Адвокат для ласточки

– Писали газеты. Всё это вернулось. – ответила она, голосом на грани злости.

– Вспомнили после встречи с адвокатом? – тихо уточнил он, но она промолчала.

Прокурор закрыл папку, посмотрел на присяжных:

– Перед вами свидетель, которая в участке сказала одно, а в суде другое. Тогда – “не знаю, не видела”, сегодня – “он её бил”. Дата отсутствует, свидетелей и доказательств нет. – потом резко повернулся к судье. – Ваша честь обвинение ходатайствует об исключении показаний этого свидетеля из протокола. 

– Уважаемые присяжные. – обратился к ним судья. – Суд просит вас не брать в рассмотрения показания свидетеля, в связи с их недостоверностью.

Ребека начала возмущаться, ругаться, судья призвал к порядку, но её было уже не остановить. Приставы вывели её силой, и она успела только крикнуть в зал, что, если бы у неё была возможность, она сама бы убила его и рада, что эта скотина мертва. Присутствующие тут же подняли шум обсуждения, операторы на камере провожали Ребеку пока за ней не захлопнулась дверь. Адвокат же и эту ситуацию взял под свой контроль.

– Ваша честь, прошу зафиксировать высказывания Ребеки в протоколе. 

Секретарь взглянула на судью и тот немного подумав кивнул ей.

***

За два месяца до предъявления обвинения

В то утро клуб был пуст. Столы ещё не накрыты, а сцена утопала в полумраке. Ребека развешивала новые костюмы, разглаживая ткань и поправляя блёстки, любовалась игрой света на подолах. Она всегда ценила эти минуты тишины, когда театр отдыхал перед ночным представлением. Дверь кабинета приоткрылась и в тени лампы появился Рафаэль, словно хозяин, вернувшийся в свои покои.

– Здравствуй Ребека, – поприветствовал он. – Покажи-ка, что ты привезла.

Он подошёл ближе, протянул руку и снял один из нарядов с вешалки. Долго рассматривал ткань.

– Красиво, – произнёс он, и в его взгляде мелькнула странная усмешка. – Какой из них тебе нравится больше?

Ребека запнулась, не сразу решившись ответить, потом показала на другой костюм, который был с изящным лифом и длинной юбкой.

– Вот этот.

Рафаэль кивнул одобрительно, как учитель, выслушавший правильный ответ.

– Прекрасный выбор. – Он чуть повернул костюм к свету. – Знаешь, на тебе он смотрелся бы ещё лучше.

– Что? – тихо переспросила.

– Надень его, – сказал он будничным тоном, словно просил застегнуть пуговицу. – Мне интересно увидеть, как он будет сидеть.

Ребека растерянно молчала, прижимая костюм к груди и Рафаэль, заметив её заминку, сделал шаг ближе. На его лице появилась мягкая, но слишком настойчивая улыбка.

– Не стесняйся, – сказал он. – Это же работа. Ты же должна знать, как костюм выглядит в движении.

Он чуть наклонился, глядя прямо в глаза.

– Переоденься и приходи ко мне в кабинет. Там освещение лучше.

В этих словах не было громкости, только тихая уверенность, которая не оставляла пространства для возражений. Он произнёс это как факт, затем, не дожидаясь ответа, повесил костюм ей на руки и вернулся к двери. На пороге задержался, бросив взгляд через плечо:

– Я буду ждать.

Девушка ещё несколько секунд стояла без движения, но потом, словно подчиняясь какой-то неведомой инерции, открыла чехол и осторожно надела костюм. Тяжёлая ткань скользнула по плечам, обняла талию, и в зеркале возникла фигура, напоминающая героиню старинных балов. Глубокий бархатный лиф, широкие рукава с подкладкой из атласа и пышная юбка, спадающая каскадом. Всё в этом наряде отсылало к эпохе ренессанса, к той театральной пышности, где женщина была не собой, а образом. На полке у вешалки она заметила маску – полулица, инкрустированную бисером, с золотым кантом. Не думая, зачем, Ребека подняла её и надела. В отражении её глаза потемнели и стали чужими.

