Адвокат для ласточки

– Возражаю, Ваша честь! – воскликнул Карлос, вскакивая со своего места. – Прокурор строит умозрительные предположения, выдавая их за факты.

Судья стукнул молоточком, призывая к тишине:

– Возражение принимается. Сеньор прокурор, ограничьтесь тем, что подтверждено документально.

– У меня больше нет вопросов. – ответил, на возражение адвоката, прокурор и тихонько, чуть заметно улыбнулся.

– Ваша честь, разрешите уточнить у свидетеля. – сказал Карлос, на удивление всем, с довольным выражением лица.

Судья кивнул, и адвокат сделал шаг к нотариусу:

– Сеньор Марин, скажите, пожалуйста, что произошло бы с имуществом сеньора Ортеги, если бы после его смерти у Элены Веги и Рафаэля Ортеги, так и не появилось детей?

– В этом случае всё имущество подлежало бы продаже, а вырученные средства направлялись бы на благотворительные цели. Это также указано в завещании. Мы всегда предусматриваем внезапную смерть наследников или их отсутствие, особенно если на момент составления документа они юридически не могли распоряжаться собственностью.

– Другими словами, – Карлос повернулся к присяжным и его голос зазвучал мягче. –  даже если предположить, что у покойного не появилось бы детей, Элена никак не могла бы воспользоваться его состоянием. Никаких прав на имущество она не имела бы. Верно?

– Да. Если женщина не является законной супругой, то и прав на имущество покойного у неё нет. – ответил нотариус, явно уставший уже от вопросов.

– Ваша честь, у защиты больше нет вопросов к этому свидетелю. И прошу вызвать следующего. Это лечащий врач моей подзащитной, её гинеколог.

Секретарь открыл дверь, и в зал вошла женщина лет шестидесяти, невысокая, с тяжёлой походкой, сказывался возраст. Она села на место свидетеля, сложив руки на стол.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил судья.

– Доктор Консепсьон Лопес, гинеколог мадридской клиники Нуэстра Сеньора де лас Мерседес.

– Доктор Лопес, расскажите суду о вашей пациентке, Элене Веге.

– Подсудимая обратилась ко мне с жалобами на нерегулярные менструации. Я провела обследование, были сделаны общий анализ крови, гормональные панели и ультразвуковое исследование.

– Благодарю, доктор, но скажите, что выяснилось в ходе обследования?

– УЗИ выявило картину, требующую уточнения. Матка была нормальных размеров, яичники визуализировались чётко. Однако я не смогла обнаружить маточные трубы в том месте, где они должны быть анатомически расположены. Это стало основанием для проведения более детального исследования.

Врач потянулась к стакану с водой, её взгляд на мгновение задержался на Элене. Та, не двигаясь, смотрела в пространство перед собой, словно её мысли были где-то далеко.

– Свидетель, прошу продолжать, – судья отложил ручку, демонстрируя своё полное внимание.

– Для подтверждения или опровержения моих подозрений была назначена и проведена гистеросальпингография.

– Уточните пожалуйста, что это значит? – перебил свидетеля судья.

– Это рентгенологическое исследование, при котором в полость матки вводится контрастное вещество. В норме этот контраст должен заполнить маточные трубы и выйти в брюшную полость. Но в случае сеньориты Веги… – она сделала театральную, но оправданную паузу, – контрастное вещество осталось в полости матки. На серии рентгенограмм маточные трубы не визуализировались вообще. Окончательный диагноз, подтверждённый рентгенологически: врождённая билатеральная агенезия маточных труб. Проще говоря, они отсутствуют с рождения.

В зале понеслись разговоры, но мгновенно стихли. Чьё-то резко оборвавшееся «¡Dios mío!» прозвучало особенно громко в наступившей тишине.

– Уточните для присяжных, что это означает на практике? – Карлос мягко вернул внимание зала к свидетельнице.

– Это означает, – голос доктора Лопес прозвучал как приговор, – что между яичниками и маткой нет физической связи. Нет пути для яйцеклетки. Зачатие и беременность абсолютно исключены.

– То есть, говоря без медицинских терминов, это стерильность? Полное бесплодие?

– Да, сеньор адвокат. Полное и бесповоротное.

