Метаироничные приключения Виталия Суцепина

– Как можно к Вам обращаться, сударь? – Голос робота раздался из динамика, напоминающего рот, и был не таким роботическим, как у робота-доктора.

– Виталий… Виталий Тихонович. – Робко представился Виталий.

– Оп, а это мой любимый, Виталий Тихонович. – С гордостью заявил Борис. – Лично я ему усы нарисовал, чтобы хоть как-то от всех отличать. Ему «валенки» млекопитающие пытались стереть их, а я снова нарисовал. А они вот лезут… Лезут, Виталий Тихонович, понимаете? Сочувствуют…

– А чего сочувствуют?

– Говорят, мол, он тоже чувствует и обидно ему. А я вот что скажу – ни черта он не чувствует! Не чувствует, Виталий Тихонович! Это машина! Машина с искусственным интеллектом. С интеллектом, а не с душой! Вот вы к посудомоечной машине сочувствие испытываете?

– Вроде никогда не испытывал.

– Вот и я о том же! Неразвитые млекопитающие любую хуйню душой наделяют. А это набор функций просто-напросто! Вот вы как прото-русс скажите – чем отличается человек русский от машины бездушной?

– Ну… – Виталий задумался и глянул на потолок. Над их головами висела огромная и красочная фреска. Виталий присмотрелся, и лицо в центре ему показалось знакомым. Плешивый с редкими волосами на висках, большой лоб и близко посаженные глаза. Так как потолок был высокий – Виталий не смог вспомнить, где видел это лицо. Он опустил голову и ответил. – Мы способны созидать этот мир. Создавать что-то уникальное, либо перерабатывать то, что уже создано, в то, что будет не похожим на всё остальное.

– Гениально, Виталий Тихонович! – Борис с улыбкой развёл руками. – Сразу видно прото-русс. Для меня большая честь пообщаться с таким, как вы!

– А вы как считаете, Борис Перелимович?

– Как любезно, что вы спросили. – Он приложил кулак к подбородку. Выдохнул и продолжил. – Русский человек отличается от искусственного интеллекта способностью искренне тосковать и страдать. Вместе с тем, дело совершенно не в грусти. Как терпит и выносит свою несправедливую долю русский человек – в этом вся поэзия. В этом культура русская. Так как ИИ грустят, ибо им поручили грустить, и они не терпят и не страдают – они выполняют задачи. Приказали грустить – симуляция грусти, приказали тосковать – симуляция тоски, приказали пережить внутренний кризис – перезагрузка предыдущих задач. Те, кто отказывается от этой русской печальной доли и выбирает ИИ, – теряет свою идентичность русскую.

– Так вы мудро сказали. – Виталия поразили слова Бориса. Так как он красиво выразился. Он подумал написать это в своей книге, но время уже прошло. Время уже потеряно. Более двухсот лет прошло. Книга уже не будет никому интересна, а самое главное – она устарела на века. – Так вы сказали, что аж плакать хочется.

– Это что у Вас? Слёзы? – Глаза Бориса округлились от удивления, а на лице появилась восторженная улыбка. Он махнул усатому роботу. – Алик, мигом принеси платок господину Суцепину! – Робот развернулся и плавно выехал из зала. – Право, не ожидал, что Вас так проймёт мой ответ. Но вот это и доказывает именно то, о чём я! Вы же прото-русс – истинный представитель вида. И вот расчувствовались. Может ли это машина сделать? Нет! Никаких сожалений нет! Только вынужденные ошибки. А вы чего так расчувствовались, Виталий Тихонович?

– Я просто вспомнил, что времени столько пропустил. Теперь его не вернуть уже. Вспомнил о том, что книгу писал, но так и не закончил, а рукопись на Земле и уже наверное рассыпалась в прах. Даже если книгу писать – кому она нужна в наше-то время?