Возле двери на зеркале висели бусы с крупными жемчужинами, они были больше раза в три, чем обычные. Быстрым движением она застегнула их на шее и для полного образа взяла в руки веер. Когда всё было готово, глубоко вдохнув, она решительно шагнула к двери кабинета. Рафаэль сидел в кресле в ожидании её появления. Он поднял глаза и медленно улыбнулся, когда она вошла. Ребека сделала несколько плавных шагов и остановилась напротив него. Лёгким движением веера она прикрыла лицо, затем опустила его и, как дама на приёме, исполнила реверанс, изящно склонив колени. Жемчужные бусы качнулись на её груди, отражая жёлтый свет лампы.

– Вот так, – сказал он одобрительно, не вставая. – Настоящая дива.

Ребека почувствовала странное волнение, которое толкнуло её на эту импровизацию. Медленно развернулась, чуть приподняла юбку, чтобы показать шаги, сделала несколько танцевальных па, словно на маскараде. Она кружилась, то закрываясь веером, то распахивая его, и на миг сама поверила, что перед ней сцена, а Рафаэль – публика. В голове зазвучала воображаемая музыка.

– Ещё, – сказал он тихо, аплодируя.

Плавным движением Ребека подняла юбку чуть выше, обнажая край тонкой чулочной подвязки. Она сама не понимала, зачем это делает, но игра уже увлекла её. Рафаэль сидел неподвижно, лишь его взгляд следил за её танцем. Он держал бокал, но не сделал ни глотка.

– Превосходно, – произнёс он. – Ты умеешь оживлять ткань. 

Она, запыхавшись, потянулась к маске, желая сбросить наваждение, но его голос разрезал воздух:

– Оставь. Не снимай.

Её тело замерло с поднятой рукой, а он медленно поднялся с кресла и подошёл к ней. Затем взял у неё из руки веер, и его пальцы ненадолго коснулись её кожи, заставив вздрогнуть. Он чуть взмахнул веером, и струйка прохладного воздуха ударила ей в грудь. Ребека вздохнула. Не говоря ни слова, он перевёл взгляд на шнуровку корсета, нашёл тот самый шнурок-ловушку, который она сама вшивала для быстрой смены нарядов на сцене. Один точный, уверенный рывок и сложный механизм послушно расстегнулся. Корсет, бывший секунду назад твёрдой броней, ослаб и сполз с её плеч, обнажая тонкую блузку из шифона, туго стянутую тесёмками. Сняв корсет, он бросил его на стул. Взглядом обвёл её грудь, отчетливо вырисовывавшуюся под тонкой тканью. Ребека инстинктивно прикрыла себя рукой, но не отступила. Не было в этом жесте сопротивления, лишь смутная попытка укрыться.

Он не стал убирать эту руку. Вместо этого он наклонился, и его губы обожгли её кожу, где шея переходит в плечо. Она зажмурилась, услышав собственный стон. Затем его поцелуй опустился ниже, на верхнюю линию груди, чуть выше ткани блузы. И следом снова резкий, холодный взмах веера на влажное от его губ место. Ребеку пронзила леденящая волна холодного воздуха. По её коже побежали мурашки, дыхание сбилось, а соски налились и отчётливо выступили под тканью, выдав её возбуждение. Она стояла, не в силах пошевелиться, пойманная его волей и собственным необъяснимым желанием.

Потом мгновенный щелчок веера и он сложился. Рафаэль взял её за запястье и отвёл дрожащую руку в сторону, обнажая то, что она пыталась скрыть. Кончиком сложенного веера он поддел маленький узелок тесёмки, сделал одно лёгкое движение, и он распустился. Не спеша, второй рукой, он медленно сдвинул ткань с одного плеча, обнажая гладкую кожу и изгиб ключицы. Затем последовало второе плечо. Блузка, потеряв опору, сползла вниз, задержалась на мгновение на сосках, зацепившись за них, а затем упала складками вокруг её бёдер, обнажив торс до талии.

Наблюдая за её реакцией, он снова взмахнул веером, но на этот раз не раскрывая его и провёл вокруг одного соска, не касаясь, описывая круг, заставив её задержать дыхание в ожидании. Затем провёл им по нежной коже между грудями, слегка нажимая. Не останавливаясь, завёл сложенный веер ниже, под пояс юбки, в промежуток между тканью и горячей кожей её живота, а затем одним уверенным движением опустил веер вниз, к самому ложу, заставляя ткань юбки натянуться.