В зале раздался взрыв голосов. Перед председателем присяжных лежал раскрытый блокнот. На странице проступали торопливые, резкие линии, казалось, что рука двигалась без участия воли. На рисунке девушка лежала на операционном столе, глаза открыты, но взгляд потухший. Вокруг стояли несколько мужских фигур в халатах, их лица были пустыми. Один держал скальпель, другой тянулся к пульту от лампы. На полу под столом растекалось тёмное пятно, напоминая след от пролитых чернил. Молодой присяжный, сидевший рядом, случайно заметил рисунок и на мгновение побледнел. Его лицо исказилось от ужаса, словно он увидел не просто изображение, а то, что скрывалось за ним. Председатель присяжных, уловив этот взгляд, тихо закрыла блокнот и положила его на колени.

В это время Карлос, воспользовавшись моментом, снова обратился к свидетелю:

– Скажите прямо, доктор! Могло ли случиться так, что моя подзащитная каким-то чудом всё же забеременела?

 – Нет. Это исключено. – покачав головой, ответила доктор.

– Доктор Альваро, вы подтверждаете то, что, если у женщины было диагностировано врождённое отсутствие маточных труб, то она не может иметь детей? – спросил Карлос, доктора, сидящего в первом ряду.

– Да, коллега абсолютно права. С таким диагнозом наступление беременности невозможно.

Тишина повисла в зале, но это была уже не обычная тишина, а невидимый туман из потрясённых мыслей. О каком ребёнке тогда говорил Рафаэль?

– Уважаемые присяжные, вы сами слышали. – обратился адвокат. – Все предположения о наследстве через ребёнка рушатся на глазах. Подсудимая не могла использовать такой мотив, потому что у неё никогда не было возможности стать матерью. И действовать по обстоятельствам, как сказал прокурор, у неё бы не получилось.

Присяжные одновременно закивали и женщина, которая сидела с края, посмотрела на прокурора с презрением, что тот так нещадно воспользовался мотивом беременности, не выяснив факт, что её просто не могло быть. Видимо для неё это было, чем-то личным.

Глава 7

– Со стороны защиты свидетели будут?

Карлос приподнялся, голос его прозвучал сдержанно. У него была своя стратегия, выверенная и осторожная. Молчание Элены о Хавьере лишило его возможности заранее выстроить нужную линию допроса, и теперь любая поспешность могла обернуться против него. Он понимал, что в такие моменты сила не в напоре, а в умении выдержать паузу. Поэтому он выбрал уступить, внешне спокойно, словно именно это и входило в его план.

– Да, Ваша честь, но прошу заслушать их позже, после свидетелей обвинения.

– Хорошо. – одобрил прошение судья.

– Ваша честь, прошу вызвать свидетеля обвинения, Хавьера Солиса, бывшего охранника сеньора Ортеги.  – поднимаясь, обратился прокурор.

Вошёл мужчина крепкого телосложения, лет сорока, с лицом, на котором жизнь уже оставила свои отметины. Он не стал сразу садится в кресло, быстро подошёл к Элене встал на колени взял её за руки, начал их целовать и говорить о том, что он её дождётся из тюрьмы и всё будет хорошо. Элена не стала вырываться, но судебные приставы сразу взяли его под руки и отвели на место, куда он должен был сесть.

 — Свидетель мы можете давать показание?  – спросил его судья.

 — Да, ваша честь! Я всё расскажу!  – ответил Хавьер, вытирая слёзы.

Карлос посмотрел на Элену и в его взгляде был снова тот же вопрос, который он задавал ей в утром, но она продолжала молчать.

– Представьтесь, пожалуйста, – сказал прокурор.

– Хавьер Солис. Я работал охранником в клубе сеньора Ортеги. Меня наняли, чтобы следить за порядком и в особенности за Эленой. Я должен был обеспечивать её безопасность.

В его признании не было ничего необычного. В Мадриде девяностые годы клубы, как и сейчас, редко жили без силы за спиной, но Рафаэль нанял его для охраны Элены.  Мысль о том, что женщине могла понадобиться личная охрана, пробудила в присутствующих беспокойство. Кто-то решил, что Рафаэль был ревнивцем и не доверял никому. Другие, напротив, почувствовали холодок, ведь нанимать охрану для танцовщицы казалось чем-то чрезмерным.

– Значит, ваша задача заключалась в том, чтобы оберегать подсудимую?

– Официально да, но на деле я должен был ещё рассказывать сеньору Рафаэлю всё, что она делает и с кем разговаривает. Он хотел тотальный контроль над ней, особенно в то время, когда его не было рядом.

Карлос удивился показаниям свидетеля, ведь они, наоборот, подтверждали его линию защиты, что Элена была под влиянием Рафаэля и он удерживал её рядом. Но это не был бы свидетель обвинения, если бы он не должен был бы поведать, что-то, что должно очернить Элену.

