Охотник на волков

– Мы рады, что вы очнулись, господин, – ровным и бесстрастным голосом произнесла одна из них.

– Сальма услышала шум и позвала меня, – добавила вторая, чуть более мягко. – Мы принесли вам чистую одежду. Вскоре вас сопроводят к столу – вы пробудились как раз вовремя.

– С… спасибо, – только и смог выдавить из себя Март, стараясь не встречаться с их взглядами.

– Мы оставим вещи у ложа и вернёмся позже, – продолжила Сальма. Она подошла ближе, склонилась и бережно положила свёрток на край кровати. Вторая сделала то же самое, и, не дожидаясь ответа, обе отступили к двери и вскоре исчезли за порогом, словно их и не было.

Март ещё какое-то время неподвижно стоял с прижатой к груди простынёй, прислушиваясь к тишине. В их поведении было что-то странное, но объяснить, что именно его насторожило, он так и не сумел. Впрочем, размышлять было некогда: впереди ожидали дела куда важнее.

Он осторожно подошёл к оставленным свёрткам, коснулся ткани и стал разворачивать одежду, с непонятным волнением ожидая увидеть, что же приготовили для него. Первое, что он заметил – богатый тёмно-синий цвет, мерцающий при свете свечей. Это была не простая рубаха или штаны, к каким он привык, а тончайшая туника из гладкого полотна. К ней прилагались штаны из плотной, но удивительно лёгкой материи, а сверху – длинный камзол, расшитый узорами и отороченный узкой полоской меха. Здесь нашлись даже невысокие сапоги – новые, из мягкой кожи.

Март замер, растерянно глядя на всё это великолепие. Он никогда не держал в руках вещей столь роскошных, и уж тем более не надевал их. Всё казалось каким-то чужим, словно одежда предназначалась не для него, а для какого-нибудь юного дворянина из герцогских палат.

– Вот это наряд… – удивлённо пробормотал он, проводя ладонью по ткани. – В таком и на бал пойти не стыдно.

– Тряпки как тряпки, – недовольно проворчал Мефис. – И перестань уже восхищаться каждой мелочью. Ты начинаешь меня раздражать.

Замечание спутника Март благоразумно решил не замечать и принялся облачаться в принесённый наряд. От ткани исходил лёгкий аромат лаванды; юноша глубоко вдохнул и на миг прикрыл глаза, наслаждаясь свежим, успокаивающим запахом.

Нарядившись, он какое-то время бесцельно нарезал круги по комнате, но вскоре понял, что даже такая незначительная нагрузка даётся ему с трудом. Тело быстро уставало, ладони вспотели, а на висках выступили капельки влаги. Вздохнув, Март решил больше не испытывать себя и опустился на край ложа, смиренно ожидая, как и было велено.

Благо ждать пришлось недолго. Дверь вновь тихо скрипнула, и на пороге показалась Сальма. На этот раз она пришла одна. Март сразу заметил, как её взгляд скользнул по нему сверху вниз – быстрый и холодный, немного задержавшись на его лице, он устремился в пол.

Она остановилась на почтительном расстоянии, не спеша начинать разговор, и лишь после нескольких секунд промедления произнесла ровным голосом, в котором, как показалось Марту, сквозила едва уловимая тень усталости или недовольства:

– Господин, прошу следовать за мной.

Март едва заметно пожал плечами и последовал за Сальмой. Та шагала впереди, сохраняя невозмутимую осанку, а он, напротив, то и дело вертел головой, не в силах скрыть своего любопытства.

Коридор, по которому они двигались, был широк и просторен, стены его украшали тяжёлые гобелены, вытканные с поразительной точностью: на одних алели сцены охоты с копьями и борзыми, на других величественно разворачивались картины древних сражений. Тёплые краски, будто впитавшие в себя отблеск давно прошедших эпох, мерцали в полумраке. Высокие канделябры из тёмного металла с замысловатыми завитками держали лампы, чей мягкий свет ложился на камень и ткань, оживляя ремесло искусного мастера.

Незаметно для Марта коридор закончился, и впереди открылась широкая лестница, выложенная серым камнем, который отражал свет ламп мягким блеском. Ступени уходили вниз ровными пролётами, а массивная балюстрада из тёмного дерева с тщательно вырезанными узорами, да и всё остальное говорило о несомненном достатке и безупречном вкусе хозяина.

