
Полная версия:
Башня Вемовея. Душеспасательница
– Позвольте возразить, это не ваш особняк, тетя Дотя, – огрызнулся Вем, зная, что Авдотья терпеть не может такое сокращение имени.
– Хватит! – попытался рявкнуть дядюшка. Вышло неубедительно. Сильвестр с досадой указал светящимся хлыстом на свой кабинет, то есть дедов. – Заходи, поговорим.
Снова по новой. Закрывшаяся тяжелая дверь с колдовским накладом тишины отрезала возмущенный вопль Авдотьи. Вемовей сам не понимал, почему дядька еще не выгнал его и продолжал скандалить с супругой. Такого рода их разговоры уже вошли в привычку, обычно они заканчивались поркой. Но, может быть, сегодня угроза жизни родного чада заставит Сильвестра совершить поступок – и жуткий правнук отступника окажется на улице? Плевать! Вемовей сощурил глаза – он не боялся улицы. У него уже и большая часть денег собрана на поездку в столицу. Можно пожить до срока у Прошки в хате, хоть там тесно, но Семиреки не откажут.
Какое-то время Сильвестр смотрел на подростка исподлобья и дергал кончик редкой и без того бороденки, как делал это всякий раз, негодуя. Вем же в очередной раз думал, как дядюшка нелепо смотрится в этом старинном кабинете, пропитанном за века вэей. Сами посудите. Большой массивный письменный стол из темного палисандра. Деревянное кресло с высокой спинкой без каких-либо мягких вставок. Высокий шкаф с накладом для хранения оружия под тремя вэй-замками. Портреты на стенах – сплошь вэйны в мундирах. Вся обстановка лаконична, по-военному строга. И тут дядюшка в своем нелепом клетчатом жилете и брюках в голубую полоску, точно фигляр из балагана кочевников. Да еще с вечно стоящим соломенного цвета чубом, который уложить он не в состоянии, как и поддерживать порядок в имении и причисленных иже с ним мануфактурах. Вон бумаги по всему столу раскиданы.
Сильвестр, наконец, собрался почитать опекаемому нотацию, монотонно и занудно, как всегда.
– Вемовей, послушай, ты же знаешь. Ни я, ни Ава, ни мои дети не причастны к тому, что император лишил твоего прадеда титула и всех владений, и передал их нам в пользование. Я под локоть Войслава не толкал творить расправы над невинными, Единый упаси. Твой прадед сам во всем виноват. Пойми же ты и перестань пугать домашних, будь так добр.
– Его оговорили! – заступился за прадеда Вем. Готовясь к долгим пререканиям, он сплел руки на груди и подпер плечом оружейный шкаф. – Дед предсказывал, что так и будет. Его взгляды были неугодны Вэйновию, а он всего лишь оставался патриотом своей империи! Они навешали на него кровавых обвинений. А когда прадед умудрился сбежать из острога и залег на дно в укромном месте, то достали и отправили за грань без жалости. Вы же, как и вся ваша семья, потоптались на его костях, приняв это имение в дар.
Как он уже устал от этих пустых разговоров, доводов и ответов, уходящих в пустоту.
– Зачем ты угрожал Родиону смертельной расправой? – последний, похоже, вопрос на сегодня.
– Он меня раздражает! – зло выплюнул Вем. Ответ не верный, но оправдываться, что угроз не было, Сильвестр его не заставит. Пусть идет к изнаню с Дотей и их выводком!
