Молния. Том 1

– Ладно, былое… Хосс, ну так как они?

– Сначала пойдут по косвенному и бывшему имуществу. По тому, что законно забирать. Надо определять, какие из наших участков арендованы у треста, и слать гонцов с подарками в юридические конторы… Дайте сюда список.

Восточане перешли на шипящий шёпот, отдельные слова стало трудно различать.

– …вот эти и особнячок на Подьяческой вычёркивай сразу. Считай, мы их уже потеряли. Квартал в Нольске под сельскохозяйственным трестом, а князь Грендель на срочном собрании заявил, что не поделится с Торчсонами ни центом. Наверное, в безопасности. Всё остальное, включая дома в залоге, у нас приобретено по купчим со скрытым продавцом.

– Значит, либо мы договариваемся с Саббахом, либо можно собирать вещички.

– Ох-хо-хо…

Агния подняла руку на свет. Ладонь еле заметно дрожала.

Тогда она встала, протиснулась в коридор и пошла искать кондуктора. Тот обнаружился в своем купе, хлебающим супчик. Он слегка оторопел, увидев у себя под носом несколько купюр.

– Пить. Налейте мне чего-нибудь покрепче.

– Мисс, мы не продаём спиртное в вагонах… У нас уважаемая фирма…

– Со всем уважением. Или хотите сказать, что у вас под сиденьем ничего не припрятано?

Кондуктор мрачно воззрился на посетительницу, затем принял деньги.

– Только пейте здесь, ради всего святого. Машинист наш уж больно строг с этим…

– Понимаю. – Агния, к собственному удивлению, смогла даже усмехнуться. Пойло в небольшой латунной фляжке оказалось вполне терпимым, если не принюхиваться.

Внезапно весь состав тряхнуло. Завизжали тормоза. Часть содержимого фляги пролилась на пол, а кондуктор пошатнулся, не удержавшись на ногах. За стенкой послышался звон бьющегося стекла.

Пейзаж за окном постепенно замер.

Агния грозно посмотрела на лысого служащего.

– Это ещё что за штуки?

Кондуктор лишь руками развёл.

В коридоре поднялся шум. Высыпали почти все в вагоне. Пассажиры тревожно озирались и галдели наперебой:

– Что такое?

– Почему остановили?

– Авария?!

– Дорожная катастрофа!

– К стене встаньте, к стене. Вагон может в любой момент перевернуться!

– Какой ужас!

– Караул!

– Все на выход, немедленно!

Топот, стоны. Кондуктор кинулся останавливать паникующих, но Агния подставила ногу и захлопнула дверь перед упавшим на колени служащим.

– Не надо! Вас затоптать могут!

– Я должен! Ключи-то у меня!

– Вылазьте в окно, откроем им снаружи.

Тяжело дыша с непривычки, кондуктор втянул лысую голову в плечи и полез в окно. Агния выпрыгнула следом и поспешила отойти в сторону от неподвижного состава. Поезд, похоже, стоял крепко, желания опрокинуться не выказывал. Никаких повреждений видно не было. Из прочих вагонов на земляную насыпь тоже выбирались люди. Где-то все пассажиры спрыгивали в окна, кого-то кондуктора выводили через двери.

Вдруг с другой стороны поезда к оказавшимся на улице выполз десятилетний мальчик в кондукторской форме. Придерживая рукой фуражку, он сообщил:

– Господа пассажиры, поезд вынужден задержаться на неопределённый срок. Компания приносит вам свои извинения. Всем кондукторам срочно собраться у паровоза.

Пассажирство зароптало. Затребовали объяснений. Мальчик попытался юркнуть обратно под колёса, но тут черноволосая девушка отделилась от толпы, подскочила к нему с кошачьей ловкостью и ухватила за пальцы.

– В чём дело? Поломка?

– Нет… забастовка! Кочегары перегородили рельсы, требуют сохранения зарплат. Пустите!

Мальчишка выскользнул, а девушка ещё больше удивила окружающих, разразившись трёхступенчатой матросской бранью. Носатый тип в очках пихнул локтем своего друга:

– Пахнет Революционным Синдикатом. Зуб даю, подобные демонстрации прямо сейчас организовываются на всех путях страны.

Другая девушка, в соломенной шляпке и лёгком весеннем платье, прижала ладонь к козырьку.

– Вон! Вон же они! Смотрите, вон там!

– Где?! Где?!

– И вправду…

Далеко впереди, где рельсовый путь спускался с насыпи, можно было различить кучку крохотных человеческих фигурок. Агния смогла насчитать больше девятнадцати.

Пассажирами всё сильнее овладевало волнение.

– Надо попробовать пойти к ним, договориться…

– Ещё чего. Пусть железнодорожники сами договариваются.

– А они проявят инициативу?

– Не сидеть же здесь до темноты?

Какой-то субъект в сером пиджаке, переминавшийся нетерпеливо с ноги на ногу, не выдержал, вскочил на подножку поезда:

– Граждане! Да как так можно?! Меня в Предрассветном невеста ждёт! Давайте их… поездом шуганём!

На него со всех сторон закричали.

– Что вы такое говорите?

– Их так и поубивать можно.

– А ну слезай с подножки! Жених!

Хрусть.

Агния опустила глаза на звук. Камешек под её ботинком превратился в пыль. Она и сама не заметила, как принялась от бессилия давить почву. Молча, тупо, зло топтать камни. Злая горечь растекалась по её венам. И ничего нельзя было сделать. Ничего.

Справа донёсся стук копыт. Из лесополосы появилась жандармерия. Отряд стражей порядка в белой форме, в фуражках, с прикреплёнными к сёдлам револьверами и нагайками, с прижатыми к холкам лошадей сосредоточенными лицами. Они вихрем пронеслись по плоской равнине мимо поезда и устремились к забастовщикам.