Однако Март невольно усмехнулся про себя. Кто он такой, чтобы рассуждать о вкусах и предпочтениях? Всего лишь деревенский парень, занесённый сюда какой-то прихотью судьбы. И всё же, что это за место и как он сюда попал – оставалось для него загадкой, на которую ещё предстояло найти ответ.

Тем временем Сальма вывела его в просторную залу. Посреди которой тянулся длинный стол, окружённый рядами стульев. Большинство из них пустовало и было аккуратно задвинуто, но несколько всё же занимали люди, негромко переговаривавшиеся между собой.

Прежде всего взгляд Марта задержался на фигуре во главе стола. Там восседал мужчина преклонных лет, чья лысина тускло поблёскивала в свете множества свечей. Несмотря на возраст, в нём ощущалась сила – в широких плечах, прямой спине и могучих руках. Его лицо рассекали глубокие морщины, под густыми седыми бровями поблёскивали тёмные глаза, спокойные и цепкие, словно он замечал всё и каждого, кто входил в помещение.

На нём был тёмный камзол с тонкой вышивкой, а на пальце поблёскивала тяжёлая золотая печать – немой знак высокого положения её владельца. Взор Марта, едва встретившись с глазами этого человека, поспешно скользнул в сторону. В нём чувствовалась неоспоримая власть, и юноша, сам того не желая, ощутил холодок в груди, будто его пригласили за стол, к которому он не принадлежал.

Служанка подвела его к свободному месту, заранее предназначенному именно для него. Март неловко опустился на стул, чем сразу привлёк на себя несколько косых, неодобрительных взглядов. Он поёжился: среди богато одетых дворян и уверенных в себе людей, его простота выглядела особенно заметно.

Лишь потом он различил знакомые лица. Слева от лысого мужчины сидел Ардаль, справа – незнакомый молодой человек, немногим старше сына барона. Чуть дальше, подле Ардаля, находился седовласый воин, которого Март хорошо помнил: именно он возглавлял личный отряд дворянина.

Ещё ближе к самому Марту разместился Хакон. Их взгляды встретились; Безликий едва заметно подмигнул, и юноша ответил лёгким кивком.

Вскоре в залу вошли новые гости. Впереди всех шёл Шухраг, следом – Угорх. Как и Марта, их привела служанка. Тролль и орк были облачены в одежду, сшитую по образцу его собственного наряда, но сидела она на них так плохо и была явно не по размеру, что выглядели они в ней нелепо. Март не сразу заметил, что за спинами орка и тролля стояла троица молчаливых воинов. Юноша украдкой осматривал всех присутствующих в поисках Борха и Яриса, но тех нигде не было видно. Ему не терпелось расспросить обо всем своего друга, но он прекрасно понимал, что сейчас не время да и не место. Остается только ждать.

Тишину залы нарушил негромкий звон колокольчика, и тотчас в распахнувшиеся двери вошла вереница слуг. В их руках сияли серебряные подносы, на которых покоились блюда, источавшие тончайшие ароматы. Первым появился густой бульон в изящных чашах, за ним – жаркое из фазана с душистыми травами, а затем – пироги с золотистой корочкой, подрумяненные до совершенства. Слуги с отстраненным видом, молча расставляли кушанья, их движения были лишены суеты и напоминали некий ритуал, отрепетированный тысячу раз.

Март только теперь почувствовал, как он нестерпимо голоден. Его желудок предательски сжался, когда на столе перед ним оказалась чаша с бульоном и тарелка с ломтиком сочного мяса, источающего дымящийся аромат. Он пытался держаться с достоинством и никак не мог позволить себе первым приступить к трапезе.

Совсем иначе вели себя Шухраг и Угорх. Стоило им получить первые блюда, как они, не стесняясь, с жадностью набросились на поданные угощения. Март тоже было хотел начать есть – его живот урчал так, что казалось, это слышат абсолютно все, – но тут до него донеслись обрывки фраз, из которых он отчётливо разобрал лишь одно слово: «животные». И он сразу же передумал. Присутствующие дворяне скривились в гримасе, а мужчина во главе стола поморщился так, будто отведал чарку прокисшего молока.

– Ардаль, твои друзья ведут себя хуже свиней в загоне, – его зычный глас прозвучал, как раскат грома.