Ребека сделала порывистое движение вперед, ища слияния и желая стереть эту мучительную дистанцию, но он был быстрее. Резким движением он вытащил веер и установил им преграду между их телами, уперев его ей в грудь.

– Тихо, – прошептал он. – Я ещё не насладился зрелищем.

Во мгновение веер оказался на столе, а его руки уже потянулись к жемчужным бусам на её шее. Застёжка поддалась легко. Холодные, идеально гладкие шарики скользнули по горячей коже, оставляя за собой мурашки. Он поднёс один конец нити к её губам.

– Держи, – приказал он ей.

Она разомкнула губы, и жемчуг коснулся языка, солёный от её же пота. Он медленно провёл бусами по губам, заставляя жемчужины стать влажными. Дыхание стало прерывистым, глаза расширились от смеси стыда и предвкушения. В это время его другая рука уже скользнула под тяжёлую юбку. Пальцы нашли край её тонкого белья и, не встречая сопротивления, мягко стянули его вниз по дрожащим бёдрам. Шёлк упал на пол, и она почувствовала прохладу воздуха на обнажённой коже.

Его рука вернулась к её талии, крепко прижимая к себе, не оставляя возможности отступить, и тут же другая рука с бусами оказалась под юбкой. Он раздвинул её бёдра, и первая жемчужина коснулась самого сокровенного. Она дёрнулась назад, пытаясь закрыться, но его хватка лишь усилилась, впиваясь в плоть.

– Не двигайся, тебе же нравится, – его голос был всего лишь шёпотом у самого уха, но он парализовал её.

Он продолжил своё медленное и неумолимое вторжение. Одна за другой бусины проникали в неё. Каждое движение было пыткой и наслаждением одновременно, каждая новая жемчужина заставляла её внутренние мышцы судорожно сжиматься, пытаясь отторгнуть ледяную нежность. Она закусила губу, подавляя стон, но её тело предательски трепетало в его руках. Наконец, осталась одна-единственная бусина. Он замер, давая ей осознать всю полноту ощущений. Потом, его пальцы мягко провернули нить, и жемчужины внутри неё шевельнулись, задевая самые чувствительные точки. Она вскрикнула, и в этот миг он резко, одним коротким и безжалостным движением, выдернул бусы наружу.

Ребека громко застонала, её ноги подкосились, и она рухнула бы на пол, если бы не держал её. Ожерелье упало на паркет, раскатившись. Его губы нашли её в безжизненном поцелуе. В нём не было страсти, лишь холодное утверждение власти, печать на только что совершённом акте обладания. Он словно ставил точку, а затем отпустил её так же внезапно, как и начал. Развернулся и медленно сел обратно в своё кресло.

– Можешь быть свободна, – произнёс он, отводя глаза к потолку, словно ей там, в его кабинете, больше нечего было делать. А она полуобнаженная продолжала стоять, в то время как он уже мысленно стёр её из своего поля зрения.

Глава 6

Карлос поднялся и обратился к судье:

– Ваша честь, прошу вызвать в качестве свидетеля доктора Альваро, врача скорой помощи, прибывшего на место преступления. Этот специалист первым осматривал подсудимую в момент обнаружения тела Рафаэля Ортеги. Его показания важны, так как фиксируют психическое и физическое состояние Элены в тот критический момент.

– Вызовите свидетеля доктора Альваро. – раздался громкий голос судьи.

И сразу вошёл мужчина в сером костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и толстой папкой в руках перевязанной верёвкой. Расстегнув пиджак, он сел на место свидетеля, развязал завязки на папке, открыл её на первой же странице и приготовился отвечать.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Доктор Франсиско Альваро, врач скорой помощи мадридского госпиталя Сан-Карлос.

– Доктор Альваро, расскажите суду, каким образом вы оказались на месте происшествия в тот день. – Карлос решил зайти издалека, чтобы создать напряжение.

– Меня вызвали как дежурного врача скорой помощи. По прибытии мы обнаружили тело Рафаэля Ортеги. В соседней комнате находилась женщина – подсудимая. Она была завёрнута в простыни, а рядом работали криминалисты, они брали анализы крови с её рук.