Здравствуй, привычная порка. Нет, он мог с легкостью сбежать – изворачиваться от неумелых вэй-плетей дядюшки давно научился, – но подобный побег претил ему с детства, поскольку приравнивался в его понимании к слабости. Вемовей снова не предоставил удовольствия услышать свой стон. Да и разве это боль? Ерунда! Вот когда прадед сбежал из острога и засел в охотничьем домике посреди глухого бора, Вему пришлось возить ему еду. Тогда он слетел с испугавшейся оползня лошади и скатился в глубокий овраг, сломал себе ногу и вывернул руку. Коряги и камни, которых находилось на дне оврага множество, вспороли его тело. До сих пор шрамы на память остались – на плече в виде большого креста, на боку – в виде галки. Помнится, он от боли потерял сознание на несколько часов. Прадед лично лечил его. Впервые за все годы Войслав Гранев проводил у постели правнука длительное время, щупал влажный лоб, беспокойно заглядывал в глаза, оттягивая нижние веки. «Запомни, Вемовей, – говорил дед, меняя повязки на его ранах, – всегда надо просчитывать свои шаги заранее. А порой нужно продумывать ходы и на годы вперед. Но если надо, и на извилистый долгий путь сверни, главное – дойди до конца. Умей терпеть и ждать своего часа. А уж когда он пробьет, наноси удар без малейших колебаний».
После порки Вем отправился в банную, привычно налил заживляющую хвойную муть в горячую воду, затем, морщась, опустил в купель исполосованное тело. Все заживет как на драконе к утру. А дядька его снова не выгнал. Слабак. Вем откинул голову на край купели и закрыл глаза. Упавшие на лицо мокрые пряди волос рассекали острые скулы – черным по белому.
Спор с Сильвестром снова взболтнул скорбный осадок на сердце. Поднял тьму, которую не избыть. Чувство глубокой вины нещадно скрутило, и Вем закусил губу до крови. Это он сам виноват в смерти прадеда. Выдал место укрытия самого близкого человека убийцам. Как… он… мог?
В очередной раз выкрав лучшего жеребца из конюшни дядюшки, он приехал в Рыбиху к пацанам. Чужаки стояли поодаль. Думали, коли нацепили одежды простых горожан, то их не распознать. Это в их местах, где каждый друг друга в лицо знает? Да Вемовей с первого взгляда сообразил, что это опервэйны, о которых предупреждал прадед! Один лупоглазый показался тюфяк тюфяком. От второго же веяло опасностью за версту. По тому, как пришлый держал руку у бедра, по непринужденной манере держать себя, по цепкому проницательному взгляду, Вем внутренне напрягся. Медлить было нельзя ни секунды. Он оборвал речь Прошки командой, знакомой всем в их шайке:
– Врассыпную, быстро!
Взлетев на спину Буяна в одну секунду, хлестнул гнедого по крупу со всей силой. Еще и еще раз! Поддал каблуками ботинок под бока и понесся. К лесу! Никогда он еще так не гнал коня, как в тот раз, пытаясь скрыться. Но как бы ни старался оторваться – бесполезно. Опервэйн нагонял его, верхом на рысаке. Тень от крыльев крупной летающей рыси то и дело закрывала солнце, и Вемовей с большим отчаянием понукал Буяна. Тайник с оружием был уже близко, и в подходящий момент Вем резко свернул вправо. Заставив остановиться коня у ствола столетнего дуба, он встал на лошадиный круп в полный рост и зашарил рукой в дупле. Коробок с пилюлями невидимости забросил в карман, затем схватил дедов скип – на все про все три секунды, а затем снова бешеная скачка повторилась. В этот раз опервэйн растерял терпение и принялся швыряться вэей. Вот где дедов скип пригодился. Остаточный заряд в древке не подчинялся ему, но позволял отбивать светящиеся белые лучи, словно бита войлочные мячи в лапте.
– Выкуси, гад! – провернув оружие и отразив очередной луч с неба, Вемовей проглотил одну из пилюль невидимости и на скаку спрыгнул с Буяна. Кувырнувшись на траве, подскочил и поспешил подальше от сего места. Главное – оторваться! А потом бежать в охотничий домик. Дорогу он знает, вот там и отсидится благополучно.
Но не успел Вем отойти и двадцати шагов, как услышал громкое ржание Буяна, видимо его зацепил луч вэи. Позади, обивая крыльями ветки сосен, на землю приземлился рысак. Главное, не смотреть в глаза того, от кого скрываешься, – первое правило при использовании пилюль «Хамелеон», иначе станешь видимым для врага. Поэтому Вем пригнул голову и двинулся дальше с большей осторожностью, чтобы никакой веткой не треснуть ненароком, и тем самым не выдать свое местонахождение. Шаг, еще шаг. Сердце в груди колотилось так сильно, казалось, оно вот-вот вырвется и покатится по лесистому склону.
