, а к концу третьей сам предложил Владимиру Олеговичу ехать на завод вместе. На том и порешили, и кое-как расползлись по домам.

***

Они были в дороге порядка двух часов, когда Сережа предложил заехать на заправку. Владимир Олегович согласился, потому что за рулем был не он. Владимир Олегович не любил современные заправки, на которых продавались чипсы и кофе. Ему казалось, что кофе оттуда пахнет бензином.

На заправке жила стая кошек. Кошки ели то, что недоедали автомобилисты. Выглядели они при этом вечно голодными, несмотря на кажущуюся упитанность. Сережа шумно пил мутный кофе и тоскливо смотрел на кошек, кучковавшихся возле их автомобиля. Кошки не менее тоскливо смотрели на Сережу. Владимир Олегович смотрел на всю компанию неодобрительно.

– Ты ведь знаешь, – поинтересовался он у Сережи, – что они здесь не голодают?

– Знаю. Но почему они тогда такие грустные и голодные?

– Потому что они попрошайничают.

– А что если нет?

Логика была железная. Владимир Олегович цыкнул и полез в багажник.

– Хорошо, – сказал он, – что мы весь багажник забили вещдоком. От одного батона колбасы с нас не убудет.

– Двух батонов.

– От двух батонов с нас не убудет.

На следующей заправке ситуация повторилась. И на следующей. Вы спросите, почему наши герои так часто останавливались на заправках? У Сережи быстро затекала спина и ему нужно было размяться. А у Владимира Олеговича не было прав.

За окном, сливаясь в сплошную светло-зеленую полосу, неслись деревья. Машину слегка трясло. В какой-то момент они даже поравнялись с упорно летящей куда-то стаей диких уток, но утки вскоре пошли на взлет и исчезли из поля зрения. Владимир Олегович открыл окно, и машину окутала нежная прохлада.

«Может, я все это зря затеял?», – мелькнула в его голове мысль. Однако мысли о невкусной колбасе всколыхнули его праведное негодование, и шальная мысль была отброшена. Сережа курил, тянул кофе и спорил с диджеем радио. Диджей вечно встревал в момент концовки песни со своими шутками и не давал дослушать композицию до конца. Сережу это крайне раздражало, о чем он незамедлительно сообщал магнитоле. Правда, в какой-то момент, это незаурядное общение пришлось прекратить, потому что начались помехи, и Сережа выключил звук. Может быть, послушай они радиоволну дальше, им бы стало известно, что за текущий день в области была замечена странная миграция кошек. Но друзья этого, конечно, не знали.

***

Завод, как ему и положено, был мрачным, серым и чем-то пыхтел. Окружала его высокая глухая стена, увенчанная колючей проволокой. Перелезть эту стену представлялось делом мало возможным. Да и не было в этом такой необходимости, благо имелся КПП с двумя угрюмыми охранниками. На этом КПП и застряли наши герои.

– Послушайте, – дружелюбно размахивал руками Сережа, – у меня магазин. Я тут ничего плохого делать не собираюсь.

– Не положено, – справедливо отвечал охранник.

– Мы просто немножко поговорим с директором завода и все.

– Не положено.

Владимир Олегович хотел вмешаться, но в голову не приходили нужные слова. Он огляделся вокруг. Неужели, они ехали напрасно?

В эту же секунду за придорожными кустами послышался шелест. Ни охранник, ни Сережа, увлеченные спором, не обратили на это внимание. Зато Владимир Олегович пригляделся. Из-за куста вылез рыжий кот и прошмыгнул мимо КПП внутрь. За ним еще один. И еще. Потом двое. На завод потянулась вереница котов.

«Нужно тянуть время», – твердо решил Владимир Олегович.

– А вот вы не думаете, что быстрее было бы нас уже пустить? – встрял он в разговор.

– Не думаю, – честно признался охранник.

– Почему? – кошек все прибывало.

– Потому что меня за это уволят.

– Правда? – последняя кошка скрылась на заводе.

– Так, мужики, заканчивайте, – разозлился охранник. – Езжайте отсюдова.

– «Поезжайте отсюда», – поправил Владимир Олегович. – Поехали, Сережка.