Сын барона вздрогнул от неожиданности, этот окрик застал его врасплох. В это время он о чём-то оживленно беседовал с седовласым мужчиной и о чём именного говорит хозяин этого дома он сообразил не сразу, но мгновение спустя овладев собой. Он склонился в изящном поклоне, и его голос зазвучал мягко и почтительно, если не сказать льстиво:

– Ваша Светлость, позвольте мне прояснить. Я понимаю, что поступок их выглядит странно в столь утончённом обществе, но уверяю вас – в их народах это высшая форма благодарности. Они, простые дети степей и гор, не знают ваших изысканных обычаев, но сердца их полны искренности. Поверьте, когда они столь поспешно вкушают предложенные яства, это вовсе не от жадности, а от стремления выразить своё благоговение перед хозяином. Ибо в их традиции промедление означало бы неуважение.

Ардаль сделал паузу, и его голос стал ещё более елейным:

– Подумайте, Ваша Светлость: ведь ещё вчера они ели в лагерях грубую похлёбку из котла, а ныне – сидят за вашим столом, где каждая крошка достойна восхищения. Разве не естественно, что они с простодушной поспешностью отдаются наслаждению дарами, исходящими от руки столь великого человека? Их поступок – это не пренебрежение, напротив, бескорыстная хвала вашему щедрому величию, тому, что имя ваше уже стало легендой далеко за пределами этих земель.

По залу пронёсся ропот, кто-то из сидевших недовольно фыркнул, но герцог не торопился отвечать. Он в упор смотрел на Ардаля, и в его взгляде на миг промелькнуло что-то похожее на удовлетворение. Секунда – и каменное лицо вновь стало непроницаемым, но каждый за столом понял: сыну барона удалось то, что редко кому удаётся – обратить гнев хозяина в снисхождение.

– Ты пошёл в мать, – проворчал мужчина, но уголки его губ едва заметно дрогнули. – Хотя глаза у тебя, как у моего младшего брата. Он с детства всё твердил, что сделает по-своему, даже если все будут против. Помню, я тогда уговаривал его не ввязываться в драку с городскими мальчишками, он не только не послушал меня, а ещё и втянул самого…

Закончив фразу он подал знак рукой ознаменовавший начало трапезы. Теперь уже все, включая дворян и Марта, приступили к трапезе. Юноша почти не жевал – он глотал целые куски, словно боялся, что блюда с этого стола могут исчезнуть в любую минуту. Ослабевший, исхудавший, он понимал, что впереди его ждёт долгая дорога к восстановлению сил, но как всё это наверстать? Неужели во всём виноват Мефис? Хотя, если быть честным, виноват был он сам. Никто ведь не заставлял его взывать к той силе, которую его бестелесный спутник столь щедро влил в его плоть, и цена оказалась поистине жестокой.

Март нетерпеливо отправлял в рот кусок за куском, ложку за ложкой. Пища была не просто вкусной – он не ведал ничего подобного за всю свою жизнь. Каждое блюдо казалось сотканным из ароматов и пряностей, о которых он и не слышал: нежное мясо, таявшее во рту; хлеб, мягкий и тёплый, будто только что вынутый из печи; густые подливы, насыщенные вином и травами.

Слова Ардаля, прозвучавшие ранее, оказались правдивы в куда большей степени, чем сам сын барона мог вообразить. Они касались не только тролля и орка, но и самого Марта. Ещё недавно постоялый двор в Локарасе казался ему вершиной немыслимой роскоши, а теперь он сидел за столом, где каждое блюдо было достойно королей.

Юноша украдкой взглянул на соседей: дворяне ели манерно, сдержанно, словно и впрямь вкушали не пищу, а совершали некий обряд. Шухраг же и Угорх, не ведая стеснения, по-прежнему наворачивали, едва не сметая всё с ближайших блюд, и в этом, странным образом, Март видел нечто родное и близкое, куда ближе этих напыщенных индюков, с высокомерием поглядывающих на него.

Вдруг он уловил на себе внимательный взгляд. Подняв глаза, юноша встретился с тяжёлым взором хозяина дома. Тот не произнёс ни слова, но в его глазах будто застыл немой вопрос: кто ты такой, мальчишка, и что делаешь за этим столом? А может, этого и вовсе не было, и Март сам всё напридумывал, измученный усталостью и напряжением.