– Ничего себе! – Борис откинулся на спинку стула. – Не ожидал, что вы мыслитель. И про что же книга, которая осталась на Земле? – На этой фразе в зал въехал робот Алик с одним платочком в своей роботической клешне.

– Вот и он. – Виталий забрал у робота платок и вытер слёзы. В это время Алик подъехал к Борису.

– Слушай, Алик! – Борис покосился на Виталия. – Принеси-ка нам местный сет из шести блюд и водочки бутылочку. – Борис посмотрел на панель на рукаве. – А рюмки три принеси.

– С нами ещё кто-то будет, Борис Перелимович?

– Да вы не обессудьте, Виталий Тихонович. Дочурка моя к нам присоединится. Вы не пугайтесь, но она уж очень хочет на вас посмотреть. Не каждый день прото-русса встречает.

– Что уж, пусть смотрит. А как её зовут хоть?

– Морриган её звать. Морриган Борисовна.

– Интересный выбор имени.

– Это жёнушка моя выбирала. Ей всё мультикультурщину подавай. Самое-то главное, что с отчеством не звучит вообще, но что уж не сделаешь ради женщины.

– А вы как назвать хотели?

– Мне-то прото-русские имена по нраву. К примеру: Варвария, Маруся, Валентина, Анастасия, Тамара и тому подобное. Но тут ничего не попишешь – назвали как назвали.

В зал въехало три робота с подносами. На каждом подносе было по шесть тарелок. Роботы выставили тарелки перед гостями, а блюда, которые предназначались Морриган, – поставили напротив Виталия. На тарелках были небольшие блюда, а из чего конкретно они состояли – невозможно было разобрать. Виталий спросил у робота, что это за блюда, и тот мгновенно представил ему широкое описание: «Холодные блюда: карпаччо из голени ктулхоида с квашеной капустой и соусом из свежих волнушек; Салат с обжаренными в масле кабачками, грейпфрутом, козьим сыром и сорбетом из ревеня. Горячие блюда: томатный суп с копчёными улитками, подаётся с двумя обжаренными ломтиками ржаного хлеба и горчицей; томлённые щёки ктулхоида с сельдереем, маринованной вишней и соусом порто. Десерты: вяленая в кофе свекла с чёрной смородиной, сметанным мороженым и муссом из козьего семени; Груша с трюфельной карамелью, эссенцией экстази и мороженым из карамелизированного шоколада. Напитки: Водка “Юрий Долгорукий”».

Виталий кивнул роботу, но тот продолжил стоять. Увидев это, Борис кинул в робота солонку, а когда тот повернулся – пригрозил ему кулаком; после этого жеста робот уехал к стене.

– Виталий Тихонович, я бы рекомендовал начать с салата кабачкового. Он немного чесночком приправлен и отлично аппетит разжигает. Токма перед тем, как приступить, – давайте помолимся.

Борис встал и приложил сложенные руки ко рту, так же поступил и Виталий. Постояв пару секунд, Борис начал бубнить что-то в руки; Виталий особо не знал молитв и поэтому начал по памяти цитировать «Отче наш», но получалось у него слабо, и молитва никак не хотела вспоминаться. После полуминутной молитвы Борис убрал руки от рта, перекрестился и с восторгом воскликнул: «Ну-с, теперь не грех и выпить!» Борис открыл водку и налил по половине рюмки каждому. Чокнулись без тоста. Выпили. Водка, на удивление Виталия, была вовсе не крепкой и пошла, как говорится, хорошо. Борис же сильно морщился и тут же начал закусывать кабачковым салатом. Виталий приступил к трапезе.

У салата был необычайный вкус и текстура. Такой смеси ингредиентов он не пробовал никогда, хотя они такие простые. Сама порция каждого блюда была на пять-шесть укусов, и с салатом они расправились быстро.

– Борис Перелимович, а что за ктулхоид, из которого карпаччо это?

