скачать книгу бесплатно
Сальдо-бульдо
Андрей Арюков
«Сальдо-бульдо» – первая в мире художественная книга о людях, внедряющих самую известную в мире бухгалтерскую программу «Жёлтый стресс».
Они могли быть кем угодно: менеджерами, курьерами… но они – работающие по вызову программисты. Они общаются, я бы даже сказал, воюют, с представителями «самой скучной» в мире профессии, бухгалтерами. Общение напоминает квест, в котором надо встречаться с различными персонажами и получать от них подсказки и предметы, только в жизни вместо предметов герои приобретают, по большей части, трагикомические эмоции. Они попадают в истории, из которых иногда выпутываются, а иногда нет. Им на пути попадаются колдуны и сектанты, они играют в бильярд и любят музыку, они – обычные живые люди.
В книге нет места компьютерам и программам, зато есть юмор, сатира и борьба с вселенским злом, которым одержимы некоторые индивиды. Книга написана от первого лица и содержит изрядное число лингвистических перлов.
Андрей Арюков
Сальдо-бульдо
© Андрей Арюков, 2023
Часть 1
Затакт
Шопен
«Иногда я могу только стонать, страдать, и выливать моё отчаяние на пианино».
Фредерик Шопен
Май 1985 года. Мне скоро одиннадцать лет. Я болею. Ни один доктор в городе не может поставить диагноз. Совершенно случайно проездом в наших палестинах почтенного возраста эскулап с мировым именем. Попасть на приём к нему нереально. Нереальных вещей для моего отца нет, он в Иране за молочного поросёнка торговался.
Для эскулапа заготовлен ящик с деликатесами: армянский коньяк, вино «Букет Молдавии», пятилитровая банка сгущёнки и конфеты «Гулливер». Эти конфеты, производимые на местной кондитерской фабрике, в городе достать так же сложно, как в Иране поросёнка.
Через день нам ехать на консультацию, а на заводе, где работают мои родители, гибнет непосредственный начальник бати. Похороны ровно в тот день, когда мировое светило готово меня принять. Цейтнот, так что волей-неволей я становлюсь участником похоронного процесса.
Весеннее небо захмарило ещё с утра. Мелкий противный дождь готовится пойти с минуты на минуту. Восемьдесят пятый – последний яркий год империи, вот-вот начнётся пресловутая «перестройка», и привычный мир рухнет.
Людей хоронят торжественно, с обилием речей и обязательно с музыкой. Я заканчиваю четвёртый класс музыкальной школы и уже умею отличать минор от мажора. Оркестр на прощальной церемонии – это не какие-нибудь пропойцы с тромбонами, а самый что ни на есть профессиональный коллектив во фраках и бабочках. Траурный марш Шопена исполняется в нескольких вариациях, и я пытаюсь их сосчитать. Дождь всё-таки полил, и настроение упало до отметки «печальнее печали».
Слова сказаны, гроб заколочен. На полотенцах деревянный макинтош медленно стал погружаться в финальную яму. Зазвучала каноническая версия похоронного марша. Организатор всего этого, профсоюзный деятель, в народе про таких говорят «шустрый, как кокос», решил расплатиться с оркестрантами. Почему именно в этот момент, он потом пояснить не смог. И, поскользнувшись на мокрой глине, деятель упал в могилу, инстинктивно подняв над головой зажатую в кулак сторублёвку. Торчащая над могилой рука с купюрой начала под музыку постепенно исчезать из поля зрения.
Верующие принялись креститься, у женщин подогнулись коленки, кому-то подурнело, кто-то забился в истерическом смехе, а пара бросившихся помочь мужиков тоже не устояла на ногах и свалилась в могилу. Опускающие гроб на полотенцах удержать тройной вес не сумели, пополнив кучу-малу в мокром котловане. И только оркестр играл слаженно и ровно – там были профессионалы своего дела, во фраках и бабочках.
Я протиснулся сквозь иступлённую толпу и убежал на задворки кладбища. Меня начал душить приступ пока ещё не диагностированного кашля вперемешку с надрывным смехом.
С тех пор от подобных мероприятий я стараюсь увернуться под каким угодно предлогом, каждый раз представляя себе злосчастную купюру, траурный марш и массовый истерический припадок… Собственно, почему представляя… раньше существовала традиция – на похоронах было принято фотографировать…
Врач долго цокал языком, поглядывая на большой ящик, который отец поставил в углу. Пока он меня осматривал, родителей периодически сотрясал нервический смешок, который пожилой человек, я надеюсь, на свой счёт не принял.
Очень неуверенно потомок Гиппократа определил во мне коклюш, от которого и прописал лечение морем. А потом родители взахлёб пытались пересказать ему события сегодняшнего утра. Лишь про Шопена помянуть забыли.
