Последние слезы старого мира

– Ты что делаешь? – завизжала все та же Любовь Дмитриевна, – Немедленно закрой окно и слезай!

И в этот момент Сережа спрыгнул и побежал. Он опрометью выскочил из школьного двора и завернул за угол, выскочив к строгой линии пятиэтажек. Зонт защищал его от падающего сверху дождя, а сапоги не давали скопившейся в лужах опасной жидкости причинить вред ногам. Под толстым слоем курток ему было жарко, но и туда струйки дождя не попадали, а вот штанины чуть выше колена начинали промокать, и мальчик почувствовал почти невыносимую боль. Будто в этих местах с него сдирают кожу или обжигают крутым кипятком. Он чуть согнулся, сжал зубы и пошел дальше в направлении своего дома.

Мимо пробежала мокрая, лающая собака. Сережа видел несколько людей, лежащих на тротуаре лицом кверху. Издалека они выглядели, словно на всех была надета красная маска, и у всех было широко открыто то место, где должен был быть рот, но на деле было только кровавое месиво. От боли у Сережи закружилась голова, а ноги переставали слушаться. Внезапно он увидел мужчину, выбегающего на балкон третьего этажа и с криком переваливающегося через перила. Сзади несчастного маячило что-то серое, что быстро скрылось в комнате, и Сережа не успел его рассмотреть. Упавший с высоты мужчина был еще жив и не переставал кричать. Он упал на спину и наверняка повредил позвоночник. Мальчик подумал, что нужно помочь, но не успел даже закончить свою мысль, как раненый человек стал буквально плавиться. Вместе с потоком дождя с него слезала кожа и стекала на размытый тротуар. Лежащий на спине мужчина сделал глубокий вдох и сразу затих. Выдоха не последовало.

Сережа почувствовал, что сейчас потеряет сознание: в глазах потемнело, а голова кружилась, будто он только что сошел с «американских горок». Мельком мальчик увидел спуск в подвал одной из пятиэтажек и, завывая от боли, осторожно переступая ранеными ногами, насколько мог, поспешил в укрытие. К счастью, дверь оказалась не заперта, и недавний узник школы оказался в новом замкнутом помещении. Он прошел вглубь подвала, за одной из установленных там дверей оказался склад ненужных вещей, досок, какой-то одежды, скомканной в пакетах, и старой мебели. Сережа добрался до ободранного кресла, стоящего в углу, отодвигая по ходу своего продвижения сваленную здесь рухлядь. Наконец он смог сесть и сразу же снял с себя промокшие брюки, и только после этого стянул противогаз. На бедрах кровоточили раны, словно его искусал бешеный пес.

– Пес! – воскликнул мальчик, – Пес был мокрым и лаял! Он был просто мокрым, не раненным, не облезшим, не покрытым кровью! Он был просто мокрым, и он лаял. Не скулил от боли, не выл, а лаял!

А еще он подумал о тех людях, которые остались лежать бездыханными и изуродованными на тротуарах улиц. Дождь сдирал с них кожу и даже мясо – но не одежду! Сережа посмотрел на свои брюки, не решаясь к ним прикоснуться – те были просто мокрыми. Никаких дыр на них не было, и зонт был цел и сапоги, и куртки. Размышляя обо всем этом, мальчик услышал, как хлопнула входная дверь в подвал, и настороженно притаился.

** *

Константин Евгеньевич явился раньше назначенного ему времени, и Олесе пришлось его принять не в 12:00, а в 11:45. Вот уже сорок минут она делала расклады Таро, призывала духов и всевидящее око для того, чтобы ее клиент нашел свой путь к банковскому счету с миллионным балансом.

– Так вы мне не советуете заключать сделку с Рогиным?

– Не я! Духи не советуют!

«Какая может быть сделка с человеком, который вчера проиграл в карты Шарыгину четыре миллиона рублей? Два из которых его любовница потратила уже с утра на обновление своего гардероба, а пятьдесят тысяч перевела мне на счет с благодарностями за то, что на прошлом сеансе я предрекла ей скорое счастье» – мысленно добавила провидица.

– Эх, жаль, мне казалось, что перспектива хорошая. А вы уверены? – разочарованно и с недоверием уставился на нее тощий тридцатилетний мужчина в нелепом коричневом костюме с синим галстуком, закрывающим кофейное пятно на белоснежной рубашке.

– Вы не верите духам, Константин Евгеньевич?

