Советско-Вьетнамский роман

Сержант Дойли берег солдат. Патронов и снарядов он не жалел, с удовольствием наблюдая, как после взрыва косоглазые смешно кувыркаются в воздухе. И лишь после хорошей подготовки посылал ребят в бой. А иногда и не посылал, если противник попадался вооруженный.

***

Этот бой тоже начинался удачно, а вот потом вьетконговцы подтянули подкрепление и потеснили взвод Дойли к каменистому руслу реки.

То, что за них взялись не слабо обученные крестьяне, а настоящие войска, американцы почувствовали сразу. Шквальный огонь был не только дружным и плотным, но и метким. В их взводе уже двое были легко ранены, но еще немного такого боя, и раненых прибавится.

Сержант Дойли привык, что стоит как следует нажать на косоглазых, и они разбегаются по лесам. Однако выяснилось, что они наткнулись не просто на регулярные войска, а на военную базу. Вьетнамцы не думали убегать или сдаваться, они ловко маневрировали, стараясь зайти с флангов. И сержант растерялся. Этот противник был наглым и умелым и даже не думал сдаваться.

– Сержант! – радист кричал, перекрывая грохот боя. – Сержант, вас лейтенант требует к себе.

Облегченно вздохнув, Дойли нырнул за камни и побежал к командному пункту роты.

– Ну что, сержант, плохо дело? – лейтенант Фишер начал с самого главного.

– Плохо, – сержант кивнул. – Без авиации не обойдемся.

– Знаю, – лейтенант кивнул. – Наша задача оторваться от противника и дать авиации возможность нанести удар.

– Отступаем, лейтенант?

– Да, – Фишер кивнул, – объясняю план. Вы с взводом перемещаетесь на запад вдоль русла реки. Мы отступаем на юг, вы прикрываете фланг. Таким образом, мы оторвемся от партизан и дадим летчикам возможность полить их напалмом.

– А не опасно? Нас могут отрезать.

– Не успеют, – Фишер покачал головой, – самолеты уже в воздухе. Выполняйте, сержант!

– Есть, сэр!

Сержант пробрался к своему взводу, внимательно осмотрел все пути отхода и скомандовал:

– Ребята, внимание! На счет «три» прекращаем огонь и бегом за мной! Раз, два, три!

Они, прячась за камнями, кинулись вверх, вдоль русла.

Сначала все пошло по плану. Вьетконговцы еще некоторое время обстреливали опустевшую позицию, а затем разгадали маневр и с громкими криками кинулись вперед. Сержант усмехнулся, выждал немного, а потом сам лично начал поливать оставленную позицию огнем из пулемета. Сбоку ударила вся рота. Вьетнамцы смешались и отошли. Тогда и лейтенант Фишер спокойно отвел своих.

– Ну, сейчас им устроят костер! – Сержант хихикнул. – Будет много жареных тушек.

Однако минуты шли, а в воздухе было тихо. «Фантомы» не появлялись. Осмелевшие вьетнамцы вылезли из нор и двинулись вперед, отрезая взвод от основных сил.

– Черт! – сержант выругался. – Что за дерьмо! Они же сейчас нас в клещи возьмут!

Взвод открыл огонь, но его сил явно не хватало.

– Роту, вызови роту! Лейтенант! – Сержант громко кричал по рации. – Лейтенант, где авиация? Что? Это приказ? Дерьмо… Да, сэр!

– Ребята, – срывающимся голосом сержант обратился к бойцам, – авиации не будет. Вообще никакой. Пробиваемся к нашим и уходим отсюда!

– К вертолетам?

– Вертолетов тоже не будет. Ничего не будет! Сматываемся!

Но это было проще сказать, чем сделать. Вьетнамцы, казалось, лезли изо всех щелей. Американцы бежали и отстреливались, а маленькие солдаты все приближались. Их узкоглазые, искаженные яростью лица казались очень страшными. Сильвестр оборачивался и стрелял. И сержант стрелял. Его знаменитый нож для перерезания глоток нелепо болтался на поясе, мешая двигаться. Сержант выхватил его, и в глазах, глядящих в разные стороны, вспыхнуло безумие. Но тут за спиной раздался хлопок гранаты, и взрывная волна ткнула его носом в песок.