Как правило, слабую долю в начале музыкального произведения называют затактом. Я решил, что книга будет похожа на законченную музыкальную композицию, только в ней все части будут перепутаны между собой. А затакт начинается с сильной ноты.
Папуша
«Эти штучки, да какие, – сколько мне их перепало!
А любой другой тебе бы так вломил, что ты б не встала».
Генрих Гейне. «Целимена»
1999 год.
С Кости всё и началось.
Говорят, первая жена от бога, вторая от чёрта, а третья из цирка Дю Солей. В порядок Костиных жён явно вкралось недоразумение более высокого порядка.
Мы познакомились в тот день, когда Константин развёлся, а я впервые в жизни решил жениться. Но если я решил, не сообщив об этом ни потенциальной невесте, ни близким друзьям, ни себе самому, и даже не узнал, по каким дням работает ЗАГС, то оснований утверждать о положительном решении нет ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. В тот день я решил жениться и… передумал, о чём никогда не жалел.
Своим поступлением в медицинский институт Костя подорвал все каноны профессии. Специальность в мединституте называлась… «Программирование». Будущий программист изучал топографическую анатомию, «топочку», и ловил собачку, чтобы вырезать у неё им же пришитый аппендицит. Ловля собачки тоже превращалась в ребус. Пойманный Шариков должен был обладать следующим набором качеств: ни большой, ни маленький; ни белый, ни чёрный; ни тупой, ни умный. Костя справился, но уровень адреналина в организме с тех пор стал зашкаливать. Любой уличный пёс, завидев Костю, воспринимал его как вероятного живодёра и прилагал максимум усилий, чтобы побольнее цапнуть.
Костя выступал за гремевшую в то время команду КВН, пел, играл на гитаре и в творческом зоопарке отбивался о жаб. Жаба – это не то, что вы подумали. Жаба – это девушка. Да, девушка. Которая воображает себя участником художественного коллектива и ездит с труппой на гастроли… но только воображает. Даже если её допускают до массовки или, не дай бог, по пьянке до тела, жабой она быть не перестаёт.
Костю в команде звали Махоуни, более точного определения, положа руку на сердце, и не дашь. Он и внешним обликом напоминал актёра из «Полицейской академии». А я именовал его в глубине души КД100, где сто – коэффициент дружбы и надёжности.
Разрываясь между компьютерами, анатомическим театром, гитарой и КВН, Константин обзавёлся вигвамом и скво. Официальной скво. Как полагается, с законным свидетельством о браке. И стало у них всё общее, как говорил Костяныч, салам-напополам. Огненная вода и трубка мира будут чуть позже.
Костян по ночам начал таксовать, напевая студенческую песенку: «Стены – моя крепость». Он приходил под утро домой, клал на тумбочку помятые купюры и, приговаривая: «Всё в порядке – сахар сладкий», – отправлялся на пару часов в сонное царство. Студенческая семья, ничего особенного.
Костина тёща держала магазин с алкашкой на соседней улице и молодого любовника под боком. С ней было легко и непринуждённо. Если тёща вдруг чего не знала, то, засучив рукава, брала в руки любовно принесённую любовником из детства стопку журналов «Юный техник» и за двадцать минут становилась экспертом в любой, доселе неизведанной области знаний. Тёща хорошо делала два дела: стерегла дружка и гадала всему району на картах Таро. Стоять за прилавком получалось хуже.
Дела шли не очень, и мать её (Костиной жены) наливала всякой пьяни в долг. Когда долги копились и не отдавались, на семейном совете объявлялся рейд, где Костю пытались назначить коллектором.
Я представляю, как кавээнщик ходил бы по алкашне:
– Стук-стук, за долгами пришёл бурундук.
– Твоя тёща своя в доску, лучше кинь мне папироску.
Называя Костину тёщу кровопийцей и проклиная пиявку за скаредность, выпивохи дрейфовали через дорогу наливаться в бутик «Синебот». Денежный ручеёк пересыхал, да и Костин семейный союз начал потрескивать руганью и выяснением отношений. Не доверяя маме, жена рванула за советом к главному областному целителю душ – цыганке Папуше. Витиеватыми вопросами: «Лена кто? Света кто?» – Папуша размотала весь интимный клубок.
Костя ночь напролёт учил цыганский, хотел объясниться с ясновидящей на родном языке, но к утру кроме «Джа по кар» ничего не помнил…
К заявлению о разводе была подколота Папушина резолюция с датой, местом и именем Костиной измены: «Ночь, пятница, автомобиль, Марго». Кто такая Марго, Костик не знал, но крыть аргумент было нечем.
