скачать книгу бесплатно
Кеорт дёрнулся. Голос Эгера перебил все остальные голоса, они тут же умолкли. Эгер и Эйди молча смотрели на него.
– Это японский. – Кеорт только сейчас понял, что одним из голосов был его собственный голос. Он глубоко вздохнул, стараясь не покраснеть.
– Не важно – сказал он. – Давайте еду поищем.
С едой не повезло. На кухне и в столовой кто-то явно побывал. С полок вымели всё начисто, не нашлось даже сухаря. Эйди открыла один из больших холодильников, и этого хватило, чтобы не проверять остальные – содержимое приобрело кошмарный вид, отвратительная вонь заставила её отпрянуть, прикрывая нос рукавом.
Медицинский блок превратился в собственный антипод. В нём было темно, всё покрывал густой слой пыли, на полу отпечатались дорожки из следов грязных ботинок. Слово «санитария» здесь невозможно было произнести вслух.
Помещение выглядело ужасающе грязным, но в остальном не пострадало. Уничтожать медицинское оборудование нападавшие не стали. Никаких медикаментов не нашлось. Свет пиропатрона отражался в пыльных стеклах шкафов, сквозь прозрачные дверцы видно было, что полки пусты. Те, кто забрал со станции еду, обчистили и медблок, взяв лекарства, бинты и инструменты.
Оборудование, тем не менее, осталось на месте – видимо, электронная начинка в нём выгорела, и оно ни для кого уже не представляло интереса. Зеленоватый свет пиропатрона вырисовывал огромные лампы над операционным столом, бочкообразную барокамеру, поставленный вертикально томограф, хирургический дрон, раскинувший щупальца-манипуляторы.
На столе темнели густые пятна – видимо, кому-то здесь пытались оказать помощь. Рядом лежал ворох бинтов, были разбросаны серые от грязи ватные тампоны. Ничего полезного здесь не нашлось.
Ступеньки в конце одного из коридоров привели в арсенал. В длинном узком помещении обнаружилось электромагнитное и плазменное оружие, непригодное к использованию – и ни одной единицы огнестрельного, ни одного патрона любого калибра. Очевидно, какую-то часть действующего вооружения защитники взяли в бой, остальное забрали то ли выжившие из штурмовой группы, то ли те, кто побывал на станции уже после них. В темном арсенале теперь остались только пустые стеллажи с пазами для винтовок, автоматов, дробовиков да полки для боеприпасов, покрытые пылью.
Вдоль одной из стен были выставлены в ряд пять единиц полной экипировки бронепехоты. Эгер остановился, рассматривая массивные силуэты с широкими округлыми плечами, похожие на рыцарские доспехи. Кеорт подошел поближе, стал у него за спиной.
Тяжелый защитный комплекс VN-307 «Ахиллес», эксклюзивная разработка корпорации «Иллакис». Броневые пластины, способные выдержать прямое попадание бронебойного снаряда из орудия калибром до сорока двух миллиметров. Система радиопомех, сбивающая наведение управляемых ракет. Шлем с многослойной фильтрацией воздуха, независимая система подачи кислорода для работы в зонах высокой загазованности. Встроенный экзоскелет, позволяющий применять тяжелое вооружение и переносить увеличенный боезапас.
В таком бронированном скафандре человек превращался в ходячий танк.
Компания очень гордилась своими «Ахиллесами» и дорожила им. Тем не менее, насколько знал Кеорт, экземпляров было выпущено немного – производство защитных комплексов было чрезвычайно сложным, каждая единица обходилась в солидную сумму. «И хорошо, что так», – подумал Кеорт. Каждый бой, в котором участвовали подразделения бронепехоты «Иллакиса», становился для их противников невероятно трудным. Уравнивала шансы только малая численность бойцов в такой броне. То, что здесь находилось целых пять «Ахиллесов», однозначно говорило о чрезвычайной важности этой станции.
Несмотря на это, все пять экземпляров так и остались здесь, внизу, где их застал Крах. Три крайних были открыты, один разобран – видимо, кто-то пытался то ли их починить, то ли облачиться в них, но с вышедшими из строя сервомоторами бесценная броня превратилась в неподъемную груду металла, пластика и керамики. Сейчас они больше походили на музейные экспонаты и превратились не более чем в напоминание об утраченной мощи.
