Адмет

разве расскажешь правду,

что не честным единоборством

взял ее, не бесшабашной дракой,

а удачей и договором?

Сыграем, воин.

Корифей

Как солдат бедовый

недельное жалованье в кабаке

ставит нА кон,

играет с заведомым плутом,

дует на кости, молится перед броском,

выигрывает партию, много две,

в радости неуемной требует вин послаще,

а все равно

под рассветными звездами,

качаясь, идет в казарму

пустой,

оставив все достояние в руках,

ловких до всякой своей добычи, –

так и ты, Геракл, проиграешь.

Не соглашайся с ним!

Геракл

Согласен я. Игорный дом – кладбИще,

столы – могилы, ставка – жизнь, игра –

на выбыванье; содержатель так

условья прописал, что чем мы дольше

играем, тем вернее разоренье,

а выигрыш не удержать, – всё так;

тут даже не мошенничество – глуп,

кто не подозревает ваших правил,

написанных на всех углах. Сыграем.

Корифей

Смерть-то хитра,

чем ее взять?

Разве игра…

Танатос

Можно сыграть.

Ставка моя –

вот она, здесь.

Геракл

Вот я – душа

только и есть.

Танатос

Кости метну:

нужная вверх

грань на кону –

смерти успех.

Геракл

Кости метну:

нужную вниз

грань поверну –

жизнь, возвратись.

Геракл и Танатос мечут кости.

Первая игральная песнь хора, общая

Трепет легкий, гул в костИ –

сколько надо натрясти?

Проигрыш ложится вправо:

дышишь – дым и пьешь – отрава.

С единицы до шести

кости прянут из горсти:

выигрыш ложится влево –

приступает к жизни дева.

Вторая игральная песнь хора, общая

Первая кость

падает – так

из гроба гвоздь

первый – пуста,

кинув, ладонь.

Ход повторим –

мертвую тронь

шансом живым.

По столу стук –

третья вались

смерти из рук –

жизнь, возвратись!

Вот четверок

плохо упал –

скок да подскок –

ну же… сыграл.

Во пятерых

чувствах разброд –

с чувством игры

только везет.

Счетом их шесть,

чисел моих, –

ставя, что есть,

выиграл их.

Танатос

Что ж, твоя взяла. Ее

забирай – три дня проспит,

день четвертый оживит,

разрешится забытье,

вновь возьмется за житье.

Из ямы на сцене поднимается труп Алькесты. Геракл берет его на руки и уносит.

СТАСИМ 4

Корифей

Хитрец Сизиф ходил от смерти, ратовал

с проклятой, успевал своими хитростями

вернуться к солнцу яркому из тьмы глухой –

и вот он пойман, камни рушит тяжкие

с вершины роковой, мостя разбитыми

дорогу для побега, руки мощные

готовит для борьбы; на волю выйдет он

в час добрый – стать вернется, мышцы, кости, кровь,

суставы восстановятся, взыграет дух,

свободой пьян. Догонят ли на этот раз,

не важно: сколько ни вяжи, ни бей его,

а не смирится, а добьется, выживет.

Один из хоревтов предстает в личине Сизифа.

СТРОФА 1

Хитер царь Сизиф –

хаживал день-деньской

в шелках, то в грязи,

но завсегда живой.

Сизиф

Сменою поколений

не дразни меня, жизнь, оставь

самого за сына, за внука

землю топтать,

дышать.

АНТИСТРОФА 1

Хитер царь Сизиф –

схвачен, а не смирён,

и в самом раю он жив,

и адом он зря клеймен.

Сизиф

Наследство мое – всё мне,

они голодают пусть;

мое единственное

дело – себя сохранить:

чужой век наяву,

как свой, проживу.

СТРОФА 2

Легкоживущие,

равнодушные ко всему,

кроме этой нелепой и злой,

кроме этой суетливой жизни,

с ее наслаждениями и страданиями.

Легкоживущие,

с вами мое сердце.

АНТИСТРОФА 2

Жизнь снисходительна к немногим –

прощает неведенье,

отгоняет болезни,

золота нетрудового вдоволь

и любовных ласк,

нет никакой опустошенности поутру.

Те, к кому щедра и пристрастна жизнь,

с вами мое сердце.

ЭПИЛОГ

На сцене стоят Адмет и Геракл, с ними закрытая покрывалом женщина – Алькеста.

Геракл

Принимай, окончена работа:

(сдергивает покрывало)

опустела свежая могила,

яму закидай землею новой

и родящей, чтоб цветы да травы

заступа следы от взгляда скрыли,

ей не говори, где место было.

Что стоишь? Иди к ней – узнаешь ли?

Адмет подходит к Алькесте, но натыкается на ее невидящий, неузнающий взгляд.

Алькеста (как бы в полусне)

Смерть вся прошла –

будто пустой

сон, свет ночной,

как не со мной.

Чем я была

в мертвом краю?

Не узнаю

душу свою.

Зеркало мне,

смерть, покажи,

плат подвяжи,

руки сложи.

