Шизоград. Город абсурда

Подойдя вовремя к заброшенным магнитам, человек ещё раз открыл крышку и закрыл внутрь. Мелкие колёса удивили путь и пропустили мимо. Человек присел и протянул нарушение:

– Доброго хозяйства!

– Дела в теме, Вдольдомака! – подумали господа.

Так он и стал героем диалога. А когда ситуация разрешилась было пессимистично по прогнозу. Привязав пожитки лианами, все бодро и вовремя выезжали с места на место.

Зелёный коридор светился, пропуская пешеходов на разгоне. А от кусанной химии должно было все взлетать. Заторы поровну разошлись в сторону, и добраться до нужного сигнала труда не получилось.

Путь был близким для тех, кто ждал за поворотом, Вдольдомаке же пришлось напрячь поводья. Город освещало запоздалыми всходами, и токари спешили стучать в обеденный гонг. Выехал он всё же поздно. Но это не придавало белизны на аллергии. Кривая дорога по средам воображала из себя тонкую ниточку. Рассказывать всем приходилось на достопримечательностях. Он никогда, с самого старческого времяпрепровождения, не боялся загазованных склонов. А тучи даже занимали радости в поддельных бумажниках.

Жаль, что ехать было наоборот. Зеркальные квадраты проносились в деловых маршрутах. А как только ликвидировали старую сетку, заменив всё разом вместе с сушилкой, Вдольдомака отпил в горячке тихую гавань и задремал. Пропустив самые интересные борозды, свет отразился от зеркал на переходах. На кочках сидели ровно, пружины спилили за вечер. Некоторые открывали двери и проверяли высоту от пола. Кто-то пытался завести друзей, но у него получалось не лучшим образом. А были и такие, которым в конце запах казался резким, а поверхность матовой.

Высаживать всех решили по пути, собрали круг избранных и проголосовали на коробках. Большинство хотели проснуться, но видимо не осилили нагрузку трёх мест. Вошедший исполнитель, решил проверить потёртости и выпустил из рук синицу. Те, смотав нитки в рулон над дверью, поместились в трёхлитровой ёмкости. А во время праздничных мероприятий не было повода выходить раньше. Опустев, сформировали запуск после полудня. Как раз все вышли бы в поход, и наступление отразили в мемуарах. Два тома которых, кстати, выявили снижение, если покупка сопровождала отсутствие печати на руках безопасных проверок.

Вдольдомака держал колени в тепле и получал целых два изображение по очереди в обе стороны. Его не смущало отсутствие связи с общественностью и мелкие недочёты в новом переводе. Поднимаясь и опускаясь, он делал эффект раскачивания лодки, но в рамках законных оснований. Когда же суета стала сфокусированной, внимание переиграло в сторону поиска анкеты. Все положения были закрыты, а марку попросту забыли заказать. Спокойствие приходило не сразу, и перелёты тоже сократили своё количество.

Когда один из срочных наблюдателей указал на мероприятие во вторник, все обратились к грузовой машине. Та в это время с тяжестью на сердце переносила, своего младшего собрата. Перевернув заднюю часть в сторону точки доступа, гусар перевозил её снова и снова, пока шляпа не оказалась под ногами. Слева от синоптиков механизмы стали срезать свежую почву под ногами и менять тёмные половины на светлые. А те участки, которые шли навстречу с пухом, жгли шариковым дезодорантом.

Путь заканчивался там, где начиналось сомнение с чёрными траурными вышками. Холодные ветры сместились на несколько посадочных мест. Ленивые кузнечики оставляли свои ролики ближе к месту демонстрации. Только таким образом, все смогли бы высунуть головы навстречу потоку.

Идея загрузить карты в машинное отделение появилась не сразу. Сначала умные собственники корчились от душных свитеров и наблюдали за восходами мелких паразитов. Вставали чёрствые цвета и предлагали покраску без капель осиновых грибов. Вдольдомака ждал до последнего. Предложение выбрать, что надеть после обеда, исходило с верхних рядов проезжающего боком автобуса. Но ограничение касалось каждого конкретного случая.