– Я знаю, ты здесь, Вемовей. Хорошо бы, если бы сам показался, чтобы мы могли поговорить. Вреда не причиню, обещаю.
Голос вэйностража был вкрадчивый, дружелюбный, с ноткой нетерпения. Он заставил Вемовея на миг замереть на месте, а потом снова заспешить прочь. Ага, как же. Поговорить добрые дядечки пришли. Увольте, ваши благородия. Вот сами и беседуйте на здоровье – без него!
Вем продвигался вперед и уже отошел достаточно далеко, когда ему под зад внезапно вдарила круговая волна ослепительно белой вэи.
– Ай! – поздно зажимать ладонями рот. Он вскрикнул и выдал себя.
Идиот! Да вэя хлестнула больно и неожиданно, но он обязан был вытерпеть. Чтоб этого опера все изнани испода порвали на части!
– Я же говорил, лучше бы сам.
Вемовей смотрел исподлобья на приближающегося вэйна и уже ненавидел его всей душой. Колдун был среднего роста – дед точно выше его на голову и крупнее. На вид лет под сорок, лароссиец. Волосы забраны в хвост на затылке. В руке ореховый скип работы старых мастеров. Древко перехвачено в нескольких местах костяными кольцами – явно вставленными для усиления накладов. Нынешние вэйноцехи создают экземпляры намного проще. За спиной опера тенью двигалась большая крылатая рысь.
– Чего трясешься-то? Не съем я тебя, – вэйн глядел насмешливо, с превосходством.
– Я трясусь?! – Вем чуть не подавился возмущением.
– Ну не я же. Откуда такой скип?
– Не ваше дело!
– Красивый, – похвалил колдун. – Черное дерево, серебро и камни какие-то.
– Это оникс, к вашему несведению, – Вем специально сделал ударение на последнем слове. Он что, и впрямь думает, что сможет его разговорить подобным образом? Наивный опер!
– Дедов подарок?
– Выпытывать пришли о нем, да? А я ничего не знаю, зря столько силы на меня истратили, – усмехнулся Вемовей, щуря черные глаза.
Над головой захлопали крылья. И меж сосен на поляну приземлился второй рысак. Лупоглазый вэйн, которого Вем про себя прозвал тюфяком, неуклюже слез с него и огляделся.
Он кивнул своему соратнику, потом, заметив скип в руках пойманного беглеца, удивленно присвистнул:
– Одаренный?
– Пока нет.
– На ваше счастье, оперстражи, – прошипел Вемовей.
– Серьезный малыш, – вскинул брови тюфяк.
От «малыша» Вема передернуло.
– Да. Так говоришь, этот скип дал тебе дед, – первый колдун вернулся к допросу. А лупоглазый отошел в сторону, будто это дело его не касалось, предоставляя право вести беседу товарищу.
– Я не говорил этого!
– Не спорю, нас интересует твой дедушка, – продолжил тот как ни в чем не бывало. – Он сбежал полгода как из острога, где сидел пять лет за преступление. Он не заходил к тебе?
Вем сжал кожаную рукоять скипа:
– Нет, но даже если бы заходил, то я не сказал бы вам!
– И ты не знаешь, куда Войслав мог податься? Возможно, говорил тебе?
– Я же сказал вам, что не видел его! Вы уши прочистите сначала, – казалось, этот вэйн издевается над ним. Угу, так он и выложит, что прадед был тут.
– Но, может быть, Войслав раньше называл какое-то место, куда собирался отправиться? – не сдавался оперстраж, корча из себя само дружелюбие.
В тот момент Вемовей подумал: хорошо, что дед сейчас далеко, в том своем убежище. Но если в ССВ все вэйны такие придурки, то бояться ему нечего. Помнится, он громко расхохотался, стараясь вложить в свой смех максимум издевки.