– Вы её осматривали?

– Да. Она сидела на кровати, в состоянии сильного стресса. Я отметил учащённый пульс, расширенные зрачки и признаки дезориентации. Она не реагировала на обращение по имени, взгляд был рассеянный. На мои вопросы почти не отвечала.

Карлос сделал паузу, позволив доктору завершить и продолжил:

– Как бы вы охарактеризовали её состояние с медицинской точки зрения?

– Это был острый психический шок, – уверенно ответил Альваро. – Подобное встречается у людей, которые становятся свидетелями насилия или переживают сильнейшее потрясение.

– Способен ли человек в таком состоянии контролировать свои действия?

– Вряд ли. – покачал головой доктор. – Он действует на автоматизме или вовсе впадает в ступор. Я отметил в карте, что подсудимую необходимо направить к психиатру для полноценного обследования.

– Ваша честь, прошу разрешения. – проговорил Карлос, беря со своего стола документы. — Вчера мной была получена копия заключения судебного психиатра, назначенного независимой стороной. В нём подтверждается, что состояние подсудимой в день происшествия соответствовало острому аффективному расстройству, при котором человек не может в полной мере отдавать отчёт своим действиям. Я ходатайствую приобщить заключение к материалам дела и ознакомить с ним уважаемых присяжных.

Судья переглянулся с секретарём, затем произнёс:

 – Секретарь, примите документ. Заключение будет приобщено.

Карлос чуть склонил голову, словно подтверждая, что партия сыграна верно, снова обратился к свидетелю:

– Доктор, в вашем осмотре и в заключении психиатра присутствуют одни и те же выводы, что речь идёт о состоянии, при котором человек не способен действовать осознанно. Подтверждаете?

– Да, подтверждаю. Это полностью соответствует тому, что я видел утром на месте. – ответил Альваро.

– Таким образом, мы имеем не просто слова, а две независимые медицинские фиксации одного и того же состояния. – обратился к присяжным адвокат, после чего снова повернулся к доктору и продолжил:

– Доктор Альваро, помимо психического состояния подсудимой, что ещё вы зафиксировали при осмотре?

Альваро перелистнул несколько листов в папке, прочёл и ответил:

– На её шее имелись характерные следы удушья. Запястья были покрыты гематомами, что свидетельствует о сильном хвате или удержании. Кроме того, я отметил небольшой парез на внутренней стороне бедра. Рана была не глубокая, поэтому хирургического вмешательства не потребовалось, мы обработали её антисептиком.

– То есть, – Карлос поднял руку, привлекая внимание. — если я правильно понял, подсудимая в момент вашего осмотра имела на теле явные следы насилия?

– Да, именно так.

– Таким образом, – голос адвоката, твёрдый и уверенный, вернул зал к реальности, – медицинские доказательства, зафиксированные уважаемым доктором, недвусмысленно свидетельствуют о том, что подсудимая не только находилась в состоянии изменённого сознания, но и сама являлась жертвой физического насилия непосредственно перед рассматриваемыми событиями.

Затем уже расслабившись завершил допрос, передав слово прокурору.

– Благодарю вас, доктор Альваро. У защиты больше нет вопросов. Передаю слово стороне обвинения.

Прокурор поднялся и, делая вид, что действует невозмутимо, подошёл ближе к свидетелю:

– Доктор, скажите, возможно ли, что эти следы на шее и запястьях подсудимой, оставила сама жертва, когда пыталась отбиться от неё в момент нападения?

– Возражаю, ваша честь. – подскочил Карлос. — У нас имеется заключение экспертов-криминалистов о том, что Рафаэль Ортега в момент смерти находился в состоянии глубокого сна. Он физически не мог оказать сопротивления и нанести подобные повреждения.

– Возражение принимается. Свидетель не обязан отвечать на вопрос, противоречащий фактическим данным дела. – ответил судья, намекнув прокурору о том, что тому необходимо сменить вопрос.

– Тогда позвольте переформулировать. Доктор, могла ли подсудимая сама нанести себе эти повреждения уже после убийства? Чтобы инсценировать избиение и представить себя жертвой?