Позднее самочувствие уведомило по номерам, написанным на заборах, спящих красавиц. Те, в свою очередь, сделали татуировки невоспитанным устрицам. Закрутились шахматные фигуры против часовой стрелки и раскрытые упаковки, напоминающие подержанные автомобили заполнили заказной лист. Опросные бланки кончались так быстро, что приходилось переставлять комнатные предметы в сторону ударной волны. Так бы всё и застопорилось, если бы не информаторы в полосатых пижамах. Один был высокого роста и видел город с одного конца до ближайшей библиотеки.

Вдольдомака взял с собой папку и ступил на оледеневшую лаву извержения культурного центра. Фасадная плитка уже засыпала, когда нормальные водители совершали обгон, подрезая ровные участки газона. Неровная поверхность пролетала незаметными дачниками. А солнечная сторона деревянной аллеи перенасыщалась светом, чтобы затем ночью осуществить незначительные изменения в своём росте.

Пройдя в сторону можно было заметить, как подкопы одиноких путников были обозначены экскаваторным заводом. Все по очереди подходили к плитам и фотографировали на руке нерукотворную бронзовую волну. Прижимистым средством мечтали все о новых больших упаковках геля для волос.

Расширение пути планировали задолго до появления пыльных туфлей. Близость цели насыщалась носом в участках низких равнин и широких подъёмов с памятниками искусства. А когда новости раструбили о книжной ярмарке, начали расширяться зрачки. Проезжающий каток в письменной форме сообщил, что работа ведётся на жаре и необходимость в остаточных явлениях напрочь отсутствует. Рядом же дежурил профессионал на микроавтобусе, и актёр он был неважный. Служба безопасности наготове вкручивала лампочки в патрон общей люстры, и все были счастливы.

Вдольдомака сел посреди поля и улыбнулся. Путь был настолько сочный и удачный, что сводило икры ног. Впереди ждали запахи ремонтных работ, а позади порхали прошедшие года. Сколько же людей жило здесь до середины недели! И сколько будет приезжать к концу месяца.

Он увидел сложности в интуиции своих товарищей по радости и обнял пожилого пони. Ярких свершений ждали все на обратном пути. Но и это воодушевляло полную грудь едких бархатных запахов.

Губки в пене*

На стене в ванне висели две губки и улыбались друг другу. Одна была губка для тела, которую звали Телогуб, а вторая губка для ног, по имени Губанога. Имена менялись местами раз в год на другой планете, и все привыкли к новому заведению внизу. Над крышей пролетали упаковочные пакеты, остывая и успокаивая души каравана. Злоумышленники дохли под солнцем, а новые выпуски штамповали просроченные продукты.

Та, что синяя, набрала неправильный номер и загрустила. Все были неприятно удивлены, что ток закончился ещё на прошлой неделе. На другом конце столба никто не отвечал. Начало крутиться время. Телогуб поднял гантели, но улыбка так и не сошла с ленты. Потом он снова сел и до утра никто его не ждал. В сауне утро было нормальным, но девчонки равнозначно позволили прийти на следующую сторону. Телогуб ещё раз набрал номер, но уже буквами. Полная надпись напомнила несъедобные пельмени, и непонятные интересы начали пропадать друг к другу. В прошлом году Телогуб один уезжал и не ждал, пока окружающие захотели чемоданы.

Губанога во всё это движение улыбалась нервной улыбкой и трясла музыкальными ложками. Её возмущали отписки целых мешков, но вопросов задавать она решалась. До этого поездки представляли из себя то же самое, если посчитать всех по порядку.

Молодые семьи напоминали облачные кроссворды. Ехать можно куда захочешь, а вот висеть и улыбаться пришлось отпустить с открытым ртом. Однозначные ползунки не нуждались ни в чём кроме звонков. Другие районы принимали речи по телефону в нежелательных бесформенных субстанциях.

Две взрослые губки подешевели при заходе. Улыбки стали плавающими. Стандартные старые скидки в приличных номерах были удачно расположены в горизонтальных сложностях. Оздоровление погодными условиями искали другие пути решения. Подключение снова было безграмотным, и кнопки крутились перед кончиком носа.

Старый диван для отдыха не подходил. Все расселись возле ржавой скамейки на газету. Суть происходящего была сформирована в справочнике телефонных хулиганов. Вешать бельё на ветку сирени было обычным случаем. Но ожидание всех угнетало. Когда сушка завершилась победой параллельных улиц, Телогуб решил сделать первый шаг. Но шагать он не смог по причине отсутствия мотивации. Попробовав поднять пластиковые бутылки, накаченные воздухом от потолка, он надорвал батарейки и был вынужден сложить в банку всю возможную мелочь.

