Продавец пуговиц

Марк превращается в розовую пуговицу и просыпается. Проснулся.

К среде Марк точно знал, что должен, обязан быть в этот день в химчистке и встретить таинственную незнакомку, которая обронила пуговицу. Он чувствовал, что найдет свою судьбу, что все сложится и, наконец, его жизнь приобретет смысл. Такая вера в чудеса или даже в некую магическую силу пуговицы была у Марка с детства. Страшная история, которая могла бы сделать Марка уникальным со знаком минус, редким больным, одним из семидесяти пяти тысяч людей, повлияла на него иначе. Он не стал бояться пуговиц или избегать их. Наоборот пуговица, на которую так и не обратила внимания его мать, как-будто помогла отвлечься от сильной психологической травмы, которая, конечно, имела место. Он, как бы не трудно было теперь это вспоминать, в самый ужасный момент своей жизни где-то внутри радовался тому, что все-таки удалось утаить от всех ее, оторванную пуговицу. Несколько месяцев он почти не выпускал ее из рук – прятал и всегда знал, что никто не найдет, брал с собой, когда нужно было отойти дальше, чем на пять метров от тайника. Роковая пуговица, которая, скорее всего, могла стать самой страшной пуговицей во всем мире необъяснимо как, взобралась на почетный для бездушной вещи пьедестал оберега или талисмана. Любой отвел бы ей место в самом сыром и черном подвале. Куда она и провалилась в один из дождливых дачных дней.

Марк освободился только после обеда. Все сеансы удалось провести к трем часам дня. Марк вышел вместе с последним на сегодня пациентом и попрощавшись с ним, неуклюжей походной побрел по переулку, который всегда выводил к той улице, где расположилась заветная химчистка. Прохожих почти не было, и Марка ничего не отвлекало от размышлений и фантазий. День выдался прекрасный – солнце, листопад. В такую погоду хороший хозяин выгонит свою собаку на улицу и будет совершенно прав. Все равно не получится оставаться дома, когда природа бросает последнюю теплую подачку, приманку. Хотя понятно, проглотишь ее и все – вот уже мерзнешь и качаешь головой, поглядывая на термометр.

«Я увижу ее и узнаю сразу, – думал Марк. – У меня все получится. И пусть сейчас я и не могу преодолеть свои страхи, пусть я слаб. Но я знаю, все у меня получится. Я не отступлю. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца – я буду плавать в море, я буду мыться в полной ванне. Если выживу, – Марк хмыкнул, – будет у меня нормальная семья!»

Марк достал из кармана пуговицу, взглянул на нее и снова убрал: «Говорят, люди не взрослеют. Говорят, что все остаются такими же мальчиками и девочками, что меняются только внешне. Не правда это. Все, кто так считает, просто глупцы. Мальчик во мне давно умер. Только иногда, крайне редко, воскресает и словно уносит меня в то далекое, пожалуй, время. Я иду, как взрослый человек. Я сижу, как взрослый. Даже лежу, когда отдыхаю, как взрослый. И сравнение «как» говорит не о моем отдаленном сходстве с какими-то несуществующими взрослыми, оно прямо указывает, что я, увы, не ребенок. Дети все делают по-другому. Если лечь на кровать как обычно это делаешь, а потом представить, что ты еще малыш, и отец еще не бросил маму, и мама еще добрая и заботливая, и сестренка не родилась пока и не купалась в этой злосчастной ванной…. Будешь лежать уже совсем не так. Тело расслабится, займет нормальное, удобное положение. Оно станет маленьким, не будет никому мешать, никого раздражать, никому и в голову не придет судить, насколько красиво ты разлегся, и как это смотрится со стороны».

Марк вышел на широкую улицу. Пустота переулка сменилась наплывом людей. У магазина стояла женщина, которая ругала дочку за оторванную пуговицу. Марк вздрогнул. По коже рассыпались мурашки. Мальчик хотел воскреснуть, но это было совсем не вовремя. Марк пошел быстрее, не оборачиваясь и стараясь отвлечься на поедающих хлеб голубей. «И как ты теперь будешь ходить без пуговицы? У тебя, посмотри, и тут нет! Да что же это такое! – доносилось до Марка. – Ты думаешь мне больше делать нечего, как пришивать тебе пуговицы?» Марк обходил людей, которые шли навстречу ему и невольно стал замечать, что почти у всех нет пуговиц. Психотерапевт боялся делать какие-либо выводы о том, что видел. Если бы он имел дело с пациентом, а не с самим собой, все было бы гораздо очевиднее.