– Скажите суду, какие отношения у них были. – продолжил прокурор.

– Вначале он относился к ней как к любимой игрушке. Дорого одевал, показывал рядом с собой, но со временем начал проверять её покорность. Сначала мелкие распоряжения, потом приказы. Он пользовался её зависимостью и не давал дышать, не позволял шагу без его ведома. А ещё её финансы полностью принадлежали ему, она получала письменное согласие на снятие денег в банке, и я её отвозил. 

– Подождите Хавьер, другие свидетели говорили, что она купалась в роскоши. – в недоумении спросил прокурор.

– Да, всё верно. Только вот покупал всё он сам. Выбирал наряды и украшение. Даже нижнее белье он заказывал только в тех магазинах, которые ему были по вкусу.

– Что происходило дальше?

– Постепенно она сблизилась со мной. Первый шаг сделала сама. После выступления однажды подошла и поцеловала. Я почувствовал, что это не случайность. Мы начали встречаться тайно. Ей не хватало простой мужской нежности.

– Расскажите о том случае в клубе после которого сеньор Ортега уволил вас.

– Был вечер, в клубе никого не осталось. Только мы втроём – я, она и Рафаэль. Сначала он просто хотел, чтобы она танцевала. Потом велел мне вынести на сцену трон. Я подчинился. Он приказал посадить Элену и приковать её. Я не хотел, но сделал.

На секунду Солис отвёл взгляд, словно сцена и по сей день жила в его памяти в мельчайших подробностях.

– Что было дальше? – спросил прокурор.

– Позвольте, Ваша честь, я предпочёл бы опустить подробности.

Судья согласился.

– Скажу лишь одно. В какой-то момент Рафаэль потребовал, чтобы я занялся с ней сексом, пока она была прикована. Я отказался. Между нами произошла драка. После этого меня уволили.

Сидящая Элена чуть хихикнула, прикрыв рот рукой, никто не заметил этого, кроме Карлоса.

– После, Элена приезжала ко мне пока Рафаэль был в своём офисе. Мы собирались бежать. В тот день, мы встретились в отеле, и она сказала, что знает, как поступить и что сегодня всё решится. Я подумал, что она узнала что-то из-за чего Рафаэль испугается и отпустит её. Но видимо решением оказалось убить его.

Зал до этого сидящий тихо, снова взорвался обсуждениями и осуждающими взглядами в сторону подсудимой. Карлос тут же вскочил, крикнул, пытаясь заглушить шум:

– Ваша честь! Протестую! Решение о виновности подсудимой ещё не вынесено, это всего лишь доводы свидетеля. 

Но судья толком ничего не услышал, он стучал молоточком по столу, пытаясь утихомирить возбуждённую толпу. Прокурор тихо сказал, что у него к свидетелю нет вопросов и передаёт его защите. Судья дал право адвокату начать, и Карлос немедля поднялся, сделал несколько шагов к свидетелю и остановился так, чтобы видеть и его, и присяжных.

– Сеньор Солис, вы сказали, что в клубе вашей задачей было следить за подсудимой. Правильно?

– Да.

– Но вместе с тем вы признали, что обязанность заключалась не только в том, чтобы охранять её, но и в том, чтобы докладывать Ортеге каждый её шаг. Так?

– Всё верно.

 – Тогда скажите, если женщина не могла даже снять деньги без письменного разрешения и каждое её действие контролировалось. Это похоже на жизнь свободного человека?

– Нет, – признал Солис.

И вот всё само собой выстроилось в удобную линию. Карлос подхватил её и вёл так, что свидетель сам шаг за шагом подтверждал факты зависимости Элены, начиная с незаметного контроля и заканчивая открытым унижением и ударами. С самого начала его стратегия была прагматичной и хладнокровной. Ему требовалось вывести дело в безысходность, показать систематическое психологическое и физическое давление Ортеги на женщину, сделать очевидным, что она жила в ловушке. Ему казалось, что это самый выигрышный путь. В таком раскладе подсудимая становилась жертвой в руках сильного и жестокого мужчины. Присяжные сами должны были сделать выводы, что единственным выходом из этого ада оставалось убийство, и даже заключение экспертов о том, что Элена была невменяема, также играло ему на руку.

– Вы упомянули, что Рафаэль покупал ей платья, украшения, даже бельё, но выбирал всё сам. То есть – это было его решение, а не её?

– Да.

– Скажите прямо! Она хоть чем-то распоряжалась сама?

 – Нет. – пожал плечами Хавьер.

– Вы назвали её зависимой. В чём заключалась эта зависимость, как вы считаете? – продолжил адвокат, делая шаг ближе к нему.