«Что там за шум на улице, работать невозможно» – вот уже полчаса Олеся не могла сосредоточиться на образе, ее отвлекали крики, доходящие до ее слуха сквозь стук дождя по стеклу закрытого окна.

Константин Евгеньевич замешкался с ответом. С одной стороны, он определенно верил духам, как и предсказаниям, иначе не потратил бы на это и рубля, не говоря уже о неприлично высоком гонораре провидицы, но, с другой стороны, сегодня духи говорили совсем не то, что он хотел слышать, и верить им совсем не хотелось.

Противный звук сигнализации на автомобильных ключах заставил двух людей, занимающихся непонятными вещами в душной комнате, вздрогнуть и развеять свои путаные мысли.

– Что-то не так с моей машиной, – тревожно озвучил Константин Евгеньевич очевидное. Лишние траты совсем не вписывались в его скудный и спланированный до мелочей бюджет.

– Сейчас вернусь, – добавил посетитель уже было собравшейся напомнить об оплате за сеанс провидице, и быстро выскочил из двери квартиры, оставив в качестве залога свое пальто на вешалке в прихожей. Стук удаляющихся вниз по лестнице шагов отчетливо доносился через открытую входную дверь.

Олеся подошла к окну и посмотрела вниз на проржавевшую детскую площадку во внутреннем дворике дома. Покрытый завесой дождя, будничный осенний пейзаж вздрогнул от оглушающего крика. Оконная рама соседской квартиры резко распахнулась, и на подоконнике появилась женщина в синем халате, усыпанном россыпью ромашек. Она пятилась и не переставала кричать. Словно что-то страшное толкало ее в бездну. Дождь покрывал ее голые плечи, оставляя от соприкосновения с тонкой кожей багровые раны, словно мелкие осколки стекла впивались в кожу несчастной. Кровь смешивалась с льющимися с неба потоками и текла струйками по рукам и груди женщины. Гримаса ужаса уступила место удивлению и тут же исказилась от боли. Не успела Олеся опомниться от увиденного и предпринять хоть какие-то действия, как серый пейзаж дополнили алые краски. Соседка лежала на спине, раскинув руки в стороны. Синий халат пропитался кровью, а невидимый художник разукрасил белые ромашки в красный цвет. Шея женщины была вывернута и обнажала белеющую сквозь багровое окропление кость. Обнаженные части тела под ударами быстро сменяющих друг друга капель тоже перекрашивались в оттенки красного, словно с погибшей снимали кожу.

Олеся вскрикнула и отпрянула от окна. Теперь все было тихо, и это невыносимо пугало.

«Куда запропастился этот чертов Константин Евгеньевич?» – Олеся не могла оставаться одна ни секунду больше. Она опрометью выскочила в так и оставшуюся открытой дверь, и бегом спустилась по лестнице с пятого этажа на первый.

Провидица распахнула двери, выходившие на проезжую часть улицы, и тут же отпрянула назад, схватившись за кисть правой руки. Промокшая рука болела и кровоточила, словно ее, великую грешницу, окропили святой водой.

– Что за…, – не успев подобрать нужное слово, Олеся уставила взгляд на мертвого Константина Евгеньевича, облокотившегося на дверь своего автомобиля, с кровавым месивом вместо лица. На помятой крыше машины лежал мертвый мужчина, почти раздетый. Он был похож на красный манекен, одетый в одни семейные трусы. Словно рысь, провидица понеслась по лестнице, перескакивая через степени. Вбежав в квартиру, она закрыла дверь на все имеющиеся замки, в кухне она взяла полотенце и перевязала рану, скривившись от боли. Ей начало казаться, что наступил момент прощания с собственным рассудком. Она вышла в прихожую и, облокотившись о стену, уставилась в зеркало, встроенное в шкаф-купе. Бледная, с растрёпанными волосами в длинном черном платье, обнажающем тощее декольте и длинные белые руки, с повязкой на правом запястье, – никогда она еще не была так похожа на колдовскую сущность, как сейчас.