Сам факт, что именно Марк слышит и видит людей, у которых оторваны все пуговицы – казался полным безумием. Вдаваться в интерпретации было лишним.

«Запонки и пуговицы

и спереди и сзади.

Теряются

и отрываются

раз десять на день.» – каждый шаг отстукивал каблуком слова в голове Марка. В этот ясный, солнечный день психотерапевт словно блуждал в тумане, сам становясь потенциальным пациентом групповых сеансов.

Двое мужчин, в куртках с оторванными пуговицами и виднеющимися под ними рубашками, тоже без пуговиц, различались только вблизи. Даже на небольшом расстоянии они походили на близнецов в одинаковой одежде. Джинсы с отсутствующими пуговицами на ширинке. Куда же они идут в таком виде?

Поровнявшись с Марком, молодые люди начали громко обсуждать необходимость зайти в магазин пуговиц. Девушки, которые шли чуть левее раздраженного происходящим медведя, засмеялись и спустя минуту, перекинувшись несколькими фразами с мужчинами, пошли вместе с ними. Под ручки.

Снова люди без пуговиц. На этот раз навесные петли на детском пальто пытались найти то, за что можно было бы зацепиться, а лохматые нитки на мужском пиджаке горевали о вырванных с корнем подружках. Отец с голубоглазым сыном вели беседу о том, как на первый взгляд маленькие незначительные детали важны в жизни. Мужчина громко процитировал Ремарка: «Ты можешь превратиться в архангела, шута, преступника – и никто этого не заметит. Но если у тебя оторвалась пуговица – это сразу заметит каждый».

Мальчик кивал головой, поддакивая словам. Оба остановились вскоре поговорить с пожилой парой. Мужчина лет шестидесяти и его спутница только что вышли из булочной и удивленно разглядывали беспуговичную процессию.

Марка окликали, его останавливали третий раз, но безрезультатно. Марк упрямо шел в химчистку и будто бы не замечал никого. Как маленький лохматый мамонтенок, не страшась волн и ветра, плыл к своей маме, единственной на свете, так и Марк тяжелым шагом преодолевал расстояние, которое, казалось, увеличивалось.

Девушка, на такую трудно не обратить внимания. Блондинка с длинными волосами. Статная, высокая. Открытое декольте. Расстегнутое, скорее не застегнутое, серое пальто, приталенное и только прихваченное поясом. Туфли на высоком каблуке. В разрезе мини юбки, мелькающей под пальто, длинные ровные ножки в тонких ажурных чулках. Шла высоко подняв подбородок, словно в темечко ей вставили железный стержень, и он нанизал на себя все тело. Сегодня Марк прошел бы и мимо этой красотки. Он сжимал в руке пуговицу

с жемчужиной посередине… Но вот он заметил, что на сером пальто нет пуговицы. Нет его пуговицы. Она и только она должна была быть в петельке, отстроченной белыми нитками. Девушка оценив взгляд крупного, немного неуклюжего и от этого милого мужчины, приубавила шаг и приветливо улыбнулась. Ей пришлось выждать около минуты, пока Марк собирался с мыслями, которые проносились у него в голове со скоростью хорошо заученной скороговорки, семьдесят восемь оборотов для пластинки тридцать три: «Неужели эта красота и есть моя судьба! Моя золушка! Разве ее нужно спасать от дракона? Не лучше было бы пройти мимо? Почему она так смотрит на меня? Что за странный день сегодня? Я должен уже что-то сказать! Будет, что будет! Каша в голове!»

– Эту пуговицу не вы потеряли? – Марк протянул девушке крупную ладонь. На ней беспомощно и тихо лежала ажурная пуговка с бусиной посередине.

– О, да! Похоже это моя пуговица! Как здорово, что вы нашли ее! Давайте примерим! Согласитесь – эта пуговица сюда очень подходит, – пуговица небрежно шмякнулась в кармане о губную помаду и провалилась в дырку подкладки. – А вы не могли бы прогуляться со мной до одного магазинчика. Мне было бы очень приятно пройтись с вами!

Сердце Марка стучало, как сердце подростка. Он чувствовал, что ныряет с головой в воду, но ничего не может с собой поделать:

– Да, с большим удовольствием.

