Адмет

Гулкое одиночество

темных пустых хоромин

я заполню приметами

женщины, я одену

статую в платья, кольца,

цветы, с нею разговоры

я заведу опасные

о тайнах любви и гроба.

Сделайте ее идол –

в подробностях ее тела

я распалю желания,

почти оживлю родную;

насколько мне хватит страсти,

столько ей будет жизни;

брак продолжаю, долгу

супружескому покорный.

СТРОФА 1

Подумай, куда спешишь?

День пережди – потом

горькие слезы лить

будешь.

Шутишь чем? Смертью самой!

Нельзя.

Каждому дана своя.

Не дури, мать моя,

не дури.

АНТИСТРОФА 1

Боги давали срок –

отходи весь урок,

не проклинай себя,

истребя.

Лучше за ширму шасть:

женское дело – прясть,

женское дело – пасть

живою.

Алькеста (падает)

Прощай, мой муж.

Адмет

Прощай, жена.

Корифей

Мертва?

Адмет

Мертва.

СТАСИМ 2

СТРОФА 1

Вольноотпущенники смерти, клейменные

небытием до рожденья, что

мы испытывали,

какую бездну переплывали,

сохранили почему тяготение к ней?

Вкус смерти до сих пор на губах,

вид ее, лишь уснем,

мерещится в снах, впотьмах,

и движемся к ней день за днем.

Корифей

Ледяная тоска возврата

в крови,

в мыслях,

в костях –

окунемся,

омоемся небытиём,

успокоим душеньку,

истомившуюся живьем.

АНТИСТРОФА 1

Ты живи – я умру, заслоню тебя, уберегу,

ни смерти тебя не отдам,

ни другому какому врагу:

женщина умела рожать,

потому легче ей умирать:

смерть ту, что до жизни была,

носила в себе, берегла

и с главною справится –

родит себе смерть сама.

СТРОФА 2

Боги возвращаются жить:

Дионис, испробовав смерть,

возрождается в капле вина,

Персефона топчет пути туда и сюда,

вверх взбирается жить,

вниз отходит – смерть ей нужна,

в матерную утробу вернулась она.

АНТИСТРОФА 2

Кинут душу на новый срок

жить, ей тело найдут в размер –

марш на землю, но эта жизнь

не твоя, не моя – все ложь

ваш хваленый метемпсихоз,

если в памяти тишь да глушь.

Пар душа, если нет примет.

Хоревты предстают в личинах Деметры и Персефоны.

Деметра

Кто увел ее? Тоскую,

смерть кляну и призываю;

опаляет, как чужую,

землю солнце, я сгораю,

только теплыми слезами

умываюсь – солонее

с каждым днем они, и сами

землю жгут. О, где ты с нею

ходишь, горе, спишь, разлука?

Кто увел, сковал, стреножил,

вор, невинную на муку –

на супружеское ложе?

Будет сев его бесплодным,

будет жар благой не смешан

с льдистым семенем холодным,

будет мертв и безутешен.

Смерть идет-бредет на воле,

собирает с мира жатву –

жатв иных не будет в поле,

пусть попомнит мою клятву:

пока вспять не обернется

время, дочь вернув невинной,

кроме смерти, не пожнется

ничего с земли пустынной.

Персефона

Мать-земля, прости, родная,

расступись, мне нет возврата

к легкокрылым ветрам мая:

я не та, я тьмой поята.

На жаре, на солнцепеке,

самым ярым, жарким летом

не согреюсь – на востоке

страшны мне приливы света.

Осень спелыми плодами

пригибает ветви долу –

я пуста, мертва, как камень,

нет в утробе, нет в подоле.

Лишь зимой заледенелой

я вернусь – на камень камень,

холод сердца, холод тела,

холод зимний под ногами.

ЭПИЗОДИЙ 3

Царский дворец, поминки по Алькесте.