Насытившись, юноша лишь мечтал о том, чтобы трапеза скорее завершилась. Его тяготило это общество – нарядные дворяне с их натянутыми улыбками и пустыми взглядами, и особенно лысый мужчина во главе стола, чьё присутствие давило на него страшным грузом. Но застолье всё продолжалось: одно блюдо сменялось другим, а за едой велись неспешные беседы.

Для Марта это был настоящий мучительный сон наяву. Слова, которыми обменивались знатные гости, казались ему пустым звоном, лишённым всякого смысла. Они говорили о земельных наделах, о торговых привилегиях, о том, кто женился, а кто поссорился с соседним родом. Юноше от всего этого становилось тошно. Он невольно ёрзал на стуле, то опуская взгляд в тарелку, то вновь украдкой осматривая зал, и с усилием подавлял желание вскочить и не убежать прочь.

Единственным, кто не вызывал у Марта отвращения, оставался Ардаль. Тот больше беседовал со своим седовласым воином, сидевшим рядом, чем с остальными дворянами, и лишь время от времени поддерживал общий разговор. Этот молодой человек нравился юноше всё больше, особенно после того момента, когда сын барона вступился за Шухрага и Угорха. Ведь он, ничего не знал ни о них самих, ни об их обычаях и Март был в этом абсолютно уверен, но не смотря на это, он и бровью не повёл, когда нагло, но в то же время убедительно лгал хозяину дома. Ардаль не отстранился в неприятной ситуации, как это сделал бы любой другой на его месте, а без колебаний встал на защиту своих спутников. Казалось бы, какое ему дело до каких-то неотёсанных увальней?

Эти размышления помогли Марту скоротать время, и остаток трапезы пролетел гораздо быстрее. Ему всё сильнее хотелось увидеться с Шухрагом и обо всём его расспросить. Гости же, один за другим, неспешно поднимались из-за стола, кланялись лысому мужчине, благодарили его за щедрые угощения и расходились.

Кем был этот человек, Март пока не знал, но у него было одно предположение – и в глубине души он был почти уверен, что оно окажется верным.

Юноша вновь ощутил на себе тяжёлый взгляд хозяина дома, но тот, к его облегчению, задержался на нём не надолго. Вскоре Сальма появилась рядом, предлагая сопроводить его в отведённые покои. Март поднялся, низко опустил голову, стараясь подражать более искушённым гостям, и последовал за служанкой.

Он не испытывал ни малейшего желания возвращаться к себе, не переговорив с Шухрагом, но перечить сейчас он не мог. В душе теплилась надежда, что удастся выпытать у Сальмы, где расположили его спутников, и можно ли будет хотя бы ненадолго их навестить.

Выходя из залы, Март вертел головой, пытаясь разглядеть, куда направится Шухраг. Он заметил, что орка также сопровождала одна из служанок, ведущая его куда-то в другую сторону. Сердце кольнула досада: пути их разошлись, и поговорить придётся позже. А пока оставалось лишь идти вслед за Сальмой, торопясь поскорее скрыться от гнетущего взора герцога, по мнению Марта именно им и был это неприятный мужчина, с гладко выбритой головой.

Глава 14

Март решился заговорить со служанкой лишь тогда, когда они поднялись по лестнице и свернули в тот же коридор, по которому пришли. Однако на все его расспросы Сальма лишь покачивала головой, утверждая, что ничего не знает о судьбе его спутников и всего лишь выполняет то, что ей велено.

Это начинало изрядно раздражать юношу. Он ощущал гнетущую неопределённость, и его пребывание здесь всё больше походило на заточение. Пусть двери в его покои и оставались незапертыми, но ему ясно давали понять: его передвижения по дому нежелательны. Даже редкие взгляды, которые он улавливал на себе со стороны Сальмы, недвусмысленно говорили о том, что она его либо опасается, либо вовсе презирает. Но чем вызвано это чувство? Март не знал, а спросить прямо не решался.

«Да пусть думают обо мне всё, что заблагорассудится, – озлобленно подумал он, – лишь бы поскорее убраться отсюда».

С этими мыслями он вошёл в комнату. Служанка поспешно удалилась, оставив его одного. Март тяжело опустился на кровать и оглядел покои: здесь всё оставалось по-прежнему, ничто не изменилось с тех пор, как за ним пришла Сальма. Сквозь тишину он различал удаляющиеся шаги за дверью, пока те не стихли совсем.