Внезапно зеркало покрылось рябью. Олеся тряхнула головой, несколько раз моргнула и подошла ближе. Из зеркальной ряби высунулась рука мертвецки-серого цвета с длинными закрученными когтями, за ней высунулась вторая, и через мгновение появилась фигура, которой принадлежали эти руки. Мертвое тело женщины со сморщенной кожей, в длинной, по щиколотку, белой порванной рубахе перешагнуло порожек шкафа-купе и опустило набухшие почерневшие ступни на коричневый ламинат квартиры. Толстый рубец проходил через правую сторону лица и вытекший, залитый кровью глаз. Левый глаз был широко раскрыт, а синие тени, скопившиеся под ним, придавали взгляду сходство с глазами дикого, обезумевшего от ярости зверя. Обескровленные губы мертвеца скривились, обнажив кривые зубы. Длинные, растрепанные, местами сбившиеся в комки патлы падали на лицо и прикрывали исхудалые плечи и грудь. Чудовище вытянуло руки вперед и потянулось к впавшей от ужаса в апатию провидице.

Олеся опомнилась и, что было сил, заорала. Она метнулась в комнату и побежала к окну. Ее остановило воспоминание о соседке, так ужасно окончившей свою жизнь на ее глазах.

«Нужно бороться за жизнь. Я всегда боролась и сейчас без боя не сдамся» – промелькнула единственная разумная мысль, затерянная в обезумевшем, терявшем связь с реальностью рассудке.

Мертвая женщина все так же медленно шла к живому человеку, вытянув руки с раскрытыми ладонями, с которых лоскутами свисала содранная кожа.

Олеся метнулась к комоду, достала оттуда кусок угля и букет сухоцвета полыни. Она быстро начертила круг, в середине которого нарисовала крест и вступила в него. Выставив вперед себя букет, как щит, она стала кричать:

– Изыди!

Мертвая женщина опустила руки и медленно обошла Олесю, не отрывая взгляда единственного глаза. Она опустилась на диван и села, положив руки на колени и продолжила неотрывно пялиться на хозяйку квартиры, куда проникла как самый непрошеный гость из всех возможных.

– Изыди! Изыди! – продолжала кричать Олеся, тряся перед собой букетом полыни не потому, что так требовал обряд, а потому, что руки тряслись и отказывались слушаться.

Внезапно мертвые губы зашевелились, и раздался низкий голос:

– Барышня, а чего вы такого делаете?

Олеся застыла, и прижала букет к груди.

– Изгоняю злой дух! – зачем-то ответила она.

– Это правильно, барышня, нам тута злого духа не нать, – ответило чудовище.

– Тогда изыди! – прокричала Олеся, пытаясь определить, к чему она ближе – к истерике или обмороку.

Мертвая женщина посмотрела по сторонам, видимо в поисках злого духа и вновь заговорила.

– Фроська я, крепостная. Меня барыня плетями забила. Живота лишила. Ыыыыы, – завыла покойница.

И тут Олеся определилась и без чувств упала на пол.

***

Багровые лужи отражали изуродованные и искривленные от боли лица людей, спешащих укрыться в метро станции «Казанский вокзал». На асфальте лежали тела тех, кто не успел. Буквально в нескольких метрах от спасительных ступеней, ведущих в подземелье, лежал мертвый мужчина, накрывший телом свою мертвую четырехлетнюю дочь. А чуть поодаль совсем еще юные парень и девушка встретили смерть, не размыкая соединенных ладоней. В общем шуме смешались рыдания, боль, ужас и собачий лай. Верные друзья сохраняли свою преданность хозяевам, склонившись над покрасневшими от крови останками, страдая от проливного дождя, они отказывались уходить. Громкое, режущее душу тявканье призывало дорогих им людей встать и пойти поскорее домой, чтобы там обсохнуть, вкусно поесть и укрыться от хаоса. Они еще не понимали, что больше не будет ни дома, ни вкусной еды, ни ласкового и знакомого голоса хозяина. В каких-то квартирах сегодня вечером не загорится свет, для кого-то не наступит долгожданная встреча, кто-то не дочитает книгу с захватывающим сюжетом и не узнает финал истории.

При входе в метро стоял сошедший с ума мужчина, он тянул кровоточащие руки к небу и кричал: «Это кровавые слезы земли! Мы все грешники! Мы все должны умереть!». Его лицо было покрыто багровыми бороздами, а глаза выжжены каплями странного и страшного дождя. Он умирал в муках, притупленных своим безумием, но не пытался спастись, укрыться или позвать на помощь. Возможно, его рассудок был поврежден давно и по другим причинам, а может быть и так, что события последних часов лишили его разума, чтобы сейчас забрать остатки жизни.