Химчистка была совсем рядом. Две девушки, бросив красивый букет из листьев прямо на асфальт, зашли внутрь. Но Марк не видел их – он не думал головой, как не думал бы любой мужчина, заговоривший с известной в городе моделью Юлей Мироновой.

«В моде

в каждой

так положено,

что нельзя без пуговицы,

а без головы можно», – эти строки отчетливо прозвучали в мыслях Марка, но не обратили на себя не малейшего внимания хозяина. Марк не любил пустых женщин, никогда не интересовался даже теми, кто внешне мог быть отнесен к категории «красивая, но дура». Женщины Марка, все женщины Марка содержали в своем рецепте приготовления изюминку или перчинку. Каждая могла похвастаться остротой ума и житейской мудростью, но ни одна не обладала столь безупречным внешним видом. Юля была стандартом красоты. Марк же поверив судьбоносной пуговице, решил, что эта девушка не только умна, но и подарена ему свыше, другими словами, что она идеальна для него, подходит ему от кончиков пальцев на ногах до макушки. Марк таял, как сахарная пуговица в его сне.

Юля выполняла свою работу. Она продолжала приветливо улыбаться и щебетать как птичка в начале весны:

– Тут не далеко. Это магазин пуговиц. Может быть вы слышали о нем? Это очень известный и уникальный магазин! В нем вы можете купить любые пуговицы. Любого оттенка, любой формы, любой эпохи и любого стиля, из любого материала, – Девушка не смогла выучить розданный всем рекламный текст и импровизировала в силу возможности. Ирина Сергеевна не всегда говорила правду Волкову. – Есть авторские пуговицы. Есть пуговицы в виде зверей или домашней утвари. Я видела в этом магазине, представьте, пуговицы-ежики и пуговицы-утюги. Но их не очень то удобно застегивать. Вы понимаете.

Марк не очень вслушивался в смысл речи молодой красотки. Он наблюдал за ее пухлыми, влажными губами. Одно Марк все-таки усвоил – они идут в магазин пуговиц. До Марка только теперь начинало доходить – сумасшествие и безумное наваждение – всего лишь рекламный трюк. Он так часто попадался на всевозможные разводы и обманы мошенников, так часто, задумавшись о пациентах и личных проблемах, оказывался в нелепых ситуациях, что каждый раз, выходя из дома, специально настраивался быть внимательным на улице. «Марк, соберись, – говорил он себе, подходя к лифту. – Не разговаривай с незнакомыми, не верь всем просящим денег и не бери рекламные листовки. Смотри по сторонам, прежде чем перейти улицу! Что еще? Следи за ценными вещами. Просто будь внимательнее!» И на этом месте Марк обычно замечал, что вышел в подъезд в тапочках или жмет в лифте кнопку своего этажа. Марк по всей вероятности был единственным психотерапевтом, которого так легко обманывали все, кому не лень. Он был единственным, кто легко верил продавцам и смотрел рекламу по телевизору точно так же как новостные программы. И это, несмотря на то, что он мог без каких-либо дополнительных усилий научить пограничника выявлять незаконные действия по поведению человека, рассказать, как найти террориста в толпе людей или написать статью с заголовком «Как избежать мошенничества?» или «Как не стать жертвой обмана!» Но теория этих вопросов далека от практики, точно так же, как педагоги теоретики далеки от педагогов-практиков. Последнее объясняет, кстати, продолжительность жизни тех и других. Мастера педагогики, которые предпочли ограничится теорией и не вели постоянных занятий с детьми жили гораздо дольше тех, кто непосредственно помогал грызть гранит науки подрастающему поколению.

– Вы прекрасно выглядите, но возможно, вам будет интересно обновить свой костюм полностью, сменив на нем лишь пуговицы, – продолжала Юля. – Мы подберем идеальную пуговицу для моего пальто, а наши специалисты, лучшие модельеры, проконсультируют вас и подскажут, как правильно выбрать пуговицы для вашей одежды. Наши швеи быстро заменят все пуговицы на новые.

– Да, хорошо, – мямлил психотерапевт, – новые пуговицы мне не помешают. Это внесет новое дыхание в мою жизнь. Но на ваше пальто пуговица найдена, так ведь? Вы не дадите мне номер своего телефона?

– Хм! – девушка только пожала плечами.