– В том, что она не имела ничего своего. Ни денег, ни свободы, ни даже собственного мнения.

В зале повисло напряжение. Судья смотрел внимательно на то, что адвокат явно подводил свидетеля к точке, где обвинение превращалось в защиту.

– Теперь о ваших словах насчёт её поступка, – голос Карлоса приобрёл ещё более уверенный тон. – Вы сказали, что в день убийства она пришла к вам и сказала, что знает, как поступить и что сегодня всё решится? Но позвольте спросить: говорила ли она именно о своих планах убить его или как-то навредить ему?

– Нет.

– Вы были рядом в момент убийства?

– Нет.

– Тогда это ваше предположение?

– Да.

Карлос повернулся к судье, кивнул, словно отдавая должное честности свидетеля, и продолжил:

– Последний вопрос, сеньор Солис. Вы сказали, что Элена приезжала к вам тайно, что она сама искала в вас поддержку и любовь. Скажите, если бы она была холодным и расчётливым человеком, которому важны только деньги, пошла бы она к простому охраннику?

Хавьер поднял глаза и ответил:

 – Нет. Она искала не это.

В этот момент всем присутствующим в зале стало ясно, что Солис говорил правду, но эта правда работала против обвинения. Его слова не навредили Элене, как надеялось обвинение, а только сделали её живой женщиной, которая тянулась к свободе, а не к богатству.

 – У меня больше нет вопросов. – закончил свой допрос адвокат и свидетеля отпустили, уходя он ещё раз взглянул на Элену, а затем быстро скрылся за дверью.

***

За три месяца до предъявления обвинения.

Клуб отгулял тот вечер на износ. Элена держала сцену до самого конца и каждый её жест приковывал внимание зрителей и не только. Она улыбалась, кланялась, желала всем спокойной ночи. Спустя некоторое время гримёрки опустели, захлопнув двери, а её каблуки отчётливо цокали по кафельной плитке. Хозяйка сцены уходила всегда последней, это давало ей возможность побыть в тишине после шоу. Свет там был тусклым, Элена не раз просила завхоза поменять светильники. Даже шутила, что однажды в этом коридоре её похитят и никто даже не заметит.  Её рука уже тянулась к ручке двери кабинета, как тень у стены шевельнулась и отделилась от общей массы.

Хавьер вышел на свет. Он шагнул неуверенно и его плечо задело стену.

– Элена… – его голос был хриплым, слова спотыкались друг о друга.

– Ты пьян. Уходи. Чтобы Рафаэль тебя не видел, – бросила она ему.

Мужчина не сдвинулся с места. Лицо его исказилось то ли от страдания, то ли от злобы. Он сделал шаг и навалился на неё, прижал к стене и, задыхаясь, зашептал, что любит, не может молчать, что она не любит Рафаэля и что смотрит только на него. Элена попыталась оттолкнуть его, сказала, что закричит, но это не помогло. Он схватил её сильнее, потащил по коридору, втолкнул в первый же кабинет и захлопнул дверь. Она отступила к столу, пытаясь держаться.

– Тронешь меня, и Рафаэль убьет тебя. Серьезно, Хавьер.

Но он уже не слышал. Сорвал пиджак, подошёл ближе и прижал её к столу. На ней был сценический костюм с глубоким вырезом. Он рванул ткань корсета, разодрав его пополам. Грудь обнажилась. Элена закричала, ударила его, но он будто ослеп. Поднял юбку, вцепился пальцами между её ног. Она изо всех сил пнула его в колено. Боль пронзила всё его тело, и на миг он отшатнулся. Этого хватило, чтобы его одержимость превратилась в ярость. Схватив её за волосы, он дёрнул так сильно, что голова запрокинулась, потом поволок по комнате. Каждое движение приносило ей страдание, кожа на висках горела, а на глазах наворачивались слёзы.

– Хватит! – закричала она. – Отпусти меня!

– Никогда, – процедил он, продолжая удерживать её.

– Ты пьян, – голос Элены срывался, но в нём ещё оставалась твёрдость. – Рафаэль тебя убьёт!

Он таскал её из угла в угол, и в этом зверином усилии был только один смысл – подчинить. Когда она попыталась вырваться, он ударил её о край стола, и от резкой боли в затылке мир поплыл. Потом он снова развернул её лицом к столу. На этот раз он уже стягивал штаны и был готов к последнему шагу.

– Тебе же это нравится, сучка, – прошипел он, прижимая её со всей силы. – Я тебе нужен… слышишь? Никто не даст тебе того, что дам я. Сейчас ты узнаешь, что значит настоящий секс с сеньором Хавьером.