Услышав в тот день от Кости, что его «развела Папуша», я оценил игру слов и понял – жениться рано. Чуть не свезёт, не выстоять мне против папуш. В двадцать пять лет и начался новый жизненный отсчёт.
В порядке вещей, что предисловие никто не читает, поэтому я поместил его после первых двух глав, которые познакомили вас с главными героями и настроили на меланхолическую волну.
Вместо предисловия
В детстве я очень хотел написать книгу, где рыцари путешествуют по замкам, сражаются с упырями, творят добро и завоёвывают очаровательных принцесс. Спустя десятилетия мечта осуществилась. Родился роман. Рыцари приобрели вид простых программистов: Костя почти без страха, я почти без упрёка. Только чудовища никуда не делись, превратившись внешне во вполне благопристойную публику.
На страницах вы почти не встретите слов о компьютерах и программах. Это роман о людях и простых человеческих чувствах: дружба, ненависть, любовь, жадность, зависть, ненависть и месть. Вы станете участником повседневных и праздничных событий: дни рождения, свадьбы, болезни и похороны… И куда же без мистики, шпионов и тайн. Тайн, к которым никто не оставил отгадок.
Книга без какой-либо претензии на юмор, сатиру и сарказм. Всё изложенное претендует на достоверность. Все совпадения закономерно случайны. Авторские ошибки допустимы.
Вам самим придётся пройти по людскому лабиринту, простота которого очевидна, но выхода из него не предусмотрено. Если в нагромождении строчек вам не хватит деталей, то дорисуйте их в своём воображении самостоятельно. Там, где надо самую малость додумать, в тексте стоит многоточие…
Главы я назвал незатейливо – шутейки. Шутейка может быть смешной, грустной, а может вообще не быть шутейкой.
Чтобы получить удовольствие, текст надо читать монотонно-скучным голосом. Без эмоций. Голосом низким, с нотками обречённости.
Почти у каждого в сознательной жизни произошло событие, которое разделило эту самую сознательную жизнь на «до» и «после». Так и говорят: «Это было до переезда». Особо одарённые считают таковым событием свой день рождения. Они отлично помнят, как в прошлой жизни были герцогами и королями. Завидую дикой фантазии. А у меня дежурный послеоперационный бред.
Явь или сон?
Март 1999 года. Операционный стол. Наголо обритая нога. Руки чешутся написать «нагло обритая нога». Тело отключается под воздействием калипсола, я приглушённо слышу мат хирурга, чей скальпель цепляет оставшиеся волоски на колене…
Протянул бы ещё месяц, и костыли стали бы моим постоянным спутником. Но операция ничего не гарантирует – просто шанс.
* * *
За полгода до операции… Окраина города. Заросшее бурьяном футбольное поле. Разрушенный бетон трибун, пара ржавых ворот. Палящее солнце сентября, плюс тридцать, я хочу купаться. Встреча в центральном круге, который последний раз слышал судейский свисток в далёком восьмидесятом году… Мы пожали друг другу руки и разошлись. Афера, которая возможна была только в девяностых. В случае фиаско за бетоном осыпавших трибун найдут моё тело. А если выгорит, лет десять можно не работать.
Полгода практически без сна. Мне сообщили в день операции, что всё получилось.
Наркоз пока действует.
Я открыл глаза. Западает язык. Ходить не могу. Реанимация. Испуганное лицо медсестры. Врач… после меня он резал ещё троих. Зашёл проведать. Всё ясно будет через десять дней…
Десять дней в бреду от боли. Со мной в палате лежит гроссмейстер. Шахматы. Мы играем на равных. Он – чёрными и без ладьи. Я не проигрываю, не имею права. Не имею права никому проиграть. Даже гроссмейстеру, тем более, что он без ладьи. Обмороки, уколы.
Снег, апрельский ветер и одинокий ненужный костыль возле входа больницы. Теперь уже выхода. В запасе тридцать лет. Тридцать лет без боли и куча денег… Я мысленно раскладываю богатство на кучки. Самая большая кучка – квартира в центре, поменьше – синий «Пассат», добавил пару бумажек – на права, ещё пять – на первую аварию, эта кучка маме, и немного осталось для души. Первый раз мне хватило на всё…
Меня ждал раскардаш. Безумный и притягательный.
Часть 2
Аллегро, или Раскардаш
Аллегро – по-итальянски «скоро, бодро, радостно». Первая яркая интенсивная часть музыкального произведения. Несколько лет, пролетевшие в бурном хаосе поступков и желаний. Одним словом, раскардаш.
Первое знакомство
Внемли, читатель, новым чудесам:
В ту сторону все повернули шеи,
И первым тот, кто больше был упрям.