Первая поминальная песнь хора, дионисийская

Как на пиру на брачном,

пьяны лежим на тризне:

в сердце не место мрачным

мыслям, как светлой брызнет,

пьяной вино струею;

выживший и печальный,

царь, упивайся всею

жизнью в ее начальный

день! Ты – младенец, будет

все тебе: горя мало

юному, опыт студит

кровь, ты начнешь сначала;

сколько ни есть тут злата –

будет твое, могила

время вернет – расплата

честная за смерть милой.

Пей, веселись, охотой

дебри тревожь лесные

и до седьмого пота

тела люби молодые,

мощь укрепи десницы,

мудростью стань богатый,

страны расширяй границы,

политикой мысли радуй.

Возраст прими печальный

старости – легче пуха

тело, чтоб в час прощальный

плоть не держала духа.

Полные меры жизни

прожил, детей оставил

без царства, на дальней тризне

внуки тебя прославят.

Вторая поминальная песнь хора, дионисийская

Празднует, как сорвавшись

с цепи, не залить ни кипрским,

ни сиракузским страха

испытанного: от бездны

шаг отделял – Алькеста

выручила, схватила

за шиворот, а сама-то

ухнула, в кровь разбилась,

лежит, с головой укрыта,

как покрывалом брачным,

тканью иного брака,

вечного, – погребальный

полог на ней, расшитый

орнаментом: асфодели,

разломленный плод граната,

в тумане немая Лета

протекает, земли Аида

в единый круг замыкая…

Третья поминальная песнь хора, аполлоническая

Будущих сколько судеб,

бывших в ее утробе,

ад навсегда осудит,

в руки ад примет обе –

мучима каждой смертью,

будет лежать во гробе

женщина, будет местью

каждая ей особой.

Появляется Вестник.

Вестник

К нам гость пришел.

Адмет

Кто он таков?

Вестник

Не ведаю.

Одежда небогатая на страннике,

и речь его проста, но что-то в облике

величественное, и сила грузная

в движеньях выдает себя. Сокрывший лик,

к нам Аполлон спускался жить в изгнании,

но легкий трепет воздуха вокруг чела,

но жар благоуханный, взгляд лучившийся

божественной природы были верными

приметами. И гость, пол гнущий, кряжистый,

как будто из породы той же – мужеством

прославленный Арес или работою

Гефест вседневной утомленный.

Адмет

Кто бы к нам

из сильных небожителей ни шествовал,

негоже осквернять власть безмятежную

печальным, погребальным нашим зрелищем.

Для их очей пресветлых оскорбление

вид смерти черной – яркими одеждами

тьму распугайте ночи, песни новые,

задорные начните – хмарь тяжолую

вон из души. Скорбям воздайте здравицами!

Возвращается Вестник, за ним идет человек огромного роста в накинутой на плечи львиной шкуре. Царь узнает в вошедшем своего старого друга Геракла и бросается обнимать его.

Геракл

Друг Адмет, не прогони скитальца!

Утомленный верстами заботы,

мужеством гонимый в путь недобрый,

я найду ли кров гостеприимный

в городах Фессалии просторной?

Корифей

Мы готовим кров гостеприимный

странникам и стол, богатый снедью,

винами разымчивыми, – дорог

нам любой прохожий; Зевс – защита

путнику, мы, соревнуя с Зевсом,

к нам зашедшего берем под руку;

край наш дик, но мы кладем пределы

дикости, ее не допуская

в наши домы: пусть по ветру хлещут

песни фессалийские колдуний –

во дворце светло, звучат напевы

стройные; за стол кого сажаем,

тот нам равен и любезен; щедрость

в меру льет, не через край хватает.

Адмет (шепотом Корифею)

Про смерть ее молчи.

Корифей

Не бог перед тобой.

Адмет

Он полубог и гость.

Корифей

Свой в доме плачет друг.

Адмет

Боль не распространяй.

Корифей

Долг мертвым – пить за них.

Адмет

Им все равно за что.

Корифей

Ты – муж, ты – царь, молчу.

Адмет (Гераклу)

О Алкид, ты радость в дом приносишь

давней дружбы. Помню наши годы

легкой жизни юношеской, годы

путешествий, бурных приключений,

помню воды моря, ветры неба

дальнего, "Арго" в пути опасном,

неуклонном – как среди тревоги

счастливы мы были! Блеск обманный,

блеск проклятой шкуры тешил взоры,

подгонял надеждами корабль.