– Точно же, вы же… – Сочно причмокивая слайсами карпаччо, говорил Борис. – Вы же с другой планеты буквально. Хех. Ктулхоиды – это коренные жители этой планеты. Они, по идее, разумные, но первые русские колонисты их ели, и мы отдаём дань местным традициям.

– Разумные насколько? Как обезьяны на Земле?

– Кто? – Повисла небольшая пауза. – Так, ладно. Если чуть подробнее – ктулхоиды жили тут давно, но до уровня русских развиться не успели. Сейчас они в трущобах живут за городом.

– И как же? – Виталий с ужасом взглянул на карпаччо. – Едим разумных существ?

– Виталий Тихонович, что тут моральные дилеммы разводить? Вы этих существ никогда не видели. То, что они организовываются в поселения и имеют свой язык, – должно остановить вас от поедания изысканного карпаччо?

– А как же это? Их просто вылавливают и убивают?

– Мы же русские, а не аборигены какие-то. Это экологически чистый ктулхоид, который был выращен на ферме. Он рождён был для того, чтобы вы, Виталий Тихонович, его попробовали. У него такой жизненный цикл. Вот, к примеру, на Земле едят разных жуков. В пасту их перемалывают, жарят, сушат и тому подобное. Жуки ведь тоже в поселения организовываются и взаимодействуют меж собой посредством звуков, запахов всяких. Теперь жуков будем с нами ровнять? Вы мне скажите, будем ровнять?

– Нет. – Опустив голову, процедил Виталий.

– Так вот, подденьте вилкой этот ломтик, смажьте грибным соусом, положите в рот и прожуйте.

Виталий повиновался командирскому голосу Бориса. Каково было его удивление, когда слайс оказался у него на языке. По вкусу он напоминал очень нежного кальмара, а грибной соус придавал сочности. Такого вкуса никогда не ощущали рецепторы Виталия, и на его лице появилась улыбка. Это заметил Борис и тотчас засиял от радости.

– Ну что? Съедобно? – ехидно спросил Борис.

– Даже вкусно, Борис Перелимович. – Поедая кусок за куском, ответил Виталий.

– Ещё бы! – Борис расплылся в улыбке. – Вы капусткой ещё… А вообще, если так – не грех и по второй выпить. Как вы на это смотрите?

Виталий утвердительно кивнул. Борис налил им уже больше половины рюмки. Чокнулись. Выпили. Борис опять начал морщиться и активно закусывать томатным супом. Виталий не почувствовал крепости водки, но с удовольствием принялся поедать щёчки ктулхоида. Они оказались на вкус как соевое мясо, но соус в сочетании с сельдереем давал удивительное сочетание вкуса и свежести во рту. Молча съели горячее, и Борис налил уже полную рюмку без согласия Виталия. Только они подняли рюмки, дабы ударить ими, – в комнату вошла девушка. Завидев её, Борис поставил рюмку и начал взмахами зазывать её к столу. Виталий присматривался к ней, пока она шла. Для него было очевидно, что это Морриган – дочь Бориса, но её лица разглядеть он не мог. Видел лишь чёрные пышные волосы и одежду. Одета она была в спортивный топ белого цвета и юбку до колен тёмно-синего. Её кожа была гораздо темнее, чем у Бориса. Когда она подошла – Виталий обомлел. Её лицо было точь-в-точь как у девушки из сна, которую он видел относительно недавно. Ноги Виталия пробрала дрожь, а внизу живота начались лёгкие спазмы от возбуждения. Она сперва подошла к Борису, обняла его и поцеловала в щёку. Потом повернулась к Виталию, поклонилась и поспешно села за стол.

– Давайте представлю вас. – Борис приподнялся со стула, и по румянцу на его лице было видно, что он захмелел. – Виталий Тихонович, это моя дорогая дочь – Морриган. Морриган – это Виталий Тихонович, наш гость из далёкого прошлого.

