Сальдо-бульдо

скачать книгу бесплатно


Настал тот знаменательный день, который по теории вероятности рано или поздно должен был настать. На фирму приняли хорошенькую незнакомку. Юля. Секретарь-референт с обязанностями бухгалтера. Блондинка с ногами богини. В этом я вас как закоренелый ногист уверяю.

Сидит она справа от меня и ест в обед изысканно котлетку. И я такой весь замечательно-суровый:

– Колись, у тебя кактус есть?

– Не-е-ет.

– Сейчас будет.

И торжественно вношу кактус, защищающий от злых духов. Считалось, что кактус поглощает вредное излучение монитора, и каждый уважающий себя бухгалтер обязан на столе иметь коллекцию колючек.

Действовать по принципу: «Нет второго шанса произвести первое впечатление», – это моё. Срабатывает безотказно. Главное, заинтересовать. А Юля думала: «Какой фории ты его сюда припёр».

– А котлетку ты сама пекла?

– Бабушка…

В Караганде находится гостиница «Чайка», где установлены памятные мраморные доски космонавтам, которые жили в гостинице после полёта. Одним словом, всем космонавтам. Загадочная надпись на казахском языке привлекает внимание и возвещает всему миру, что в космос полетел новичок и опытный космонавт. В начале девяностых группа «Дюна» впечатлилась надписью и суровым бытом шахтёрского города. Так и родилась песня про Караганду, где и “жане”, “болды”, но ни слова о космонавтах. К чему это я всё… Бабушка и дедушка Юли всю сознательную жизнь проработали в авиации. Бабушка хоть и была, как говорится, от сохи, но с осанкой и величием королевы. Кремень. В гражданскую из таких получались комиссары, а в мирное время… «Дулю в карман, а сам улыбаешься», – девиз кадрового работника авиации.

Когда бабушка видела по телевизору одного депутата из космонавтов, который запомнился лишь тем, что ежегодно поздравлял с днём рождения президента и предлагал повысить пенсионный возраст, она всегда чуть вздыхала с эффектом причастности: «При посадке-то еле её отмыли». Бабушка – космос, просто космос…

Сегодня у Юли легкомысленное настроение, а завтра мы в контрах и не хило так перекидываемся любезностями. Я Юлю поддразниваю, а она зовёт меня: «Дрюнька-какафунька», – и говорит, что я получу по солнышку. Вместе мы как части настоящего чекиста: у неё чистые руки и горячее сердце, у меня холодная голова. Так и работаем.

Я, конечно, мужчина в самом соку, но для неё, похоже, сок ещё не настоялся. Мне нравятся девушки в тёмных одеждах, а эта, с позволения, красотка носит только светлые колготки.

Через год Юля получит второе высшее образование и захочет пересесть с нашего маленького катера на большой лайнер.

На прощание Юля погадала мне иголкой по руке, сказала, что я спутал ей все карты. Про карты я так и не понял. Красавица уплыла и ничего толком не объяснила.

Если бы каждый, кому я помог найти работу, сейчас бы мне скинул по доллару, я, наверное, дом на Рублёвке смог бы купить. Но я помогал найти работу абсолютно бескорыстно, ведь потом мне и работать с этими людьми, а в расчётах такие никогда не крохоборствовали. Помогая им, я помогал себе. Из рядовых работников, найдёныши, как я называл тех, кому помог устроиться, становились главными бухгалтерами и финансовыми директорами, так что наши связи закреплялись на более высоком уровне.

Про себя, конечно, лучше вообще никому ничего не рассказывать. Но я люблю поведать иногда другим людям пару в высшей степени ужасающих и леденящих душу фактов из своей биографии, чтоб не заблуждались на мой счёт. В плохое легче поверить, нежели в хорошее.

Девятый дан

2003 год.

Звонит как-то Виктория:

– Андрей, наш трест лопнул. Ты же знаешь, с какой я просьбой.

– Лопнул? Я был у вас пять дней назад.