Что за дело нам до царской власти

в Йолке было! Молодость играла

силою свежо и бескорыстно.

Геракл

Утренней зарей к земле пристали,

моряки сошли на берег сонный,

равные на досках корабельных –

на камнях портовых разделили

их заботы, разошлись по дальним

рубежам земли, к домам и семьям

властвовать и строить, жать и сеять,

расточать охотою колчаны,

милых жен лелеять, деток малых

пестовать в наследственных владеньях.

Все ушли, с Гераклом попрощались,

я один остался бездомовный.

Время злое надо мной не властно,

нет урона силам, нет остуды

бурной, черной крови – в колыбели

одиноким воином был, змеям

головы сворачивая, им же

и остался: войска за спиною

нет, и потому войне священной

нет предела, некому оставить

дело и врага, родную землю,

всю Элладу – Зевсово владенье.

Ты вот образумился, женился,

раздобрел порядком – был-то щуплым.

Корифей

Радостно нам друга молодости встречать:

входит он в дом,

утружденный годами странствий,

утомленный событиями мельтешащей жизни, –

узнаешь ли его,

узнает ли он тебя?

Хор

Освободим подвалы от драгоценных вин,

пьем до утра, гуляем с ним, с дорогим, с родным,

драки, походы, опасности в памяти воскресим –

чего нам еще надо, снова свободным, счастливым и молодым?

Хор начинает разнузданную, ухарскую пляску.

Корифей

Пир пируем – череда нагая в пляс

с криком, гиком, ввысь подскоком пронеслась.

Геракл

БЕлы, чёрны, тОлсты, тОнки – хороши!

Хор

Подари, мил-друг, подарок от души!

Геракл

Есть подарки! Перлы розовы, как раз –

бусы-бусики – чтоб грудь бела тряслась.

Серьги яхонт, адамант – чтобы ушко

только слышало, что сказано дружком.

Есть ботиночки, застежки серебро, –

чтобы шла ко мне ты, к милому, добром.

Есть запястья: вес на ручки не большой,

а замкнутся – и останешься со мной.

Гребешки есть – чтобы золото волос

по постели бурным морем разлилось.

Хор

А подаришь деве перстень-перстенек –

до утра всю ночь не будешь одинок!

Корифей

Сходят с лица

шрамы, морщины, приметы времени,

оттенок бронзы теряет кожа,

и вот он перед тобой,

пьяный и молодой, –

не узнаешь ли в нем себя, каким ты был когда-то?

Адмет

Дружество возвращает мне самого себя.

ЭПИЗОДИЙ 4

Пир окончен. Геракл лежит на сцене. Хор исполняет свои песни, им кажется, что Геракл спит и не слышит, что они поют.

Первая растерянная песнь хора, общая

И не поплачь – молчи,

слезы глотай в ночи

горькие, боль уйми

за запертыми дверьми.

Ни в храм ни сходи босой-

простоволосой – стой,

черный наряд сними,

смехом зайдись с людьми

пришлыми; скорбь кипит –

зубами (крепись!) скрипи.

Раз петь нельзя поминальные

песни – так и не жаль ее;

раз нельзя напоказ –

сходит на нет тоска.

Вторая растерянная песнь хора, общая

Мужеством славен царь,

помнит проклятый долг

гостеприимства – шарь

по сусекам, лишь гость к нам в дом!

Ломится стол: сильней

гордости горький нрав –

горя. Пришелец прав,

не зная горя по ней.

Третья растерянная песнь хора, общая

Умерла –

а мы день с ночью мешаем, пьем.

Умерла –

а мы скорбь и ту у нее крадем.

Грех-то какой –

подземным жертвы не принести,

нечистой рукой

венки лавровые раздавать, плести.

Прах, в горле сушь,

слез уже нет, чистая соль –

великий муж,

жену почтить плачем дозволь!

