скачать книгу бесплатно
Поломанный Мир 2: Недра
Андрей Коробов
Ларданская земля полна тайн. Ещё больше скрывается под ней. Но со временем они все будут развенчаны. И на сей раз истина потребует жертв.
Дни идут, и всё больше жизней сплетаются в единый клубок бесчеловечного раздора. Так чьи же красные нити судьбы протянутся от него дальше? Кому не свезет?
Враги выходят на свет. А друзья до последнего остаются в тени.
Андрей Коробов
Поломанный Мир 2: Недра
Глава 1
Аштуму чужды монстры. Всякое существо от мира сего встроено в его экосистему. Даже если оно безобразно и на первый взгляд кажется уродливым, не вписывающимся в обыкновенный ход вещей. Есть те, кто ест, и те, кто будет съеден.
Природа тянется к простоте.
Что бы ни познавал человек, он руководствуется собственной картиной бытия. Неважно, каким представляется Мир, Материальным или Равновесным, суть одна. Религия малоподвижна – даже слишком, чтобы достоверно определить явление вне обрисованных рамок. В свою очередь, наука скачкообразна, и если не развивается, то стукается об тупики до лучших времён.
Рано или поздно всякий феномен становится обыденностью. Обрастает фактами, заблуждениями, одновременно дополняя и искажая реальность. И всё познанное единожды вполне может однажды подвергнуться переосмыслению. Так – до тех пор, пока границы познания не достигнут лимитов, заложенных самим Вселенским Разумом.
И ведь в это самое понятие каждый вкладывает своё понимание. Даже боги.
Люди низменны. И люди приземленны. Они являют собой посредственное отражение внеземного, обреченные черпать от него силы, его же питать, но ни за что и никогда не докопаться до истины в первозданном виде. Пантеон ведь на то и Пантеон, что возвышается над материей. Для человека же всё ужасное бездумно сводится к чудовищам.
Животные, обретшие плоть фантомы, себе подобные.
Без разницы, откуда тянутся корни того или иного феномена. Одни монстры жили в Аштуме всегда, другие – явились извне, либо вплетаясь в его биосферу и принимая чужие правила, либо меняя мир до неузнаваемости. Эфир запредельно чуток, и образ, сама Абстракция, неуклонно тянется к плоти, обретая Материю.
Многих монстров люди породили сами, утопая в больных фантазиях на фоне страха перед неизвестностью. Шутка ли, о том даже толком не подозревая.
Здесь не при чем алхимия. Её противоестественные плоды – химеры. В большей или меньшей степени удачные.
Серость – вот колыбель человеческих кошмаров. Лоно, из которого ужас проталкивается через Бреши в Материальный Мир.
Так и сегодня.
Он был не первый в своём роде. Подобные ему исстари заставляли Равновесный Мир содрогаться. В конце концов, настала его очередь.
Чистое порождение давешней больной фантазии. Кто бы ни увидел его в момент помутнения рассудка, жизнеспособный образ пал проклятием на обе половины Аштума.
В эту ночь над Саргузами Брешь горела особенно ярко. И всё равно, часовые замка Вальперга благополучно проворонили появление первого чудовища на свет. Мистическое сияние тихо складывалось в пугающую воронку, из которой Серость исторгала своё дитя.
Живорожденное – перво-наперво наружу высунулась голова. Мальком в привычном человеку понимании тварь назвать не повернулся бы язык. Он оживал созревшим, чтобы однажды найти себе пару и породить уже полноправных обитателей Аштума. Так задумали сами люди, развивавшие пугающий образ когда-то.
Серость отозвалась на это. Но в Мёртвом Городе еще оставались такие силы, которые имели на законы природы собственный взгляд. И не стеснялись калечить Жизнь.
Голова была массивная, даже очень. Прям как у реликта. Но на горизонте случайным свидетелям вполне могла показаться совсем крошечной, незаметной.
Череп венчали шипы, больше походившие даже не на костяные наросты, а на камень. Железная чешуя – и та будто бы вырезана была из камня. Глаза новорожденного оставались закрыты. О первом крике не шло и речи.
Роды проходили неспешно, зато успешно.
Шея, чуть продолговатая, безвольно болталась плетью из стороны в сторону. Следом показалась грудина, крылья, передние мускулистые лапы. Еще спустя некоторое время плоть обрела нижняя половина туловища.