В этом бою до ночи дожила только половина солдат его роты. Лишь полевая артиллерия смогла остановить наступление косоглазых. В открытом бою, без прикрытия техникой, американцы отнюдь не были сильнее вьетнамцев. Санитары подбирали раненых и выносили убитых. Сильвестр не получил ни малейшей царапины. Он только икал и трясся, как тогда, когда убил первого вьетнамцы. Сержант Дойли, которого солдаты выволокли с поля битвы, тоже икал и трясся. Это была уже четвертая его контузия, и мозг, привыкший к сотрясениям, не претерпел значительных изменений. Все шло своим чередом.

***

Капитан американских военно-воздушных сил Джеральд Блай понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее, когда увидел молнии серебристых ракет, устремившихся к его звену, и не смог сманеврировать. Мощные воздушные взрывы выбили из строя еще три самолета, а он сам, прижимаясь к земле, пошел в сторону базы. Самолет получил небольшие повреждения и нечетко слушался рулей. База постоянно вызывала его, а он не знал, что докладывать. Начиналась настоящая война. На своих крыльях Блай вез в полк настоящую войну и настоящий страх. Самому себе, командованию, летчикам и в их числе младшему лейтенанту Мюррею.

До того война была неприятной, но не страшной. Берешь бомбы, летишь, бомбишь, возвращаешься. Первый раз Мюррей испугался, когда рассматривал простреленный «МИГами» самолет Джойса. Но это был еще не страх, это был испуг. Первый настоящий страх пришел только сейчас, когда с задания вернулся один капитан Блай, да еще вернулся так, что не смог с первого раза посадить машину. Когда остановилась турбина, он вылез из кабины и, не говоря ни слова, сразу пошел в штаб. Не переодеваясь. Как был, в перегрузочном костюме и шлеме. А потом из кабины появился его оператор. Тот не пошел никуда, а встал на колени прямо под самолетом, поцеловал землю и начал истово креститься.

Мюррей не знал, что произошло. Но, взглянув на Блая, а потом на оператора, он тоже опустился на колени и перекрестился. Давно он этого не делал. Последний раз он читал молитву в пансионе. А вот тут вспомнил первую попавшуюся и, стоя коленями на жестком бетоне, одними губами шептал священные слова. К нему подошел Макинтош и тоже опустился на дорожку.

В связи с этим случаем боевые вылеты прекратили почти на неделю, ограничиваясь только полетами над Южным Вьетнамом. Командование сразу засекретило все подробности вылета Блая, и он сам куда-то исчез. Но в полку ходили упорные слухи, что вьетнамцы применили новое оружие, которое им поставили то ли русские, то ли китайцы.

На шестой день их всех собрал полковник Уилсон. Рядом с полковником, вне строя, стоял Блай. Видно было, что он нервничает. Впрочем, полковник тоже утратил часть своего спокойствия. Покачавшись с пятки на носок, он начал речь:

– Господа офицеры! Противник применил новое оружие, зенитно-ракетные комплексы. Наша разведка ранее сообщала о наличии таких комплексов у Советского Союза. Но мы не думали, что русские осмелятся применить их в этой локальной миротворческой операции, противопоставив воздушным силам Ограниченного контингента. К сожалению, наглость противника превзошла все ожидания. Презрев слова Президента, Советский Союз в очередной раз вмешался, не получив никаких санкций ООН. Поэтому силам поддержания мира… А… – Уилсон запнулся, махнул рукой, пожевал губами и немного помолчал.

– Что это я… Начиная с этого дня, боевые вылеты будут представлять серьезную опасность. Тем почетнее наша миссия. Да, у нас есть потери, но с ракетами тоже можно бороться!

Уилсон снова задумался.

– Центральное разведывательное управление подготовило подробный доклад об известных технических характеристиках комплекса. К сожалению, русские окружили их секретностью, и многие попытки получить информацию не увенчались успехом. КГБ готовило нам сюрприз. Нельзя сказать, что он не удался.

Стоявшие «вольно» офицеры переглянулись. Уилсон вытащил блокнот, перелистал его и продолжил.

– Мы выяснили основные недостатки комплекса. Ракеты у него мощные, но тяжелые. Маневренность плохая. Поэтому если летчик замечает старт ракеты, от нее можно уйти резким маневром. Пуск ракеты хорошо заметен. Для разгона на начальном этапе используется мощный пороховой ускоритель. Его срабатывание и отстрел видны с воздуха. Так что внимание вас спасет. Да.

Полковник говорил твердо, уверенно, со знанием дела. Мюррей увидел, что на последних словах Блай посмотрел на Уилсона и отвернулся.