– Дела давно шли плохо. У директора начались нервные срывы, и, чтобы избавиться от проблем, он посетил грейс. Вот где проблемы-то и начались.

– Какой грейс? Его уже лет семь как вычеркнули из списка живых?

– Вычеркнули, жди…

Новое место работы для Вики я нашёл с быстротой молнии. Смазливые и умные бухгалтера на дороге не валяются. Вика – классика по всем трём основным измерениям, чуть припухлый носик и не портящие её веснушки, кровь с молоком, одним словом. В очередной визит она и поведала мне историю падения.

Последние три месяца работали с грехом, даже не пополам, а на три четверти. Медет, так звали директора предприятия, окончил институт в Германии и открыл свой маленький бизнес. Торговал редкостной галиматьёй. Но из-за того, что галиматья была поистине редкостной, покупатели повалили отовсюду. Карагандинское предприятие открыло филиалы в обеих столицах. Под залог недвижимости своей и родственников Медет расширился. И, как это случается, на разные выдуманные должности Медет стал принимать своих никудышных родственников. Одна из племянниц и затащила Медета в грейс.

К сектам в общем и к грейсу в частности у меня очень личный и весьма приличный неоплаченный счёт. Из-за него когда-то погиб очень близкий мне человек. Иллюзий не питаю, все секты мира мне не победить, но я всегда считал своим долгом сделать небольшой взнос в процесс разрушения.

В начале девяностых, в бытность мою студентом, за неимением развлечений мы с несколькими друзьями из спортзала ходили в недавно построенный храм судеб (он же грейс) упражняться в риторике. Храм придерживался межконфессионального подхода, так что встречались там заблудшие овечки всех пород. Обычно после получасового диспута прихожане собирались толпой, и происходило некрупное побоище. Грубо говоря, нам пытались намять холку.

Виктория любит дерзких. Прихожане оказались не из робкого десятка, тем более, что их было раз в тридцать больше, но это как раз тот несправедливый случай, когда сила побеждала коллективный разум. Но потом сектанты прикормили ментов, и наши походы накрылись тазиком из меди.

Лет через пятнадцать грейс признают противоправной сектой и ликвидируют. Паства разбежится по дианетикам и другим храмам счастья, а пока дело живёт и процветает…

У Медета имелась одна особенность – он никогда не смеялся. Больше того, он никогда не улыбался. Такая ходячая учёная бука. Я постоянно предлагал Виктории: «Беги, доведёт он тебя до цугундера». Вика послушала меня лишь в одном, в «магазине приколов» купила ручку с исчезающими чернилами и все документы подписывала именной ей. Через две недели от чернил не оставалась и следа, так что доказать преступный умысел никому бы не удалось.

Платил Медет за работу исправно, а поскольку я ездил туда исключительно из-за Виктории, на отсутствие улыбок можно было и закрыть глаза.

В один прекрасный летний день под неусыпным оком племянницы Медет, как зомби, нетвёрдой рукой открыл сейф и пожертвовал крупную сумму грейсу. Затем сектанты стали проникать в рабочий процесс.

Вика рассказала, что я не видел самую проникновенную сценку из жизни фирмы – утреннюю молитву, ну такую своеобразную, без привязки к богу. А в обед весь офис пел гимн и совершал вокруг здания крёстный ход, приманивая деньги.

– Врёшь. Я сколько раз приезжал к вам аккурат в обед, уж крёстный ход не проглядел бы.

– Директор специально ждал, когда ты уедешь. Он сказал, если ты это увидишь, потом лопнешь от смеха. Лопнешь и всех забрызгаешь. Ответственность-с. Этому в Германии учат.

Не сомневайтесь, я бы лопнул. Дело, конечно, не в моём смехе, а в круге общения. Пара слов, и бизнес бы умер мгновенно, без агонии. А так ещё компания «Медет и K°» успела кинуть партнёров. Пришли партнёры за товаром, а оказалось, пришли к шапочному разбору. Директор подался в бега, а предприятию настал «кирдык и козья морда». Родственники, которые пристраивали туда детей, очутились в щекотливой ситуации – кредиты были взяты под залог и их недвижимости тоже. Я слушал Вику, а память моя начала рыскать по самым потаённым уголкам.

