Реальность текста

Помимо вопросов о том, что и как передается в рамках традиции, немаловажен вопрос о том, кто передает, кто является субъектом традиции. В этом смысле существуют различия между основными христианскими конфессиями. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что католичество имеет очень ясное и догматически закрепленное учение о том, что субъектом традиции, инстанцией передающей Весть, является исключительно церковная иерархия, в которой, к тому же, от ступени к ступени возрастает charisma veritatis – благодатный дар истины, что имеет логическое высшее завершение в фигуре римского папы, который обладает абсолютной безошибочностью в делах веры. Условно можно сказать, что такой способ осуществления традиции приближается к еврейскому принципу «СЛУШАЙ», особенно, если вспомнить о декрете папы Григория (1231 г.), по которому мирянам запрещалось читать Библию: если что хочешь знать, спрашивай у иерархов – тебе растолкуют.

Протест Лютера во многом был именно пафосом борьбы за свободу чтения и самостоятельного толкования Писания (при отрицании, правда, в человеке свободы воли… ). Лютер впервые в Западной Европе перевел Священное Писание на живой язык, дал Библию мирянам, провозгласив, что достаточно текста Писания и собственной головы, чтобы все понять: «имеющий уши, да слышит». В некотором приближении это похоже на греческое «СМОТРИ», только в отличие от греческого наставника, Лютер, по крайней мере, внешне, ничего не показывает нарочито: «смотри сам», – говорит он, – куда и как Бог на душу положит, и если истинно веришь, то Он тебе все правильно положит, а если не веришь, то ничто тебе все равно уже не поможет». Хотя, разумеется, провозглашение свободы толковать Писание на свой вкус не помешало Кальвину потребовать и добиться сожжения на костре основателя секты унитариев Сервета, а Лютеру – назвать исчадьями ада анабаптистов во главе с Томасом Мюнцером (причем назвать именно в том же 1520 году, когда его самого отлучили от католической церкви). Все люди равны, но некоторые равнее, как говаривал лорд Манкрофт.

Протестантизм в этом смысле представляет собой некую «традицию отвержения традиции», некую «укорененность в обрубании корней», если можно так выразиться.

В чем заключается православный вариант понимания традиции? Очень хорошо проясняется это на примере борьбы ранней Церкви с гностицизмом, один из ключевых вопросов в споре с которым был именно вопрос о характере и способах преемственной передачи Откровения. Гностики, как и православные (то есть правоверные) христиане19, имели и свои «писания»: свои «евангелия», «откровения», «послания», имели свое «предание», на которое они, кстати, ссылались в первую очередь (как и православные – на свое). Как правило, гностики утверждали, что их учение передавалось из уст в уста и восходит к Марии Магдалине или к апостолу Павлу, а в конечном счете, – к тайным беседам Христа с учениками после Воскресения.

Весьма яркий образец гностического понимания традиции – учение Маркиона. Ветхий Завет он отвергает полностью: там «злой Бог». Новый Завет, по его мнению, порядком испорчен: «Сейчас же после смерти Спасителя апостолы-иудаисты во главе с Петром сговорились, подделали Евангелие. Павел раскрыл его истинный смысл, но скоро и послания Павла были искажены»20. Кроме посланий ап. Павла Маркион считает возможным опереться еще и на Евангелие Луки – ученика Павла. «Но так как и здесь встречаются ссылки на Ветхий Завет, то Маркион смело «очищает» Луку Павла от «вставок» и «искажений» и к полученному таким образом «чистому» Писанию прибавляет собственное произведение – «Антитезы» – ключ к правильному его истолкованию. Во многом Маркион предвосхищает метод и подход многих из современных толкователей Нового Завета. Создав свое собственное понимание христианства, он им мерит и судит Писание, провозглашая «неподлинным» все, что не подходит под его взгляды… На примере Маркиона очень ясно вырисовывается главный вопрос, который ставится перед сознанием Церкви в середине второго века: это вопрос критерия»21.

Один из главных борцов против «ложноименного гнозиса» Ириней Лионский выдвигает два критерия правильности наших суждений об истине. Во-первых, он говорит о догматическом единстве четырех Евангелий, во-вторых, – о Священном Предании, открытом для всех. В чем был смысл этих двух критериев? Новозаветный канон в то время еще не был установлен, поэтому «то факт, что Ириней, руководствуясь собственным церковным «чутьем», ссылался именно на те Евангелия, которые впоследствии были признаны каноническими, следует отнести к области чудес… Очевидно, что его критерием для выбора тех, а не других Евангелий была вера Церкви… Таким образом, подлинность евангельского свидетельства… неотделима от понятия Предания»22.

Иначе говоря, главным критерием, полагающим основание всем другим возможным критериям, является церковное Предание, причем не тайное, как у гностиков, а доступное всем, источником же и реализацией этого Предания весь церковный организм в целом: «соблазну гнозиса, соблазну разделения и «частичного» истолкования христианства Ириней противополагает не другое истолкование, а сам факт Церкви»23.

Способность осуществлять традицию принадлежит в православии не индивиду (уникальному папе римскому или заурядному лютеранину) и не собранию даже (это мало что меняло бы), а «живому организму истины и любви», по определению А.С. Хомякова, – Церкви, как обиталищу Святого Духа: собственно говоря, именно Святому Духу. А человек или собрание людей могут быть проводниками традиции, как действия Духа, в том случае, если приобщены к жизни Его. «Никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может назвать Иисуса Господом («рещи Господа Иисуса» в славянском тексте), как только Духом Святым» (1 Кор. 12:3). Двуединая формула: всякий, имеющий общение Духа, говорит верно, и, чтобы говорить верно, это Духообщение (Богообщение) обязательно. Но и трудноуловимо это понимание для излишне рационализирующего взгляда, ведь «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всеми, рожденными от Духа» (Ин. 3:8).