скачать книгу бесплатно
– Давай уж, иди, – хлопнула Элла его по спине, – да приходи скорей, скучно без тебя.
Колосок пошагал по жёлтой дороге, переходя через аккуратные мостки там, где камни расходились перед небольшими, в локоть или два, трещинками. В голове строились планы, вспыхивали лица Дедала, Стерона, отца, Эллы, вставали размытые картины предполагаемых деталей механизмов, воображение накладывало на это месиво радужный флёр красот Страны Снов, не желая мириться с осознаваемой разумом сложностью затеи.
Но куда уйдешь без мечты там, где тебя окружают скалы да кипящее море вокруг, а родная земля уходит из-под ног? Куда без веры в светлое будущее там, где пепел сгоревших недр грозится заменить собою золотистые лучи на приветливом голубом небе? Расчёт и бесстрастная сухая логика не даёт поблажек в расчётах на выживание человека разумного и его народа. Однако не будь они ведомы верой и силой духа – человек ещё рассчитывал бы правильный угол удара кресала по кремню.
Отцовский дворец проявился вдали зеленовато-призрачной аурой над башнями, когда принца остановил царский посланец. Запыхавшись, он склонился перед Колоском и подал ему слабой рукой царский указ.
Колосок развернул свиток, пропустил официальную шапку, вырисованную красными чернилами, глянул на сам текст.
«Настоящим повелеваю образовать опытное строительство корабля для возможного расследования безопасных земель для…»
Дальше Колосок читать не стал, усмехнулся себе: отец пытается сохранить спокойствие и всё еще боится осознать неизбежное. Формулировки слишком обтекаемы, несвойственны для него, словно за плечом стоял дипломат капи. Но это неважно. Кто распорядитель? Колосок глянул в конец свитка. «Царевич Прометий». Спасибо, папа. Я знаю, сколького тебе это стоило…
– Блага тебе!
Посланец умчался, а Колосок постоял минуту посреди небольшого бора, легко колышущего ветвями. Он добился своего, и теперь, только теперь мурашки пробежали холодными иголочками по спине. Ты хоть понимаешь, что ты затеял, Колосок? Понимаешь, что затеял?
Колосок мотнул головой, сбросив навалившуюся мысль, и упрямо зашагал по направлению к дворцу.
Отступление шестое, 9211 лет до рождества Христова
Ар в одной набедренной повязке и бандане из щучьей чешуи на голове устало брёл по зеленому месиву скользких стеблей и листьев, отмахиваясь от назойливых мух, что налетали сослепу на грудь Ара и падали на зелёный мох. Саванна была недавно обильно полита дождём, воздух был влажный, словно дождь продолжал мелкими каплями висеть в воздухе взвесью. Ар знал – сейчас Солнце взойдёт выше, водяная взвесь превратится в пар, и идти будет почти невозможно. Поэтому Ар смотрел по сторонам, тыкал длинной прямой палкой в кусты, стараясь разглядеть безопасное место для отдыха.
Ару повезло – за два дня ни один хищник не добрался своими зубами до его горла. А это теперь, когда он изгнан из племени, было несложно – беры, племя Ара, не было охотничьим, и взять с собой острый кусок обсидиана ему позволено не было – они и так дорого доставались.
Беры были племенем рыболовов. Ар хорошо ловил рыбу, он знал, где она живёт и как скрывается, знал, что ловить лучше во время дождя и знал, как ставить силки. Племя не ходило далеко – лишь от одного места, где рыба давалась в руки, до другого. Между саваннами – далёкой и близкой – лежала большая река, окружённая топкими, по колено, болотами. Где-то там, откуда дули ветры, река распадалась на много рек, но там жили другие племена, и Ара с сотоварищами выгнали бы палками за бесцеремонное вторжение.
Ара ценили… Однажды он кинул в воду острую палку, и она вонзилась в бок метровой щуки. Так не мог никто. Поэтому, несмотря на то, что Ар был болен, ему оказывалась помощь, ему давали хорошие куски с рассыпчатой икрой, женщины не обходили его взгляды вниманием. Но детей от него рожать опасались, боялись, что болезнь перейдёт и к ним, и Ар жил под шкурой один, словно дряхлый старик.
