Адвокат для ласточки

Анна Нуар

Адвокат для ласточки

Глава 1

Зал был полон, люди теснились на скамьях, и в этом оживлении чувствовалась неловкая торжественность. Высокие потолки и тёмная деревянная отделка выглядели строго, всё это напоминало о порядке и дисциплине. Присяжные сидели чуть напряжённо, стараясь не встречаться взглядами. Женщина лет сорока, с аккуратно уложенными волосами и безупречно выглаженной блузкой, время от времени подносила карандаш к листу и делала мелкие штрихи. Её рисунки, были скорее машинальные, чем осмысленные, заполняли страницы от края до края причудливыми линиями. Она была председателем присяжных, и именно её сдержанное спокойствие придавало остальным видимость уверенности. Рядом с ней сидел мужчина в поношенном пиджаке морщил лоб, делая вид, что вникает в происходящее, хотя глаза его устало блуждали по залу. На другом конце ряда молодая девушка изредка прикладывала к губам ручку, кусала колпачок и снова опускала взгляд в свои записи.

Судья вошёл в зал, прошёл к своему месту, и журналисты на задних рядах мгновенно оживились. Он оглядел присутствующих, и разговоры постепенно стихли. Затем поправил очки, коротко взглянул на часы и ударил молоточком. В зале стало тихо, началось слушание.

– Заседание продолжается. Слушается дело Элены Веги по обвинению в убийстве Рафаэля Ортеги.

Впервые за долгие десятилетия Испания снова слушала дела с участием присяжных.  После Гражданской войны и прихода Франко этот институт был отменён, ведь при диктатуре народу не доверяли право решать судьбы. Всё это время приговоры выносили только судьи, и общество привыкло к их холодной и безличной власти. Но в 1995 году ситуация резко изменилась. Новый закон вернул суд присяжных, и теперь именно обычные люди, выбранные по жребию из списков избирателей, сидели в зале и решали, виновен человек или нет. Девять граждан со своим прошлым и историей, одни заходили в зал суда с предвзятостью, а другие со страхом. Этот процесс в Мадриде стал одним из первых. Газеты писали о нём с утра до вечера, а в передачах спорили юристы и политики. Многие считали, что народный суд приблизит Испанию к Европе, и только единицы предупреждали, что эмоции возьмут верх, и правда станет жертвой впечатлений. Так или иначе, все понимали, что приговор по делу Элены Веги станет не только её судьбой, но и проверкой для новой системы правосудия.

Все взгляды упёрлись в подсудимую. Элена сидела прямо, словно удерживала равновесие не телом, а волей. Молодая, с тонкими чертами лица и длинными тёмными волосами, она казалась одновременно хрупкой и опасной. Её лицо оставалось спокойным, но в этом спокойствии ощущалось напряжение, которое выдавало человека, собравшего в себе слишком многое. В своём тёмном платье она выглядела безупречно, могло даже показаться, что она хранит траур. И только по едва заметным движениям рук можно было понять, что внутри у неё горело то, что испытывает человек, которому грозит двадцать лет тюрьмы. А зная, как живут заключённые, ясно было одно, что прожила бы она там не больше десяти.

Судья открыл папку, затем повернулся к подсудимой и несколько секунд смотрел на неё, а она не поднимала взгляда.

– Сеньорита Вега, поясните суду, в каких отношениях вы состояли с погибшим. Кем он вам приходился?

– Мы были близки. Наши отношения длились несколько месяцев. – поднявшись со стула, негромко ответила Элена.

И по залу тут же прокатились приглушённые голоса. Судья постучал молоточком:

– Тишина.

Прокурор резко наклонился вперёд, и его мантия взметнулась.

– Констатируем факт. Вы состояли в интимной связи с главой Montoro S.A.? Вы были его любовницей?

– Я была той, с кем он был. Это нельзя назвать быть любовницей. Мы просто встречались. И … занимались сексом. О любви не было и речи. – сделав небольшую паузу, произнесла Элена.

Её адвокат тоже поднялся и обратился к судье.

– Ваша честь, позвольте подзащитной описать, как всё начиналось. Контекст этих встреч очень важен для понимания сути отношений моей подзащитной и Рафаэля Ортеги. Прошу вас.

Судья разрешил, и предоставил слово подсудимой.