Обход станции занял весь остаток дня. Эгеру хотелось начать ремонт «Харона», но сегодня было уже слишком поздно. Предстояло провести ночь в маленьких комнатах, что можно было считать улучшением жилищных условий – лучше узкие пыльные кровати, чем их отсутствие.
Кеорту не нравилась мысль о том, что придётся спать – настолько, что по спине каждый раз пробегал озноб.
Первое, что он сделал в своей комнате – снял рамки, висящие над кроватью, и передвинул шкаф так, чтобы он хотя бы частично закрывал надпись на стене.
Он не мог заснуть. Желудок был пуст, в матрасе и в постельном белье было полно пыли, но к таким условиям он уже привык – жизнь в Селве была ничем не лучше. Идею сделать здесь комнаты без дверей явно пришла в голову какому-то идиоту, и сейчас Кеорту в уши настойчиво лезли звуки из коридора: скрип койки, характерная возня, тихие женские вздохи – Эйди утешала Эгера как могла.
Всё это раздражало. Но дело было в чём-то другом.
Кеорт очень старался перестать думать. Прислушивался к шуму дождя снаружи. Пытался в деталях представить дождь, каждую каплю, увидеть, как вода падает на покинутые здания, как течёт в трещинах в асфальте, как заливает крышу комплекса. Как дождь идёт над грядой терриконов, над линией электропередач, над бесконечной равниной, над затерявшейся в темноте станцией без единого огня.
Никого и ничего на десятки километров вокруг. Только где-то в глубине, среди заброшенных строений не спят три человека. Эти мысли приносили мимолетное умиротворение, но оно проходило так быстро, что он едва успевал его уловить.
Дождь и темнота скоро перестали помогать. Звуки в комнате Эйди и Эгера стихли, но легче не стало. Хаос в голове кипел всё сильнее, его не получалось игнорировать.
Виски уколола знакомая боль. Кеорт потянулся за таблеткой, но передумал. Их осталось очень мало.
«Где бы теперь достать ещё… А как я раньше справлялся, когда таблетки кончались? Я и правда жил с этими болями… всегда?»
Кеорт ворочался на койке, поднимая пыль. Ночь запуталась в душном бреду, из него невозможно было выбраться.
«Имплантаты. Модули. Провода в голове… Самоопределение».
Дождь снаружи превратился в огонь, между зданий потёк расплавленный свинец. Пламя падало на площадь у комплекса, на замершую навечно антенну-руку, на могилы у края площади. Качались под ветром жетоны на цепях, оглушительно звенели, ударяясь друг о друга. Звон проникал через воздуховоды, нёсся по вентиляции, врывался в уши, заполнял пространство внутри черепа.
Глаза на жетонах смотрели на комплекс. Кеорт знал, что они видят его, видят прямо сквозь стены, пока он лежит, отвернувшись от них и зажав уши ладонями.
«Может, я схожу с ума? И все странные мысли, непонятно откуда берущиеся, и сны наяву – всё это отголоски грядущего сумасшествия?»
Кеорт сел на кровати. Скорчился, сдавил голову руками, уткнувшись лбом в колени. В таком положении он замер, закрыв глаза.
Он не знал, сколько просидел так. Звон наконец затих, но ощущение пристального взгляда осталось. Он открыл глаза, поднял голову, и волосы у него на затылке встали дыбом.
На другом конце кровати, в кромешной темноте кто-то сидел.
В лицо дохнуло могильным холодом. Дыхание перехватило.
Темная фигура была на расстоянии вытянутой руки. Лицо невозможно было разглядеть, но это точно был не Эгер. Кеорт почувствовал, как начинают шевелиться волосы на затылке.
Он разлепил пересохшие губы, собираясь спросить «кто здесь?», но у него больше не было голоса. Тёмная фигура чуть заметно шевелилась. Кеорт не видел лица, но был уверен – этот чужой смотрит ему прямо в глаза.
Его лицо почему-то нельзя было разглядеть. Он весь был собран из сконцентрированной темноты, и при этом был невыносимо, кошмарно материальным. Он сидел неподвижно и смотрел на Кеорта.
Пересиливая себя, Кеорт протянул к нему руку. Рука дрожала, как при лихорадке.
– Должен всё доделать. Нельзя бросить задание…
Голос оборвался на полуслове. Кеорт замер с вытянутой рукой.
В комнате никого не было.
Кеорт помотал головой, протер глаза. Он здесь один. Снаружи по-прежнему дождь. В темном углу на другом конце кровати пусто.
