скачать книгу бесплатно
Догнав Романова, Гриша открыл перед ним заднюю дверцу Ауди. Сказал, что был бы он, Сергеич, умным человеком, сперва б, как умный человек, тачку свою отогнал в положенное место, а уж потом ехал куда надо.
Романов остановился.
– Ты что, и, вправду, считаешь, это необходимо?
– А чего тут считать? Невзлюбил тебя в последнее время наш народ, Сергеич, ох, невзлюбил! Кабы в отместку чего плохого с машиной твоей не сделал. А он это, знаешь, может.
Романов задумался. В том, что народ способен разобрать на запчасти бесхозный автомобиль, он нисколько не сомневался, как и сжечь его просто так, без всякой на то корысти, из одной только нелюбви к его хозяину. Другое дело, для того чтобы отогнать автомобиль в гараж, надо сначала заменить спущенное колесо, а времени на это не было.
– Боюсь, Гриша, не успею, – сказал он, постукивая пальцем по циферблату наручных часов. – Поезд в Тамбов отходит через два часа. А у меня даже билета нет.
Лицо Гриши расплылось в пьяной улыбке.
– Ты чего, Сергеич! Забыл, с кем имеешь дело? Да ты за магарычом не успеешь сгонять, как я всю твою тачку переобую! Ну?
Романов посмотрел на часы. Подумал, что машину в случае, если Гриша сумеет быстро сменить колесо, можно в гараж не гнать, а оставить на привокзальной стоянке.
Эта мысль ему так понравилась, что он, больше не раздумывая, согласился на предложение поменять резину с проколотого колеса. Достал из кармана три денежных купюры и, помахав ими в воздухе, сказал Грише, что тот может всего за пятнадцать минут разбогатеть на триста рублей.
– Вот это другой разговор, – потер ладони Гриша. – Вот это я понимаю, забота о технике. Молодец! А теперь, давай, открывай скорей багажник, время пошло!
Пока Гриша доставал запасное колесо с инструментами, Романов подошел к сидящему за рулем Ауди розовощекому любителю поэзии. Поблагодарил за предложенную помощь и извинился за то, что не может ее принять.
– Нексию, говорят, надо срочно убрать со двора… Впрочем, вы и сами, всё должно быть слышали.
Стараясь скрыть разочарование, кислым пятном выступившем на постном лице, розовощекий вежливо улыбнулся. Высунул из машины руку и, крепко пожав ладонь Романова, сказал, что он всё слышал и всё понимает.
– В общем, всё нормально. Главное теперь, чтобы вы на поезд не опоздали. А всё остальное, ерунда… Я правильно говорю?
Романов ответил: правильно.
– Ну, если правильно, тогда я свободен. До скорой встречи! – сказал розовощекий и с исчез за поднявшимся тонированным стеклом автомобиля. В следующую секунду двигатель утробно заурчал. Ауди плавно сдвинулась с места и, аккуратно огибая неровности на дороге, выехала со двора.
Проводив ее долгим взглядом, Гриша выдохнул:
– Ну, всё, баста! Выпью сегодня последнюю поллитровку и завяжу до лета.
– Что так? – спросил Романов, прикидывая в уме, сколько времени у него уйдет на дорогу к вокзалу.
– Глюки у меня, Сергеич, похоже, начались.
– Глюки? Да что ты… Как интересно…
"Если Гриша справится с колесом пусть даже не за пятнадцать – за двадцать минут, полтора часа в запасе у меня, как минимум, еще останется".
– Сергеич, я ведь не шучу! Я вот сейчас глянул внутрь Ауди, когда тебе дверь-то отворял, и мне почудилось – прикинь! – будто на заднем сиденье сидит человек с головой курицы… Вот ведь до чего дошло.
"Я тогда и билет успею купить, и чего-нибудь в баре выпить", – подумал Романов.
– Да, Гриша, поддавать нам надо действительно меньше. Это факт.
Взяв билет до Тамбова, Романов отправился в буфет. Сел за стойку бара и, прихлебывая из стеклянной кружки жигулевское пиво, принялся думать о причинах, заставивших его – уважаемого человека, поэта, члена союза писателей – бежать из родного города, подобно нашкодившему преступнику.