Болезнь Ара заключалась в том, что он издавал горлом и губами странные звуки. Это были не хриплые выкрикивания или короткие слоги речи беров. Длинные, постоянно меняющие тональность, имевшие разную длительность, эти звуки плавно перетекали один из другого, и услышавшие их останавливались, забывав о своих делах, и впитывали с наслаждением. И звуки заставляли их вспоминать о былом, иногда – плакать, иногда – тревожно насторожиться… Но никого не оставляли равнодушным. И когда вождь понял, что странные звуки Ара имеют часто большую власть над вниманием людей, чем его собственные приказы, диагноз был поставлен немедленно.
Никто не думал, что Ар может заболеть ещё больше. Обычно как бывало – вёрткий аллигатор, притаившийся в болоте, откусывал ловцу ногу. Ловец кричал, аллигатора прогоняли или забивали, и на всю короткую жизнь нога как была обрубком, так и оставалась. Не укорачивалась сама по себе.
Но однажды вождь застал сгорбатившегося на куче песка Ара за занятием, не имевшим никакого отношения к рыбной ловле. Законы племени требовали отобрать у провинившегося женщину. Женщины у Ара и так не было, но и занятие было столь исполненным абсурда, что оставлять Ара в племени вождь боялся – вдруг эта зараза похожа на ту странную сыпь, что время от времени поражала всё племя и потом сама собой уходила без следа?
Ар рисовал палочкой на песке какие-то несуразные чёрточки. На вопрос вождя, зачем это нужно, Ар сказал, что он хочет нарисовать на песке старинные легенды клана. Вождь аж шарахнулся на шаг назад – сумасшествие так ясно сквозило во взгляде и безумных словах улыбающегося Ара, что вождь почти что ощутил зловонное дыхание своей недалёкой смерти.
Ар с сожалением покинул занятие, направившись к небольшому, почти не заболоченному узкому руслу, где он вчера видел в воде широкую тень плавуна. Но путь ему нерешительно преградили Нук и Карс с обсидианами в руках, за спинами которых прятался вождь в своём постоянном ожерелье из обглоданных рыбьих скелетиков.
– Ар, мы хотим тебе сказать… – сказал Карс с обеспокоенным выражением лица, но дальше не продолжил и посмотрел растерянно на Нука. Тот собрался с духом и протараторил:
– Согласно законам племени ты изгоняешься за его пределы, и нога твоя больше не ступит в нашу воду, и зуб твой больше не коснётся нашей рыбы, и рука твоя больше не коснётся спины нашей женщины. Уходи сейчас!
И Ар понял, что объяснять бесполезно. Он на самом деле даже не знал, как начертить легенды племени. Вождь спросил, чего хочет Ар, – Ар ответил. Но теперь уже поздно. Поэтому Ар с грустью расставания на лице повернулся и пошагал прочь, вглубь саванны. На прибрежные наделы других кланов беров ему тоже ходу не было.
И наконец, когда солнце уже стояло в половине пути до зенита и через прорехи в зелени резало по глазам острыми жёлтыми ножами, Ар увидел чёрные пятна вдалеке справа. Разломав ветви папоротника, преграждавшие путь, он увидел огромную груду камней и, немного справа, небольшую рваную чёрную дыру в земле.
Ар с наслаждением прижался всем телом к тёмной прохладе и застыл на несколько секунд. Всю жизнь бы стоять здесь и ни о чём не думать… Но этого надолго не хватит. Ар знал, что через час Солнце ударит горячим молотом теперь уже сверху.
Дыра привлекла внимание Ара. Она не в земле – в камнях. Значит, не нора? Ар опустился на четвереньки и внюхался. В дыре воняло сыростью и ещё каким-то запахом, который Ар не знал. Нора, расширяясь, уходила вдаль и немного вглубь. Пока Ар полз, темнота всё более охватывала его, пока, за заворотом, глаза не перестали видеть. Здесь Ар лёг на живот, поворочался немного и собрался заснуть, но случайно его глаза уловили в глубине хода призрачный холодный свет, сочившийся так легко, что после интенсивно бьющего солнечного он был еле заметен. Ар покрутил головой и снова посмотрел – нет, не наваждение.