Марк, конечно, уже понял, что приветливая улыбка и ласковый тон речи вызван не любовью с первого взгляда, как он ожидал, а работой маркетолога и рекламщиков. И без того низкая самооценка начала падать, но настрой и вера в чудеса, именно сегодняшний небывалый оптимизм толчками в спину пинали его вперед, к магазину. Ведь пуговица и правду подходила!

Марк ни разу не был в магазине пуговиц и пуговицу то пришивал сам последний, он же и первый раз, еще в детстве. Ну как пришивал? Безуспешно пытался. Тогда и нитка долго не попадала в иголку и узелок не вышел.

Магазин поразил психотерапевта. Примерочный гроб к тому времени убрали, от похорон остались только цветы. Внутри же царила все та же атмосфера оживших волшебных существ и музейная красота.

Прошло более часа, но ни Юля, ни консультанты магазина, ни французский модельер, не смогли убедить Марка, что для пальто его спутнице можно было подобрать пуговицу в этом магазине. Марк наотрез отказывался от любого предложения. Он упорно твердил, что уже отдал Юле единственную пуговицу, которую можно пришить на место оторванной. Дело закончилось тем, что Марку бесплатно поменяли все пуговицы его одежды на авторские из уникальной коллекции итальянского дизайнера. Марк был единственный психотерапевт, которому сегодня так повезло.

5.

Глава 13. Алексей

Услышав от старушек у подъезда, что незастеленная постель может стать причиной серьезного заболевания ее обладателя, Алексей перестал выходить из дома, не приведя в порядок кровать. Он боялся всех болезней, которые принято было называть серьезными и верил каждой примете, о которой когда-либо узнавал. В диссонанс его привела сегодняшняя статья в газете о новом открытии британских ученых. Они, словно издеваясь над Алексеем, доказали, что под покрывалом застеленной кровати создается благоприятная среда для размножения клещей размером до одного миллиметра, и что именно они вызывают серьезное заболевание – астму.

Британских ученых Алексей не очень уважал после исследования, касающегося ангелов на известных картинах. Они потратили кучу времени и, конечно, денег, чтобы доказать – крылья, изображенные художниками, не поднимут в небо. Уважать не уважал, но с наукой не спорил. Ему, творческому человеку, научные изыскания казались априори истиной. Но и приметам он верил безоговорочно. Проблема оказалась тупиковой. Он чувствовал себя точно также, как пару лет спустя, когда его сын плакал, не желая надевать варежки на крошечные ручки, и кричал, когда ладошки замерзали на морозе.

Алексей мог оказаться в замешательстве и застрять в норе, как Винни Пух, если бы уже не сидел там почти двадцать дней. Топтание на одном месте громадного лабиринта продолжалось без особых изменений. Только спать Алексей решил на диване, без всяких простыней и наволочек.

Три недели назад, после похорон Егора, Алексей вернулся с кладбища в магазин. Его тут же окружили взволнованные работники «Кnopfа» и агентства «Мilk». Вместо того, чтобы произнести положенные в этой ситуации очередные слова соболезнования или тактично помолчать, они жаловались на плохо подобранные варианты пуговиц для серого женского пальто, которым занимался сам Волков. Наперебой два консультанта, девушка из агентства и французский модельер говорили, что гость не одобрил ни один из заверенных Алексей Павловичем вариантов. Подобные мелочи всегда наносили мучительные раны на кожу продавца пуговиц, и он долго зализывал их, пытаясь не показывать обиды.

По утрам одинокий холостяк стал выходить на пробежку значительно раньше и заканчивал ее позже, регулярно опаздывая на работу. Плеер он брать перестал – тишина и никаких спортивных целей. Он загонял тело до изнеможения. Смерть друга сильно подкосила и без того шаткое положение Алексея. Забракованные пуговицы запустили механизм фрустрации, который работал точно, как часы. Уставая физически, Алексей пытался забыться, но выходило все иначе. Не хватало энергии, чтобы регулировать приходящие в голову тяжелые мысли. Он отдавался им и дома? и по дороге? и на работе.

Пробежки не достигали цели, но оказались и небесполезны.