– Проведя исследования, военные инженеры предложили следующий маневр. Увидев пуск, летчик должен направить самолет непосредственно на ракету и лететь так двадцать секунд. Считаем: «Миссисипи-один, Миссисипи-два, Миссисипи-три…»

Полковник считал, а Мюррей вдруг живо представил, как он доворачивает машину и ведет ее навстречу тяжелой зенитной ракете. И как эта ракета рвет на куски самолет вместе с ним. Так же, как она уже порвала пять самолетов.

«Заткнись!» – хотел крикнуть Мюррей, но лишь тихо пошевелил губами.

– Миссисипи-десять, Миссисипи-одинннадцать… – считал полковник.

Ракета летела Мюррею прямо в лоб. Это вам не букашек напалмом поливать! Это начиналась настоящая война.

– Миссисипи-двадцать! – закончил полковник. – Берете ручку на себя вертикально вверх, а затем горку, переходящую в пикирование. И все. Ракета пролетит выше. Показываю еще раз.

Полковник снова начал считать, и спина Мюррея вновь покрылась холодным потом.

– Вопросы? – спросил Уилсон, закончив демонстрацию маневра.

– Есть. Полковник, вы уверены, что маневр поможет?

– Уверен.

– Данные, на основе которых маневр рассчитывался, проверенные?

Полковник задумался, а потом честно ответил:

– Не знаю. Может быть, эти данные побывали в руках КГБ. Еще вопросы есть?

– Да. Полковник, кто-нибудь кроме капитана Блая, вернулся из столкновения с ракетами?

– Нет, никто больше – нехотя произнес полковник, – и других вылетов еще не было. Проверить теорию маневра придется нам. Сегодня начинаем тренировки. Разойдись!

Строй распался. Мюррей развернулся и хотел идти, но его остановил окрик Блая.

– Лейтенант Мюррей, останьтесь!

Мюррей остановился и замер перед капитаном. Блай подошел к нему, обвел глазами асфальт вокруг, будто всматриваясь в тени погибших летчиков, и поднял взгляд.

– Учить вас буду лично я.

– Есть, сэр! – Мюррей щелкнул каблуками.

– На завтра назначена операция по штурмовке ЗРК. Она поручена мне.

– Есть, сэр! – снова ответил Мюррей, внутренне холодея от неприятного предчувствия.

– Вы будете в моей группе. Рядом со мной. Вот теперь можете идти.

Мюррей козырнул и медленно пошел к ангарам.

***

Весть о том, что в ходе одного боя сбито пять самолетов, причем два из них – одной ракетой, распространилась среди вьетнамцев с ураганной скоростью. Солдаты, даже стоя на посту, даже в присутствии командиров громко обсуждали такую новость и при этом подпрыгивали от радости. После обеда, когда убедившийся в полном отсутствии противника Рузаев объявил отбой, они устроили митинг.

Работал и «беспроводной телеграф». Слухи распространялись мгновенно как среди солдат, так и среди крестьян. Поэтому на митинг явились не только солдаты, но и крестьяне ближайших деревень, которым было тоже очень и очень интересно.

– Товарищи! – митинг открыл известный Рузаеву Аунг Сан, – дорогие товарищи! Долгое время мы терпели налеты американской авиации, не всегда имея силы дать отпор. Наконец-то положение изменилось. Благодаря усилиям коммунистической партии, благодаря руководству товарища Хо Ши Мина, благодаря советским товарищам мы наконец-то сможем рассчитаться с ними за все то горе, которое они принесли нам.

Толпа слушала его, затаив дыхание, и лишь изредка прерывала выступление радостными криками.

По дороге, одной из тропок «тропы Хо Ши Мина», совершенно не маскируясь, плотной цепью ползли грузовики. Их водители уже знали, что их прикрывают «советские», и что теперь ни один «ганшип» не посмеет подняться в воздух. Водители ехали днем, пели и не следили за небом.

И как апофеоз перелома войны, на позицию явился Шульц. Конечно, если бы он приехал на машине, ему тоже были бы рады. Если бы он приехал верхом или на рикше, или даже пришел пешком, ему все равно были бы рады. Но он явился на вертолете. Это было неслыханно. До сих пор право летать на вертолетах имели только американцы, для которых вражеский вертолет был удобной мишенью. Здесь же Шульц прилетел, не боясь и не прячась, а пара «МИГов» сопровождения тут же отправилась ловить штатовские «вертушки».

Шульц вошел в командный пункт, сгреб Рузаева в охапку и долго обнимал его, хлопая по спине.

– Ну, спасибо, Георгий Семенович! Вот порадовал! Спасибо за успех.