– Я не знал, что в ССВ работают такие глупые вэйны!
И сквозь смех услышал невозмутимый голос вэйна:
– Последний вопрос, у тебя есть шрам на руке в виде креста?
– А это вам зачем? – искренне удивился Вем.
– Отлично, – буркнул про себя вэйн, будто потеряв интерес к нему. Он щелчком пальцев подозвал к себе рысака.
– Что отлично? – Вем закусил нижнюю губу. И тут только насторожился, но слишком поздно. – Постойте…
Огляделся и поймал взгляд второго оперстража, направленный на своего товарища. С лица Вемовея схлынула кровь, а глаза расширились. Он вдруг все понял!
– Вы переглядывались! – указал пальцем на «тюфяка». – Вы меня читали… Вы – чтец?!
– Все же умный мальчишка, – вздохнул первый. – И где он? – уже не собираясь таиться от мальчишки, спросил у лупоглазого товарища.
– Источник близ Панокии, что на Студень-реке. Точно пацан сам не знает, да и Войслав не дурак был ему рассказывать. Этот шустрый малый говор родственника как-то подслушал. В сентябре Гранев заходил повидать правнука, тогда и разговор был.
Вемовей отступил. Осознание оглушило его. Он сдал собственного деда! Только что, по глупости навел на него оперов. Дурак, беспробудный осел! Как мог не догадаться? У лупоглазого ведь даже скипа не наблюдалось. Гаже, чем в тот момент, Вем себя еще никогда не чувствовал.
– Извини, малыш, но на кону стоят миллионы жизней, – произнес тот, кто его допрашивал. – Твой дед – отступник.
Сочувствие от опера показалось изощренной издевкой.
– Нет! Это вы поступили подло! Вы не стоите и ногтя моего деда! – зло крикнул Вемовей, в отчаянии следя за тем, как вэйны усаживаются на рысаков.
– Мы как-нибудь это переживем, – ответил чтец, прежде чем взлететь.
И они улетели.
Спустя месяц пришла весть о смерти прадеда. По просьбе Вема, Рафий Хольманов узнал, что в испод его отправил главвэй ССВ с фамилией Невзоров, тот самый владелец орехового скипа.
Глава 2
Лишак
Через четыре месяца
Пятнадцатый день рождения стал для него черным.
– Дар так и не проснулся! Что это значит, можете мне объяснить?! – Вемовей влетел в кабинет Хольманова. Голос его срывался. Он так сжал в кулаке стеклянный шар перехода, будто собирался его раздавить. – Я не чувствую потоков вэи в себе. Ничего не чувствую!
Бледный от недосыпа, с красными глазами и сизыми кругами под глазами, он требовал ответа так, будто от него зависела его жизнь.
– Давайте сюда руку, проверим в последний раз потенциал, – Рафий невозмутимо достал из выдвижного ящика стола нечто похожее на карандаш из белого камня. Вем подставил запястье и позволил Хольманову загнать его себе в запястье. Определитель на крови считался самым точным. Боли не было, разве что душевной – на белом агатите проявилась шкала, на которой у толстой засечки в самом низу алело число – «0,1 вПт».
Хольманов поднял взгляд на бывшего подопечного и покачал головой.
– Сожалею. Ты не вэйн и никогда уже им не будешь. Сам знаешь, святая Вэя одаривает своей силой только юных, и никого старше пятнадцати лет.
– Не может быть! Не может… – Вем смотрел на отметку шкалы и не мог отделаться от мысли, что его жестоко обманули.
– Увы. И в семьях потомственных колдунов рождаются лишаки.
Конечно, Вем знал, что все с потенциалом дара ниже двойки среди колдовской братии назывались лишаками. Но не предполагал, что это постыдное прозвище придется носить ему.
– Но в тебе есть зачатки вэйна, и сдается мне, что и зачатки дара убеждения тоже.