– Но… – Сережа несколько опешил от умиротворенности друга. И все же в машину сел.

– Что это с тобой? Мы ведь сюда ехали ради того, чтобы на завод попасть, – косо посмотрел он на Владимира Олеговича.

– Ничего, потом узнаешь. Все будет в порядке, – с напускной таинственностью произнес Владимир Олегович.

Тем временем, главный технолог завода со всех ног мчался к директору. Все мясо, закупленное для колбасы, было нещадно съедено кошками. Усатые-полосатые грабители сбежали, не оставив после себя ничего. Даже стены вылизали.

– Это конец, – директор капал себе сразу карвалол, валидол и смекту. – Чуяло мое сердце – нельзя вводить новую формулу в производство в високосный год.

– Что же делать? – главный технолог ходил по кабинету, чем еще больше нервировал директора. – Может, по старой формуле попробовать работать?

– Другого выхода у нас нет, – вытер пот со лба директор, – придется как раньше. Пойду, Семенычу позвоню. Пусть снова опилки привозят.

Все стало как прежде. Даже лучше. Владимир Олегович женился на кассирше Лейле. Теперь они ели бутерброды вместе. Но прежде чем это произошло, они с Сережей съездили на заправки и Владимир Олегович взял себе двух кошек – черепаховую и черную с белым носочком, а еще двух взял Сережа – серую и пятнистую. Остальные кошки от одомашнивания воздержались.

Жил-был человек

Она всегда не высыпалась, потому что вставала на пятнадцать минут раньше, чем могла бы. Вставала, чтобы успеть за кофе и прийти на работу с бумажным стаканчиком. Не из-за того, что в офисе не было кофемашины – как раз была, хорошая, капсульная. И она вовсе не выпендривалась перед коллегами, не пыталась быть «как все» или «не как все». Ей просто отчего-то нравилось самоощущение себя с этим стаканчиком.

Может, ей было двадцать шесть. Может, тридцать два. Может, сорок с небольшим. Какая, впрочем, разница!

Она шла к офису через сквер. Листва уже давно опала и теперь неприятной коричнево-серой массой покрывала то, что летом было газоном. Она думала о том, сколько бумаг нужно сегодня будет заполнить в офисе. Заполнять бумаги она не любила – считала себя выше рутинной работы. Потом она подумала о том, что бы эдакого приготовить на ужин. Собиралась ли она готовить только себе или семье, я не знаю – не помню, была ли она замужем.

– Володька! Самойлов! – неожиданно звонким для себя голосом крикнула она худощавому мужчине, столь же неопределенного возраста, как и она. На правой щеке у него было раздражение от бритвы. Еще он давно не стригся, но растрепанные отросшие волосы его скорее украшали.

– Здравствуй, – безучастно кивнул Володя. Она то ли притворилась, то ли на самом деле не заметила отстраненности.

– Как ты? Я тебя ни на одной встрече выпускников не видела.

– Я был. На самой первой.

– Это не считается, мы тогда всего полгода как школу закончили.

– Считай так, как тебе угодно.

– Слушай, Володька, ну скажи ты, как твои дела? Как жизнь?

– Жизнь как жизнь, – он пожал плечами и принялся шарить по карманам в поисках сигарет.

– Володь, что-то случилось? – испуганно-пристыженным голосом прошелестела она. Володька неспешно докурил, как бы не удосуживаясь ей ответить, и наконец снизошел:

– У тебя, видимо, ничего. Как всегда, у тебя ничего не случилось.

– Я не понимаю тебя, – поморщилась она от запаха сигарет и непривычно встрепенувшегося роя мыслей. – При чем тут я?

– Ты всегда была при чем.

– Ты по-человечески можешь сказать? Помощь нужна, может? Деньги? – она чувствовал проступавшую в ней не то злобу, не то брезгливость. Век бы ей не встречать Володьку, ничего бы она не потеряла.

– Деньги? Деньги! Помощь раньше нужна была. А теперь… – он выдержал театральную паузу. А она не выдержала:

– Да что теперь-то?

Еще шесть минут, и она начнет опаздывать на работу. Опаздывать она очень не любила, с детства. Ее папа к пунктуальности приучал.