Когда оставался только хвост, Бреши стало на порядок легче. Новорожденный плод сорвался с небес и стал падать мёртвым грузом на землю. Прямо в Саргузы, окутанные моровым туманом. Если кто и уследил за тем, глазам своим не верил.
Падение не назовешь мягким. Веса в малыше хватило бы разрушить и крепость. С четверть квартала в Деловом Районе попросту разнесло напрочь. Грохот поднялся неимоверный, распугивая редких спящих. Пыль потонула в отравленной взвеси. Между тем само существо и ухом не повело. И не двигалось, и не дышало, что твой труп.
Умерло, не успев и родиться? Если бы. Всему своё время.
Ото сна, длинною в вечность, младенца пробудила враждебная окружающая среда. Но совсем не этого он ожидал, воплощаясь на южном краю Илантии. Это не воздух окутал его громадное тело, а жгучая взвесь, подобная кислотному облаку.
Его панцирь неуклонно деформировался, остеодермы грубели. Шероховатость их проявлялась только больше. Чешуя трескалась, и сквозь медленно рвущуюся кожу мелкими ручейками просачивалась кровь, кажущаяся в белой мгле абсолютно чёрной.
Такой же чёрной, как обсидиан, подарившей цвет самому телу.
Монстр инстинктивно открыл глаза, и в этом крылась его роковая ошибка. Два янтарных огня тут же схлопнулись. Пасть, наоборот, раскрылась. Он ревел от несусветной боли, вяло дёргая лапами в жалкой попытке перекатиться, убраться из ядовитого мрака, пока не поздно. Ещё как поздно – стало так, едва кожи его коснулся моровой туман.
С самого рождения обсидиановый дракон был обречен погибнуть здесь. Ему никогда не обрести своё место в Герцогстве Ларданском. Не найти пару, не продолжить род. Крылья его – два багровых перепончатых паруса – разъест и превратит в тряпье.
Разложение постигнет голосовые связки, лишая его первостепенного оружия, сверхзвукового крика, перед которым не устоит ни одна крепость, ни одна гора.
От него останутся только кости. Печальный, скоропостижный итог, что вписывается в замысел Смерти, как литой.
Тень скользнула в тумане, приближаясь к гибнущему, беспомощно вопящему чудовищу. Некоторые легенды умирают в зародыше. И не все трупы годятся в служение высшей цели. Лишь иногда мучительная погибель влечет за собой славное перерождение.
Пращур не спешил проявлять милосердие. Стоял, улыбаясь, и наблюдал. Подбородок склонил чуть к груди, при этом капюшон полностью скрывал его лицо, бледное, как мел. Губы пересохли, отлипли друг от друга с боем, являя зубы, что складывались в плотоядный оскал.
Богу Смерти агония обсидианового дракона доставляла удовольствие поистине эстетическое. К погибели порождения Серости он относился несколько иначе, видя потенциал в конечном облике громадного ящера. Вопли создания складывались в дивную музыку для ушей Прародителя. Гибель плавно перетекала в Жизнь.
Для одних этот факт – парадокс, а для других – данность. Воля неуклонно ведет к Хаосу, тогда как её полное отсутствие обеспечивает абсолютный Порядок. Таков залог победы Прародителя в негласно начатой войне, залог спасения от Апокалипсиса, уготованного если не Вселенским Разумом, то Седьмой Луной. И если не Седьмой Луной, то угрозой, что кроется на её темной стороне.
Кто бы что ни говорил, война – дело бесчестное. Хотя бы потому, что ползет к финалу сквозь боль и гибель стольких, виновных и невинных. Это единственная причина, по которой тут все средства хороши.
Руки Прародителя показались из-за одежд и пустились в пляс. На кончиках пальцев концентрировался дымно-серый эфир, складываясь в некромантию.
Отец признал своё новоявленное дитя. И он сказал:
– Ты подойдешь мне.
Глава 2
– И сколько мы так идём? – жалобно заговорила Джада, еле перебирая ногами. – Такое странное чувство. Как узнать под землей, день сейчас или ночь? Мне спать одновременно и хочется, и не хочется. Это. Просто. Сводит. С ума!
Голос её звучал несколько иначе на той глубине, что они обходили нынче. Более густым казался.
Дуновение ветра давно пропало. Воздух казался застоявшимся. Со временем стал даже тёплым, будто где-то рядом подземными реками текла кипучая лава. Исключать этого не стоило, что пугало вдвойне.