– Мы познакомились прошлым летом, – начала она свой рассказ. – Это было на яхте в Барселоне. Меня пригласили туда выступить на частной вечеринке.

– Выступить? То есть вы певица? – уточнил судья.

– Нет, – Элена снова выдержала паузу и подняла глаза на зал. – Я танцовщица. Танцую стриптиз.

Зал взорвался. Присяжные зашевелились в креслах, а журналисты мгновенно потянулись к кнопкам включения камер, и в тот же миг вспыхнули красные лампочки записи. Грузный мужчина на заднем ряду прыснул от сдавленного смеха, а женщины, сидевшие на первых рядах, одновременно покачали головой.

– Тишина! –  постучал молоточком судья. – В противном случае я удалю из зала всех, кто мешает слушанию дела.

И зал мгновенно затих. Были слышны только удары по кнопкам пишущей машины, в углу зала, где сидела секретарь.

– В ту ночь я впервые увидела Рафаэля. Он сразу выделился среди остальных. Не пил и не свистел, только наблюдал за мной покуривая сигару. После выступления он сразу подошёл ко мне и сказал, что хочет поговорить. Я согласилась.

– Сеньорита Вега, каким именно было это предложение? Он пригласил вас за стол, к своим гостям? Расскажите подробнее. – уточнил адвокат, понимая, что сказанное можно интерпретировать по-разному.

– Нет. Он пригласил меня к себе в каюту. Когда мы вошли, я сразу поняла, что всё было приготовлено заранее. На столе уже стояло ведро со льдом, бутылка шампанского, рядом тарелка с клубникой и букет роз. Всё выглядело так, словно он точно знал, что я соглашусь.

Несколько присяжных переглянулись. Прокурор прищурился и сделал пометку в своих бумагах. Видя это, адвокат снова уточнил вопрос:

– Скажите, вы часто уединяетесь с гостем после выступления?

– Нет, – её голос прозвучал жёстче, чем раньше. – Это был первый раз. У нас так не принято. Это уже… другая профессия.

В зале послышался лёгкий шум. Кто-то из присяжных кивнул, несколько человек начали быстро что-то записывать, перешёптываясь между собой. Журналисты перестали щёлкать ручками и подняли головы, стараясь не пропустить ни слова. Атмосфера резко изменилась на ту, где каждый вдруг почувствовал, что было сказано нечто важное. Судья посмотрел на Элену внимательнее, на мгновение смягчив выражение лица, затем вернул себе привычную строгость и постучал молоточком, напоминая о порядке.

– Как проходила ваша встреча в каюте? – продолжил адвокат.

– Он открыл шампанское, мы выпили по бокалу. Потом он начал рассказывать о себе. Говорил, что в Мадриде у него есть собственный закрытый клуб и что он хотел бы организовать там выступление девушек. Только не просто для раздевания, нет. Он говорил о настоящем шоу.

– Какого рода шоу, уточните, пожалуйста? – спросил адвокат.

– Возражаю! – выкрикнул прокурор, вскакивая со стула. — Это не имеет отношения к делу. Мы слушаем обвиняемую о её отношениях с погибшим, а не о его бизнес-планах.

Адвокат тут же шагнул вперёд, словно ждал этого возражения:

– Ваша честь, прошу разрешить. Ответ на этот вопрос напрямую охарактеризует личность покойного. Его намерения и его способы вовлечения женщин в зависимость от него. Всё это является ключевой частью картины, и присяжные должны её услышать.

Судья сдвинул очки на кончик носа и несколько секунд молча переводил взгляд с прокурора на адвоката. В зале продолжала висеть тишина, все были в ожидании подробностей.

– Допустим, – наконец произнёс судья. – Подсудимая ответьте на вопрос адвоката.

– Рафаэль жаловался, что устал от обычных клубов. Что хочет создать в Мадриде особенное место. Там должны были быть не просто танцы. Он мечтал о шоу, где девушки в костюмах и масках, как актрисы, и обязательно должны быть театральные софиты. И всё это постепенно должно переходить в другое… в то, за что зрители захотят заплатить.

Её рассказ прервал чей-то кашель, Элена невольно повернулась, но вскоре продолжила.