– Служу Советскому союзу!

– Я уже написал рапорт. Генерал Воробьев представляет вас к ордену. Высокая, но заслуженная честь.

– Спасибо. А что слышно о пополнении?

– И это есть. У вас завтра соседи разворачиваются.

– Всех американцев перебьете? – спросил неожиданно появившийся Тхи Лан.

– «Не горюй, у немцев это не последний самолет!» – ответил Рузаев цитатой из «Теркина».

Шульц сразу посерьезнел.

– Не обольщайтесь. Американцы выработают новую тактику, и победа не дастся так легко.

Шульц улетел следующим утром, поздравив всех и приняв поздравления. Рузаев внимательно следил за воздухом, но прижатые к земле и к палубам авианосцев самолеты так и не рискнули взлететь. Кашечкин начал жаловаться, что от скуки и дождей он начинает покрываться плесенью. Дорога кипела. Партизаны оживились. Вьетнамцы радовались.

***

Американские самолеты не появились ни на следующий день, ни через день. Вся авиация США пять дней не беспокоила воздушнее пространство Демократической республики Вьетнам. И только на шестой день Рузаев получил новое целеуказание.

На этот раз, видимо, американцы поняли, с кем имеют дело, и решили направить атаку не на Тропу, а непосредственно на дивизион. Хорошо известная тактика, использованная еще в годы Второй мировой войны, когда штурмовики сначала уничтожают средства ПВО, а затем уже атакуют объект. Используя свой прежний опыт, американцы снова шли плотной группой, на большой высоте.

Кашечкин внимательно следил за их победным маршем и красивыми маневрами. А затем Рузаев всадил сразу две ракеты в плотный строй и сбил два самолета.

– Курс три-один-три! – доложил Кашечкин. – Выходят из зоны поражения!

Американцы, так и не сумевшие сбросить ни одной бомбы, сменили курс.

– На соседей выходят! – Рузаев сверился с картой.

И вдруг еще одна засветка отделилась от строя и пошла куда-то вбок. Рузаев не видел ни самой ракеты, ни ее разрыва, но понял, что соседи не промахнулись.

– Есть! – радостно вскрикнул Кашечкин.

– Есть! – подтвердил Рузаев и нажал кнопку сирены. Металлический вой, оповещавший личный состав, понесся над дивизионом.

– Отбой? – удивился Кашечкин. – Почему?

– Перебазируемся. – Рузаев начал отключать аппаратуру.

– Зачем?

– Они нас засекли. А я не люблю находиться в укрытиях, о которых знает противник. С войны научился.

– Может, ударим еще раз?.

– Нет. Меняем позицию. Выключайтесь.

Кашечкин вздохнул и обесточил передатчик. Операторы-вьетнамцы вылезли наружу и начали с неохотой откручивать тяжеленные кабели питания.

Несмотря на многочисленность и трудолюбие вьетнамцев, собирались достаточно долго, едва укладываясь в норматив. Неопытные солдаты все время путали какие-то мелочи, и советские офицеры просто не успевали следить за всем. Более того, пока Рузаев и Кашечкин что-то исправляли, командиры и солдаты кучей толпились вокруг и давали советы, а на все попытки расставить их по местам разражались потоком искренних недоумений. Апофеозом сборов стали попытки зацепить тягачом установку с еще не убранной антенной. Вьетнамский командир утверждал, что и так сойдет, в дороге не помешает, а при развертывании все будет хорошо и быстро.

Когда тронулись, все тоже шло вкривь и вкось. Водители не умели двигаться синхронно, все время рвали колонну. Машины чуть не сталкивались, после чего водители останавливались, вылезали из кабин и начинали кричать друг на друга. Затем к ним присоединялись операторы, которые вылезали из кузовов для поддержки своих водителей. Начинался галдеж, пресечь который мог только личный авторитет полковника Тхи Лана.

И все же эта колонна новейшей техники, скрипя и шатаясь, двигалась вперед, ведомая железной рукой Рузаева. Да, люди были малограмотны и неопытны, но они горели ненавистью к врагу и феноменальным упорством. Рузаев командовал. Кашечкин учил. Тхи Лан заставлял.

На место прибыли уже в темноте, но вьетнамцы и слышать ничего не хотели об отдыхе. Они упорно делали и делали свое дело, пока станция не была снова развернута, и Рузаев вновь поразился их упорству и трудолюбию.