"И всё из-за чего? Что я такого сделал? Непонятно".
За мыслями о превратностях судьбы его внимание привлекла сидящая рядом женщина.
Ей было лет сорок. Чуть ниже среднего роста, стройная, даже изящная, она выглядела, как выглядит обедневшая аристократка, оказавшаяся по нелепой случайности в среде простолюдинов. Пальто из плотного материала с оборками из натурального меха сидело так, словно было сшито "на заказ". Макияж, пожалуй, слишком яркий для привокзального буфета, приковывал к лицу взгляды посетителей, но при этом не отвращал их. Лицо, породистое, сохранившее остатки былой привлекательности, не смотрело – взирало на окружавшую ее убогость с выражением брезгливости и великосветской скуки.
Она пила черное, как смоль, вино из глубокого бокала и, слегка прищурившись, то и дело бросала цепкие взгляды в сторону Романова.
"Где-то я ее, кажется, уже видел, – подумал тот. – Вот только, где?"
Так и не вспомнив, где ее видел и видел ли вообще когда-нибудь, стал размышлять над тем, чем займется после того, как вернется из Тамбова. Однако вскоре сбился с мысли и принялся снова вспоминать, когда и при каких обстоятельствах мог встречаться с этой яркой женщиной.
– Васенька! Ты меня не узнаешь? – внезапно произнесла та глухим низким голосом.
Еще раз внимательно посмотрев на нее, Романов покачал головой из стороны в сторону.
– Нет. Извините.
– Я Нина.
Не вспомнив, кто такая Нина, Романов вежливо улыбнулся.
– Нина Романова. Мы с тобой встречались в Зверевке, когда были детьми. Ты приезжал к бабе Дуне, а я к тете Насте… Со мной еще сестра была троюрная Оля.
Романов вспомнил.
– Боже мой! – воскликнул он вполголоса. – Нина! Какая же ты стала… не узнать.
– Что, совсем старая?
– Нет, нет, нет, что ты! Не старая – взрослая.
Нина рассмеялась. При этом глаза ее оставались холодными, а взгляд цепким.
– Да уж, комплимент, так комплимент, – сказала она. – Но и ты – знаешь – тоже малость подрос.
– Да, да, да, – заулыбался Романов. – Сколько же нам лет тогда было, четырнадцать?
– Пятнадцать.
– Почему пятнадцать? По-моему, четырнадцать.
– А я говорю, пятнадцать! Ты мне тогда еще, на мой день рождения в августе пятнадцать полевых ромашек подарил… крупных таких, белых, с длинными стеблями.
Романов на секунду задумался, пытаясь вспомнить, когда и кому в последний раз дарил ромашки. Виновато разведя руками, сказал, что ничего этого, к его великому сожалению, уже не помнит.
– Неужели совсем ничего-ничего?
– Цветов не помню.
– Ну, значит, всё-то ты, Васенька, тогда забыл, – огорченно вздохнула Нина. – Жаль.
Романов в ответ бурно запротестовал. Сказал, что многое из его памяти, конечно, стерлось – шутка ли, почти тридцать лет прошло! – но воспоминания того, что между ними было, он сохранил, и дорожит ими до сих пор.
– Ты имеешь в виду то, как мы целовались? – улыбнулась Нина.
– Не то, как мы с тобой целовались, а уж если уж быть исторически точными, то, как ты меня учила целоваться!
Спрятав лицо в ладони, Нина смущенно засмеялась.
– Да ладно тебе… Ой, вспомнила! Точно! Было такое дело.
– Ну вот!
– Ты был тогда таким смешным…
– А ты такой терпеливой.
– Еще помню: ты мне постоянно хотел сделать приятное…
– И не знал как.
– Это неважно… Главное, ты всё делал искренне…
– И смешно.
– Да ладно тебе! Надо мной, наверно, тогда тоже можно было посмеяться.
– Это точно. Помнишь, как ты мне сказала, что девушкам нравится, когда их целуют в грудь?
– Нет. Что, прямо так и сказала?