– Он говорил, что его элита хочет не только смотреть, но решать, как будут разворачиваться события на сцене. Он приводил в пример Колизей, где император решал судьбу гладиатора. Там должны были быть представления, похожие на спектакли, где разворачивались бы сцены из античных трагедий или мифов с женщинами в главной роли, жертвующими собой. Только вместо театрального ножа должны были быть настоящие приспособления… – Элена сжала руки, как будто удерживала себя от лишних слов. – Цепи, ремни и железные конструкции. 

Она говорила спокойно, выверяя каждое слово, словно читала чужой текст, который не имела права изменить. В её голосе не было дрожи, но за этой ровностью слышалось лёгкое придыхание, почти незаметное для большинства. Только самые внимательные уловили бы, как в паузах она чуть глубже втягивала воздух, стараясь не показать, что воспоминания возвращают её туда, где всё ещё больно.

– В этих представлениях должны были участвовать только женщины? Или мужчины тоже? – продолжал уточнять адвокат, выставляя правильные позиции.

– Только женщины. – чуть повысив тон ответила Элена. – Он говорил, что зрителям неинтересно смотреть на мужчин в роли жертв. Ему нужны были образы слабости, красоты и жестокости, смешанных воедино. Так он это называл. Хотя… было предложение, уже после, что мужчины тоже могут участвовать. Но не в роли жертв, а только как сексуальные партнёры. Если публика примет решение, что это нужно.

– То есть, — уточнил адвокат, – публика имела бы право решать, когда и в какой форме в представлении появится мужчина?

– Да. Всё зависело бы от желаний зрителей, – кивнула Элена. – Он хотел, чтобы это было живое шоу, где сама толпа выбирает, что делать дальше.

В зале поднялся приглушённый ропот, будто каждый пытался осознать услышанное. Один из присяжных, мужчина средних лет с растрёпанными волосами, открыл свой блокнот и неровным почерком записал: «представления с пытками, женщины как жертвы». Он долго смотрел на эти слова, потом подчеркнул их дважды, не зная, зачем. А председатель присяжных снова потянулась к своему карандашу. На краю страницы появилось изображение женщины, прикованной к скале. Руки раскинуты, тело вытянуто в неестественной позе, по небу вокруг кружат вороны, их огромные крылья, угрожающе закрывали солнце. Под рисунком она поставила короткую подпись – «неизбежность».

– Получается, Рафаэль Ортега открыто рассказывал вам о проекте, в котором женщины должны были играть роль подчинённых и страдающих, и видел в этом коммерческую идею? – продолжил адвокат, почувствовав нужное напряжение.

– Да, – коротко ответила Элена. – Он говорил, что именно на этом можно построить успешный бизнес.

– Ваша честь! — возмущённо обратился к судье прокурор. – Это отвлекает присяжных от сути обвинения. Мы слушаем не про мечты покойного, а про убийство, совершённое подсудимой.

Судья поднял ладонь, останавливая шум.

– Замечание принято. Но подсудимая продолжит. Эта информация может быть важна для понимания характера погибшего и обстоятельств их отношений.

Подобные разговоры о бизнесах, выстроенных на слабостях элиты не были случайностью. В Европе к середине девяностых уже существовала целая сеть закрытых клубов, официально прикрытых вывеской театральных представлений для избранных. В действительности же это были пространства, где сцена превращалась в арену для чужих фантазий, а человеческое тело становилось частью спектакля. Эти места выросли на наследии войны. После Второй мировой, когда города ещё пахли гарью и руинами, в подвалах Берлина, Парижа и Вены начали рождаться странные труппы. Там ставили мрачные пьесы о боли и власти, соединяя их с эротикой. Участники называли это искусством, а критики – декадансом, но за закрытыми дверями собирались богатые зрители, жаждущие ощущений, которых им не хватало в нормальной жизни. Со временем этот опыт превратился в традицию, в элитный аттракцион. Эти клубы не рекламировались, туда попадали по приглашению, и каждый раз всё происходящее называлось игрой. Рафаэль Ортега не был оригинален. Он лишь хотел перенести этот опыт в Испанию – страну, которая после диктатуры жадно тянулась ко всему запретному.

– Хорошо, сеньорита Вега. Он рассказал вам про свою идею, о клубе и шоу… А от вас-то он что требовал? — вернулся к вопросам адвокат.

– Помощи. – ответила она чуть задумавшись. – Он хотел, чтобы я помогала ему с организацией и с отбором девушек, и впоследствии взяла управление.