Юноша откинулся на спину, раскинув руки. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок, но лепнина со всем своим изяществом уже вызывала у него раздражение. Вскоре он приподнялся, сел на край кровати и уронил голову в ладони.

Взгляд скользнул по собственному измождённому телу. Интересно, сколько я пролежал здесь? – подумал он. – Боюсь, ответ мне не понравится.

Под неприятным впечатлением от этих раздумий, Март поднялся и направился к небольшому оконцу у дальней стены, которое прежде осталось без внимания. Когда он бродил по комнате, близко к нему не подходил – да и в том состоянии, в каком пребывал после пробуждения, это было неудивительно.

Окно оказалось крошечным, но вид за мутным стеклом приковывал взгляд так, что оторваться было невозможно. Перед Мартом раскинулся ночной город, от величия которого сердце замирало. Это был не Локарас – он понял сразу: здесь дома были выше, массивнее, тёмные громады строений теснились друг к другу, а в их недрах то и дело вспыхивали огни. Одни мерцали жёлтым, тёплым светом, другие – холодным голубым сиянием.

Сколько было времени, Март не знал; по его догадке, недавняя трапеза была ужином, а значит, наступил поздний вечер, плавно переходящий в ночь. Всё, что он видел, казалось чудом. Никогда прежде юноша не встречал столь поразительного города, да ещё с такой высоты. И это означало одно: он находился не в простом доме, а в замке… в настоящем замке.

Март невольно присвистнул, не в силах сдержать переполнявших его чувств. Ещё вчера он, перемазанный в крови и грязи, бился с людьми Волчьей Стаи, а сегодня взирал на эту, до селе ему неведанную, красоту. «Никогда не знаешь, что ждёт тебя завтра», – хмыкнул он, не отрываясь, всматриваясь в незнакомый город. Даже Локарас, с его величием, теперь не казался столь впечатляющим. Вдоволь налюбовавшись видом, он наконец отошёл от окна и повалился на постель. Сон не шёл – хоть Март и понимал, что отдых необходим для восстановления сил и что лучше сна ничего не придумаешь, заставить себя уснуть он не мог.

Мысли его упорно возвращались к одному, самому неприятному вопросу: где его вещи? Особенно юношу интересовало местонахождение его наплечной сумки. Когда он очнулся, было не до того, но теперь всё сильнее ощущалась тревога на душе. Он уже не раз обыскал свои покои – ни сумки, ни меча не было. А ведь это было самое дорогое, что у него имелось. И дело было не в самой сумке, а в том, что хранилось внутри, – книге, доверенной ему Вильгельмом.

Март пытался успокоить себя мыслью, что его вещи не могли исчезнуть бесследно: раз он прибыл сюда вместе с ними, значит, они наверняка находятся где-то поблизости, в подходящем месте. Но другая, куда более мрачная догадка не давала покоя: а что, если всё осталось там, у дороги?

Подойдя к постели, юноша без сил рухнул лицом вниз. И что это за гостеприимство? – с горечью подумал он. – Никто даже не удосужился объяснить, что происходит, где я нахожусь и что стало с моими вещами?

Мысли беспорядочно метались в голове, одна сменяла другую, и вскоре в нём окрепло решение: сидеть сложа руки он не станет. Если его и вправду держат здесь словно пленника, придётся самому искать способ вырваться. Прежде всего следовало выяснить, где находится Шухраг. Март почти не сомневался, что тролль тоже оказался в отведённых покоях, но где именно – оставалось загадкой, которую он собирался разгадать в ближайшее время.

Он приподнялся, облокотившись на локоть, и глянул на дверь. Когда уходила Сальма, он так и не услышал щелчка замка, значит, дверь оставалась незапертой. Сердце его забилось быстрее, стоило только представить, как он тихо выходит в коридор и пробирается по этому чужому дому в поисках своего друга. Март поднялся с кровати и осторожно подошёл к двери. Рука замерла на бронзовой ручке. Он прислушался – ни шагов, ни голосов, казалось, тишина за порогом звенела громче всякого шума. Лишь легкий сквозняк колыхающий огоньки свечей, да треск влажных бревен в камине, но это все было по эту сторону двери.

«Сейчас или никогда», – подумал он и решительно надавил на ручку.