Нет, говорит,

гостя ублажи, срывай одежду, бела

грудь, говорит,

наружу, говорит, чтоб была.

Страх-то какой –

что нам скажет, когда мы к ней

робкой толпой

после стольких ночей и дней?

Предали, мол,

пошли по рукам в пиру,

на поминальный стол

валились в пылу, в жару.

Корифей

Настроения у смертных легче пуха: пух летит

вслед за ветром, за дыханьем – нынче мертв, а завтра жив

ты – какое есть живому дело до грехов, скорбей?

Погребального наряда тяжесть, сорванная с плеч,

под ногами ляжет, топчешь, в пляс пускаясь, – день, да наш.

Что взять с мертвой? Дев веселых жив-живехоньких хор пьян –

выбирай себе любую – мы податливы, не злы,

в наших телесах обиду скрой, смятение уйми.

Ложе мертвой вон несите, жгите во дворе одежды!

Геракл

Так вот какой мы праздник нынче праздновали…

Появляется Адмет.

Геракл

Где ж милая супруга, где Алькеста, где

голубка? Пусть придет: в день вашей свадьбы я

гулял здесь до утра, был не чужим, привел

невесту к алтарю, там мужу передал,

как бы отец ее. Твой крут был тесть и зол,

добром не захотел расстаться с дочерью,

а может, мудр: не силы ведь испытывал –

уменье жениха в устройстве хитрых пут,

смиряющих зверей, чтобы соузники,

злы, несогласны, плуг влекли, кипящий гнев

и мощный сонаправили. Как вепрь и лев,

так и мужчина с женщиной в ярме двойном

ярятся жаркой злобой, но заботою

смиряются – две крови, две враждебные

новь поднимают, им приплода в радость груз.

Адмет

Не рви мне душу: нет Алькесты, мертвая

лежит в земле, а я, увязший в бедствиях,

один влеку ярмо, двоим подъемное, –

кренится вес на сторону пустующую.

Геракл

И ты молчал.

Адмет

Что проку от беды моей

тебе? Уйдешь, забудешь – что мутить волну

бегущей вдаль реки? Успею бедствовать!

Уйдешь ты завтра – мне готовы долгие

года для жалкой скорби. Что отсрочки сей

часы перед такой громадой времени!

Мне жаль, что ты узнал, что отравил тоской

ты память, мысль о встрече, что, идя назад,

ты, верно, обойдешь страну печальную

мою, не пожалеешь ног на дальний путь.

Геракл

Думаешь, оставлю тебя

в твоей беде век вековать,

смерть проклинать?

Как бы не так –

не попробовав, как смогу

другом быть тебе! Собирай

мне в дорогу нехитрый груз:

хлеб, вино – может, вспомнит вкус,

запах дома; еще найди

ей одежду бел-лен, желт-шелк,

чтоб обвить ее платьицу, –

может, вспомнит, как на свету

была в нем, было ей к лицу.

Корифей

Дочка куклу даст, кубарь сын:

поднимайся, мам, вспоминай

руки детские, а без них

самый рай-то тебе не рай.

Геракл

Смерть против станет – так смерть остановлю,

обману, взад-вперед разверну, разворочу,

в крик кричу:

отдай,

что взяла в проклятый, гиблый, холодный, полнощный край;

смертью смерть погублю,

все сделает хилая, я не молю – велю.

Корифей

Много от мудрых слышано, как там, в пустом краю,

тени плывут с тенями – спешащие с похорон,

не узнают друг друга, своих лиц не узнают,

горестный, горестный, горестный, горестный слышен стон

с того проклятого струга, где кормщик правит Харон.

Хор

Тени теснятся тЕнями – взрастила плоды земля

горькие, сев для новых жатв мы готовим ей;

полным-полны трюмы черного бешеного корабля,

свинцовая тяжесть смерти вещество его якорей,

вещество его парусов – легкая ткань теней.