– То есть речь шла не о вашем участии в представлениях, а о том, чтобы вы фактически стали частью администрации? – уточнил он.

– Именно, – кивнула Элена. – Он называл это «быть хозяйкой сцены». Я должна была следить, чтобы девушки выходили на сцену вовремя, чтобы публика получала то, за что заплатила.

– И всё-таки, сеньорита Вега. Как вы отреагировали на его предложение?

Элена выпрямилась и неожиданно спокойно произнесла:

– Я согласилась.

В зале разом взметнулся шум. Присяжные начали переглядываться, а один из операторов сменил ракурс камеры, показав отношение сидящих к услышанному.

– Он предложил хорошие деньги, – продолжила она, не меняя тона. – Такие, что я даже не могла себе представить. Суммы, за которые можно было закрыть все долги, забыть про жалкие сцены в клубах и наконец почувствовать себя человеком, а не товаром.

Судья ударил молоточком:

– Тишина! Я предупреждаю в последний раз!

Но тишины не было – зал ещё бурлил. Присяжные то и дело бросали взгляды на Элену, пытаясь уловить в её лице раскаяние или холодный расчёт.

В этот момент прокурор попросил судью дать возможность задать вопрос, адвокат протестовал, но судья дал согласие:

– Вы понимали, что вы будете участвовать в незаконной деятельности? – спросил он, понимая, что перевес теперь на его стороне.

– Да. Я понимала, о чём он говорил.

Адвокат, до этого уверенный в ритме допроса, замер. Затем поднялся, чуть приоткрыв рот, будто хотел что-то сказать, но слова не шли.

– Ваша честь… – он сделал шаг вперёд и снова замялся. – Ваша честь, прошу объявить перерыв.

Судья нахмурился, посмотрел сперва на прокурора, потом на присяжных, которые с явным волнением переговаривались между собой.

– На каком основании? – холодно уточнил он.

– Чтобы обсудить с моей подзащитной её последние показания. Это… неожиданное развитие.

– Конечно. – вскинув брови и усмехнувшись, проговорил прокурор. – Перерыв нужен не суду, а защите, которая впервые услышала правду от собственной подзащитной.

– Хватит, – отрезал судья и снова поднял молоточек. – Суд объявляет двадцатиминутный перерыв.

Затем он отложил молоточек и встал. Его уход стал сигналом и зал как по команде ожил. Присяжные заговорили громче, а журналисты бросились к выходу, чтобы первыми передать редакциям услышанное. Операторы свернули камеры, но не выключили их совсем, надеясь уловить хоть фрагмент разговора адвоката с Эленой. Но она осталась сидеть, не двигаясь. Лицо её было неподвижным, только в уголках губ промелькнула тень улыбки. Адвокат подошёл к ней, наклонился, сказал несколько тихих слов. Она не ответила. В это время прокурор, не скрывая удовлетворения, медленно собирал бумаги, бросая короткие взгляды в сторону защиты.

В коридоре за дверью уже слышались шаги и приглушённые голоса журналистов. В зале постепенно стихло. Оставшиеся смотрели на пустое место судьи, где всё ещё лежал молоточек – символ власти, на время оставленный без руки, способной вернуть порядок.

Глава 2

За шесть месяцев до предъявления обвинения. 

На шёпот его вопроса она ответила коротким и тихим голосом:

 — Да… я согласна.

Рафаэль уверенно к ней подошёл, с тем самым взглядом, от которого трудно было отвести глаза. Элена сидела в кресле, держа в руке бокал, и вдруг ощутила, как его ладонь скользнула по её груди лёгким прикосновением, едва ощутимым, но в нём было больше власти, чем в десятках слов. Он опустил руку ниже, задержался на коленях, и, прежде чем она успела выдохнуть возражение, пальцы уже нырнули под подол платья. Тонкая ткань задрожала, словно откликнулась вместе с ней. Она резко качнула бедром, оттолкнувшись, но он лишь улыбнулся, и медленно стянул с неё трусики, намеренно чуть задержав руку, растягивая собственное удовольствие. И когда Элена попыталась встать, он мягко прижал её обратно к креслу, опустился на колени, потянул её вниз и коснулся губами там, где она хотела бы остаться неприкосновенной. Сопротивление растаяло, дыхание сбилось, тело предало её быстрее, чем разум и вместо слов сорвался лишь глухой стон. Он ухватился за бёдра и прижал сильнее. Грудь взметнулась, а бокал выскользнул из рук и упал на пол не разбившись.