– Коля умер, – уже без всякого пафоса выплюнул ей в лицо Володька. Она посмотрела на него с недоверием.

– Как умер?

– Насмерть умер. В окно вышел – и все.

– Я не знала… но постой, при чем тут моя помощь?

– При чем? Ты еще спрашиваешь, при чем? – Володька кричал на весь сквер, и от этого ей было неловко. – А кто его довел, сука?

– Я не видела Колю с конца второго курса, Володь.

– Вот именно! Будь ты рядом…

– А это уже не твое дело, – разговор давно стал ей в тягость. – Совру, если скажу, что была рада повидаться. Мне пора. Прощай, Володь.

– Сука, – кинул он ей еще раз, когда она уже была далеко. Правда, она все равно услышала. И промолчала.

Она училась с Колей в одном школе. До восьмого класса она училась в «А», а он в «Б». А потом их перемешали, сделали два класса – с углубленным английским и обычный. Они с Колей попали в первый. Учительница химии, Зинаида Марковна, грузная и суровая, нагонявшая одним взглядом страх на учеников и на молоденького мальчика-завуча, рассадила всех так, чтобы никто и не подумал на уроке болтать. Это было излишней мерой, на ее уроке и так бы никто не болтал. Но в результате их с Колей посадили вместе. А еще, по стечению обстоятельств, на английском.

Потом они стали вместе ходить после уроков домой. Не каждый день, только по вторникам и четвергам, когда последними были химия или английский. Само как-то получалось. И как-то само вышло, что он стал таскать ее портфель. Просто пока она в раздевалке поправляла пальто, он побыстрее надевал куртку и хватал оба портфеля. Суетливо хватал, немного неприятно. Но ей льстило.

Коля был не плохим человеком. Коля был никаким. Он много читал, книги на бешеной скорости пролетали сквозь его голову, как скоростные поезда, мчащиеся по рельсам. Так же он смотрел фильмы. Так же писал песни –ничего в них не вкладывая. Шутил чьи-то шутки, причем делал это довольно смешно. Он состоял из костей, мышц, органов – и, кажется, больше в нем ничего не было.

Недолгое время она была им очарована. Потом ей стало просто удобно.

«Почему бы с ним не погулять, пока никто больше на горизонте не появляется», – так рассуждала она. И они гуляли, ходили в кино, в театр, друг к другу.

Потом школьная жизнь закончилась. В институте у каждого должна была начаться своя жизнь. У нее она началась. У Коли – нет. Она была культоргом в своей группе, часто допоздна задерживалась. Он приезжал к дверям ее вуза и ждал, чтобы проводить.

В начале октября на первом курсе к ней подошел третьекурсник Женя. Он играл в команде КВН, рисовал карикатуры на преподавателей и играл на саксофоне. Женя посмотрел на нее с высоты своего роста, нагнулся к ней и беззаботно улыбаясь спросил:

– Жених есть?

– Нет, – честно ответила она. Замуж за Колю она не собиралась, хотя тот предлагал.

Она попросила его больше не приезжать. По телефону – видеться лично не хотелось. Коля плакал в трубку и умолял просто по-дружески погулять. Она подумала и согласилась.

– Почему ты в шарфе? Сегодня тепло, – спросил он при встрече.

– Тебе жалко, что ли? Мне вот зябко. И вообще, меня, кажется, на парах продуло.

«Потому что на шее – засос, – подумала она, – но мне тебя жалко, и поэтому я вру».

Они болтали о чем-то отвлеченном и спустились в метро.

– Куда мы едем? – спросила она, стоя на эскалаторе и глядя на него снизу-вверх. Она привыкла проскакивать вперед, а ему нравилось, когда она так на него смотрела.

– Ко мне на дачу.

– Ты с ума сошел? – вскрикнула она. На станции она села не в ту сторону, куда потянул ее за локоть Коля. Он, мгновенно разозлившийся, вскочил в закрывающийся за ней проем вагона.

– Какого черта ты творишь? – навис он над ней. Это у него плохо вышло – он был не сильно ее выше.