Тем временем в джунглях догорала половина авиаполка, гордости американских ВВС. Неустрашимая штатовская авиация ранее сметала все на своем пути. Но сейчас, в эту минуту, маленькие желтолицые солдаты прекратили ее полеты и заставили американцев воевать по своим правилам. Это была победа духа.

Только прибыв на место, Рузаев узнал, насколько он был прав с этой спешкой. Сразу после того, как их дивизион сбил самолеты и начал изнурительный марш, другая эскадрилья обнаружила позицию соседей, понадеявшихся на второй залп, и четко и грамотно атаковал ее.

***

Капитан Блай, как и обещал, сам повел в бой свою эскадрилью. Точнее, нет, не свою. Его эскадрильи не существовало, единственными ее представителями были Мюррей и Макинтош. Вторая пара была временно придана им для поддержки.

Вторую эскадрилью вел майор Скотт. Полковник Уилсон выбрал его как самого опытного командира, а потом заперся с ним в кабинете и долго-долго разговаривал. Наверное, в этих разговорах был какой-то смысл, но уверенности Мюррею они не придавали.

Пока полковник Рузаев, опытный воин, срочно перебрасывал свой дивизион, Блай и Скотт атаковали соседний дивизион. Как и отрабатывали на учениях, группа Скотта шла на средней высоте, плотным строем. Точно как на учениях, Скотт навел свою группу на то место, где в прошлый раз фиксировались пуски ракет. Он внимательно следил за воздухом, а оператор впился в окуляр наблюдения земли.

– Сомкнуть строй! Уменьшить дистанцию!

Скотт был мастером пилотажа, и от своих подчиненных требовал того же. Группа, готовая к бомбометанию, шла на цель. Но цель не обнаруживала себя.

– Трусы! – выругался майор. Под крыльями расстилалась безбрежная девственная зелень. Разглядеть сквозь нее позицию было немыслимо. Скотт решил отбомбить не цель, а площадь, и, красиво накренив самолет, начал разворот. Как и положено по инструкции, на высоте три тысячи футов.

Вот тут-то джунгли и ожили. Ракеты били практически в упор, и из всех пилотов один только Скотт успел взять ручку на себя.

Это в фильмах пилот самолета сначала долго препирается с командным пунктом по поводу пуска ракет, а потом одним нажатием кнопки уводит самолет от опасности. В реальном бою счет идет на секунды, на разговоры времени нет. Время остается на одну-единственную команду, на один-единственный маневр. Скотт успел скомандовать, и звено рванулось вверх.

Перегрузка вдавила Скотта в кресло так, что захрустели кости, затрещали силовые элементы фюзеляжа. Хрустнули и прогнулись крылья, а сам самолет стал в пять раз тяжелее. От дикого напряжения мышцы, как вода, стекли с лица пилота, обнажив рельеф костей. «Фантом» свечой пошел вверх, а потом Скотт, как и учили, завалил его на бок, навстречу ракете. И когда машина вышла из виража, в строю осталось два пустых места.

– Следовать прежним курсом! Уходить! – скомандовал Скотт оставшейся паре, а сам начал закладывать пологий разворот.

– Дерьмо, гребаное дерьмо! Я вас прикончу! – Скотт хотел отойти в сторону, развернуться и ударить-таки по обнаружившей себя цели. Он выровнял машину и начал понемногу набирать высоту, когда мощный взрыв прямо впереди буквально разломил машину. Чудом оставшаяся целой кабина пилота пролетела сквозь облако дыма, закувыркалась, задрожала. Майор Скотт сбросил фонарь и рванул ручку катапульты.

Блай, шедший вторым эшелоном, видел, как две ракеты ударили в эскадрилью Скотта и вырвали из нее самолеты.

– Вниз! Чарли-первый, всем вниз!

Опытный вояка, Блай интуитивно понял, что извечный враг летчика, земля, на этот раз сможет их прикрыть.

– Чарли-первый, рассредоточиться!

Шесть машин прижались к земле, пошли на высоте не больше сотни футов, тремя парами на большом расстоянии. Мюррей, шедший сразу за Блаем, вцепился в рукоятку. На малой высоте «Фантом» стал очень неустойчивым, и Мюррей тратил все силы, чтобы также плавно и красиво, как Блай, огибать все складки рельефа.

Блай вел звено на предельно малой высоте, разомкнутым строем. Это была его личная игра со смертью, находившей его и снизу, и сверху. Для жизни оставался узкий коридорчик, и Блай вел по нему Мюррея и других ребят.