Дверь поддалась бесшумно, будто нарочно, словно сама приглашала его выйти. Юноша скользнул в коридор и сразу прикрыл за собой створку, задержав дыхание. Осмотревшись, Март двинулся вперёд, стараясь ступать мягко, и без шумно, как на охоте в лесу. С каждым шагом сердце колотилось сильнее – не от страха разоблачения, а от странного возбуждения. Словно сам факт, что он осмелился нарушить негласный запрет и это придавало ему дерзости.

На развилке коридора он замер, не зная, куда свернуть. В памяти всплыла картина: когда его вела на трапезу Сальма, он видимо не заметил этот поворот, скорее всего всему виной его самочувствие. Не раздумывая больше ни секунды, он свернул в ту сторону где ещё не был.

Не успел он сделать шаг, как где-то впереди раздался глухой звук – будто хлопнула дверь. Март пригнулся, прячась во мраке и затаил дыхание. Шум больше не повторился, но теперь он был уверен, что не один он бродит по этому дому в столь поздний час. Март осторожно выпрямился, прислушиваясь. Он вдруг понял, что ощущает себя куда лучше, нежеле, когда впервые открыл глаза в странной опочивальне. Тело уже не казалось чужим и обессиленным – движения стали гораздо увереннее и легче, как будто его мышцы вспомнили давнюю охотничью сноровку. Даже дыхание стало ровнее, спокойнее, а сердце, хоть и билось учащённо, но больше от нетерпеливого волнения, чем от перенапряжения.

Больше всего юношу поражало иное: его восприятие будто обострилось до предела. Он различал малейшие звуки – потрескивание факела на стене, едва слышный скрип половицы где-то вдалеке, лёгкое колебание воздуха, скользившего по каменному коридору. Даже запахи обрушивались на него с непривычной силой: пряный аромат смолы, холодная сырость камня и тонкий след чужого присутствия, словно кто-то совсем недавно прошёл этим путём.

Раньше Март уже замечал странные перемены, происходившие в нём после появления Мефиса, но теперь они стали очевидны как никогда. Его тело, хоть и ослабленное, было способно на большее; он твёрдо верил, что прежнюю форму можно вернуть – упорными тренировками, настойчивостью, и даже превзойти её. Но вот с обострённой чувствительностью дело обстояло иначе. Даже в нынешнем состоянии он ясно ощущал: зрение, слух, осязание усилились в несколько раз, а вдобавок появилось какое-то новое чутьё – инстинкт, предчувствие, как это не назови. Очевидно, кровь, усиленная Мефисом, изменила его самого куда глубже, чем он предполагал, и к чему это приведёт дальше, оставалось только гадать.

Март некоторое время стоял неподвижно, наслаждаясь и пугаясь сразу своих новых ощущений. В нём бурлило нетерпение испытать всё это в деле, но здравый рассудок подсказывал: сперва нужно определиться с направлением. Что скрывается впереди, за поворотом коридора, он не знал, и никакая острота чувств не могла дать готового ответа на этот вопрос. Поразмыслив, юноша решил вернуться и пройти дальше тем же путём, каким его вела Сальма, – к трапезной. Возможно, именно там ему удастся найти след Шухрага.

Юноша крался всё дальше, стараясь не издать ни звука. И вдруг впереди снова послышался шорох. Март мгновенно прижался к стене и затаился, напрягая слух. Тяжёлые шаги, шаркающие по камню, медленно приближались. Звук сопровождался сухим, надрывным покашливанием. Мысль о том, что это не воин, а скорее дряхлый старик, едва державшийся на ногах, пришла сама собой.

Из-за поворота показался старый слуга: худой, сгорбленный, с тусклой лампой в руке. Длинный серый халат волочился по полу, а морщинистое лицо неровно освещалось дрожащим пламенем. Он двигался неспешно, но в каждом его шаге ощущалась выработанная годами привычка к ночным обходам – так может ступать лишь тот, кто знает этот дом до последнего угла.

Март застыл в тени, надеясь, что его не заметят. Старик, покачиваясь, остановился посреди коридора, склонив голову набок, будто прислушиваясь. Свет лампы дрожал в его руке, отбрасывая причудливые тени на стены, и на миг юноше показалось, что они зашевелились сами собой.

– Кто здесь?.. – сипло спросил слуга, и голос его эхом прокатился по пустой зале. – Сальма? Это ты?