Три года назад, или «проникновение в дианетику»

«Ещё одну минуту,

господин палач…»

    Мадам Дюбарри. Любовница Людовика XV. За минуту до казни

Декабрь 1999 года. Весь мир готовился проводить прошлый век: Миллениум-пати, массовый компьютерный сбой и далее по списку… а я покинул отчий дом и стал жить один. И если еду, нет-нет, мама мне приносила на неделю, чтобы любимое чадо с голоду не умерло, то всё остальное пришлось делать самому.

Но и на маму свалились проблемы, о которых она раньше и не догадывалась. Ей начал названивать представитель «дианетики» и настойчиво так приглашать на собрания. Звонил, а потом начал угрожать. Раздобыть в те годы базу одиноких людей – не проблема, но в каком-то месте сектанты просчиталась. Со мной просчиталась. При моих знакомствах вычислить телефон и дислокацию звонившего труда не составило.

Я отправился взыскивать моральный ущерб. Меня встретили охранник и здание, охваченное камерами видеонаблюдения (невиданная в ту пору опция). Помещение бывшего детского сада, перестроенное и разделённое на несколько офисных блоков. С наскока туда не попасть. Но вы помните, что у меня легион двухметровых стокилограммовых друзей, ещё со времён «грейса». С ними мы и двинулись к сектантам. Подготовились, конечно. Для реализации плана нужно было позарез достать наручники. Выручила одна знакомая, у которой муж работал «дубаком» в исправительной колонии.

Зима, минус тридцать пять. Даже душа леденеет… В телефонном распределителе, который находился почти в километре от штаб-квартиры, я целиком перерубил пучок кабелей, да простят меня жители этого района (я же всё-таки признался). Сотовые телефоны тогда были редкостью, и позвонить с них на «02» не представлялось никакой возможности. Короткие номера появятся гораздо позже.

Так уж устроен человек, что подвоха он меньше всего ждёт именно утром. Охранник в офисе – здоровый лось. Лось в классическом костюме. Здоровый… бабушек пугать. Конечно, никто ему вертуху в бубен заряжать не собирался. Я против телохранителей ничего не имею, но когда ими прикрываются конченные гниды…

Готовясь к визиту, я прочитал все номера журнала «Боевые искусства планеты», где вычитал наиболее верный способ нейтрализации охранника – полоснуть его безопасным лезвием по мотне брюк и дёрнуть за «имущество», после чего останки можно смело загружать в катафалк.

Имелся ещё вариант – газовый пистолет. У нас было две пневматики под «Макарова» и газовик – расчёт на то, что, увидев три ствола, охранник не будет вглядываться. Но, с другой стороны, выстрел из газового пистолета в замкнутом пространстве мог создать очаг поражения, который бы затронул всех «участников процесса». Выстрел также мог заблаговременно насторожить того, кто ни о чём не должен был догадываться.

Это были времена, когда газеты пестрели объявлениями: «Требуется охранник со знанием английского языка». Я потом уточнил у одного предпринимателя, зачем нужен английский? Ответ меня ошеломил: «У нас шлагбаум с пультом управления, так на нём надписи по-английски».

Да, охранник вполне мог оказаться грамотным и образованным. Образованным в абсолютно любой сфере. Но не в этой же?

Помните момент в фильме «Сокровища Агры», когда местный Николай Дроздов грозился скинуть на доктора Ватсона змею, когда тот пришёл к нему за бульдогом Тори?..

В местном зоопарке была куплена по доллару за сантиметр (такие были тогда цены) фиолетовая змея. Совсем не ядовитая. Какой-то заморский ужик. Но я на него всё равно не мог смотреть без страха. А чтобы посадить ужика в карман, и речи не было… На третий день я уже мог брать эту рептилию в руки практически без содрогания.