Президент России, Рогов Игорь Васильевич, сидел в рабочем кабинете и смотрел на свои скрещенные, заметно подрагивающие руки. Не прошло и полугода с того дня, как он – новый избранный правитель большой страны, приносил клятву защищать свой народ. А теперь, словно беззащитный, растерянный ребенок, вынужден лишь беспомощно наблюдать, как его избиратели превращаются в кровавое месиво. Он не может даже ничего понять, не то, что сделать.

– Что это такое? – нервно всплеснул руками президент.

– Природа данного явления нам не ясна, – испуганно рапортовал заученную фразу министр по чрезвычайным ситуациям, генерал Бороздов. – Радиационная обстановка в норме.

– Может, это химическое оружие, вышедшее из-под контроля? – предположил Игорь Васильевич.

– Нет, спектр поражения слишком избирательный. Этот дождь словно живой, или запрограммированный, – ответил министр иностранных дел, Афанасий Анатольевич Дроздов, один из немногих, кто старался подавить в себе чувство страха и мыслить рассудительно.

– Из других стран приходили ответы на наш запрос? – обратился к нему президент.

– Ни одного, – Афанасий Анатольевич отрицательно покачал головой.

– Очевидно, что эти тучи полностью покрыли землю, дождь идет во всех странах мира, – напомнил уже известный всем присутствующим факт министр природных ресурсов и экологии, Федор Аристархович Красносельский.

– Именно поэтому сейчас так важно быть на связи и обмениваться опытом! – вспылил президент и хлопнул ладонью по столу. Все затихли.

– Какие предприняты действия по оказанию помощи населению? – обратился президент к генералу Бороздову.

– Задействованы все подразделения. По городу патрулируют автомобили МЧС, сотрудникам выданы костюмы специальной защиты. Раненых отвозят в больницы города. Работают системы оповещения.

– Что говорят врачи? Какой характер ран? – тихим голосом спросил президент, обхватив голову руками и облокотившись локтями о стол.

– Мне доложили, что отравляющего воздействия на организм нет. Характер повреждений не похож на химические или термические ожоги. Кожа слезает, оставляя открытые раны. При попадании в глаза глазные яблоки лопаются, люди слепнут. Если человек глотает капли дождя, то внутренние органы распадаются и смерть наступает мгновенно, – сбивчиво передал полученную информацию министр здравоохранения Леонид Павлович Черный и вытер вспотевший лоб тканевым платком.

– Что с убежищами? – президент снова обратился с вопросом к генералу.

– Все готово, – слишком поспешно и слишком нервно ответил тот.

– Хорошо. Пока непонятно, есть ли в них необходимость. Любое укрытие от дождя можно считать безопасным местом, но мы не знаем, чего ждать дальше. Всем спасибо, вы свободны. Берегите себя и близких.

Через минуту кабинет опустел, и Игорь Васильевич смог закрыть глаза и шумно выдохнуть. Голова болела, чувство безысходности сковывало горло. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел высокий мужчина с коротко стрижеными волосами спортивного телосложения в строгом черном костюме.

– Игорь Васильевич, я вынужден настаивать на срочной эвакуации вас и вашей семьи. Мы не понимаем, что происходит, и не можем спрогнозировать дальнейшее развитие событий.

– Да, Олег, да, но я не могу сейчас спрятаться, когда там… когда люди… – Нервы сдавали, и ему с каждой минутой становилось труднее держать себя в руках.

– Вы должны, Игорь Васильевич, таковы правила. Бункер разработан с учетом всех возможных инновационных систем. Вся информация будет поступать к вам незамедлительно, – настаивал начальник личной охраны президента.

– Давай чуть позже, сейчас я не могу, – устало произнес глава государства, но не успел закончить свою мысль, как дверь распахнулась, и в кабинет вбежал запыхавшийся Афанасий Анатольевич. Справляясь с волнением и тяжело дыша, он доложил:

– Поступила информация по секретной линии из нескольких государств. – Министр иностранных дел опустил глаза, перевел дыхание и продолжил. – Информация от всех одинаковая.

– Какая? Что там у них? – нетерпеливо спросил Игорь Васильевич.

– Президенты США, Франции и Италии, премьер-министр и король Норвегии, а также канцлер Германии мертвы. Их убили.

– Кто? Как? – полученная информация подействовала как неожиданный мощный удар от невидимого противника.

– Пытаемся связаться и прояснить ситуацию, – ответил потухшим голосом Афанасий Анатольевич.

– Как только проясните – немедленно доложите.

Министр утвердительно кивнул и быстро вышел.