Клаустрофобия отступила, оставляя рассудку Флэя поле для ясного мышления. Но Альдред шёл молча и бездумно. Для него всё сводилось к пресловутой пословице: не буди лихо, пока оно тихо. Наследник Сокофона лишь купался в холодном свете лантернума. Грибы росли здесь, как на дрожжах. Слова брюнетки вырвали его из сладкой неги.
Всё-таки он понимал, о чем она толкует. Лучше, чем хотелось бы.
– Значит, у тебя также? – усмехнулся он угрюмо. – Ничего удивительного. Прошли мы уже немало, и до сих пор даже не остановились покемарить.
Да, так и есть. Они шли сквозь россыпи светящихся грибов. С тех самых пор, как обнаружили себя в западне. В Недрах под Ларданским хребтом. За неимением иного выбора, естественно. Аппетит и жажду отбило гнетущее чувство фрустрации. И как рукой сняло сон. Только и остался стресс, точивший их, что вода – камень. Капля за каплей.
Не поесть было нельзя. Прямо на ходу жевали солонину, запивая разбавленным вином. Запасы их за раз резко истощились. И кто знает, когда они восполнятся вновь.
Периодически они покидали места произрастания лантернумов, поглощаемые непроглядной тьмой. Спутники не могли сказать наверняка, подстерегает ли их здесь бесплотный убийца, провоцирующий мгновенную детонацию. Так что огней не зажигали. Рвать грибы и ходить с ними, сказала Джада, бессмысленно. Мигом тухнут. И проку с них никакого, хоть убей.
Жителям поверхности в Недрах приходилось туго. Также туго, как рыбам, выловленным из воды на берег. Их уже постигла агония. Агония, разворачивающаяся в пространстве и времени.
– Есть у тебя часы? – заговорила Верде немного погодя опять. – Хоть время глянуть, пока мы рядом с грибами.
– Ха! Правда, что ли? – Альдред оставался неумолим. – Даже если бы они были, ничем они тебе не помогли бы. Время тут не играет совершенно никакой роли.
– Всякому человеку нужно на что-то опираться, на что-то надеяться… – возмутилась брюнетка. Она и сама неоднократно пожалела, что связалась с Альдредом.
Надо им было разойтись ещё тогда, в загородном имении феодала. Целее была бы. Забоялась, потянулась к силе, которую Флэй доказывал из раза в раз, оставаясь в живых, оставаясь триумфатором, пусть и в ранах. Это подкупало, и это обманывало. Теперь уже поздно. Уже некуда разбегаться, ведь нет углов. Их залог выживания – в кооперации.
Удача отвернулась от них. Ведь они здесь. Нигде.
Брюнетка упустила одну простую истину из виду: с Киафом опаснее. В разы.
Он – порох, который вспыхнет от одной искры.
Несносный характер Альдреда как бы намекал на это. Наследник Сокофона заявил:
– Раз так, надейся только на себя. Всё остальное – дело неблагодарное.
– Чтоб тебя!.. – прошипела Джада, чуть отстраняясь от него в сторону.
Давление туннеля резко охватило и её саму. Негде ей разминуться с Киафом. Какая же она всё-таки дура: очередной мужчина в её жизни неумолимо повлек за собой очередной крах. Выходит, это её проклятие. И возможно, сработало оно в последний раз.
– Ты не дуйся, – вдруг смягчился Флэй, играя на контрасте преподносимых эмоций. – Просто делай, как я, и всё будет в порядке. Вот увидишь.
– А ты сам-то в это веришь? – буркнула Верде. И всё же, пыл охладила.
Киафа Снов спровоцировали всё-таки на тяжелые думы. Замечательно. В груди тут же заломило. Его настигла злоба, до сих пор запечатанная в самых отдаленных закромах души. Мало-помалу она перетекала в немую ярость, которая сжигала Альдреда изнутри.
Враг – истинный враг – оставался в тени. Но кем бы он ни был, Флэй принимал этот выбор. Он отказывался подыхать в Недрах, ибо не для того прошёл весь этот путь, чтобы пасть и не встать на полпути к свободе. Коли надо, будет рубить, резать, рвать зубами, давить в кашу. Любого! Но выберется обратно на поверхность. Своего добьется.
Только так его жизнь вернётся в логичную колею.
Он не успокоится, пока это не произойдет, – зарёкся. И не замечал, что этой самой подсознательной клятвой только способствовал дроблению собственного рассудка, собственного сердца. Кто знает, во что соберутся осколки по итогу.
Если соберутся.