Войдя в офис, я достал из кармана змеюку и продемонстрировал охраннику, придерживая голову фиолетового аспида, как бы намекая, что сей аспид смертельно ядовитый: «Рыпнешься, я кину в тебя гадюку, противоядия нет».

Вошли друзья. Лось оказался с мозгами, поэтому даже не сопротивлялся. Прикованный к горячей батарее, он был зациклен лишь на одной мысли – как на весу удержать руки так, чтобы не получить ожог.

Охранник был самым слабым местом моего плана, он попросту мог пересекаться с нами на спортивном поприще и опознать по лицу или по голосу. Возможную попытку опознания нивелировал мгновенно одетый на голову чёрный пакет.

А что вы смеётесь, по стандартам КГБ привлекать для подавления мятежа можно силовиков исключительно из другого региона. А то ходил какой-нибудь спецназовец Ваня в кружок авиамоделирования с главарём бунтовщиков Сашей, и в самый ответственный момент у Вани дрогнет рука. На этом каждый третий фильм построен. Нам шаблоны Голливуда ни к чему.

Мы поднялись на второй этаж и предъявились главному дианетику. Дианетик производил впечатление надзирателя концлагеря, к которому пришли с арестом через целую пропасть лет. Он сидел, скукожившись, в своём кресле, как старый, без вкуса и запаха сморчок. Если съесть такой гриб, пользы не будет, только тяжесть в желудке станет мучить всю ночь.

Я вознамерился сморчку сообщить, что явился за остатками совести, готов взять деньгами или натурой. Но не успел ничего сказать, как меня не так поняли. Дианетик начал блефовать, пугать, что нас обязательно найдут, а сам шнырял глазами по сторонам. Одним словом, производил впечатление человека, который обязательно воткнёт нож в спину при первой же возможности – так мне показалось в тот момент. Угадать с трёх нот, что за этим последует, дианетик не сумел.

В айкидо существует прелюбопытный удар. Если его правильно исполнить, то противник непроизвольно вывалит наружу язык. Я несколько лет занимался айкидо, но особых успехов не достиг. А о том, чтобы разучить такой удар, мог только мечтать.

Кабы сэнсэй меня видел в этот момент, то полетел бы в Японию хлопотать о присвоении мне девятого дана… Удар получился спонтанным.

Язык у дианетика был широким, с налётом желтизны. И после первого удара он вывалил своё жало наружу. После второго сморчок собственными зубами перекусил высунутый язык практически пополам. Подвергать свои кулаки чрезмерным испытаниям я не стал, поэтому битой доломал ему челюсть, а также руки и ноги. Ближайший год он если и будет ходить, то только под себя… в обоих направлениях. И кушать будет долго через трубочку.

Разгром кабинета в бюджет посещения не был заложен, в связи с чем я аккуратно достал из кармана отвёртку, раскрутил системный блок компьютера и снял с него жёсткий диск. По кабелю от камеры проследил, где находится сервер видеонаблюдения. Пять минут работы отвёрткой, и все носители информации из небольшой комнатки, где стоял сервер, тоже переместились по новому адресу, в мой карман.

Я снова поднялся к заветренному куску мяса, проверить рефлексы и поинтересоваться отношением к эвтаназии. Рефлексы свидетельствовали, что злодей жив, но от боли немного не в себе.

Есть мнение, что преступник по какой-то причине всегда возвращается на место преступления. Я не был преступником, скорее в своих глазах я был судьёй или палачом, а судьям возвращаться на место преступления противопоказано. Палачам, наверное, тоже.

Жаль, но разрушительные культы на этом не исчезли, глубоко запустив свои щупальца в души отчаявшихся людей. Но после этого активность дианетики в нашем городе поутихла, даже, в некотором роде, ушла в подполье.

И среди моих клиентов будут приверженцы этого учения, но своей принадлежностью к братству при встрече хвастать не станут.