Ага. И весь он – пожизненная личинка. Хольманов продолжил говорить. Что-то о договоре, о том, что он с сего дня перестает курировать его обучение, поскольку по пункту такому-то для продолжения ученик должен быть вэй-одаренным. А раз нет – так и до свидания.
Вем опустил голову и до боли сжал кулаки. Когда же через полминуты он взглянул на Рафия, тот осекся.
– Я понял! Можете не продолжать.
* * *Новость о том, что у правнука отступника дар так и не проснулся, Душнины разве только не праздновали. От довольного вида Авдотьи Вема чуть не выворачивало. Дядька Сильвестр не скрывал облегчения и порывался лезть с душевной беседой – мол, это не конец, и без дара можно прожить. Идиот. Именно что конец, всем чаяниям и планам!
– Лиша-ак! – Родька, зараза, ржал громче всех, стоя на крыльце, и получил по уху.
– Ты думаешь, если я не вэйн, то позволю тявкать безнаказанно?
Зря этот лопоухий к нему полез сегодня, ох, зря.
– Меня Коль защитит! У него в отличие от тебя семерка, и он собирается поступать аж в Вемовейское училище! Я тоже буду колдуном, вот посмотришь. А ты – лишаком так на всю жизнь и останешься! – пищал гаденыш, извиваясь пиявкой в его руках.
Вемовей ощутил жажду задушить эту сволочь, так, чтобы замолк навечно, но вместо этого пнул лопоухого так, что тот полетел в корыто с грязной водой для мойки обуви, выставленное у ступеней крыльца. Авдотье должен понравиться вид драгоценного сына – весь в грязи, как свинья. То, что надо.
Поздняя осень холодила спину. Ветер трепал волосы. Вем вошел в конюшню и оседлал Буяна. Конюхи Макарыч и Корявый уже давно зареклись возражать молодому барину и лишь молча проводили взглядом всадника, когда тот понесся по аллее прочь из имения.
– Сам изнань[7], – проворчал Макарыч.
– Чует мое сердце, это не все. Хлебнут еще лиха с ним хозяева-то.
Вемовей направился в деревню. Но, завидев вдали соломенные крыши хат и колья с развешанными сетями, свернул на дорогу, поднимающуюся на утес. Он не желал видеть никого, даже пацанов из шайки. Когда тропа стала слишком отлогой, оставил Буя. Спустя полчаса подъема он стоял на краю скалистого обрыва под моросящим дождем и смотрел вниз на шторм. Под угрюмым ноябрьским небосводом волны бешено терзали валуны у подножия скалы. Вздымаясь пеной, море оседало, затем снова накатывало. Бушевало. Как и чувства в его душе. Вем отступил, затем молча без спешки скинул с себя одежду. Оставшись нагишом, отошел от края.
Глотая дождь и морща лицо, застыл…
Затем разбежался и прыгнул.
Пролетающая над утесом чайка громко крикнула, с любопытством наблюдая, как белое человечье тело несется с высоты вниз. Его, словно песчинку, заглатывает пучина. Покрывает, пережевывает. И нет глупого человека. Бескрылый, а туда же еще. Летать пытался.
Холодная вода оглушила и втянула в бесконечный водоворот. Сдавила со всех сторон, ни вздохнуть, ни всплыть. Швыряла так, что, казалось, еще чуть и выбьет из него дух. Вемовей спускал из легких воздух понемногу и боролся.
Он не сдастся. Никогда! Как учил прадед.
Минули долгие семь минут до того, как голова мальчишки показалась на поверхности. Вемовей совершенно выбился из сил, когда его ступни коснулись галечного дна. Он попытался встать, но очередная волна сбила с ног. В этот момент чьи-то руки подняли его. Прошка Семирек, это был он. Подставил острое плечо и потащил его на сушу. Усадив Вемовея у подножия торчащего из песка осколка скалы, разразился причитаниями, точно плакальщица на похоронах. По конопатому лицу мальчишки текли слезы.
– Ты чего ревешь? – сфокусировав зрение на Прошке, просипел Вем.