Корифей

Ходят слухи,

перешептывается земля:

мол, один уцелел,

побывав там, побытовав,

другой с полпути вернулся,

третий смерть обхитрил –

ходят по белу свету,

пробовавшие ее,

отблеск на них и бледность

нездешние, лоб высок,

глаз не мигает, видев

недолжное, тело ввек

не вянет под нашим солнцем,

отведав подземных нег.

Адмет

Нет, нет, нет! Сколько их,

глупых, бабьих и многословных

сплетен, расползаются глупость шипеть по миру!

Нет возврата на землю:

несчастен тот, кто несчастен,

кто мертв, тот мертв навсегда.

Оставь меня моей скорби.

Геракл

Силой возьму, что не взял искусством Орфей, –

ад, расступись, живых пропуская нас!

Разодрана в клочья, прочь отлетает тьма,

отмоемся ключевою водой – ох, жива, пресна! –

мы от позора смерти, от прикосновенья к ней –

хлещет вода, кипит, радуется сама.

Корифей

Нет меры человеческой силе,

нет угомону человеческой воле,

если даже в сумраке замогильном

ищем, меняем пути. Доколе

блуждать? Не упокоенные землею,

в страстях горим, изнемогаем болью,

смерть не прекратила ее, – какою

мыслью мучаемся, посыпаем солью

какие раны, чтобы не затянулись?

Вглубь копай лопата –

смерть отпустит душу, как мать-земля отпустила

белое тело.

Геракл

Будут тебе, Адмет,

радости на земле

супружеские: обнимешь,

как жадная смерть отдаст,

родную, на ложе страсти

милую возведешь,

жизнью отплатишь смерти

за столько-то бывших бед.

Адмет

Как повернешь смерть вспять?

Чем сможешь ее унять?

Геракл

Пойду на холм могильный встретить ворога,

посланца смерти, демона великого,

а там посмотрим, чья возьмет: иль в радости

ты встретишь утро, или возлияния

и жертвы приноси двойные Тартару –

за милую жену, за друга верного.

СТАСИМ 3

СТРОФА 1

Надо ль покойницу

в дом возвращать? Какие

песни и думы

с собой принесет? Стихии

не нашего мира греют,

не наши топчет,

пьет и вдыхает.

Криком зайдется кочет,

если тень дорогая

плоть на себя накинет,

время в себя заставит

войти, поутру не сгинет.

Корифей

Сдвинутся с места идолы

олимпийцев, придет подземный

Зевс на земле весенней

царить за обиды, гневный.

АНТИСТРОФА 1

Над страной, обаянной смертью,

глухо пойдут дожди

из темной, тяжолой, гиблой

Леты святой воды –

смоют отчизны образ,

времени; всех своих

спутаешь в час недобрый,

мертвых ты и живых.

Хоревты предстают в личинах Орфея и Эвридики.

Эвридика

В бездне безвидной,

владениях Аидеса,

смертью измерена,

я не имею веса,

облика, смертью крадено

время, пространство пусто –

мертвой, не остаются

мне никакие чувства.

Орфей

Смотрю, придаю обличья

привычные дыму: дымы

звериные, выше – птичьи,

твои – всех видней, хранимы

памятью столь пристрастной,

что вывожу наружу

тень твою – в путь несчастный,

покуда не обнаружу,

что один на дороге,

нет тебя ни в Аиде,

ни на земле. О боги,

весь я дрожу в обиде,

предан любовью, боги.

СТРОФА 2

Сходишь, милый, ради встречи

в ада глубь – затеплят свечи

черные для Персефоны,

ада ведомы законы:

дашь на дашь,

теперь ты наш.

Смерть ее своей исправишь,

душу бедную оставишь

в наших пропастях блуждать

и спасения не ждать –

день за днем,

как все не ждем.

АНТИСТРОФА 2

Тень твоя ведет другую,

силой нудит неживую

вверх – и там ей верный ад.

Возвращайся-ка назад

ты один

и невредим.

Скорбь забудется, едва лишь

свет увидишь, мрак оставишь –

сон не в руку, лишь бы жив

был и к мукам терпелив.

Умерла,

и все дела.