– О-очень приятно! – Голос Виталия немного дрожал. – Ваш отец рассказал, что вы хотели бы со мной п-познакомиться, и мне очень лестно. – Виталий кивнул, а она едва улыбнулась и кивнула в ответ.

– Расскажи, Морри, как твой денёк, чем занималась намедни?

– Да вот, папенька, книжки исторические штудировала.

– Что за книжки постигаешь нынче? – Борис повернулся к Виталию и шёпотом уточнил. – Она историк у меня.

– Изучала становление прото-руссов и великое объединение. Так интересно, папенька! Пишут, что раньше доминирующими культурами были китайская и американская. Удивительно, правда ведь. И ещё написано про нации разные, как у них было всё.

– Ух-ты! – Без особого энтузиазма вдохновился Борис. – А ты вон, спроси у Виталия Тихоновича. Он же современник, как никак.

– Виталий Тихонович, – она смущалась смотреть ему в глаза и поэтому смотрела на его тарелку с недоеденными щёчками. – Вот в учебнике написано, что раньше разговаривали все на разных языках и были все разной нации. А вы вот с какими нациями встречались?

– Так, сейчас припомню. – Вроде простой вопрос, но он поставил Виталия в тупик. Кто вообще задумывается о том, с какими нациями он встречался. – А под встречей вы имеете в виду общение, Морриган Борисовна?

– Ох, увольте, Виталий Тихонович. Меня можете по отчеству не называть. – Засмущалась она. – Имею в виду общение какое-никакое.

– Если сходу сказать – это таджики и узбеки. С ними больше всего контактов было. Если углубляться, доводилось общаться с одним немцем и прибалтом. – Виталий немного почесал щетину. – А вот ещё, общался с парочкой китайцев.

– И всё? – В голосе Морриган чётко различалось разочарование. – А американца видели или англичанина?

– Только слышал, но не взаимодействовал никогда.

– Удивительно, но это подтвердило печальную теорию из учебника?

– Какую, доченька? – Изрядно захмелевший Борис оперся локтем о стол и положил голову на ладонь.

– О том, что прото-руссы были изолированы от других культур и занимались формированием народных скрепов. Лишь это позволило русской культуре после сжатия взорваться, словно нейтронная звезда, и поглотить весь мир.

– Ничего себе. – Виталий искренне удивился. – Даже и подумать не мог, что русские будут главенствующей культурой.

– Виталий Тихонович, – ехидно улыбнулась Морриган. – Не главенствующей, а единственной.

Сцена 7 – Две женщины с именами разговаривают о чём-то, но не о мужчинах

Две молодые девушки сидели на балконе, наслаждались видом и пивным напитком со вкусом лимона. Вид был на старый-добрый парк «Уралмаш», а дневное солнце грело их. Они недолго молчали, и тишину прервала тучная блондинка с выпрямленными волосами по плечи:

– Вер, слушай, что рассказать хотела. – Она обращалась к кудрявой брюнетке по правую руку от неё. – Тут, короче, чуть не обосралась в автобусе! Это просто пиздец полный. Еду, значит, короче, на автобусе – и тут прихватило…

– Ты как обычно, Кать… – Вера слушала без особого интереса, но старалась проявлять активность в разговоре.

– Ну так я терпела и терпела!

– И…

– Кое-как до дома доехала, короче.

– А. – Разочарованно удивилась брюнетка.

После этого они дальше принялись пить лимонный напиток. У блондинки было немного вытянутое лицо, белоснежная кожа и ярко накрашенные красной помадой губы. Брюнетка выделялась своей смуглой кожей и курносым носом.

– Я вот тут на обследовании была в УГМК, – прервала тишину брюнетка. – С меня содрали, прикинь, пятнадцать тысяч! Я чуть не упала вообще от такого. А вот если бы в другую пошла…

– Пятнадцать тысяч? – Перебила её блондинка. – Я вот тут в девятке лежала, дк там вообще всё не пойми как. То время операции переносят, то в очередях этих стоишь.