– Я ещё никогда не была с мужчиной. – проскулила она, хватая воздух.

– Теперь ты понимаешь, зачем я выбрал именно тебя? – проговорил Рафаэль, вставая с колен.

Затем подхватил её на руки так легко, словно она весила не больше шёлкового покрывала, уложил на широкую кровать, и, склонившись, стянул сначала одну бретельку её платья, оголив грудь, поцеловал, ощущая как сосок твердеет от его прикосновения. И следом опустил другую, полностью раскрыв обнаженное тело пред собой. Она приподнялась желая поцеловать его, но он нежно опустил её обратно, говоря о том, что он ещё не закончил. Провёл ладонью от шеи к животу, и от этого движения по телу побежала дрожь, не оставив ни одного уголка равнодушным. Продолжая одной рукой прижимать её к кровати, он взял ягодку клубники, положил в углубление между ключицами, поднял бокал шампанского и тонкой струйкой пролил на неё. Холодные капли растеклись по изгибам тела, скатились к груди. Элена вскинула голову, задыхаясь от неожиданного смешения холода и жара, а он склонился ниже, губами собирая их, следуя от живота вверх, пока язык не коснулся каждой искрящейся капли.

В тот миг, когда её тело уже перестало различать, где заканчивается удовольствие и начинается мука, он резко вцепился зубами в то место, где лежала клубника, вытащил её, и, прижимая ладонью шею, наклонился, передав плод её губам. Поцелуй был настойчивым, властвующим, и вкус клубники, смешанный с его дыханием, сделал этот момент ещё ярче. Его пальцы задержались на губах, тёплые, слегка сладковатые, и, до того, как она только подумала что-то сказать, Рафаэль вновь скользнул вниз. Он растянул её на простыни, словно хотел видеть каждую линию изгиба её тела. Его ладони охватывали бёдра, скользили по внутренней стороне, вызывая в ней трепет, от которого она пыталась убежать, но только сильнее поддавалась. Затем поймал её руки и мягко прижал их над головой, так, чтобы она смогла вырваться, если захочет. Его взгляд задержался на ней, чуть замерев, он продолжил, провёл кончиками пальцев по её запястьям, скользнул вниз к груди и остановился у сосков, не касаясь – только дразнящая близость. Она дёрнулась, пытаясь потянуться к нему, но он лишь покачал головой и, усмехнувшись, позволил своим губам едва коснуться кожи рядом, избегая самого желанного.

Рафаэль играл с её телом уверенно вновь и вновь вытягивая удовольствие, пока она сама не начала двигаться ему навстречу. Он словно испытывал её, сменяя лёгкие укусы на жадные и болезненные. То поднимал её руки вверх, удерживая за запястья, то отпускал, позволяя чувствовать мнимую свободу.

И вот, казалось, игра подошла к концу, как вдруг Рафаэль снова прижал её к кровати, ставя точку в её сомнениях. В его движении не было грубости, он понимал, что она готова принадлежать ему в эту ночь. Элена ощутила тяжесть его взгляда, тепло его тела над собой, и уже не пыталась сопротивляться. Затем он протянул руку к креслу, где висел его пиджак, достал из нагрудного кармана белоснежный платок с легким ароматом его парфюма и подняв её ноги, осторожно подложил его под её бедра.

– Что ты делаешь? – спросила она, срываясь между дыханием и смущением.

Он наклонился к её уху, улыбнувшись:

– Хочу сохранить этот момент. Всё, даже то, что ты скрываешь.

От его слов по её телу разлился жар, куда более красноречивый, чем любое прикосновение. Он медленно снял рубашку, и в этом простом действии ей открылась картина его силы и власти. Она смотрела на его уверенные руки, ровные линии плеч, грудь, и ловила его дыхания. В этот миг их взгляды и мысли сплелись воедино. Он обнял её крепче, на мгновение застыв, и в этом последнем, совместном порыве они словно провалились в омут блаженства. Её тело затрепетало у него в руках, но он не отпускал, держал до тех пор, пока буря внутри не утихла, оставив после себя лишь тихую, умиротворённую усталость.