– Да. А потом быстро добавила: но только, дескать, не мне – другим.
– Правда? Вот дура! И что дальше?
– А что могло быть дальше? Ничего. Я подумал: раз ты не любишь, когда тебя целуют в грудь, значит, мне нечего туда и соваться со своими поцелуйчиками… Да у меня, честно говоря, и мыслей-то таких не было, пока ты не сказала.
Тихо засмеявшись, Нина снова спрятала лицо в ладони. Потом уронила их на колени и, подняв голову, тихо произнесла:
– Ты, Васенька, тогда был такой хороший, такой милый…
– И такой глупый!
Повернувшись к барменше, Нина протянула свой бокал.
– Танюш, плесни, если можно, еще глоточек.
– А мне, пожалуйста, "Жигулевского", – добавил Романов.
Барменша Таня налила каждому то, что просили. После чего отошла в сторонку и, усевшись на стул, уткнулась лицом в экран висевшего в углу буфета телевизора.
Отпив вина, Нина задумчиво повертела в руках бокал. Не отрывая от него глаз, сказала, что раньше, когда у нее было плохое настроение, она включала любимую пластинку Пинк Флойд, ложилась на ковер, слушала музыку и вспоминала проведенные в Зверевке дни.
– Представляешь, только через много лет я поняла, насколько была тогда счастлива.
– Ты замужем?
Нина отрицательно покачала головой. Сказала, что была замужем, да сплыла.
– Причем, так быстро, что даже не сразу заметила, как снова стала свободной.
– Понятно. Значит, брачный опыт у тебя тоже оказался неудачным.
– Брачный опыт, Васенька, по определению не может быть удачным. Иначе, это уже не брак, а невесть что.
Романов не согласился с таким утвержденьем. Сказал, что, по мнению умных людей, не раз побывавших в браке и вышедших оттуда с потерями разной степени тяжести, неудачных опытов не бывает в принципе – каждый несет в себе полезную информацию, которая может пригодиться в будущем.
– Это точно, – согласилась Нина. – После развода сразу становится понятным: кто есть кто. Либо твой муж, как выясняется, натуральный козел, либо ты сама – полная дура, либо то и другое, как в моем случае.
Допив остатки вина, она аккуратно, так, чтобы не размазать помаду, облизала уголки губ кончиком языка. Сказала, что именно тогда на собственной шкуре поняла то, о чем говорили опытные в этих делах подруги: лучше жить одной в дерьме, чем с нелюбимым мужем в холе и богатстве.
– Неужели всё так было плохо? – участливо спросил Романов.
– Ты, Васенька, даже представить себе не можешь насколько! Мой муж был не просто нелюбимым, не просто козлом, он был еще к тому же старым козлом!
Романов спросил: чем старый козел отличается от молодого.
Нина ответила, что старый козел отличается от молодого тем, что ночью требует от жены быть нимфеткой, а всё остальное время, с утра до вечера, старухой, убивающей в себе ту, кем она является на самом деле – женщиной полной сил.
В этот момент Романов случайно бросил взгляд на часы и громко ахнул: поезд, на котором он собирался бежать из города, только что убежал от него самого.
Ударив ладонью по стойке бара, он вскочил на ноги. Но тут же, поняв бессмысленность любых активных действий, сел на место.
– Опоздал?! – догадавшись, что произошло, воскликнула Нина.
Романов в ответ зло махнул рукой. Повернувшись всем телом к барменше, сказал, что на всех нормальных вокзалах информацию об отправлении поездов объявляют по громкоговорящей связи, и только у них сообщить о поезде в Тамбов, как всегда некому.
– Безобразие! Гнать вас всех отсюда надо! Дармоеды!
Не желая связываться с нервным пассажиром, барменша – добродушная полная женщина с короткими выкрашенными в белый цвет волосами – косо взглянула на него. Потом всё-таки не выдержала и язвительным голосом сказала, что объявление об отправлении поезда в Тамбов звучало по вокзалу целых два раза.
Романов перевел вопросительный взгляд на Нину: так ли это.
Виновато улыбнувшись, словно в том была и её вина, Нина утвердительно кивнула.