Любопытство пересилило желание закрыть глаза после утомительного перехода, и Ар пополз вперёд. После минуты медленного передвижения по острым камешкам Ар выполз в большую пещеру и растерянно оглянулся. Свет шёл отовсюду, так что стены пещеры и огромные, в рост человека, сталагмиты были отчётливо видны в его тусклом обрамлении. Где-то капала вода. Вода!
Ар мгновенно вспомнил о голоде – два дня, пока он брёл, лишь капли воды с длинных узких листьев увлажняли его рот. Сейчас же жажда снова давала о себе знать.
Ар поднялся, обошёл пещеру, и долгих поисков не потребовалось – доброй магической рукой в одном из углов пещеры был припрятан добрый обед: остатки двух зайцев, на костях которых, уже обработанных чьими-то острыми зубами, висели шматами куски красного мяса с болтающимися полосками жил.
Зайцев Ар раньше едал не раз, а потому, не раздумывая, погрузил свои зубы в аппетитную, плохо поддающуюся, но от этого ещё более соблазнительную мякоть. Пока жевал – смотрел по сторонам и заметил, что свет испускает какой-то странный мох, местами покрывающий стены пещеры. Точнее, не сам мох. Из его пушистого покрова отвисали множество тонких маленьких волосков, которые и светились призывно, приглашая погладить или просто прикоснуться. Ар вспомнил, что отец рассказывал в детстве, что в заповедных местах растёт ехидна – растение, светом приманивающее насекомых и пожирающее их живыми. Наверное, это она.
На костях осталось совсем немного мяса, в животе Ара расползалась приятная теплота, и только он собрался найти капающую недалеко воду, как грозный рык разорвал тишину пещеры.
Ар мгновенно повернул голову и увидел, как в пещеру, ощерясь, показывая жёлто-белые зубы, щуря глаза, входит огромный волк. Серый с проплешинами, по пояс Ара в холке, он стал медленно наступать на Ара, потерявшего дар речи и всю ловкость движений, за которую его так уважали соплеменники.
Еще несколько волчьих шагов – и дыхание волка смешается с горячечным дыханием человека. Тут, в безысходности, и проявилась снова болезнь Ара. Он запел, заныл, неотрывно смотря волку в глаза, песнь смерти, песнь страха, и звуки, дребезжа и переливаясь, многократно отразились от стен пещеры.
Волк вдруг подпрыгнул на всех четырёх лапах, поджал хвост, и, пятясь задом, скрылся в проходе.
Закончивший голосить, Ар ещё полминуты вцеплялся в сталагмит, не смея подумать, что волк не вернётся. Но волк не вернулся, посчитав, видимо, что это занявшее его нору чудовище сошло с ума и опасно – не менее, чем посчитал это трусливый вождь. Ар нашёл лужицу пресной воды, выпил, лёг и мгновенно, еле успев закрыть глаза, уснул с раскинутыми широко руками, лёжа на животе.
Сколько Ар находился в целебном беспамятстве, он не знал – лишённая смены дня и ночи пещера всё так же призрачно светила в полутьме. Очевидно, что волк не приходил.
Ар проснулся, сел, закусил остатками зайчатины, которые начинали уже попахивать, и задумался о своей дальнейшей судьбе. Ничего не придумал и начал бродить по пещере, исследуя закоулки и сталагмиты на предмет подсказки – куда теперь идти, как снова войти в общину?
Ноги вдруг захлюпали в жидкой грязи, словно в мелком болотце. Ар наклонился и мазнул пальцем – палец окрасился какой-то не особо вязкой глиной или кашицей жёлтого цвета. Перед глазами мелькнул вождь, и Ар с радостью осознал, что может наконец-то без лишних упреков предаться своей болезни, благо проплешины между зарослями светящегося мха на стенах пещеры были достаточно обширны, чтоб нанести на них чёрточки.
Ар, радостный, набрал жёлтой грязи в одну ладонь, встал перед стеной и с восторгом и одновременно страхом сделал первый мазок пальцем.
Сначала Ар потренировался – из-под пальца вышел схематический крокодил, схвативший за ногу какого-то его соплеменника. Пририсовал рядом рыбный скелетик. Вождя, значит.