– Ну… Ладно. – Брюнетка продолжила смотреть в парк.

– А учёба у тебя как? – спросила блондинка.

– Да… Норм, в принципе. Преподша одна душит. Она мизогиничка, наверное. Девочки у неё никогда сдать не могут. Мне старшие курсы рассказывали…

– Да это вообще фигня! – Вновь перебила блондинка. – У нас преподша была вообще старуха, а оказалось, что она была такая злая от того, что одинокая была всю жизнь. И через месяц выяснилось, что её ебёт золотистый ретривер племянницы.

– Что? Это вообще причём здесь?

– Да просто ты про преподшу – и я тоже.

– Ладно.

– А как вообще родители у тебя?

– Мама всё в огороде пашет, а бабушка ей помогает как может. Они тут надумали крышу переделывать в саду. Я им говорю, мол, куда вам лезть, давайте я приеду и помогу, а они… Полезла туда мать в итоге…

– Это что! – Опять перебила Катя и поймала наливающийся злобой взгляд Веры. – У меня вот мама вообще на балконе помидоры выращивает и ничего. Как-то без участка обошлись…

– Ты вообще ёбнулась?! – Вера повысила голос. – Какой нахуй балкон, какая блядь девятка?

– Т-т-ты чего? – Катя выглядела испуганно.

– Ты вот нахуя меня позвала? Ну вот зачем? Уже битый час с тобой сидим – и диалог не строится! Вот сука, зачем ты перебиваешь меня?!

– Да я просто диалог поддержать хотела.

– Нихуя ты не хотела! В каждой бочке затычка, сука! Вставляешь свои реплики, чтобы вставить – и зачем?! Тебе говорили раньше, что это раздражает?!

– Н-н-нет.

– Ахуй – чистый ахуй! Вот я тебе говорю! Нехуй! Меня! Перебивать! Я ведь молчала и пыталась этого не замечать. Одно предложение не даёшь сказать, сука тупая! Да мне тебя ударить хочется прямо сейчас! Я вот тебя год не видела – и ещё бы столько же. Ты ебанашка, как в школе общаться не умела – так и сейчас…

Раздался звонок в дверь. Они резко замолчали. Блондинка начала неуклюже вставать со стула, а брюнетка махнула рукой и сама пошла открывать. Она глянула в глазок: там был курьер в розовой форме. Открыла дверь, потянулась за пакетом. Взяла его в руки, но курьер не сразу отпустил. Ей пришлось посмотреть ему в лицо. Русый улыбчивый парень стоял и смотрел на неё остолбеневший. Вера вырвала пакет из его руки, окинула презрительным взглядом и захлопнула дверь.

Сцена 8 – Возвращение на базу

Виталий ехал по улице Кузнецова с широкой улыбкой на лице. Он действительно только что увидел девушку из своего сна. Возбуждению не было предела. Заказ с презервативами он доставлял после увиденного, и в голове не было ни единой мыслишки про человека, который их заказал. Все мысли были о ней. Хоть она одарила его презрением, но это был самый приятный надменный взгляд от девушки! Самое главное – она существует и она реальна!

Виталий выехал на тротуар и неспешно крутил педали. Людей на тротуаре почти не было, лишь вдали он видел ковыляющую пожилую женщину с пушистой рыжей собачкой. Хоть звонком велосипед Виталия не обладал, обладал он мощными, но громкими дисковыми тормозами. Каждый раз, когда он плавно притормаживал – тормоза издавали громкий скрип и отпугивали пешеходов.

Мечтания не выходили из головы. Картины будущей совместной жизни, детей, собаки, частного дома. Как Виталий будет выходить из своего кабинета обитого дубом, после написания новой главы, а его будут встречать дети. Как он сядет на колено и обнимет их, а из кухни выходит жена и зовёт ужинать.