Именно во время одной из таких тренировок получилось отвлечься от размышлений о нелепой потери друга и отодвинуть на задний план привычные раздумья о никчемности и глупости попыток сотворить шедевр, не имея для этого ни таланта, ни способностей. По-крайней мере, голова занялась другими мыслями, которые как мясорубка измельчала все остальное, залезающее извне. Алексей увидел двух школьников, которые тщетно пытались разгадать ребус возле скамейки в парке. Дети изучали нарисованные мелом знаки: буквы «Т» и «Ы», человечка, жирную точку или скорее запятую, линию напоминающую латинскую «S» или волну, собаку с большими зубами точно, как они «видели в театре теней», и восклицательный знак рядом с веселым солнцем. Алексей, не противясь приходящим в голову мыслям, проглотил загадку и не мог думать ни о чем другом. Это и спасло продавца пуговиц и, скорее всего, ему стало бы легче, если бы ответ нашелся, скажем, через день или два, но увы! Гуманитарный склад ума творческого мужчины не помог ему справиться с этой задачей. Шли дни, а ребус не решался и занимал все свободное время Алексея. Тайная комната оставалась закрытой. Продавец пуговиц не находил в себе сил заниматься важным для него делом.

Приковыляв на середину высокой лестницы, на которую Алексей дал себе слово подняться, он сел на ступеньку, взял листок и карандаш. Все, что ему оставалось – разгадать ребус.

Почти три недели все идеи не приводили к решению, почти три недели в голове навязчивая нерешенная задача. Штука похожая на юлу или веретено на небольших скоростях вгрызалась в плоть, как сверло старой бормашины в молочный зубик бедного октябренка. Но обезболивающий ребус давал облегчение, от которого не возможно было отказаться. Думать о ребусе было куда приятнее, чем рассуждать о самоубийстве.

«Что означают эти символы? – спустя три недели снова и снова говорил себе Алексей. – Собака – в древности ассоциировалась с загробной жизнью, со смертью. Она была проводником и стражем другого мира. Существуют легенды, рассказывающие о потери человеком бессмертия из-за оплошности собаки. Что все это может значить? Собака – верность, друг… На Востоке в древности собаки воспринимались в тесном контакте с душами умерших. Эх, Егор, Егор! В Азии и Персии мертвецов скармливали собакам. Ох! Допустим, и что дальше?»

Алексей собирал всю информацию о каждой части ребуса, пытался логически увязать их вместе, но ничего не выходило. В итоге он уже сомневался, что собака – это собака, а не волк или гиена, а две буквы постепенно перестали образовывать местоимение и развалились на отдельные знаки. «Т» может быть треба? Славянская руна. Треба означала, кажется, принесения в жертву самого себя, без которого невозможно достичь цели на пути. «Ы» – буква русского алфавита, которая никогда не встречается в начале слова. А может это другие два символа. Нет, конечно же, это именно буква «Ы», так похожая на самого Алексея. Она никогда не будет первой. Одно Алексей знал точно – восклицательный знак в программировании означает логическое отрицание. Отсутствие солнца в том месте, где оно должно было быть. Такой восклицательный знак часто дорисовывала Аня на его записках. Алексей оставлял их жене на кухонном столе, когда уходил на работу. Его часто захлестывала волна чувств к жене и он рисовал смайлик и писал что-то типа: «В моем сердце горит любовь к тебе, дорогая!» Анне же всегда было этого мало. Ей хотелось большего, поэтому она отказывалась от подобного внимания, рисуя перед словом «любовь» тот самый знак логического отрицания. «В твоем сердце горит ко мне нелюбовь, все что угодно, но не любовь!»

Время было позднее, все работники магазина, забрав из вестибюля высушенные за день зонты, разбрелись по домам. Ливень зарядивший с утра, сделал значительный перерыв, и снова к вечеру вышел на улицы города. Влажный осенний воздух проникал в открытые «на проветривание» окна и вытягивал директора на улицу, чтобы промочить ему ноги или немного простудить. Директор сопротивлялся.

Сегодня был необычный день. Все продавцы шли домой, неся своим близким рассказ об одном прохожем. Он решил переждать дождь в магазине пуговиц. Ему стало плохо. Он потерял ориентацию в пространстве и не мог найти выход. С ужасающим криком и стонами, пятясь, врезался в стекло и разбил его. Кровоточащие ранки. Потом скорая, приезд стекольщиков и даже полицейских, которых вызвал кто-то из покупателей. Вся эта кутерьма развеяла скуку сегодняшнего буднего дня. Последнее время работа угнетала однообразием и повисшим в воздухе всеобщим безразличием к общему делу. Ожидать чего-то другого, когда один учредитель магазина просто повесился, а второй опаздывал каждый день на час, а то и два, не приходилось. Происшествие в магазине взбодрило и немного развеселило каждого работника. Появилось, что обсудить и о чем поговорить.