– Нет. Это исключено. Следы на шее и гематомы на запястьях имеют форму и глубину, которые возникают только при внешнем воздействии значительной силы. Самостоятельно воспроизвести такие повреждения невозможно. – ответил Альваро

В зале раздался гул. Удар явно пришёлся не по Элене, а по обвинению. И чувствуя это, Карлос, тихо и жёстко добавил, словно ставя точку:

– Уважаемые присяжные, перед вами заключение врача, что моя подзащитная была жертвой насилия, а не его источником.

 – Благодарю, доктор. Позвольте уточнить. — продолжил задавать вопросы прокурор, сделав вид, что не заметил возражение адвоката. – По заключению судебной токсикологической экспертизы, в крови покойного Рафаэля Ортеги было обнаружено сильнодействующее снотворное. Скажите, мог ли этот препарат использоваться просто для нормализации сна? 

– Нет. Это не обычное снотворное, которое назначают при бессоннице. Данное средство применяется исключительно в психиатрической практике. Оно отпускается строго по рецепту и не может находиться в свободном доступе.

Прокурор подошёл ближе к трибуне присяжных и передал председательствующему копию выписки из дела:

– Более того, в материалах дела имеется заключение лечащего врача сеньора Ортеги, что он не страдал бессонницей и снотворные ему не назначались. Из этого можно сделать только один вывод, что препарат был введён в организм жертвы тайно, скорее всего через пищу или напиток.

Карлос моментально вмешался:

– Возражаю, Ваша честь! Прокурор не вправе строить догадки о способе попадания вещества в организм. Это выходит за рамки его компетенции.

– Возражение принимается. Сторона обвинения ограничьтесь медицинскими фактами. – сказал судья, стукнув молоточком и осуждающе посмотрел на прокурора.

 – У меня больше нет вопросов. – закрыл папку прокурор, делая вид, что сказал ровно то, что хотел.

Его звали Эстебан Вильчес-и-Лоренте. В юридических кругах Мадрида его имя произносили с уважением. О нём говорили, как о жёстком и прямолинейном человеке, он редко проигрывал процессы и всегда опирался на букву закона, даже там, где другие искали лазейки. Его коллеги говорили, что чувство справедливости у него было врождённым, словно он ещё мальчишкой родился с этим неугасимым желанием отделять чёрное от белого. В школе он вставал на защиту слабых, в университете спорил с преподавателями, если находил противоречие в трактовке закона.

Но за этой несгибаемой стойкостью скрывался человек, которого привлекал не только закон, но и его тень. Он умел быть безупречным в залах суда и неожиданно свободным за его пределами. Возможно, именно это объясняло его особую проницательность, ведь он прекрасно знал, как живут те, кого он днём обвинял на скамье подсудимых. Поэтому, когда Элена впервые обмолвилась на допросе о своём клубе, где законы подчинялись не Фемиде, а желаниям, Эстебан не удивился. Для него это было продолжением давно знакомой сцены, которую он сам не раз наблюдал с другой стороны. В тот момент он не выдал себя, но в глубине глаз мелькнуло переживание человека, который уже знает финал пьесы, прежде чем актёры произнесут свои реплики.

– Ваша честь! Прошу! Необходимо, чтобы доктор присутствовал в зале. Его профессиональное мнение ещё может потребоваться.  – обратился Карлос снова к судье, и тот попросил Доктора Альваро присесть в первом ряду.

***

За несколько часов до предъявления обвинения.

В квартире Рафаэля было тихо, лишь лампа на кухне отбрасывала жёлтые пятна света на белую плитку. Они оба, он и Элена, были обнажённые, и это придавало обстановке странную уязвимость. Он посадил Элену на стол, сам чуть наклонился и вытянул аптечку.

 — Ты меня порезал, как поросёнка. – сквозь смех произнесла она, придерживая ногу.

– Не заметил, как это произошло… Порез не глубокий. Сейчас всё обработаем. – ответил он, чуть нервничая.

Затем смочил ватку в перекиси и коснулся кожи. Пена зашипела, Элена вскрикнула, но он тут же наклонился ближе, подул, глядя прямо ей в глаза. Потом легко поцеловал в лоб, словно хотел стереть боль дыханием. Ещё раз посмотрел на рану, крови уже не было, только розовый след. Он снова подул, обмотал ногу бинтом, завязал бантик и спустил её на пол.