– Это ты какого черта творишь? – сказала она уже ровным голосом. Ей стало все равно.

– Куда мы едем?

– Ты поезжай к себе на дачу. Я еду к другу.

– Какому еще другу? Почему ты так холодна?

– А ты хочешь, чтобы я тебе устроила сцену?

– Лучше бы ты устроила сцену, – его голос дрожал на грани истерики.

– Молодой человек, ведите себя прилично, – послышалось со стороны. Но Коля не слышал.

– Я противен тебе, да?

– Да, – пожала плечами она. Он заплакал, и в ней поднялась липким, грязным комком смесь жалости и раздражения. Коля доехал с ней до станции, где жил Женя. Она не знала зачем. Он тоже не знал.

Потом он звонил ей, когда напивался. Говорил, что повесится. Первые два раза она шла к нему. Затем перестала. Просто так получалось, что, когда он звонил, ее не было дома. Но он все равно звонил. Последний раз она видела его в конце второго курса, мельком. Она переезжала к Жене и была с ним и с чемоданами. Коля выглядел хорошо, только был очень бледен и осунулся.

«И в чем я виновата? – думала она сейчас, сидя на работе и допивая остывший кофе. – Наверное, правильным будет сходить на могилу и отнести цветы. Только я не знаю, где она. И знать особо не хочу. Будет ли меня мучать совесть, если я не схожу? Скорее всего, будет. Олька может знать, где он похоронен. Напишу ей. Потом».

Она написала Оле через две недели. Все как-то руки не доходили. Да и неловко почему-то было. Оля не помнила, но для нее – узнала. Может, у Володьки и узнала. Она съездила на кладбище, положила букет. Постояла у памятника.

«Не люблю, когда делают надгробие с фотографией», – поежилась она.

Вечером у нее началась мигрень. У нее вообще бывали мигрени, затяжные, на несколько дней. Эта тоже прошла к середине неделе. Однако больше она на могилу Коли не ездила.

Трудовая порука

Серым апрельским днем из офиса некой компании вышел мужчина. Он был очень худ и высок, одет в хорошее, опрятное, но старое пальто. Позволить себе новое он, конечно, мог, но не хотел, потому что был убежден в том, что оно либо будет ему коротко, либо подчеркнет его нескладность, либо будет слишком ярким и привлечет к себе внимание, а тогда у него точно что-нибудь украдут. Мужчина остановился, обвел взглядом улицу, будто и не ходил по ней каждый день: с утра к восьми, вечером после шести – иногда и позже. Потом он сел на лавочку на остановке и без особого удовольствия закурил.

Кириллу Анатольевичу было слегка за сорок, когда он начал уставать. Способствовало ли этому то, что у его детей начался переходный возраст, что организм его стал хуже воспринимать алкоголь, что жена Кирилла Анатольевича с возрастающим усердием капала ему на мозги, или, возможно, его вообще не устраивала политическая ситуация в стране – оставим эту загадку психологам. Так или иначе, в какой-то момент он понял, что жизнь его стала совершенно предсказуема.

Сначала он пытался разубедить себя в этом. Вот вечером на кухню ввалился старший сын с синяком под глазом – этого ведь он, Кирилл Анатольевич, не мог ожидать? Или к жене приехала на недельку сестра – тоже сюрприз. Но вскоре подобные происшествия, вроде как раньше его волновавшие, стали привычными. Стало казаться, будто его семья живет, с ними происходят какие-то события, с кем-то они ругаются и мирятся, а его эти события не задевают, не вовлекают в свою непривлекательную липкую гущу, как не вовлекает его какой-нибудь средней паршивости сериал в телевизоре, мимо которого Кирилл Анатольевич проходит, мельком бросив на экран скучающий взгляд. И приключения его домочадцев стали для него рутиной: он выслушивал жалобы сына на не понимающую его девушку, свежие, как полежавший на солнце творог, новости про родных от жены, выдавал дочери деньги на билеты на концерт, старался не зевать под истории из детского сада от младшего сына и шел спать. Полистать книгу -выключить лампу – закрыть глаза.