– Собирайтесь, Игорь Васильевич, мы выезжаем немедленно. Сейчас мы еще можем достать в пути топливо и рассчитывать на сотовую связь, – прошептал у самого уха президента Олег.

– Да, хорошо, да, – сейчас президент думал о своей дочери. Варенька была для него всем. Ей совсем недавно исполнилось 12 лет, но уже было ясно, что растет девочка настоящей красавицей и умницей – гордость и утешение отца. Он взял личный сотовый телефон и набрал номер жены.

– Оля, собери необходимые вещи, ждите меня и будьте готовы, скоро буду.

Через полчаса Игорь Васильевич и его личная охрана, облачившись в костюмы специальной защиты, покинули здание Кремля, сели в три бронированных джипа и направились в сторону личной резиденции главы государства.

Глава 3

Убежище для хрупких надежд

Я шел во тьме дождливой ночи

И в старом доме, у окна,

Узнал задумчивые очи

Моей тоски. – В слезах, одна

Она смотрела в даль сырую…»

Александр Блок «Я шел во тьме дождливой ночи..» 1900 год.

Олеся открыла глаза и закричала от того ужаса, который навис буквально над ней. Спутанные длинные волосы почти касались ее щеки, серая, тонкая кожа на лице источала зловонье смерти, толстый рубец, проходящий через вытекший правый глаз, местами расходился, обнажая то ли куски неживой плоти, то ли лицевую кость. Не переставая кричать, Олеся отползла в дальний угол комнаты и вжалась в него, словно могла пройти сквозь толстый бетон, и покинуть это страшное место с находящимся здесь страшным существом.

– Барышня, это же я, Фроська, – недоуменно и даже немного обиженно пробасило чудовище. Голос у нее был низкий, приглушённый, словно звучал издалека.

Олеся закрыла лицо руками и зарыдала. Все то напряжение, которое ей пришлось выдержать за этот долгий, нескончаемый день, сейчас отступало от нее, изливалось слезами и содроганием худеньких плеч.

Жуткая покойница, называющая себя Фроськой, выставила вперед руки и медленно подошла к сидящей на полу и рыдающей женщине, а затем опустилась рядом с ней и глухо завыла. В отличие от живой провидицы, заливающейся слезами, из глаз, вернее, из одного левого глаза забитой плетьми крепостной не вытекло ни одной слезинки.

Олеся ощущала присутствие покойницы, сидящей на полу рядом с ней, и слышала ее завывающий плач. Она представила себе все происходящее сейчас со стороны и рассмеялась. Ее смех был громким и заливистым, таким же, как минуту назад были рыдания. Из глаз продолжали литься слезы, но теперь уже не от страха и отчаяния, а от смеха. Фрося посмотрела на живую женщину, перестала выть и, подражая, тоже засмеялась. Ее смех был похож на карканье вороны. Олеся размазала по лицу растекшуюся тушь и, издав напоследок громкий непроизвольный всхлип, успокоилась.

– Фрося, ты не могла бы не подходить ко мне так близко? Мне не привычно, понимаешь, – она старалась говорить спокойно, но голос предательски подрагивал.

Мертвая крепостная кивнула и отползла на два метра в сторону.

– За что тебя барыня забила? – спросила Олеся

– Ох, барышня, за любовь. Не стерпела она счастья моего.

– За любовь? – переспросила Олеся, понимая, что голос уже не дрожит, – С кем?

– С барином. Говорил он мне «Фросюшка, красна ягодка моя, все к твоим ногам положу». Ох и красивые же вещи он дарил мне, барышня. На сеновал все звал, звал, а я не сразу согласилась. Но раз уж любовь случилась, то как тут устоять?

– Так она из ревности тебя забила, получается?

Фроська печально кивнула.

– А как ты попала ко мне в квартиру из зеркала? – Олеся вспомнила, как из покрытого рябью зеркала высунулись бледные когтистые руки, и вздрогнула.

– Так я же со всеми проклятыми душами здеся осталась после кончины. Не принял меня Господь. Бродила по коридорам Зазеркалья, на людей смотрела, но они меня не видели, а выйти я не могла. А тут, смотрю, толпа таких же, как я, проклятых собралась, и кричат «Свет в конце тАнеля!». Гляжу, и правда, свет появился. Потом все побежали, и я побежала. И тута оказалась.

– Это барыня тебя прокляла? – с интересом спросила Олеся и даже придвинулась чуточку ближе к своей потусторонней гостье.