Элена попыталась вырваться, ногтями царапая его руки:

– Ты сошёл с ума! Отпусти, пока не поздно!

В отчаянии её пальцы нащупали на столе ножницы. Одно движение и сталь вошла ему в бедро. Неглубоко, но достаточно. Он заорал, скрипя зубами, и рухнул. Элена, прижимая к груди разорванную ткань, побежала к двери. Выскочила в коридор не оглядываясь.

На следующий день клуб не открыли. Девушкам сообщили, что выходной, без всякого объяснения причины. И только один человек пришёл на работу, как обычно, словно ничего и не было. Для него клуб в ту ночь казался вымершим. Свет в коридорах был выключен, а двери заперты, и не было ни одного работника, но сквозь щель занавеса просачивался тусклый свет софитов. Хавьер отодвинул шторку и вошёл в зал. В центре сцены стоял тяжёлый и позолоченный трон с высокой спинкой. На нём, в маске и длинном платье, сидела Элена. Она смотрела прямо на него и, не говоря ни слова, поманила пальцем.

– Прости, – сказала она. – Вчера я была не в духе. Давай продолжим.

Он остановился, не веря. В груди всё перевернулось. Значит, не отвергла и всё ещё возможно. Куртка упала с плеч, следом пиджак. Он уже тянулся к пуговицам рубашки, но она остановила его лёгким движением руки.

– Нет, не так, – сказала она и встала, словно играла в какую-то игру, известную только ей.

Она подвела его к трону и усадила. И прежде, чем он понял, что происходит, кожаные ремни щёлкнули на его запястьях, потом на щиколотках. Хавьер дёрнулся, но было уже поздно. Элена медленно пошла по кругу, то приближаясь, то отдаляясь от него. Танец был странным, всё её тело источало власть и напряжение. Она склонилась к нему, провела ладонью по груди, затем разорвала рубашку, обнажив тело, потом расстегнула ему штаны и приспустила их. Его сердце колотилось, и он думал, что вот сейчас всё начнётся. Но в этот момент в зале щёлкнул прожектор. Один софит ударил лучом в противоположную сторону, на вип-место. Там, удобно откинувшись в кресле, сидел Рафаэль. Он поднялся и медленно зааплодировал.

– Великолепно, Элена. Как всегда, выше всяких похвал, но я хочу изменить финал.

Он вышел на сцену, подошёл к ней, обнял и поцеловал.

– Или ты хочешь сама поиграть? – спросил он шёпотом.

– Нет. – отводя взгляд, ответила она.

– Тогда давай так, – сказал Рафаэль. – Ты лишь ответь ему за то, что он сделал, а дальше я сам.

Рафаэль подтолкнул её ближе, поставил перед собой, лицом к прикованному Хавьеру. И, используя как ширму, со всего размаху ударил кулаком в его лицо. Кровь брызнула ей на руку, и она инстинктивно вытерла запястье о платье. Затем он отпустил её, и она ушла в кабинет переодеться, а Рафаэль остался.

Хавьер пытался оправдаться, заговорил сбивчиво:

– Это она… сама… она соблазняла меня…я бы никогда.

Рафаэль не слушал. Ударил ещё раз, теперь в живот. Тот согнулся, захрипел.

– Хватит, – бросил Рафаэль в темноту.

И оттуда, словно из-за кулис, вышли двое телохранителей. Рафаэль вытер окровавленный кулак белым платком и сказал коротко:

– Вы знаете, что делать.

Сложно сказать, сколько времени длилось всё остальное. Глухие, мягкие звуки ударов, хрипы и треск рёбер. Когда Хавьер очнулся, он уже был в больнице. Врачи, избегали смотреть ему в глаза, объяснили, что в серьёзных автомобильных аварии лобовое стекло часто разбивается на тысячи осколков. Они бывают очень острыми и могут нанести тяжелейшие травмы, особенно в области паха. И отсечение гениталий не редкость, и что ему ещё повезло. Он пролежал там два месяца и больше никогда не рассказывал никому, что же произошло на самом деле.

Всё это его изувеченное тело, унижение и страх, стало топливом для той злости, с которой он давал показания. На скамье суда он не защищал правду, а мстил. Но и в этой мести было запоздалое бессилие, ведь человек, который его растоптал, уже был мёртв. Оставалась только Элена, единственная и удобная мишень, на ком можно было сорвать боль, хотя в глубине души он, возможно, понимал, что в её глазах виновник был совсем другой.