– Да. – сказал он твёрдо наконец. Пускай врал. – Я верю. И тебе советую.
Брюнетка усмехнулась. Хоть что-то. Ответ ей понравился.
– Утешил так утешил. В красноречии тебе не откажешь, Альдред.
– Вспомним об этом, когда выберемся из этой вонючей дыры, – холодно рассудил Флэй, вновь растворяясь во тьме впереди. – А до тех пор – меньше слов, больше дела.
Спутнице ничего не оставалось, кроме как уступить Киафу Снов и здесь.
Она покинула светлое пятно, созданное лантернумом, и вошла во мглу продолжавшегося туннеля. Грибы собирали на своих шляпках пыль, малейшее колыхание заставляло частички сыпаться обратно, уже подсвеченными, словно горящие окалины.
Алхимики до сих пор бьются головой об стену, пытаясь разгадать их природу. И пусть, главное, что опасности эти не представляют. Пускай. Главное, что микотов нигде не видать – и на том «спасибо».
Ежели Джада и попадала по долгу службы в Недра, боялась только их. Просто потому, что не имела шанса сталкиваться с ужасами куда более неотвратимыми здесь. Каждая боевая стычка с этими тварями стоила непомерно дорого для её боязливого сердца. И всякий такой раз она боялась, что уже не вернется на поверхность.
Причин для того имелось немало. Даже вспоминать подчас ей страшно. Тем более, думать прямо сейчас, на территории собственного страха.
Точно повезет, если спутникам на пути не встретятся эти мерзкие существа. Флэй был блаженен в неведении: видел цель и наотрез отказывался замечать препятствия.
Другое дело – Джада. Раз Противоположности оставили её, а представитель Пантеона благосклонностью не блещет, ей оставалось только уповать на судьбу.
С замиранием уязвимого, трепещущегося сердца.
Впрочем, страх – проблема самого человека. Так пусть в нём же и замкнется.
Мглистый участок туннеля длился чересчур долго. Альдред ещё чувствовал себя уязвленным после бездумной свары со спутницей. Всё его внимание оттягивалось на крамольную мысль о грядущем. Никогда не стоило исключать одну сотую процента вероятности, за которой может крыться фиаско.
От таких мыслей стоило бежать – и поскорее. В какой-то момент Флэй приблизился к хаотически очерченной стене подземного хода и прислонился ладонью к камню. Не сказать, что ему понравились тактильные ощущения.
Кинестетом назвать себя у Альдреда не повернулся бы язык. И всё же, был уверен: вслепую ему далось нежданное открытие, способное пролить свет на истину. Следует просто правильно растолковать его.
Киафа Снов преследовало ощущение, будто бы тоннель, куда они попали, был далеко не природного происхождения. Грунтовые воды не способны настолько изощренно обточить горную породу изнутри – ни за тысячи, ни за миллионы лет. Это сделали руками. Чьими – вопрос уже отдельный.
На этом участке именно. Такого раньше не было. Соответственно, рукотворный труд перемежался с достоянием природы. Вполне обыкновенная история, когда речь заходит о шахтёрских потугах дорваться до ценнейших руд.
Смущало другое: ответвления эти уж точно не значились на схеме жил Помпео. И либо сам рудный магнат вёл дела в обход герцогской казны, либо в заброшенные шахты вдохнул жизнь кто-то ещё. При мысли об этом Альдреду стало плохо.
Хорошего ждать от сделанного вывода не приходилось. Даже если где-то поблизости есть прямой выход на поверхность по ту сторону Ларданов. Тайны Альдред не любил. Ещё меньше ему нравилось их разгадывать. Особенно, когда иного выхода нет.
Гадать, подвело Флэя чутье ли на сей раз, особого смысла не имело. Сразу за крутым поворотом спутники наткнулись на обширную полость. Это был просторный грот, наполненный сиянием лантернумов. Ни одного тёмного уголка. Всё та же пресловутая бирюза, будто бы приглашавшая остаться здесь на подольше.
По меньшей мере, здесь явно было, на что посмотреть.
– Вот же ж… Глазам своим не верю, – пробормотал Альдред, выходя на свет.
Его рука инстинктивно потянулась к ножнам. Пальцы коснулись рукояти химеритового фламберга. Чувство опасности снедало изнутри, заполоняя собой разум Флэя. Следом неуверенно подтянулась уже брюнетка. Растерянно оглядывалась по сторонам, совершенно ничего не понимая. Она спросила, чисто риторически:
– Что всё это значит?..