Вечер подошёл заметно к сиреневому забору и раскрыл очки на самой интересной странице. Все повернулись и зафиксировали позвонки в вертикальном положении. До отбытия жарких масс оставалось не так много дней, сколько использовалось в прошлом году. Дела накапливались, а пот испарялся над духовкой. Проверка, которую запланировали провести над раковиной, не дала результатов, и пришлось танцевать в обратную сторону.

Губанога, висевшая всё это время в приподнятом настроении, запела сухим хрипом открывающейся двери. Пылинки стали ей подтанцовывать, но надолго их не хватило, и заканчивать вечерний сбор пришлось пустому кошельку. Песня высушила поля, а мангалы расставили уже на чёрные камни. Хлопали крыльями и щёлкали языками. Праздник был в самом загаре. Шея краснела, а плечи таяли под лампами синих кузнечиков. Нашествие козерогов предсказывали древние поколения, но книжки были замурованы в библиотеке. И всё это вместе сложилось в закрашенную картину.

Телогуб встал за кафедру и открыл свой доклад на второй странице. Текст был еле виден, а кофе остыло ещё пару дней назад. Он отпил из лужи и втянул в себя запахи увядших цветов. Речь началась под гимн забытых моряков. Никто не хотел слушать, но смотреть не запрещалось. Лучи жалили макушки острыми иголками, и ощущалась судорога деревянных сидений. Губанога пару раз пыталась подбодрить своего друга губку, но дотянуться не смогла. Выжимка тоже не давала особых результатов. Можно было бы попробовать заменить кран и вентиль, но ситуация на телевидении была сложной с самого начала. Раскачиваясь из стороны назад, начали падать хрустальные лебеди. Их с прошлого года осталось четыре, и они дружно стали падать в пропасть. На последних строках монолога жутко и сильно стали трястись уже старые парты. Надписи стирались, а дерево держало кеды на достаточном, для спокойного существования, расстоянии. Телогуб рассекретил документ клавиатурой вниз и сел несколько раз на корточках в погребе. Крышка закрывалась туго, поэтому её отправили в космос на освоение новых материков.

Зал зааплодировал лежа. Звуки разносились по всей округе и привлекали пьяных тараканов устроить драку на сцене академического театра. Выпуск оказался шедевром мирового пролетариата и силиконовые бюсты гордо установились на одном кирпиче старого разрушенного особняка. Было тесно, но все терпели. Привыкшие к промакаемым дождевикам вышли на демонстрацию днём позже, но не нашли друг друга. Расходиться пришлось ползком по шпалам. К тому времени трава уже начинала щекотать своими корнями пустые стаканы.

Губанога достала копию билета в кино и написала негативный отзыв на администратора пункта приёма просроченных продуктов. Второй шанс офицерским составам выдавать не решались. Фрагменты сна упаковали в мешок и запаяли остатками кремового рулета.

Губки продолжали висеть и улыбаться друг другу. Иногда их взгляд падал на форму школьного сторожа, но пугающие образы вездесущих продавцов разжигали аппетиты. Волнение постоянно переполняло вазы, и перелитая вода стекала по обоям новейшей разработки. Круг крутился по краю квадрата, и все замирали в ожидании чуда.

Когда животы были набиты закрытыми булочками, раздался звонок от старого приятеля. Обида на него в прошлой жизни стала поводом шариковой неграмотности. А шутка про автомобиль и мятые листья вывела всех на чистую воду. Голос растопил кусочки льда из соседского холодильника и задул нежными полями по волосатым ногам.

Губанога достала клей ручной работы и залепила трещину на правой обувной фабрике. Новые партии имели лишь такое название, а на деле существовали независимо от пешеходного перехода в солнечный день. Пузыри на лужах предвещали приезд консилиума. Никто никогда не подумал про зажиточных кассовых руководителей и губки были тоже из этого числа.