Ему редко снились сны. Если и случалось, то какие-то давние воспоминания из детства. Вообще в детстве он был послушным ребенком, чем радовал бабушку и иногда – маму. Особенно хорошо с ним было в дошкольном возрасте. Посадишь его куда-нибудь – он и сидит. Мама была уверена, что его ждет светлое будущее.

Мама Кирилла была экономистом. У нее всегда все было просчитано, что семейный бюджет, что его будущее. Она не просчитала только того, что это все надоест отцу Кирилла. Он однажды просто пришел, забрал половину вещей, и ушел. Дома тогда только собака Элли была. Элли вообще больше отца любила. Когда он запер за собой дверь, она, видимо что-то поняв, начала биться в нее и царапать, и нечаянно опустила щеколду, запершись изнутри в квартире. Кириллу Анатольевичу иногда снилось, как тогда пришли из ЖЭКа и выломали дверь.

Теперь же, впервые за долгое время, жизнь за уши выдернула его из привычной полудремы. Не самый приятный способ, не спорю, но самым неприятным в нем стало увольнение Кирилла Анатольевича. В первые секунды он даже не понял, что произошло. Затем пошли вторые, третьи секунды, и вот, сидя на остановке, он вздрогнул от тяжелым мешком навалившегося осознания случившегося.

Вечером он сидел на кухне и слушал ругань жены в адрес его уже бывшего начальства и его самого. Он не оправдывался и не прерывал ее – реакция супруги была вполне естественна и предсказуема. Наконец она более или менее успокоилась, с силой опустилась на стул напротив и закурила, цедя слова словно сквозь фильтр сигареты:

– Позвони Юрке.

– Слушай, как-то неудобно, – поморщился он. Звонить и обязываться совершенно не хотелось.

– А то, что на одну мою зарплату мы детей, наших с тобой родителей и нас самих не прокормим – удобно, да? Звони.

Юрка был одногруппником Кирилла Анатольевича. С возрастом он утратил часть волос, обзавелся животиков и сменил очки с толстыми смешными стеклами на Рэйбены, в целом же оставшись обаятельным, веселым и душевным. Он некогда сделал фирму, в которой теперь работала орда их бывших однокурсников. Юрка звонку обрадовался и заставил Кирилла Анатольевича дать слово, что тот на следующий день приедет осмотреться в офисе.

Офис оказался приятным просторным помещением, с кучей дурацких смешных постеров на стенах и растений буквально на каждом рабочем столе. В окне лился приятный белесый свет, заставивший Кирилла Анатольевича сощуриться. С разных сторон послышался одобрительно-приветственный гул голосов знакомых и приятелей. Ему кто-то пожимал руку, кто-то хлопнул по плечу, кто-то даже лез обниматься. Сквозь бурлящую толпу протиснулся Юрка, быстро и как-то по-паучьи утащивший растерявшегося Кирилла Анатольевича в свой кабинет.

– Ну, – поинтересовался он, наливая им по чашке кофе, – как тебе тут у нас?

– Уютно, – Кирилл Анатольевич осторожно принял чашку с изображением Бэтмена. По правде говоря, он был приятно удивлен теплым приемом. На прежней работе он особо ни с кем не общался, и по нему теперь, скорее всего, никто не тосковал.

Юрка объяснил, чем они занимаются, и какую работу предстоит выполнять Кириллу Анатольевичу, если, конечно, он согласится на вакансию. Задача представлялась увлекательной, а кофе был немного вонючим, но от того еще более вкусным.

– Только ты прости, я тебе сразу сказать должен – платить буду вдвое меньше, чем на твоей старой работе. Мы недавно филиал в соседнем городе открыли, туда сейчас куча денег утекает. Но зарплата такая, ты не думай, временно, через годик смогу поднять тебе. Ты подумай пока.

– Поднимет он, конечно, – мрачно хмыкнула жена. – Решил, что ты по дружбе на него за бесплатно пахать будешь – а ты будешь. Правда, хоть какие деньги лучше их отсутствия, так что пока не отказывайся. Время нужно потянуть, а сам сходи на пару собеседований в нормальные места. Ничего, в конце концов, не теряешь.