– А ты чего прыгнул?! – шмыгнул носом Прошка. – Мать меня к Самойлихе за солью послала, а тут ты – на утес, а потом с него. Добечь не поспеваю! Ну на кой ты в море сиганул, ась?
Вемовей устало прикрыл глаза.
– Чтобы жить…
– То бишь?
Вопрос остался без ответа. Вемовей какое-то время молчал, ощущая боль в легких, а потом велел:
– Сгоняй за вещами на вершину. И Буя прихвати.
Спустя год и 10 месяцев
Сентябрь выдался теплым. В лесу пахло осенью и морем. Листья на дубе шевелились на ветру и горели золотом в лучах заката. Вем схватился за ветку и подтянулся. Оседлав ее удобно, зашарил руками в дупле – очередном выбранном в лесу тайнике. Вытащив оттуда мешочек с деньгами, он вложил туда приличную добавку из карманов. Монеты звякнули, зашелестели облигации. Вем перевязал мешок и вернул на место.
Взгляд задержался на дедовом скипе, завернутом в дерюгу. Отвернув угол мешковины, юноша погладил полированное древко из черного дерева и ониксы. Уже полгода колдовское оружие лежало в дупле без надобности. И еще пролежит неизвестно сколько. В его арсенале теперь нет места вэйновским штучкам – только кинжал и сабли. А уроки нынче дает он сам – своим деревенским ребятам, желающим научиться фехтованию. Надо же как-то приспосабливаться жить с вэй-увечьем.
Прикрыв скип мешковиной, как было, Вемовей повертел в пальцах коробок с пилюлями для невидимости, эти еще пригодятся не раз. К планированию краж он теперь подходил творчески. Времени валом, а мозги требовалось к чему-то прилагать. Так что состряпать дело так, чтобы комар носа не подточил, стало делом чести.
Он развернул сложенный вчетверо обрывок газеты, полинявший и слегка потрепанный по краю, и всмотрелся в рисунок. Великолепная белая башня, словно шип, врезалась в нарисованные небеса. Ее стан змеей овивала ажурная лестница.
Строчки под рисунком вновь заставили ощутить тяжесть вины: «К радости всех верующих, близ источника на Студень-реке обнаружена легендарная Башня Вемовея! Бесценная святыня. Башня дракона святой Вэи, что прибыла пятой на зов Единого, когда тот создавал наш мир». И ниже «Само провидение и сама святая Вэя видимо стояли на стороне бравых спецстражцев Вэйновия. Кровавый отступник Войслав Гранев был, наконец, задержан и уничтожен силами доблестных защитников Лароссии под руководством главвэя Демьяна Тимофеевича Невзорова…»
Вемовей сглотнул ком в горле и вернул газетную вырезку в дупло. Присыпав листвой свое «наследство», юноша легко спрыгнул с дерева, аккурат в седло стоящего внизу Буяна.
В поместье он уже не ночевал три ночи, предпочитая теплую постель Миланьи – молодой жены одного слишком занятого купца. Как-то ему потребовались новые портки, и он зашел в ее лавку. Там и лишился последних. Девица оказалась очень горячей и совершенно не совала нос в его дела. А главное, ей был абсолютно безразлично – вэйн он или нет, в отличие от некоторых. Вем в сердцах презрительно сплюнул, вспоминая Настеньку. Теперь, когда Ластовские являлись к Душниным с очередным ответным визитом, внимания девочки-ириски удостаивался лишь Коль, у которого уже проявился дар святой Вэи.
– Извини, ты же понимаешь, – прошептала она Вемовею наедине. – Ты всего лишь лишак. А я предупреждала, что слабаками не интересуюсь.
Мелкая стерва! А он почему-то все еще не отомстил ей за эти слова? Возможно, чувствовал, что сам бы отвернулся от себя, будь он на ее месте.
На дворе с пятнистыми гончими играл Сенька. Завидев его, мальчишка замер, а потом робко помахал рукой. Вемовей сделал вид, что не заметил, бросил коня на попечение конюхам и направился к крыльцу. Здесь его Сенька все же успел перехватить.