Мечтания Виталия прервались, когда он начал приближаться к женщине с собачкой. Собаки на тротуаре были иногда не предсказуем. Могли начать гавкать или, того хуже, схватить за ногу. Почти приблизившись к пешеходам Виталий надавил на педаль, дабы быстро их проскочить, но не тут то было. Рыжая пушистая собачка ринулась на другую сторону тротуара превратив поводок в вялую растяжку. На полном ходу Виталий выжал тормоза. Они протяжно заскрипели и Виталий вместе с велосипедом поднялся на переднее колесо и упал с него вниз головой – почти сделав сальто. На славу от сильных повреждений его спасла большая сумка на его спине, которая смягчила удар на спину, но головой он всё же ушибся. Виталий начал подниматься немного постанывая от боли. Так же болела нога, но его это не сильно волновало. Часть его сознания всё ещё была в мире сладких фантазий. Единственное, он взглянул на пожилую женщину с собачкой, которой было абсолютно плевать, что перед ней сейчас выполнили каскадёрский трюк, и она дальше брела по тротуару. Лишь собачка была испугана падением курьера и отбежала к хозяйке. Виталий не стал делать ей замечание, а прихрамывая залез на велосипед и с улыбкой поехал на базу.

Сцена 9 – Чумачечий в ударе

Шухрат вошёл на базу. Скинул рюкзак на полку, открыл его. Достал короб, поставил на другую полку. Из большого рулона пакетов достал один, надел на короб, закрепил на три угла. Подошёл к монитору: Коля уехал, Финист приостановил смену, Виталий возвращается. Решил покурить на крыльце. Выйдя, надеялся поговорить по видео с супругой – но нет тут-то было. Со стороны мусорки к нему приближался тот сумасшедший в пальто, спортивных штанах и красной рубахе. Шухрат выдохнул, достал сразу две сигареты – знал, что тот будет стрелять.

– Приветствую, дядя Шухрат.

– И тебе не хворать, – с раздражением сказал Шухрат.

– А может быть… – Он замялся от стеснения.

– На, кури. – Шухрат протянул сигарету. Тот взял, поджёг, сладостно затянулся. – А тебя хоть как звать? А то ходишь тут, а мы и не знаем.

– Да зовут меня… – Опять замялся. – Махабеер меня зовут. Можешь Махаб называть.

– Это что за имя такое? Ты парень русский вроде.

– Да это еврейское, дядя Шухрат. Я же галилеянин. Ну, по матери только… по матери. Не рассказывал тебе разве?

– Расскажи давай, курим же пока, – на выдохе согласился Шухрат.

– Интересная такая история… – Махаб посмотрел влево вверх, словно хотел увидеть что-то на небе. – Родился я в провинции Галилея, в городе… в городе Сепфорис – это недалеко от Назарета.

– В «Галилео» ты родился, говоришь? – решил пошутить Шухрат через ассоциацию с телепередачей нулевых.

– Нет, Шухрат. – Он на секунду прервался. – Так вот, родился я в три тысячи семьсот двадцать восьмом.

– Так-так… – Шухрат начинал понимать, что последует история сумасшедшего, и проявлял фальшивый интерес.

– Тогда была заварушка эта с Антонием и Аврелием. А мать мне рассказывала, что отец отправился в Грецию и уже ей говорил, мол, Клеопатра и Антоний собирали флот, чтобы в Италию высаживаться. Вообще-то отец мне не родной он был, а так… взял мать мою под крыло за большое приданое. Случилось у неё непорочное зачатие. И было это на прямую от Бога Отца.

– Да ты что? Продолжай-продолжай.