И он пошел. Какие-то конторы, задворки бизнес-центров, окраины, до которых добраться можно только на собаках, офисы средней и большой поганости. Последней в его списке шла некая известная компания.

Кирилл Анатольевич неловко объяснился с охранником у входа в здание. Тот сперва почему-то совершенно убежденно не хотел впускать его. Потом Кирилл Анатольевич запутался в лифтах: одни ехали только на четные этажи, другие только на нечетные, третьи и на те, и на другие, а парочка просто была сломана и не ехала никуда. Миловидная секретарша, встретившая его бесчувственным взглядом учителя младших классов, когда он зашел в приемную, пообещала, что его скоро примут, после чего отвернулась к монитору. Кирилл Анатольевич сел, положив руки на колени. Потом ему стало неловко, он откашлялся и убрал руки в карманы. Секретарша не проявляла внимания. Ему все еще отчего-то было неуютно. Кирилл Анатольевич в некоем беспомощном отчаянье метался взглядом по унылому полупустому помещению, пока наконец не достал телефон и уткнулся в него.

Позвали. После стандартной процедуры, с чередой осмысленных и не очень вопросов, сидевший напротив него молодой парень, собственно и проводивший собеседование, сказал:

– В целом, Кирилл… Анатольевич? Да, в целом вы нам подходите.

Потом он охарактеризовал предлагаемую ими должность. Кирилл Анатольевич подумал, что в помещении не хватает жужжащей мухи. Ему предстояло выполнять работу немногим веселее перекладывания бумажек с места на место. С другой стороны, тут должен был быть почти вдвое больший оклад.

Ночью ему не спалось. Он листал книгу, пока сонная после рабочего дня жена не пригрозила ему смертоубийством, если он не выключит свет. За окном полосками света мелькали фары машин, кричали пьяные припозднившиеся горожане, сияли фонари. Кирилл Анатольевич вышел на балкон, полез в карман домашних штанов за сигаретами. Нащупал мятую пустую пачку. Пришлось вернуться в комнату, полезть в ящик стола, где обычно лежал блок. Снова ничего.

На кровати зашевелилась жена, и ему стало неловко, что он, кажется, разбудил ее. Надев на домашнюю одежду пальто, что обычно было для него недопустимо, он пошел в круглосуточный магазин во дворе. Его обдало ночным холодом. С крыши гаража на него зашипела очень недовольная кошка. Перед кошкой стыдно не было.

Выходя из магазина он спиной чувствовал недовольный взгляд продавщицы. Кирилл Анатольевич начал раздражаться.

«Неужели, – подумал он, – все вокруг уверены, будто устали, а я один – нет?»

Потом он решил, что причина его раздражения – это то, что он давно не курил, и достал сигарету, стоя возле магазина. Кирилл Анатольевич не заметил, как из темноты на него вышел невысокий парень со среднеазиатскими чертами лица.

– Дядь, угости сигареткой, – широко улыбнулся парень.

«Тоже мне, мог бы и пожалуйста сказать», – подумал Кирилл Анатольевич, но сигарету дал.

– Чего такой грустный, дядь? Случилось чего? – задымил парень. Кирилл Анатольевич пожал плечами. Он не считал, что выглядит грустным.

– Тебе что, жена изменила? – Кирилл Анатольевич в этот момент поежился, и парень оценил его пожатие плечами как знак согласия. – Ты, дядь, не парься слишком сильно. Ревность – это вообще расписка в собственной беспомощности. Вздуй обоих хорошенько, и отпустит. Ну или хотя бы его, если ты благородный. Ладно, дядь, пойду я.

«Что за идиот обкуренный», – подумал Кирилл Анатольевич, идя к дому. Ему еще некоторое время было неприятно на душе от разговора во дворе, словно он наступил во что-то нечистое. Потом он почистил зубы, лег в постель и мысли его вернулись к старому вопросу.

У Юрки ждала интересная работа и хорошая компания, в крупной фирме – высокая зарплата. У Юрки он вряд ли когда-нибудь столько получит, но в крупной фирме ждут рутина и тоска. Что ни выберешь – будешь жалеть об упущенной возможности. Кирилл Анатольевич перевернулся на другой бок и заснул.