Ар заставил крокодила сожрать вождя! В восторге Ар чуть не заплясал, а потом загорланил восторженную трель, чуть не уронив из руки жёлтое сокровище, что истекало каплями между пальцев.
Наступило время мечты. Ар припомнил и пересказал себе то, что говорила ему мать.
«В старые годы, когда большая река была ещё маленьким ручейком, а крокодилы на ней были огромны и ходили на задних лапах, на большой воде, где нет берегов, жили аталлы, управители земли, неба и всего сущего, и ростом они были как самый высокий ксаф, чей ствол не охватишь руками.
И аталлы умели ходить по воде и летать по небу. Когда гневались – пускали молнии с неба, и виноватый, корчась в муках, умирал, сгорая в жарком огне.
И поссорились однажды аталлы земли и большой воды, и аталл земли поклялся осушить большую воду, а аталл большой воды поклялся затопить землю. И взвились они в небеса, и аталл земли в гневе раздвинул землю, и большая вода стала уходить в вечное нигде. А аталл большой воды сдвинул землю обратно и обратил водяные валы высотой в много ксафов, против аталла земли. И пропала земля, и заплакал аталл земли и другие аталлы.
И оставалась посреди большой воды только одна высокая гора, протыкающая небо как лист араны, и ушли аталлы туда, где была эта скальная твердь.
И сжалился аталл большой воды, видя тоску аталлов по родине, и обнажил многие земли, что под его водой лежали. И пошли аталлы во все стороны света, и стали вести там свою жизнь. И детьми их благословенными стали славные беры, отбирающие добычу свою у малой и большой воды».
На этом месте Ар обыкновенно уже засыпал, и дальнейшую историю, если она была, просто не слышал.
Ар нашел пространство попросторнее и начал выводить схематические изображения волн и кораблей, гор и пропастей, потом подрисовывал аталлам, почему-то со стоящими волосами, лица.
И через четыре часа, уставший от постоянного поднимания руки и набегавшийся к охряному болотцу, Ар отошёл и оглядел своё творение. Чудо! Такой красоты Ар не создавал никогда, даже когда одним движением вспарывал брюхатой щучине живот!
Удовлетворённый, Ар задумал на следующий день нарисовать звуки, которые он научился издавать во время своей болезни. Лёг спать прямо на голый пол, но сон не шёл. Голод с сосущей пустотой в желудке снова рисовал в разуме картины сочащегося кровью мяса или вспученного икрой серебряного бока рыбы. Ар с сожалением поднялся и полез в проход.
В саванне снова неистово светило солнце, Ар аж зажмурился – он отвык от столь яркого света. Решил, что добудет себе какую-нибудь неосторожную крысу – и обратно, в тёмный покой и тишину пещеры. Решил, но…
Но последнее, что увидел в своей жизни высунувший голову из скального хода Ар, – это короткий, как тень птицы, взмах огромной лапы самца гориллы, непонятно зачем стоявшего около скалы.
Ар ушёл в долгую непроглядную темноту, и только его неспетая прощальная песня долгим отзвуком пронеслась по полной жизни и солнца, но безжалостной для бесшёрстного человека дикой саванне.
Глава седьмая
Маленький Семигон с круглыми от восторга глазами, взъерошенными волосами и грязными ногами в кожаных сандалиях бежал, уже почти задохнувшись от усталости, к себе домой. Деревенька Ока уже выглянула из-за пригорка, крайние островерхие дома с круглыми оконцами манили теплом очагов и мамиными жареными корбачками, и желудок Семигона вдруг вспомнил, что не получал пищи, не считая нескольких ягод малины, с самого обеда.
Семигончик перешёл на шаг, постукивая корявой палкой в руке по стволам прилежащих к лесной тропе деревьев. Вот он сейчас расскажет! Семигон смелый, он один побежал на берег океана, перескочил через метровую трещину в земле (мама никогда не узнает), и посмотрел на огромный-огромный дом на острове, который взрослые называли таинственным именем «док».
Мама, однако, не пустила сына на темнеющую уже улицу, к приятелям, да Семигон особо и не возражал – после ужина, пыщущего жаром и запитого большой чашкой ксиланиевого молока, глаза начинали слипаться, а тощее поджарое тело отяжелело. Мама подготовила мальчику последнюю экзекуцию – мытьё ног, на которую пришлось безропотно идти, а потом наполовину донесла его, уже почти спящего, до постели.