– Тебя чего так долго не было? – попенял мальчишка. Видать, совсем страх потерял. Старшие братья убрались в свое кадетское училище, а мелкий пока посещал ближайшую гимназию. И будучи дома часто болтался без дела, вот и лез к нему.
Неприступный вид правнука отступника не впечатлил мальчишку, и Вемовей решил снизойти до ответа:
– Дела держали в городе.
– Ясно. А я тоже себе такой хочу, – он указал на ножны с кинжалом, пристегнутые к ремню на поясе юноши.
– Подрастешь, будет.
– А дай посмотреть, а? Ну пожалуйста!
Вем со вздохом мученика вынул из ножен кинжал и, не отдавая, показал любопытному. Сенька рассмотрел клинок.
– Здоровский! Жаль, я кидать не умею, как ты, а научишь? Ну, пожалуйста! Я видел, как ты бросаешь!
– Семен! – стук открывающихся ставен и последующий окрик Авдотьи прервали беседу. – Быстро домой!
Сенька с сожалением потопал в дом.
Вемовей двинулся вслед за ним. Спустился в кухню и велел старику Акопу, что служил в доме еще при прадеде, принести ему ужин в комнату, трапезничать с Душниными – увольте. Поев, отправился в банную. Однако уже на подходе к парной понял, что забыл распорядиться принести личное полотенце. Пользоваться теми, что в любой момент мог взять кто-либо из членов семейки, брезговал. Пришлось вернуться. Дверь в прадедов кабинет оказалась приоткрытой, и на половицах гостиной лежала тонкая полоска света. Слышно было, как Авдотья спорила с Сильвестром. Прислонившись к стене у приоткрытой двери, Вемовей прислушался. Похоже, Дотя снова всерьез взялась за него.
– Семочка не признается, но я сама видела, как он угрожал ему ножом! Сильвестр, я умоляю тебя, есть же пансионы для сложных юнцов. Ему там будет самое место! Ты хочешь, чтобы он ночью нас всех зарезал в постели? А ведь он может. У него и дружков – вся деревня…
Вем зевнул. У тети болезнь нового времени – мания. Ей бы не мужа мучить, а обратиться к лекарю, соки попить, на воды съездить. Отклеив спину от стены, юноша прошествовал мимо.
* * *Тогда Вемовей не предполагал, что уже через тройку седмиц Душнины приготовят-таки ему подарочек в виде кареты с надзирателями. Он как раз возвращался из Рыбихи, когда заметил у крыльца это убожество на четырех колесах – пыльную коробку с глухими окнами. Это когда народ еще в открытых колясках ездит. Возле повозки чета Душниных беседовала с незнакомыми бравыми молодчиками. Вем нырнул за старый журавлиный колодец, почуяв неладное.
– Он сейчас должен подойти, уважаемый Орест Герасимович. Пожалуйста, не упустите. Юноша весьма опасный, хоть и не одаренный! – тараторила Авдотья.
– Это неправильное решение, Ава, – блеял Сильвестр. – Я против!
Но Дотя не обращала на его слова внимания. Слабак он был, слабаком и остался.
– Не извольте сомневаться, ему будет лучше в нашем заведении, – в голосе говорившего слышалась властность. – Говорите, зовут Вемовеем?
– Да. Так его прадед назвал, в честь дракона святой Вэи. Но он не колдун, уверяю вас.
«Значит, все же решили упрятать меня в пансион строгих правил. В какую-то богом забытую крепость, а сами будут проедать дедовы деньги и разорять мануфактуры?» – Вем сцепил зубы. Выглянул осторожно, чтобы рассмотреть прибывших по его душу. Трое. Главный – угрюмый крупнолицый муж при кустистых седых бровях. Сюртук с нашивкой пансиона явно жал ему в плечах. Больше на военного похож, и имечко-то подходящее – Орест. Другие двое – резвые псы, явно явившиеся на сей праздник, чтобы любезно пригласить новичка-отрока в карету.