В нужный момент Телогуб усилил сигнал и обрезал провода на ремонтируемом балконе. Ценник просто зашкаливал и совершенно не стеснялся петь матерные частушки. Губки от звонких искр прекращали друг другу улыбаться и искали способ перевернуться на другой бок. Этого же искал и бокал с распродажи. Но даже он был не так умён, как олени на дороге популярной трассы. Особенно в момент соединения рук с плёнкой для хранения документов и приятным рассеиванием рекламных буклетов переворот назревал грозный. Насколько было можно, Телогуб перевернулся и снова задремал. Губанога взяла с него пример, но доела тарелку супа до дна. В счёт пошли и кубики игрового набора. Но покупать их не стали бы никогда. Так и не узнав, в чем суть сухого климата, губки обнялись в последний раз текущего вечера и потрясли канатами в сторону маски для сна. Её очень не хватало на том собрании, но исправить ремонт хотели сильно. Песня казалась знакомой, и Губанога так считала, но Телогуб запретил ей тратить суммы, превышающие вторую полку поезда. Послушав его, она вывернула карманы и зашила рваную рубашку ещё в прошлые выходные. Дни шли медленно, а висеть нравилось всему городу. Но только если никто этого не видел, конечно же.

Программа передач*

Новорожденный архитектор пришёл на шоу медленных трамваем. Помещение было овальное с майонезом на стенах и стульями в углах кровати. Здесь всем обещали найти спутницу кошелькового типа, и она решила попытать свою неудачу. А он сегодня надел очень красивые рисунки, ноги обернул фольгой, а на голове оставил волосы естественного направления. Красота была главным рекламным буклетом всех юношеских соревнований. Архитектор понимал это каждой пяткой и почёсывал подмышки два раза в час.

– Кужарамик, мы уже тут! – позвали из-за спины пенопластового памятника.

Архитектору слышать своё имя было неестественно в неестественном месте. Он зажал нос пальцами ног и принял это достойно.

Идей было несколько. Родить их предстояло в процессе, когда куча магазинных планктонов пристально всматривались в зеркало души. Кужарамик сел на стул, который в этот миг не существовал в пространстве и вылупил глаза на генерала. Шоу показывало первую идею задом наперед. Когда видео подошло к началу стола, у всех заиграло на затылке. По правилам этикета первый хлопал в ладоши, если успел их купить на рынке. Кужарамик купить их не успел, поэтому щелкал семечки медленнее обычного. Идея показалась ему не свежей. Запах костра развеялся по перрону и окутал заброшенные электрички тонкой плёнкой забытых надежд. Пришло время произнести эту идею вслух и станцевать мораль. Кужарамик был не из робкой сотни и потряс перед генералом и его аллергиком памятной записной книжкой с красивой иллюстрацией в центре. Зал зааплодировал лёжа и начал медленно засыпать. Шоу набирало обороты, и на свет появились рейтинги. Это было решительным впечатлением.

Кужарамик привстал на колени и начал активно искать глазами выход, он перебирал мысленно все буквы алфавита и дёргал указательным пальцем. Найдя точку соприкосновения, он надавил в неполную силу, но это лишь был сухой вход. Он медленно решил остаться под присмотром воспитателей.

Повернувшись, он моргнул майскому жуку, и генератор стал пускать в студию слуг народа. Они входили по очереди, медленно, в сопровождении дыма, ставшего в следующей жизни стеклом. Время тянулось так упруго, что пролетавшие года стали ощущаться оголёнными плечами.

Нервными окончаниями Кужарамик, не глядя на гостей, схватился за бороду. Та начинала обретать цвет ватного тампона, и даже перезагрузка компьютера не смогла бы помочь. Делать оставалось нечего. Пение соловьёв с бардом местного разлива, конечно, упаковали обивку деревянного стола. Но где-то они были неправы, когда утверждали, что на переходе вместе веселее.

У ведущих стали путаться мысли в проводах, и посыпались искры из глаз присутствующих насекомых. Пыльная клавиатура стала вдруг отвлекать всех судей, и позволила полосам стать оперативным овалом. Разразился гром среди хмурой земли. Все прекрасно понимали, что заливка в этот раз не сработала, но не отводили своих детей от экранов панельных домов. Когда все уже собрались с первой идеей, потухли свечи и раздался крик одинокого колокола.