«Может, я всё же заснул на минуту? Мне всё приснилось?»
Он медленно вдохнул пыльный воздух. Плечи свело, мышцы начали болеть.
«Так дальше нельзя. Нужно узнать. Или я окончательно потеряю рассудок».
Адаптивные зрачки, провода, модули – всё это материально, всё это можно увидеть, можно потрогать руками. Если в его теле нет ничего такого, о чём ему наговорил Эгер, это будет означат, что он, Кеорт Квинт – именно тот, кем себя считает, и что он не сумасшедший. А Эгер – трепло.
Но если есть…
Пальцы Кеорта остановились рядом с глазницами. Надавили на глазные яблоки – ничего необычного. Просто глаза, которые видят ненормально хорошо.
«Нужны доказательства. Надо увидеть, что мой глаз – самый обыкновенный, что к глазному яблоку не тянутся никакие провода. Ведь… ведь это можно будет увидеть другим глазом».
Он начал царапать себе веки, мотая головой. Если бы он мог выйти из собственного тела, то без колебаний вскрыл бы себе череп в поисках чужеродных элементов. Прямо сейчас.
«Надо узнать. Иначе уже к утру я не сумею различить реальность и бред».
Он вдавил лицо в ладони. Вместо зрения теперь была пульсирующая багровая темнота.
…У Эгера есть нож. Нужно пробраться в его комнату и найти его нож. И надеяться, что Эгер не проснётся и не убьёт его, увидев над своей кроватью с ножом в руке.
«Это надо сделать. Надо взять его нож. И покопаться в себе, в буквальном смысле. Нужно узнать».
Кеорт встал с койки и на негнущихся ногах вышел из комнаты.
В коридоре он остановился. В воспаленном мозгу родилась более рациональная мысль.
«Медицинский блок. Здесь же есть медицинский блок, почти нетронутый. В нём должны быть инструменты. Скальпели, пилы, пинцеты».
Днём они втроём их не видели, когда были там, но он отыщет. «В конце концов, можно снять резак с хирургического дрона. Это всё равно гораздо лучше, чем тактический нож».
Кеорт пошёл по тёмному коридору в сторону медблока, ускоряя шаг. Два поворота налево, один направо. Ему даже не нужен свет. Он дойдёт до медблока. Возьмёт в руку острый металлический инструмент. Поднесёт к своему левому глазу. И узнает.
«Один глаз – не так много за сохранение рассудка».
Он уже почти бежал по коридору.
В медблоке он долго гремел выдвижными ящиками, открывал дверцы шкафов, выбрасывал на пол старый хлам в поисках чего-то подходящего. В подкатной тумбочке у хирургического стола наконец нашел, что искал – набор инструментов. Пластиковый пакет запаян, упаковка не нарушена.
«Стерильные инструменты. Можно считать, мне повезло».
Кеорт разорвал пакет прямо посередине, терпения искать линию отрыва уже не было. Длинные щипцы выпали и со звоном отскочили под стол. Кеорт вынул из пакета маленький острый скальпель, сжал его в пальцах.
«Сейчас. Сейчас я всё пойму».
Он осторожно поднёс скальпель к левому глазу. Руку пробила крупная дрожь, он изо всех сил сдавил кисть свободной ладонью. «Сделать надрез под нижним веком. Для начала. Будет невыносимо больно. Но это надо сделать».
Дыхание стало частым, вырывалось изо рта с какими-то нервными всхлипами.
«Я правда смогу? Вырежу себе глаз?»
Кровь оглушительно стучала в висках. Ей вторил звон жетонов на могилах. Выбитые на них глаза смотрели прямо на него. На языке стало горько, будто рот наполнился пеплом.
«Смогу. Мне надо знать».
Рука перестала трястись. Дыхание пошло ровнее.
Он отвёл глаза, чтобы не смотреть на огромное лезвие скальпеля, и сосредоточился на темноте в медблоке. Веко дёрнулось, когда металл коснулся кожи. Он зажмурился, надавил на скальпель, повёл в сторону.
Обжигающая боль, сразу во всём теле. По щеке потекло что-то тёплое.
Кеорт остановился. Он вдруг понял, что именно он видел прямо перед тем, как закрыл глаза. Высокий прямоугольный предмет, отдалённо напоминающий напольное зеркало.
«Томографическое стекло».