– Я ужасно проголодалась, – сказала она с игривой интонацией.

– На плите Кармен оставила ужин, в холодильнике вино, – ответил он и направился в гостиную. – Разогрей, разложи по тарелкам. Я принесу одежду. Есть я предпочитаю хотя бы в штанах.

Она только снова рассмеялась в ответ. И когда он вернулся, на кухонном столе уже стояли тарелки с едой и два бокала, Элена ждала его с протянутым пальцем, на котором благородно лежал его любимый паштет.

– Твой любимый, – сказала она.

– С твоих рук он ещё вкуснее. Жалко, что тебе он не нравится.

***

В зале суда прокурор уже ходатайствовал о вызове нового свидетеля.

– Ваша честь, прошу вызвать свидетеля. Это поверенный сеньора Ортеги, который занимался его имущественными делами. 

Судья кивнул секретарю, и через минуту тот уже был на месте свидетелей.

– Представьтесь, пожалуйста, – сказал судья.

– Антонио Марин, нотариус мадридской коллегии, — спокойно ответил он.

– Скажите, сеньор Марин, по каким вопросам к вам обращался Рафаэль Ортега?

– По разным, Ваша честь. Доверенности, сделки с недвижимостью, оформление счетов. Я вёл его дела около десяти лет.

– Сеньор Марин, напомню вам нашу встречу. Вы тогда рассказали об одном особом документе. Взяли ли вы его сегодня? – включился в допрос прокурор.

– Да, сеньор прокурор, – Марин похлопал по портфелю. – У меня при себе копия.

– Поясните суду, о чём идёт речь.

Нотариус открыл свою сумку и достал всего один лист.

– Речь идёт о завещании. За месяц до своей смерти Рафаэль Ортега пришёл ко мне и попросил составить документ, по которому всё его имущество после смерти должно было перейти его детям. Но на тот момент у него их не было, поэтому я уточнил, правильно ли я понимаю его намерение.

– И что он вам ответил? – уточнил прокурор.

– Он сказал, что вскоре они появятся. Что рядом с ним есть женщина, которая ожидает ребёнка.

– Назвал ли имя сеньор Ортега? – спросил прокурор.

– На прямую он не называл, но позднее, когда я уточнял детали по другим документам, – пробежав глазами по бумагам, продолжил. – Он обмолвился о некой Елене Веге Сантамария

Журналисты одновременно сделали записи в блокнотах, а несколько присяжных повернули головы к Элене, которая сидела, сжав руки на коленях.

– Хоть в документе имя и не фигурирует, я сделал вывод, что речь идёт именно о ней, ведь на сколько я знаю они были очень близки тогда, но лично знаком с ней я не был. – продолжил Марин.

– Ваша честь! — вмешался адвокат. – Прокурор вводит своими выводами присяжных в заблуждение. На основе медицинского заключения, подсудимая не была беременна. 

Судья принял возражение и обратился к присяжным, чтобы те основывались только на реальных доказательствах, но прокурор не остановился.

– Сеньор Марин, скажите суду, как трактует закон ситуацию, если доверитель погибает, а ребёнок ещё слишком мал, чтобы распоряжаться имуществом или находится в утробе матери. Кто фактически становится наследником до достижения ребёнком совершеннолетия?

– В таком случае, права на управление имуществом получает мать ребёнка, как его законный представитель. – без запинки ответил поверенный.

Прокурор снова развернулся к присяжным:

– А теперь вспомним, подсудимая сама признала, что состояла в интимных отношениях с покойным. Следовательно, у неё был мотив утверждать, что она в положении, и после смерти Рафаэля стать фактической распорядительницей его состояния. – немного помолчав, продолжил. – Достаточно было сказать, что она беременна, а дальше действовать по обстоятельствам.

Операторы мгновенно перевели все камеры на Элену, ожидая её реакции, но ничего в ней не изменилось. На лицах присяжных читалось волнение, потому что в их сознании только что возникла картина, где женщина, из жертвы тут же превратилась в хладнокровную охотницу за наследством.