– Нет, это попадья меня прокляла. Случилась у меня любовь с попом нашим местным. Говорил он мне: «Фросюшка, дышать я не могу, коли тебя рядом нет. Совсем ты разум мой опутала». Встретились мы с ним на сеновале, а там нас попадья застала. И давай кричать, и давай проклятьями сыпать.

– Так у тебя и с попом любовь случилась? – недоуменно и даже немного возмущенно воскликнула Олеся.

Фрося утвердительно кивнула и вновь вытянула руки в сторону растрепанной и вымазанной в туши и помаде провидице.

– Ты зачем ко мне все время руки тянешь? – Олеся отодвинулась подальше на всякий случай.

– Тепло чувствую. Холодно в Зазеркалье, люто холодно. А от вас, барышня, тепло идет, как от костра на Масленицу – вот руки сами и тянутся, чтобы погреться.

– Давай-ка ты вон, об батарею лучше погрейся. А меня не трогай! Я не разрешаю!

Фрося повернула голову в указанном Олесей направлении, не увидела ничего для себя интересного, а что такое батарея, и вовсе не поняла.

– Сейчас бы самовар горяченький, чайку похлебать, руки погреть, – мечтательно пробасила покойница.

– Это легко, сейчас пойду, чайник поставлю. А ты здесь меня жди!

Олеся встала и вышла на кухню. Она открутила конфорку, и газ с шумом прорвался через маленькие отверстия в плите. Быстро чиркнула спичка о бок коробка, огонь вспыхнул синим пламенем, упираясь в почерневшее дно чайника. За окном дождь лил, словно из садового шланга. Редкие деревья, посаженные много лет назад во внутреннем дворике старой пятиэтажки, раскачивались и нагибали ветви, пытаясь укрыться от стихии. Олеся подошла ближе к пластиковой двери, ведущей на застеклённый балкон, открыла ее и осторожно переступила порожек. Картина за окном была удручающей, ей не хотелось смотреть вниз и видеть растекшийся по земле труп соседки в синем с ромашками халате, и она уже хотела повернуть назад, как в глаза бросилось нечто необычное для сегодняшнего дня. Олеся была уверена, что после всего пережитого удивить ее чем-то будет сложно, но она удивилась. Силой воли Олеся заставила себя оторвать взгляд, покинуть балкон, закрыть за собой дверь и перевести дыхание.

Когда она вошла в комнату с двумя кружками горячего чая, пахнущего бергамотом, Фрося все также сидела на полу. Олеся поставила исходивший паром напиток рядом со своей пугающей гостьей и села рядом. Покойница протянула руки к горячей кружке и с выступившим на изуродованном лице удовольствием стала их греть. Олесе захотелось поделиться своими мыслями:

– Фрося, я сейчас увидела в окно…

В дверь квартиры постучали, и обе женщины – живая и неживая, повернули голову на стук.

***

Сережа сидел в пыльном, порванном, зато мягком кресле, и с расширенными от страха зрачками слушал шарканье приближающихся шагов. И вот, наконец, дверной проем заполнила широкая фигура окровавленного мужчины с шифером в руке. Лицо, руки и видневшаяся сквозь дырки в синей футболке грудь вошедшего были в кровоточащих ранах. Сережа сразу понял, что перед ним пострадавший от дождя бомж. Неопрятный внешний вид, неравномерно покрытое щетиной лицо и тошнотворный запах перегара не позволяли усомниться в сделанном наспех выводе. Но, несмотря на это, мальчик обрадовался появившемуся человеку, словно тот был родным и близким. Теперь он не один, и только это имело значение. Бомж тяжело дышал и кривился от боли.

– Вам плохо? Помочь? – участливо подскочил к раненому мальчик.

– Нормально! – ответил тот, вытащил из кармана закупоренную бутылку водки, открыл ее и залпом выпил всю, до последней капли. – Так будет лучше! Ты кто такой, пацан? Почему без штанов?

– Я Сережа, а как вас можно называть? – голые, покрытые ранами ноги он стыдливо прикрыл руками.

– Называй меня Клин! Непогода сегодня шалит сильно! – ответил бомж и опустился на грязный, выложенный плиткой пол.

– Вы ранены, у вас идет кровь, – заметил мальчик.

– И не такое бывало, – отмахнулся бомж и уставился в стенку немигающим взглядом. От принятого алкоголя его развезло, но и боль отступила на время. Сережа это понял.