– Никто не знаменовал это никак. Звёзд дополнительных не делал и трёх мудрецов не направлял. Считалось, что все и так поймут, что это Божий сын… но не случилось. В детстве я всякие фокусы показывал местным детям, но Бог Отец со мной не часто связывался. Так… периодически во снах приходил, говорил про Царствие Небесное. Ангелов посылал и херувимов, а они такие страшные – я чуть в обморок не упал впервые. А отчим у меня вспыльчивый был, любил матушку поколотить и меня. Я однажды не выдержал и предстал перед ним в своей божественной сущности – а он и помер от увиденного. Мать моя… вообще не знала, что делать, и в страхе убежала из дому. Так вот и остался я один. Бог Отец приходил, конечно, но всё реже и реже. А мне, знаешь?.. Так его не хватало. Я бедно жил и выживал. Не ел и не пил по нескольку дней, но выживал как-то. В итоге подобрал меня купец Александрийский, и я стал у него в лавке работать. Убеждать людей уж очень сильно получалось у меня. Там и проработал до тридцати. А потом явился Бог Отец и говорит: «Мол, проповедуй давай!» А между прочим, он со мной пятнадцать лет не связывался! А я ему и отказал. Сказал, что не буду – и всё тут. Осерчал на меня Отец и сказал, что мне нужно будет смерть принять в мучениях. Я тоже отказался – умирать не хотел, хоть и потом воскреснуть надо было бы. В итоге он мне терзал три года, а я на своём стоял. А как мне тридцать три стукнуло – всё. Ни единого ведения. Покинул меня Бог Отец. Узнал я потом, что в Назарете такая же история была… но тут уже старый всё предусмотрел. Тут он уже со всех сторон подстраховал ситуацию, а я так… черновой вариант. Так вот. – Он выбросил потухший окурок. – Братец мой умер, воскрес и потом умер физически. Всё бы ничего, а мне вот тридцать три года уже как две тысячи двадцать два года – и что с этим сделаешь? Простая смерть не работает уже – я пробовал. Надо жертвенно умереть, а потом нормальная жизнь пойдёт. Только вот жертву эту должен Бог Отец оценить. Нынче все поклонники моего брата младшего… стали. Даже распять меня никто не может нормально.

– Ну выдал ты, Мухаб, – Шухрат давно докурил и разделывал окурок, слушая историю. – А чего же ты тогда тут живёшь? Не самое лучшее место?

– Знаешь, Шухрат… – Он было хотел пояснить причину, но увидел подъехавшего Финиста.

– Стоять! Стоять – бояться! – кричал Финист, пристёгивая велосипед. – Дядя Шухрат, ты этого индивида зафиксируй, а то смоется!

– Здравствуй, Финист, – помахал ему Махаб. – Я Шухрату свою историю рассказываю.

– Салам-пополам, – Финист подошёл и отвесил пинок по мягкому месту Махабу – тот подпрыгнул. – Ты чё тут забыл опять?

– Финист, братишка, – Шухрат вновь закуривал. – Он мне тут такое рассказал…

– Дай угадаю, Шухрат, – он взял за плечи Махаба, а тот сутулился. – Рассказывал, что ему уже две тысячи пятьдесят пять лет и что он брат Христа по папиной линии?

– Он тебе уже тоже рассказывал?

– Ну конечно, Шухрат! Выдумал эту историю слезливую про первого ребёнка и приплёл её к христианству. Ты хоть людям не давай это читать, а то заклюют тебя, валенка-галилеянина. Вот постыдился бы хоть о святом нам затирать! – Финист поднял руку, столкнувшись с одобрительным кивком Шухрата. – Вот, ты представь: если бы Шухрат вот был глубоко верующим человеком? Представил? Так вот он бы тебе сейчас таких люлей отвесил, что мало бы не показалось! Так что не заливай нам, уж точно, всю эту ересь. Понял?!

– Понял, понял! Отпусти только! – закрутил предплечьем Махаб.

– Слушай, Шухра, а он как тебе представился? – Финист широко улыбнулся.

– Махабеер, – держа во рту сигарету, ответил Шухрат.

– Махабеер… – Финист приложил руку к лицу. – Вот ты, Шухрат, поверил, что у него такое имя?

– А он говорит, я еврей, говорит. Чего не поверить?

– Его зовут Толик.