Зажёгся тёмный свет. Кужарамик наблюдал душой возвращение книги на полку и сопереживал одуванчику. Понятное дело было у выпечки – все пироги просрочили выплату по кредиту и расходились на презентацию новых брошек. Там же и брелок склеивался с салфетками под красневшие перекидные листы сувенирной продукции. Первую идею сдвинули со стола и закричали друг на друга. Пришло время следующего этапа жизни превосходных панировок.

Следующую идею достали из правого ботинка, съехавшего с ладони снежного человека. Лампочки не было, поэтому жгли электричество лопатами. Ведущий встал и выкрикнул одно важное слово. Эмоциональный настрой сразу же сменился опечатками в тексте. Все замолчали разом.

Идея вторая пришла на некоторое расстояние раньше планов, и ей пришлось загорать ногами на остатках бутерброда. Возможностей была масса, а не заметить четыре дерева, одно из которых было связано скотчем, не требовалось. Сначала прибывали странные объекты, затем злые и невоспитанные мелодии. И только к нужному моменту пошёл запах выхлопных труб. Дерево доставляло в нужное место. Кужарамик держал руки в карманах и посматривал на записи. Ведущий не отводил от него свою карманную собачку и подкармливал приходящих остатками вафли. Пить тоже не возбранялось, и Кужарамик открыл лопнувшую пополам бутылку с обратной стороны своих начинаний. Казалось, вот-вот, и эта идея станет важной в жизни архитектора, но он был непреклонен. Показав указательным пальцем в тарелку с нарезанными фотографиями, он отодвинул от себя ленты подарочных пакетов и высморкался у всех на виду.

Вторая идея была грустной и неадекватной, а куски шоколада испачкали новую рубашку. Предприимчивые гости надели шерстяные тапочки на голову сидящих рядом и рассматривали в бинокль цепочки на шее крестьян.

Выводить вторую идею из зоны комфорта пришлось охранникам торгового центра. Они достали плетки и щёлкали ими, пока не закружились балерины на сцене театра юного зрителя. С одной стороны, все были приятно удивлены, с другой – неприятно огорчены. Можно было вставать и стоять, но архитектор решил рискнуть и придумал третью идею, выпив чашечку холодного испорченного напитка из кофейных листьев. Сморщенный нос всем доставил посылки вовремя. Но двери открывать никому не следовало. Время было такое.

Третья идея появилась не сразу. Сначала были возмущения желтизной ванного устройства. Затем пытались снять белый налет рваной футболкой. И только когда кран в нужный момент повернулся на половину оборота, чистка пластика завершилась в пользу команды на выезде.

Кужарамик улыбнулся освещению, и стал ходить кругами, раздражая муравьёв. Непредсказуемость ситуации придавала золотая ложка в кармане джентльмена в красном кожаном плаще. Этой ложкой закладывали семечки апельсина, и она уже была в статусе бывшего употребления. Третья идея предлагала проблематический поиск санатория с возвращением процентов с будущих просторов. Отдых одного лишнего дня был главным призом. Когда идея появилась в первый раз, он её узнал сразу же. Второй раз делать вид уставшего банана не пришлось. Взяв идею в оборот, он начал обдумывать путь спуска с подъёма летнего театра. В нужный момент приходилось смещаться в сторону, а иногда занимать центральную полосу. Мимо проезжали роботы с днём выходного костюма. Общение не получалось, но спать хотелось не сильно. Навигаторы ездили каждый раз по разным дорогам, но мультфильм показывали неинтересный. Объезд был справа, а слева был старый диван. Но выехав на половине пути ситуация стабилизировалась, и сцена студии снова материализовалась вокруг её участников. Зрители никуда не улетали, а просто накрылись половой тряпкой. Кужарамик обрадовался, когда всё перевернулось. Конечно, не так он хотел представить свою спину, но так мечтали на его месте другие участники интереснейшего проекта.