Спустя лет десять с одним идейным лидером секты случится сердечный приступ. Приехавшие «братья» вместо звонка в скорую и оказания первой помощи ускорят его последние минуты тем, что будут таскать бездыханное тело по офису, поднимать и опускать ему руки, крича в не слышащие уши: «Душа выходит из тела, душа влетает в тело». Врачи приедут слишком поздно. Им навстречу выйдут «братья» и вынесут навстречу шарики, в которых, по их утверждению, будет находиться воспаривший в небо клир покойного. Но это совсем другая история.

Раз на одном предприятии скрутило живот, я к бухгалтеру:

– Дайте, пожалуйста, таблетку от живота?

– Я десять лет врачом на скорой проработала, про таблетки «от живота» не слышала.

Врач-бухгалтер, и не такое видали. Принесла какую-то коробку:

– «Ящик от старости», как мы его зовём, выбирайте нужную таблетку.

Дуремар

Таблетки убивают… Самая мрачная страница в хрониках нашей фирмы. Попробую её поведать задом наперёд.

Таблетки, или «Коммерческий цинизм»

2014 год.

Игорь. Мы больше никогда не увидим это с вечным прищуром недоверия лицо, которое периодически переступало порог нашей фирмы. Лицо владело сетью аптек и имело неутолённое желание их автоматизировать. Игорь искал совершенную программу, которая бы учла все его необъятные желания. В природе таковой не имелось, в связи с чем он с одержимостью маньяка приезжал к нам, отнимал целый день, примеривая различные версии программы «Жёлтый стресс» на себя, издевательски потешался над нами и удалялся, чтобы потом вернуться вновь. Клиент от бога, который на протяжении двенадцати лет доводил всю фирму до нервного тика. Но отказать нельзя – слушок пойдёт. Теперь он не приедет. Умер. А мне вспомнился старый анекдот о Горбачёве:

– Будешь над гробом говорить, помни: о покойном либо ничего, либо хорошо.

– Вот и ушёл от нас дорогой Михаил Сергеевич, но это ничего, это даже хорошо.

2011 год.

Сакен. Держал сеть аптек, в том числе имел лекарственный отдел в ЦУМе. Хронически жаловался на нищету, в которой поочерёдно винил своих фармацевтов и программу «Жёлтый стресс». Несколько раз Сакен приглашал меня устранить «причину своей нищеты» в виде некорректно работающей программы, и каждый раз попадал впросак.

За витриной в ЦУМе два молодых фармацевта с кристально-честными глазами. Им не нужна программа «Жёлтый стресс» – вся бухгалтерия ютится в голове. Они закупали аналогичные партии лекарств там же, где и хозяин, и всегда чётко ориентировались, в какой именно карман положить деньги от покупателя: левый – свой, правый – хозяйский. Как только Сакен ни силился их вывести на чистую воду…

Я нанёс очередной визит в тот день, когда Сакен поставил в глубине отдела стульчик, водрузил на него свою тушку и стал фиксировать происходящее. Клиентов пруд пруди, продаж не наблюдается. Вообще не наблюдается. В два голоса фармацевты уверяли владельца, что присутствие в аптеке косматого мужика распугивает посетителей, и он не выдержал – сдался.

Ах, если бы он знал истинную причину отсутствия продаж. На вопрос: «Есть ли у вас аспирин?» – наряду с ответом «да» покупатель от фармацевта получал такую ошеломляющую гримасу в стиле Луи де Фюнеса, что всякое желание отаблетиться в этом месте пропадало начисто.

Через год Сакен уснул последним сном с зажатым пузырьком нитроглицерина в одной руке и пачкой денег в другой. Он горел желанием этим что-то сказать, но виду не подавал.

В детстве я читал повесть Станислава Лема «Условный рефлекс». Между прочим, там имеются строчки о том, как студент сдал экзамен, ничего не смысля в предмете. Преподаватель придумал для описания обыденных вещей собственные термины, которыми и оперировал на лекциях.