Он медленно выдохнул, открыл глаза. Томографическое стекло, вот оно, прямо перед ним. Оно даже стоит в вертикальном положении. Оно не перегорело, не испортилось – в нём нет электроники, принцип его работы основан на физических свойствах материала, из которого оно изготовлено. Единственная проблема – для вывода проекции нужно электричество, которого на станции нет.
«Но с этим как раз можно кое-что сделать. Это в любом случае лучше, чем резать себе глаз».
Кеорт бросил скальпель на грязный пол и выбежал из медблока.
«Это не по-настоящему. Этого не может быть».
Разум отказывался верить в то, что видели глаза.
Он в сотый раз рассматривал своё отражение в зеркале. Он установил его напротив себя, в том месте, откуда обычно на пациента сквозь томограф смотрит врач. Сейчас роль и врача, и пациента исполнял сам Кеорт.
Взглянув в зеркало в первый раз, он решил, что одежда каким-то образом мешает работе томографа, создает странные артефакты, и снял сначала куртку, потом футболку. Затем сбросил ботинки и штаны, оставшись стоять в одних трусах босиком на холодном полу.
Всё это не помогло. Отражение в зеркале не изменилось.
Томографическое стекло исправно работало, демонстрируя внутренности обследуемого. В отражении легкие сжимались и расширялись, сердце билось, мышцы сокращались при движении. Кеорт видел всё, что было у него под кожей, все органы, каждую кость скелета.
И ещё много такого, о чём он даже не подозревал.
Протягивая провода в медблок, перебирая выгоревшие платы, подключая стекло, Кеорт был уверен, что готов обнаружить в своем собственном теле всё то, что предполагал Эгер. Сейчас он понимал, что всё это время втайне надеялся на другое – не найти ничего.
Лицо в зеркале задрожало и перекосилось, будто томограф вдруг вышел из строя. Разрез под глазом ещё не затянулся, и по щеке скатилась кровавая слеза.
«Посторонние предметы. – Кеорт проглотил вязкую слюну, почему-то отдающую горьким пеплом. – Посторонние предметы у меня внутри».
Один на сердце. Тонкий, почти как лист бумаги, и такой же гибкий. Раскинутые в стороны тонкие отростки обхватывали сердечную мышцу, делая устройство похожим на паука. Всё это двигалось в такт сердцебиению.
Еще два – на надпочечниках, похожие на наросты.
Под кожей головы что-то похожее на пузыри, растянутые в блины толщиной не больше миллиметра. Пузыри были эластичными, скорее всего, из мягкого полимера, судя по их синему цвету. Томограф окрашивал всё в зависимости от плотности: чем плотнее ткань или материал, тем темнее цвет.
Пузыри проминались под пальцами, хотя голова в этих местах ощущалось вполне обычно. От них сквозь кости черепа вели в мозг тонкие нити; они переплетались, ветвились; часть уходила в глубь мозга, другая часть шла к устройству в шее, у самого основания черепа. Оно было не больше ногтя большого пальца, и плотное, судя по очень тёмному цвету на томограмме.
Ещё что-то было в районе ушей – подковообразные объекты у слуховых проходов.
Глаза действительно содержали искусственные элементы – пластиковые, судя по цвету в отражении. Вокруг радужки томограф нарисовал тонкие ободки, похожие на те, что были видны в глазах у Эгера.
«Откуда это всё? Кто это сделал со мной? Почему я ничего об этом не знаю?»
Кеорт снова и снова прощупывал взглядом своё отражение. И продолжал находить новое.
В тканях торса обнаружились раневые каналы – судя по всему, старые. Кожа в тех местах, где должны были быть шрамы от ранений, была чистой и гладкой.
Он наклонился ближе к стеклу. Изображение в зеркале стало четче, и он разглядел тонкий шрам, тянущийся от уха к челюстному суставу. Шрам продолжался вдоль челюсти к подбородку, и дальше. И было еще несколько шрамов, таких же тонких, почти незаметных – у кромки волос, у носа, вокруг глазниц.
Лицо, которое он видел в зеркале – с широкими скулами, твердым подбородком и высоким лбом, – оно подверглось пластической операции. Похоже, даже нескольким.
«Я сошел с ума. Я вижу в себе такое, чего не могу объяснить».
Ослепительно сверкнула вспышка перед глазами. Изображение в зеркале исчезло, его вытеснил синеватый свет. От страшной головной боли затошнило. Кеорт схватился за края стекла, чтобы не упасть.