Наваррец выбрал время, половчее
Уперся в землю пятками и вмиг
Сигнул и ускользнул от их затеи.
И тотчас в каждом горький стыд возник;
Всех больше злился главный заправило;
Он прыгнул, крикнув: «Я тебя настиг!»
Данте Алигьери. «Ад»
1999–2001 годы.
В нашей глухомани высадился американский спецназ. Не мифические «Морские котики», а вполне земные существа без дополнительной клешни. Звались они «волонтёрами корпуса USAID». Целей у волонтёров заявлено более чем достаточно, но главная состояла в развале постсоветской медицины в Казахстане. Задним числом могу сказать: справились они с ней более чем блестяще.
Им нужны были кадры с именем, пробивные и беспринципные. Такие люди нашлись. Как принято в разведке, многих использовали «втёмную». Твердолобые болванчики в преферансе, которые должны свято верить – всё, что они делают, идёт на благо. Одним из таких деятелей была Надежда Сергеевна, которую «закинули с парашютом» в Фонд медицинского страхования (ФОМС). Фонд являл собой аванпост борьбы с медициной.
Наденька (фамилия позволяла придумать миллиард прозвищ, но в коллективе её звали просто – Прихехешка) одномоментно отправила всех опытных сотрудников в небытие, назначив на ведущие должности безусых юнцов. После этого я проработал под её началом (и под началом нового начальника Аскара) ровно один день.
Наденька до слёз любила рассказывать две истории. Одну про то, как ходила по больным в качестве участкового врача и «забывала» у них книжку, чтобы потом, вернувшись, обнаружить там денежку.
А вторую историю – про посещение величайшей медицинской научной конференции, где вся профессура в качестве контраргументов задействовала слова из неизданного тома Владимира Даля. После этого слёта Наденька стала не просто изъясняться исключительно на матерном языке, она стала искренне считать, что мат – это повседневный язык медицины.
Хабалка с замашками мальчика-подростка. Не по пути нам. Я ушёл в контору, которая находилась буквально за дверью, и все дальнейшие события происходили на моих глазах. Вместо меня приняли сразу трёх человек, одним из которых оказался Константин. И Костя с первого же дня начал воспитывать нерадивую директрису.
Бывает, Наденька залетает в кабинет – и с ходу матом: «Надо, б…, сделать отчёт, б…, ещё вчера, б…». А Костя в ответ: «Здравствуйте, Надежда Сергеевна».
В очередной раз Наденька залетит – и, прежде чем открыть рот, глядя в честные Костины глаза: «Гм, здравствуйте… надо сделать отчёт, б…». А Костя в эту секунду кивает, закрепляя рефлекс.
* * *
И вот наступил день, когда из самой Америки приехала делегация проверить процесс разложения медицины. Прихехекнутая повела показывать своё обожаемое детище – отдел АСУ (автоматизированная система управления). Американский босс «есть немного понимать русськи». Сотрудники выстроились полукругом, Наденька толкнула небольшую речь и взяла на себя роль проводника в череде рукопожатий:
– Это Аскар, – произнесла она и поперхнулась. Невольная пауза. Американец пожал руку Аскару, следующий на очереди – Костя. Но вместо того, чтобы представить Константина, добавила зачем-то про Аскара: – Начальник отдела. – Костя шагнул вперёд, янки кинулся обниматься: «О, начальник отдела, мне очень приятно», – Костя в ответ, сжимая руку опытного разведчика: «А мне-то как приятно». Наденька начала махать граблями, мол, не тот начальник, совсем не тот, но заокеанская свита зашикала на неё – успокойся, баста, эпизод отыгран…
История с годами обросла дополнительными оттенками.
Костя в этом клоповнике отработал три года, после чего я перетянул его туда, где в течение нескольких лет прошло самое весёлое и беззаботное время.
Наденька со словами: «Умри с миром», – сумела превратить казахстанскую медицину в отголосок ядерной зимы, а USAID потом признали террористической организацией, но позже и в России. А это уже совсем другая история.
Тем временем Костя продолжал работать в клоповнике, единственной отдушиной которого оставался большой отдел АСУ. Что ни сотрудник, то самородок.
А у меня в подчинении – два выпускника факультета информационных технологий, которые брюзжат по поводу русского рока, предпочитая ему лёгкую попсятинку. Очень скоро я потащу бывших студентов на знаковый концерт (как Данила Багров), где они будут громче всех подпевать Вячеславу Бутусову: «Тихие игры под боком у спящих людей».
Лего
1999–2001 годы.
Олежка. Программистов такого уровня можно пересчитать по пальцам одной руки. И то, если предварительно откромсать пару пальцев бензопилой. Талантище.