ЭПИЗОДИЙ 5

Могильный холм, насыпанный над Алькестой, цветы, венки, прочая атрибутика смерти. Рядом стоит Геракл. За сценой раздается зловещая музыка. Появляется Танатос.

Танатос

Моя добыча. Я, на запах тления

являющийся демон, забираю все,

что не пожег огонь, земля побрезговала.

Тень погоню к теням.

Геракл

Оставь ее, не вышел срок.

Танатос (принюхиваясь)

Кого щадить?

Какие сроки есть для тела мертвого,

души погибшей?

Геракл (грозно надвигаясь на Танатоса)

Меч, копье, стрела –

твой выбор. Мы сразимся.

Танатос

Я в оружии

не понимаю: вы железом машете

на пользу мне, жнецы, я – мельник, пахари –

едок я ненасытный. Ради голода

тяжолое, отравленное, острое

вам в руки дал – владейте, мстите, смертные,

за смерть смертями, смертью защищайте жизнь!

С моим же на меня идти удачи нет.

(Подходит к могиле и начинает заниматься привычным делом: расправляет ленты на венках, поправляет цветы, обметает памятник, при этом продолжает бубнить.)

Неверный род – смесь глины Прометеевой,

воды, дыханья, огнь в крови, нигде вам нет

успокоенья: из стихии воздуха

три остальные нудят, гонят; в воду лишь

нырнешь – дышать не можешь; рвешься ввысь из ней –

в огне, в земле как будешь? Даже смерть сама,

приют всеобщий, смерть необоримая

не в радость вам – всё боретесь, всё памятью

тревожите ушедших. Для чего ее

вернуть задумал?

Геракл

К мужу.

Танатос

Где он, муж ее?

Живой с живыми ночью жизни делает;

умней тебя со мною разминувшийся.

На краткий срок вас боги к жизни вызвали

из смерти, так забудь о ней, живи сейчас.

СТРОФА 1

Век бы не ходить по кладбищам

да по храмам, со стола не брать

сладкой каши – забыть ушедших,

заодно с ними не умирать.

АНТИСТРОФА 1

Счастлив дурак, не знает, с чем ему век вековать,

смеется на поминках,

гонят его из-за стола,

боем его бьют, равного богам.

Геракл

Не ее судьба лежать в могиле

этой ночью.

Танатос

Если бы так было,

не лежала б; Аполлон – даритель

и провидец, ты – с судьбою споришь,

думая, что путь ей распрямляешь.

Геракл

Если против судеб, против смерти

дело мое – что ж, остановиться,

руки пусты в дом пойти Адмета

или прочь отсюда тихо, быстро –

от Адмета, горя и позора?

Ах, Алькеста, не твоей бессильной

я судьбой обманут – в настоящей,

собственной изъян, сквозная рана.

Как нелеп удел мой, если нету

для Геракла выхода иного,

славного, необщего; победы

что копить, когда отнимут разом

все плоды и славу? Не осилю

в главном поединке – и зачем мне

силы мои многие, груз лишний?

(Продолжает растерянно, после значительной паузы.)

Что другим – конец и неизбежность, –

почему такое же Гераклу?

Танатос

Смерть сметает все на своем пути,

равнодушна к подвигам, молодости, богатству,

к молитвам, гаданиям, крикам боли, словам проклятий,

красоты и уродства мутный взгляд ее не узнаёт,

но есть и у нее любимцы,

чьим петлистым, неустанным, безумным путем

по несчастной земле, по страстям людским

залюбовалась хозяйка.

Ты, Алкид, надежнейше защищен,

взыскан бессмертными и самою Смертью:

плотно в теле сидит душа,

невредимая, пока сам ее не отпустишь

погулять на воле – под синим небом

или в пропастях преисподней.

(Что-то прикидывает в своем мелком, изворотливом уме и, наконец решившись, как с горы упав –)

Сыграем:

душа Алькесты против твоей –

это будет твой тайный, твой самый важный подвиг:

один на один,

во тьме,

без оружия,

и не сложат песни,

если найдут утром труп Геракла, –

решат: опился неразбавленного на пиру Адмета;

а и выиграешь,