Некоторое время они лежали так – он над ней и всё ещё внутри неё, ладони сжимали плечи. Она медленно открыла глаза и встретила его взгляд. Там не было ни тени шутки, ни холодного расчёта – только спокойная и уверенная нежность. Он ещё раз коснулся её губ, коротким, но удивительно нежным поцелуем, словно благодарил за то, что она отдала ему часть себя. Затем медленно приподнялся, обвёл взглядом кровать, и, потянувшись к полу, нашёл платок. Белая ткань, такая строгая и безупречная вначале, теперь хранила отпечаток их близости – крошечное кровавое пятно. Оно растеклось в форме сердца, словно сама ночь решила оставить им знак. Рафаэль задержал взгляд, и угол его губ тронул холодный намёк на улыбку. Он аккуратно сложил платок вчетверо, как дорогую реликвию, и спрятал в нагрудный карман пиджака.

Элена следила за каждым его движением, ещё не придя в себя до конца, и наконец хрипло спросила хрипло:

– Зачем?

Он обернулся к ней, уже застёгивая рубашку ответил:

– Я люблю коллекционировать редкие и ценные вещи. Но такой в моей коллекции ещё не было

Затем поднялся, накинул пиджак, бросил взгляд в зеркало и добавил, уже другим тоном:

 — Мне нужно вернуться в зал. Ты можешь остаться здесь. Никто не потревожит.

И, словно объявляя окончания игры, пригладил волосы, закурил сигару, и только тогда вышел, оставив её одну среди запаха шампанского, роз и смятой простыни.

***

В зале суда конвой – высокая худощавая женщина с латиноамериканскими чертами лица, крепко держала Элену под локоть. Наручники она нарочно затянула сильнее чем обычно, так, что на запястьях оставались красные следы. Она всегда молчала, лишь коротко указывала направление куда идти. Они вышли из зала суда через заднюю дверь, которая находилась возле секретаря. Далее по узкому коридору вошли в маленькую комнату, где стоял только металлический стол и два стула. Едва конвой сняла наручники и закрыла за собой дверь, через другую вошёл её защитник. На нём был строгий костюм, рубашка без единой складки, галстук сидел идеально. Он выглядел собранным, но в движениях чувствовалось раздражение, словно после долгого разговора, который не принёс результата. Он бросил папку на стол, подошёл ближе, посмотрел на Элену и ударил ладонью по столу.

– Ты надо мной издеваешься?! – голос сорвался с привычной адвокатской холодности на ярость. — Мы же только вчера всё проговорили! Ты должна была сказать, что не согласилась.

– Карлос! Я видела, как в комнату свидетелей заводили Селию. Она всё равно опровергла бы мои слова.

– Это моё дело решать, что ты говоришь, а что нет. Поняла? Ты могла бы дать пояснение, что он заставил тебя. Силой или угрозами – неважно. Я бы нашёл, как подать это присяжным. А теперь… – он сжал кулак, снова стукнув им по столешнице. – Ты сама роешь себе яму.

– Я сказала то, что сказала. – проговорила спокойно Элена, откинувшись на спинку стула.

– Сегодня, – перебил он, — ты отказываешься от показаний из-за плохого самочувствия. Я подам ходатайство перейти к допросу ключевых свидетелей. Сначала посмотрим, что скажет Селия. А потом я разработаю новую линию защиты.

Он выпрямился, поправил галстук и подошёл к двери:

– Ты должна понять одно. Я обязан выиграть это дело и ради этого мне всё равно, что ты чувствуешь. Убила ты его или нет мне не важно. Хотя странно почему ты об этом молчишь, не пытаешься даже передо мной оправдаться. 

Карлос вышел и в комнате на миг повисла тишина. Элена сидела, прислушиваясь к собственному дыханию, и только красные следы на запястьях напоминали о недавних прикосновениях железных оков. В этот момент она остро ощутила, что в этом процессе она не человек, а фигура на доске, которую передвигают другие. Дверь отворилась, и в проёме снова появилась высокая женщина-конвой. Она мотнула головой, давая знак, что пора идти. Элена поднялась, наручники вновь защёлкнулись на запястьях и холод металла сразу обесценил всё, что она только что сказала адвокату, и лишил права на правду.