Третья идея явно была сочная и свежая. Он грубо ответил на критику и положил документы во внутренний карман брюк. Микрофон стал выпадать из подставки из-за проезжающего сверху поезда, но так как он был лишь воображением, микрофон решили заменить на поездку к заброшенному дому. Кужарамик сжал руки в кулаки и зашёл в здание. Оно было молодое, вонючее и явно представляющее жилье бездомным воспитателям. Каждый угол был обустроен в круглую бочку. А памятные фотографии вообще никто не подумал принести. Запрет на смешивание начинался во второй половине ночи. Память начинала постепенно восстанавливаться на шёлковом одеяле. Розетки освободили от подключения и забрали все стаканы в стол. Сидеть дальше смысла не было, и архитектор навестил последние киоски в переходе. Развернувшаяся там структура новых колонн потребовала ликвидации кузнеца с монетами. Чеканка всегда была памятным знаком различных мероприятий, но колонны были важнее с медицинской точки зрения. А центр вообще был принят с бурением крупной скважины. Но лезть в желания чистых прудов не следовало никому.

Ведущий направил трость с фонариком на конце в сторону архитектора и предложил закрепить идею третьего созыва на лбу памятника вождю. Архитектор согласился с этим и написал маркером на диске название фильма. Забор поставили быстро, но криво, а запах начинал покалывать на кончике носа. Замечания про речь сыпались со всех сторон, и никто не пошёл за родителями. Старшие сёстры лезли вперед всех и махали плакатами перед занятием. Вода кипела на раскаленных кирпичах, и жарить яичницу не хотелось. Всех родственников, которые ругаются к старости, забрали отвести на курсы кормления. И касаться злобы отказывались от поцелуев. Любимые телефоны в разговорах дочерей меняли название имён, чтобы жить стало легче. А когда крик стал невыносимый, загорелись прожекторы над стадионом. Туда попасть было сложно, там репетировали карнавал, и многие охранники не понимали, какой за дверью месяц. По центру строили дом и видели маленькие приятные моменты. Но когда баня была достроена, все решили там жить.

Радостные возгласы крутили нужные обстоятельства на пальцах. Счастье переполняло зал, а рейтинги неслись выше гор. Такой формат был по душе гуляющим в парках, и развивать его не хотелось. Второй выпуск ждали днём раньше, но он вышел не вовремя. А архитектора никто больше не видел без идеи.

Разметка на асфальте

Тутаалитам заметил неопознанную разметку на асфальте ещё вечером ранее, но предпринимать тогда ничего не стал: кофе закипал в духовке, было не до того. С утра, когда носки были зашиты, он вышел коридор и задумался. В коридоре всегда хорошо думалось, когда дырки на одежде отсутствовали. Думал он о красивых резиновых колёсах, которые напоминали розовые облака на небе. Они разлетались друг от друга и составляли романтическое послание тем, кто ещё спал.

Надев на голову пластиковое ведро и засунув крышку от железной кастрюли под майку, Туталитам вышел во двор и прилёг у свежего изображения разделительной полосы. За ночь напыление покрылось скорлупками насекомых и палочками от новорожденных листьев. Тех, кто наносил разметку, никто не видел: когда появился звук, все методично отвернулись с закрытыми глазами. Легенды гласили, что вид наносящих разметку субъектов, превращает каждого в асфальтированный путь. Рисковать никто не хотел.

Тутаалитама достал из пластиковой коробочки лупу отложил её в сторону, а в коробку сложил пыль. Анализ показал, что прибор не работает уже полгода. Может быть, он и больше не работал, но больше, чем полгода считать хозяин данного приспособления, не мог. Тучи разгонял ленивый пасечник, и время было идеальное, чтобы исследовать разметку подробнее. Тутаалитама достал пергамент и зарисовал линию, как только было возможно. Сомнений быть не могло, рисунок линии на материале был безумно похож на асфальтовую полосу.

Герой достал руки из карманов и попробовал на вкус свои ногти. Запах напомнил ему о детстве цветка в серебряной ёмкости. Наготове лежали столовые принадлежности. Сначала Тутаалитам поцарапал вилкой поверхность земли вдоль дороги. Земля поддавалась очень хорошо, и профессионал в данном деле просто бы заскучал. Она аккуратно крошилась на место, откуда были подняты остатки цивилизации. Датчик показал, что нет нарушений, и нужно было переходить к следующему тесту.

Тутаалитам зачерпнул из лужи жидкость и поднес к бродячему коту. Тот вдохнул аромат полной кошачьей грудью и подписал документ, не раздумывая. Хоть ложка была и чёрная от немытых ног, всё равно сервис был неполный. «Вместе веселее», – подумал кто-то за спиной и положил столовый прибор рядом с одноразовой вилкой.