Суматоха с кровяными пятнами на полу все же не отвлекла продавца пуговиц от затеи найти отгадку тошнотворному ребусу. Алексей как будто решил, что лишь от его упорства и результата всех рассуждений зависит вся дальнейшая жизнь. Он тогда в парке за несколько минут попытался упростить себе задачу достичь важной цели в жизни, незаметно упростив саму цель. Трудностей на этом пути он никак не ждал.

Алексей, ломая голову над рисунками, отметил про себя, что в две тысячи сто тридцать (пол десятого) и ему пора покинуть кабинет и подчиниться упрямому дождю.

«А что если отрицание солнца, его закат, тьма, отсутствие означает выключение? – подумал он, оставляя дежурный свет в отделах магазина. – Выключение в ребусе? ОFF! Сложно, но что-то в этом есть!»

Дождь обрадовался Алексею и припустил чуть сильнее.

Обычная погода для середины ноября.

«Возможно, этот ребус, как чернильное пятно, для каждого будет означать что-то свое, – думал Алексей. – Ну, есть же общие правила разгадывания ребусов. Например, запятая после картинки убирает последнюю букву. Волнистая линия – может это «тильда»? Может быть именно от тильды нужно убрать первую букву, а не отрезать ее от человечка? Ильда? Или да? Вот и гадай!»

Всю дорогу Алексей придумывал новые и новые варианты трактования отдельных символов, но связать все в одну реплику не получалось. Он был так увлечен, что даже не заметил у подъезда машину бывшей жены. Хотя это все равно ничего бы не изменило. Алексей также поднялся бы по лестнице и открыл дверь ключом.

– Привет, дорогой! Не пугайся! Прости, что не предупредила. Я пиджак принесла. Ключи ты в кармане оставил. Вот я и воспользовалась, – Анна стояла перед Алексеем в атласной рубашке цвета напитка крем-брюле с множеством прекрасно сочетающихся друг с другом разных пуговиц по всей длине и улыбалась. – Заходи у меня для тебя сюрприз.

– Вижу, – тихо сказал Алексей. Ребус начал медленно выходить из головы. «Ты» превратилось в «она». Контур человечка заполнился самим продавцом пуговиц, запятая развалилась на многоточие, а собака обрела пол и убежала ни то сукой, ни то кобелем. Остался только большой восклицательный знак, который сейчас означал – «Да!». И чуть дальше, в перспективе маячило довольное солнышко.

Алексей снял верхнюю одежду, разложил сушиться зонт. Он поглядывал на Анну и представлял, как расстегнет все пуговицы по очереди, почувствует кончиками пальцев их фактуру и размер и доберется до тела бывшей жены. Он любил пуговицы, они возбуждали его. Он знал за собой эту слабость и давно учился контролировать себя. Делать это было неприятно, поэтому ничего и не получалось. Он мог начать читать стихи или отвлечься разговорами, подумать о чем-то противном или, наоборот, переключиться на другие удовольствия – полистать книги с картинами великих художников, например. Срабатывали эти приемы только тогда, когда не было никаких перспектив завершить начатое, и то в редких случаях. Конечно, он не бросался на каждую женщину, которая надела рубашку или блузу с пуговицами. До маньяка ему было не то, чтобы далеко, но и не близко. Тут немного другое. Все сложнее. Алексей знал, как были застегнуты пуговицы, сразу определял, собиралась ли хозяйка спасти каждую из душной петли сама или ожидала помощника. Его интересовал только второй вариант.

Анна по-прежнему ревновала к пуговицам. Ей хотелось, чтоб Алексей был без ума исключительно от ее тела. Но женщина знала, что теперь это единственный способ соблазнить бывшего мужа.

Грудь Нюры приподнималась от частого дыхания, пуговицы переливались, играя блестками на свету. Анна схватила пальцами верхнюю из них и сильно сжала, как бы желая избавиться, но не сразу. Алексей застыл в нерешительности. Он хотел эту женщину, даже часто ждал ночного звонка, но боялся возобновить старые разрушающие его планы отношения. Сегодня же, как впрочем, и вчера и позавчера, особые планы растворялись в кислотах самоуничижения и жалости. Терять время было даже выгодно. Оно все равно ни для чего не было нужно. Просто тянулось, как длинные ленты из шляпы фокусника – не понятно откуда взявшиеся и куда исчезающие.