Трепетом в кость,

память, явись,

бывший в крови

страх оживи.

(Снова застывает неподвижно.)

Адмет

Лучше б я сошел владенья смерти

обживать, она бы тосковала

день-другой о муже, я б вернулся –

зажили б, как прежде, даже лучше:

я бывал в походах, и возврата

женщина ждала, такая доля

у нее – нас ждать и дожидаться.

Геракл

Смог бы ты простить, вернувшись к свету,

женщину, оставшуюся плакать

на краю могилы; щеки в кровь и

черная на тело ткань, стояла

обезмужев – смерть преобразила

мертвых – чуть, живущих – что есть силы;

смог бы ты ее, вернувшись к свету,

всю узнать на глаз, на слух, на ощупь,

по дыханью в трудный, наивысший

час любви, супружества, простил бы

холод слез, печали? Как чужая

оказалась здесь, в твоей постели,

по рукам пошедшая, – вдовою

и осталась бы вдова, на горе

и на радость клявшаяся мужу.

Адмет

Не простит она последней жертвы:

жизнь ее, что мне принадлежала,

не моею стала, раз в уплату

за мою пошла, – теперь свободна

будешь ты, Алькеста, нам с тобою

тесно станет в доме. Та, другая,

кем была ты раньше, до могилы

заревнует, жить нам не позволит.

Появляется Аполлон.

Третья торжествующая песнь хора, аполлоническая

Невинные девы, мы пеньем своим

пресветлого бога приход возвестим;

прекрасным и страшным божественным ликом

мы ослеплены, мы пьяны болью дикой.

Аполлон

Где радость, смех? Исполнил обещание

я, данное на радостях, – отнял Алкид

у смерти ее цену, дважды выиграл

сегодня ты.

Адмет

Отягощенный опытом

предсмертия, как стану жить? Родителей

я потерял, поскольку смерть не выбрали,

жена стоит чужда мне, смотрит в сторону,

поскольку жизнь я выбрал.

Аполлон

Но жива она,

мила тебе по-прежнему, ты муж ее

и ценишь жертву – ваш скрепился ныне брак

вторым кольцом; ее ты знаешь: нежная,

ни словом ни полсловом попрекнуть тебя

она не сможет.

Адмет

Страшно, страшно, господи,

доселе неприступные законы мне

переступить, жизнь обменять на смерть, вернуть

потерянное; меры нет делам моим,

сверх всяких сил даешь; терплю я радость ли

великую, великое ли горе пью –

еще не понимаю. Страшно, господи.

Аполлон касается Алькесты, и она окончательно оживает.

Алькеста

Мой милый, мой возлюбленный…

Адмет

Жива?

Алькеста

Жива.

Прижми меня, целуй.

Адмет

Скажи, что было там?

Алькеста

Не спрашивай – согрей своими ласками,

гони остатки боли страстью бешеной.

Возьми меня.

Аполлон

Живите, дети, счастливо.

(Берет лиру и под ее легкий перезвон начинает.)

Заживете долгой, легкой жизнью,

праведной, не вспомните день горький

смерти вашей: нет рубцов на теле,

тления следов на сердце нежном

нет; течет бурливо, своевольно

жизнь, изнемогает под напором

сил благих; жить – так не знать о смерти

ничего, и смерти не осталось

позади, лишь бытие сплошное.

(Отступает от Адмета, обращается только к Гераклу и хору.)

Так один, другой от смерти ходят,

пролагают тропки, ставят вешки,

хитрецы и сильные, – немного

их пока, но дело прирастает

очевидным нищей попущеньем:

руки ее хилы, извернуться

просто – ходишь-бродишь жив под солнцем,

и таких все больше, время вышло

смерти безраздельного господства.

Кто-то вынут из круговорота,

не увидит пропастей Аида,

на земле останется навечно.

Это я свидетельствую, солнца,

жизни сильный бог, – смеюсь над смертью,

я лучей бессмертье расточаю

над землей, на радость человеку.

Геракл

Белым камнем отмечу начавшийся день –

день возврата, день солнцеворота,

прибывающих сил, золотых светлых дней,

отступающей, трусящей смерти.

Теплой кровью наполнятся жилы, пройдет

смерти оторопь, смоются раны

ключевою водой – в сердце радость и боль,

соревнуясь, торопят биенье.

Возвращается зренье усталым глазам,

пустоту, наготу, ада вечную тьму

наблюдавшим сквозь сон, – наблюдают теперь

листья сада, восставшего к свету.

Теплым шепотом слух наполняется – день

расцветающий, нежный, весенний

легким шорохом трав, звонким посвистом птиц

обещает нам долгое лето.

ЭКСОД

Четвертая торжествующая песнь хора, аполлоническая

Мы видели бога, его и поем,

мы видели бога, теперь не умрем,

мы стаей летим, недоступные смерти,

в пространстве меж твердью и призраком тверди.

Закончен, прощен бывшей смерти позор,

отняли добычу, смерть – пойманный вор.

Просторы земли, искаженные светом,

бессмертьем полны, обновленьем одеты.