Но зато, когда начало светать, отзвенел колокол и первые пастухи ушли с тучей коров на пастбища, Семигон был уже на ногах, быстро схватил со стола, пока не увидела мать, оставшийся корбачок, и был таков!
Приятели, семеро мальчиков такого же возраста, что и сам Семигон, уже собрались на втором этаже полуразрушенного землетрясением сарая и с отчаянными визгами прыгали с трёхметрового чердака в лежащую на земляном полу копну душистого золотого сена.
Семигон, быстро работая тощими ногами, взлетел по лестнице наверх и выкрикнул кодовую фразу:
– А что я видел!
Семь горящих любопытных пар глаз уставились на него.
– Я вчера бегал к доку! – многозначительно сказал он и продолжил, несмотря на скептические, но тихие «Да ладно» и «Все ты врёшь!», – Да, бегал! Он большой, как… небо!
– Да всё ты врёшь! – хохотнул Живер, усевшись на край и болтая ногами, – Небо бесконечное!
– Да сам ты врёшь! – обиделся теперь Семигон, – Вот, смотри!
Он показал на красную вспухшую царапину, идущую от колена вниз.
– Вот, поцарапался об камень, когда через трещину прыгал!
Доказательство, с точки зрения обоих, было безукоризненное, и разговор потёк дальше.
– А корабль видел? – спросил Есик, самый маленький из всех, – ему было только четыре года.
– Нет. Он внутри, – с компетентным видом ответил Семигон.
– А мне папа рассказывал, что корабль такой, что в него все люди поместиться могут.
– А мне мальчик Сегори из Ласло, ему десять лет, сказал, что корабль железный.
Ответом тому был хохот.
– Ты что, Рок, объелся корианной с островов капи? Да ты молот отцовский брось в воду и плыви на нём!
Ребята захохотали, а Рок насупился и зло кинул в Живера клок сена.
– Он лучше знает! Его отец работает в доке!
Да, Сегори из Ласло, чей отец тесно сотрудничал с отцом маленького Рока, не соврал. Его отец, кузнец с жилистыми руками и лысой головой, единственный в Ласло умелец по дверным петлям и ключам, а также с помощью прокатного стана выдавливающий тонкие гремящие листы, был прикомандирован на один из островов Плеяд, где выросло несколько зданий верфи, похожей на которую свет ещё не видывал.
Двенадцать миллионов квадратных локтей, почти вся площадь острова Седьмого, была застроена в два месяца.
Сначала верфь рождалась в головах мудрых Дедала и Стерона, инженерные знания которых в сплаве с ребяческой фантазией Колоска начали приобретать определённые формулировки.
Сначала возник вопрос о том, как переправлять людей – морем или воздухом. Дедал отверг воздух – технологическая мысль в его неуклюжих коробках-опылителях полей не была развита настолько, чтобы спасти десятки тысяч человек. Колосок вспомнил, что взвиться в воздух можно и с помощью большого мешка с горячим воздухом. Дедал призадумался, но Стерон его опередил, попросив представить, как тот будет подниматься в воздух, когда раскалённая красная магма из недр земли будет пронизывать воздух до высоты в тысячу локтей. Проект закончился, не успев начаться.
И тогда свой взгляд обратили к вестнику смерти – морю. Наверное, стоило рассмотреть его и раньше, но страх столь недавно взбунтовавшейся пенной воды был ещё силен, и внимание старалось обходить эту заряженную болью потерь область по далёким тайным тропам…
Обходили эту тему и ещё по одной причине – каждый из существующих и возникающих в сознании Дедала и Стерона атлантских кораблей, даже класс 7 или 8, если бы их и было много, подобная стихия разнесла бы в щепы…
В те дни не решили ничего, а потом были дни хорсидов – международных ксиланных состязаний, традиционно проходивших в Атлантиде даже после того, как трещина пролегла посреди тела острова. Сильнейшие жокеи Атлантиды и окружных племён, которые имели возможность отправить своих представителей на скачки, могли показать свои силы в верховой езде, скачках, ксиланной охоте на Втором острове Плеяд, гонках на колесницах и даже вольтижировке. На последних хорсидах, кстати, в гонках на колесницах победил Тор при немалой помощи Колоска, который изобрёл оригинальный способ изготовления этих военно-прогулочных повозок. Но речь не об этом.