Сосредоточившись на пилотировании, Мюррей не видел, что стало со Скоттом. А вот Блай видел. Он точно засек координаты точки, откуда произвели выстрел. Ему понадобилось несколько минут, чтобы вывести эскадрилью из опасной зоны, перегруппироваться и начать атаку. Но он не полез на противника маршем, как Скотт. Он снова нырнул к земле.

И лишь на подходе к цели он взял ручку на себя так, что чудовищная тяжесть вдавила его в кресло. Мюррей, как пришитый, шел за ним. Остальные две пары следовали на приличном расстоянии.

Навстречу метнулись ракеты, пуск которых был хорошо виден из этого положения. Блай, а за ним и Мюррей, пошли прямо на эти вспышки. Ладони Мюррея покрылись холодным потом, но он считал про себя: «Миссисипи-один, Миссисипи-два…»

Сверкающие сигары ракет летели ему в лоб. Раньше убивал он. Теперь убивали его. Закон войны.

«Миссисипи-двадцать…»

Обе ракеты ушли в землю, вспыхнув белыми облачками дыма. Путь впереди для второго атакующего звена был свободен. Янки с первого же захода высыпали все бомбы точно на дивизион, а затем вторая и третья волна долго месили позицию. Ни один самолет не сбили. Позже выяснилось, что зенитная артиллерия все же не дала янки отбомбиться как следует. Оборудование наполовину вышло из строя, погибло несколько солдат, но сама станция не пострадала, а командир, хоть и раненый, остался жив.

Мюррей поднял нос «Фантома» у самой земли и почувствовал легкий толчок. Кассеты с бомбами пошли на цель. Блай тут же начал набор высоты, чтобы зайти второй раз. Сзади, по их наводке, подошли «Чарли-второй» и «Чарли-третий». Они не стали бомбить, пока не развеялся дым, а прошлись по цели из пушек и пулеметов. Затем они сомкнули строй и пробомбили еще раз.

Над горящей позицией летели вверх пулеметные трассы, стреляла какая-то пушка. Блай хотел было зайти в третий раз, но стекло его кабины треснуло, пробитое пулей. Они шли так низко, что их задевал пулеметный огонь.

– Мы еще встретимся!

Блай покачал крыльями и взял курс на базу.

Так началась невероятная схватка двух сил. Сошлись хваленая, победоносная, суперточная американская авиация и знаменитая стальная советская противовоздушная оборона. Сошлись, сжав захват на горле друг друга, и тем самым оставив наземные войска справляться собственными силами. Чем не замедлили воспользоваться вьетконговцы, ведя войну на истощение со знаменитыми зелеными беретами. С вьетнамским партизаном в родных джунглях справиться не так-то просто. А в небе тем временем развернулась своя битва, со своими победами, своими бессонными ночами, по своим правилам. Она захлестнула Рузаева, Кашечкина и Шульца с головой.

***

Кашечкин на боевом дежурстве даже часы отдыха проводил в командирской кабине. Лежа на соломенной циновке, после очередного сбитого над «тропой Хо Ши Мина» янки, он писал письма. Писал он их не на бумаге, а исключительно в уме.

«Дорогая Света, здравствуй!»

Василий подложил руки под голову, потянулся и продолжил:

«У меня все очень хорошо. Американцы присмирели, и летать боятся. Командир мой, Георгий Семенович, замечательный человек. Он настоящий герой и его представили к ордену. Надеюсь, когда-нибудь наградят и меня…»

Кашечкин подумал еще немного, а потом закрыл глаза и захрапел.

Глава 15. Рузаев и Кашечкин охотятся на ганшипы на тропе Хо-Ши-Мина

О, наша месть! Она еще в начале

Мы длинный счет врагам приберегли:

Мы отомстим за все, о чем молчали…

Ольга Берггольц

После первых побед Рузаев не впал в эйфорию, за которой в реальной жизни обычно следует полный разгром. Он понимал, что хотя американцы и испугались, но успели попробовать крови соседнего дивизиона. Пройдя всю Великую Отечественную войну, Рузаев знал, что только теперь начнется игра в кошки-мышки и настоящая боевая работа. Их союзник и их враг – маневр. Обстреляв из укрытия авиационную группу, они вынуждены мгновенно сворачиваться и переходить на другую позицию раньше прибытия специального штурмового звена. Если сменить позицию успевали, то отбомбившееся по ложной цели штурмовое звено получало свою порцию ракет. Но Рузаев понимал, что стоит ему хоть раз опоздать или ошибиться, и порцию ракет получит он сам. Американцы при бомбежке не промахиваются.