Что Стерона, что Дедала было не оторвать от трибун ксиланиума даже под страхом обвала навесов, и лишь Колосок, испытывая отсутствие интереса в отношении ксиланов, не появлялся там ни под каким предлогом. Что позволило счастливому случаю направить мечты и намерения принца в нужную сторону.
В дни хорсидов протекало и другое празднование, что атланты начинали уж и забывать за ржанием пенногубых ксиланов – дни купели. Новорождённых в эти тёплые дни знакомили с отцом-океаном, окунали в небольшие волны, давали напутствие и благословление от самого Тритона (небольшие таблички со стандартным текстом рассылались правительством поимённо каждому младенцу, родившемуся с момента прошлой купели). А потом, в сумерках, когда опущение в воду было совершено, в лёгкие железные миски ставили парафиновую свечу, зажигали её и отправляли в спокойную воду от берега, как знак внимания и признательности океану за долгую и честную службу людям Великого Острова.
Колосок стоял, смотрел на маленькие трепещущие огоньки во тьме, и вдруг его осенило. Металл! Его не сломают такие штормы!
На следующее утро он спросил у Дедала, как всегда склеивающего казеином в своей лаборатории небольшие модели атлантских кораблей, почему никому не пришла в голову сделать корабль из металла.
Дедал махнул рукой.
– Приходила, принц. Как минимум, мне – лет пятнадцать назад. Но тут надо либо вылить корпус из огромной формы, сооружение которой мне представляется маловозможным, либо соединять выкройки металлических кусков корпуса меж собой. Но не было найдено такого крепления, чтобы корабль не развалился на эти самые куски при какой-никакой буре. Вот дерево – да. Это проще.
И только Колосок в унынии собрался выйти из мастерской на свежий, не пропахший клеем воздух, как Дедал сказал отвлечённо, словно пробовал на вкус странные слова, говоримые им же самим:
– Хотя приручили же мы молнию недавно…
Колосок остановился и повернулся.
Они сели, Дедал отложил в сторону модель Корсара «Неустрашимый», оригинал которого собственноручно разбил на тех же Плеядах несколько лет назад, и стали объединять две области, которые ранее никак не вязались друг с другом.
Как и в любой части мира, грозы с громом и молниями нередко посещали голубое полотно небес над Атлантидой. Выбивали искры из упряжи, раскалывали деревья, но в остальном служили потехой деревенским ребятишкам, выбегавшим под проливной дождь и весело сжимающимся в комочек во время жестяных ударов грома. Дедал, который в свои пять десятков не потерял живость ума и любил по-научному поозорничать, заразился идеей вобрать невероятный потенциал молнии в крепкое вместилище, дабы использовать по своему усмотрению и во благо Атлантиды.
Что только не делал – поднимался на баллоне с горячим воздухом в грозовые тучи, стрелял по облакам из пушки, носился под дождём с десятилоктевой веткой кармагона, надеясь поймать ею «серебряное копьё».
То, чем через пару лет всё закончилось, – Дедал разобрался маленько в том, что происходит, и создал чудо-машину.
Два грубых каменных диска с радиусом в десять локтей и отверстием посередине были насажены на каменную же ось. Двое – два человека или же два быка – должны были взяться за ручки на ребре верхнего диска и вращать его на оси. Камни были непросты – на трущихся сторонах были заметны металлические пластины, вживлённые в тело диска. Два кабеля тянулись откуда-то из-под дисков к противоположным сторонам литейной ванны, в которой обыкновенно варили стекло. Сейчас в ней была шихта.
На показательных испытаниях Тритон увидел, как после долгого верчения диска у него самого уже закружилась голова, а в ванне начала поблёскивать стеклянная масса. Результат был налицо, Дедал прямо лучился довольством, и Тритон подошёл поздравить его с новыми открытиями.
– Я надеюсь, мой дорогой Дедал, ты сможешь найти и другие достойные применения этим стихиям. Но почему бы нам не продолжать варить стекло, нагревая массу с помощью газа – разве это не более рациональная трата ресурса человеческих сил?