При виде жандармов страх охватил пассажиров окончательно.

– Батюшки! Разгонять едут!

– Как пить дать. Теперь не миновать стрельбы.

– Этак и по нам может попасть!

– Господа, нужно прятаться!

– В купе, все в купе!

– И держите двери! Двери держите!

Основная масса народа кинулась спасаться. Какая-то мама тащила за руки троих детей, причём маленький сын в беленькой детской фуражке упирался и плакал:

– Ну ма-а-ам! Я тоже хочу посмотреть на стрельбу! Ну пожа-а-алуйста-а-а!

На улице остались только самые смелые, жаждущие увидеть развязку. Агния тоже не побежала прятаться, лишь переместилась поближе к дверям на всякий случай.

Жандармы не кинулись в атаку. Вместо этого они оскакали бунтующих и остановили лошадей на расстоянии от них. Встали полукругом. Забастовщики засуетились, собрались кучнее.

Напряжение, повисшее в воздухе, чувствовалось даже у поезда.

Один из всадников двинул коня к кочегарам. Видимо, это был командир. Осторожно подъехав вплотную к толпе, он спешился. Люди у вагонов, затаив дыхание, двинулись вперёд. Агния сощурилась, но разглядеть что-либо подробнее было решительно невозможно. Глубоко внизу желудок её сжался в тягостном ожидании грохота стрельбы.

Минуты тянулись невыносимо медленно. Вдруг командир вскочил обратно в седло и припустил коня рысцой прочь. А в следующее мгновение пассажиры разразились торжествующими криками. Ведь толпа, преграждавшая железную дорогу, начала расходиться.

– Уговорили их!

– И без всякой крови!

– Командир жандармов – настоящий герой! Побольше бы таких!

Агния ничего не сказала. Лишь выдохнула и поспешила запрыгнуть в вагон вслед за остальными. Ведь машинист, не дожидаясь, пока последний забастовщик покинет рельсы, скомандовал поднять давление в котлах. Трубы паровоза вновь задымили.

В двух милях от Предрассветного состав закончил карабкаться на крутую возвышенность и повернул на юг. В окнах, направленных на восток, раскинулось море.

Просидевшая всё оставшееся время в тамбуре, чтобы сойти с поезда первой, Агния сделала робкий шажок вперёд и прикоснулась носом к стеклу.

Море ворочалось под серым небом. Гоняло туда-сюда редкие гребешки, растворяя их в собственной глади, не давая жить дольше нескольких минут. Вдали от берега ползали рыбацкие баркасы, собирали ежедневный улов.

Непосвящённому взгляду море везде одинаковое. Оно меняется от погоды, не от места. Но Агнии иногда казалось, что родной дом ей – вовсе не Предрассветный, а воды близ города. Рассветный залив, Рыбацкая гавань и та часть вольной стихии, что простирается до границы, за которой тонкая полоска берега растворяется в дали, за которой уже отыскать себя можно лишь по компасу. И звёздам. Маленьким ребёнком, слишком маленьким, чтобы отец мог брать её с собой в плавания, она сбегала из-под присмотра дяди Хунда и упрашивала рыбаков из пригорода взять её на баркас. Она знала здесь каждый подводный камень, каждую коварную отмель. Она была уверена, что даже сейчас, из окошка несущегося поезда, может безошибочно на глаз определить точные границы Зелёных Когтей – опаснейшего участка невидимых банок, на которых многие самоуверенные гости без лоцманов дырявили свои суда. Иногда, если рыбная ловля затягивалась до вечера, она сидела на палубе, любуясь, как сумрак затягивает открытое море, и мечтала однажды отправиться туда. За горизонт.

Состав тряхнуло, и Агнию вернуло в реальность. Из коридора в тамбур начали протискиваться выходящие с тюками. На побережье появились первые дома Предрассветного.

Когда машинист завёл поезд на отдельную платформу вокзала и повернул красные вентили, перекрыв паровые трубы, ещё не пробило и девяти утра. Но на соседних с пассажирским полустанком, грузовых путях уже вовсю кипела жизнь. Рабочие цепочками грузили по товарным вагонам тяжёлые мешки с зерном и ящики со спиртным. Предрассветный служил важным торговым портом, в который стекалось закупаемое продовольствие. Ряд товарняков с монструозными локомотивами уже стояли полностью загруженные и только ждали сигнала, чтобы сорваться с мест. Но сигнал не приходил. Кочегары бастовали, и топить машины было некому.

Ранний пассажирский распахнул двери – и немногочисленные встречающие увидели, как незнакомка в пальто первой соскочила на плитку.

Снова бег! Отдых в поезде и родное море придали ей новых сил. Агнии показалось, что она преодолела здание вокзала в два прыжка.

На Утренней площади этим утром почти не оказалось извозчиков. Проносясь мимо памятника князю-основателю города, морячка на ходу вытащила из чемодана кошелёк. Деньги заканчивались. Оставшиеся купюры девушка сгребла, крепко сжала в кулаке.

– На Третью Огородную, дом номер девять. Получите всё здесь, если домчите как можно быстрее!

Дремавший извозчик подпрыгнул на козлах и схватился за вожжи.

На улицах было неспокойно. Отовсюду то и дело доносились окрики полицейских, вскрики, иногда звон стекла. Повозка мчалась вперёд, разгоняя прохожих свистком, и мимо Агнии рваными сценами мелькала суматоха. Вот разъярённая группа пьяниц пинает ногами незадачливого собутыльника. Вот компания подростков в рваных штанах: влезли на фонарь и вглядываются куда-то поверх людских голов. На перекрёстке им пришлось пропустить колонну конной полиции. Возница сделал было попытку проскочить перед ними, но лейтенант жандармов – здоровенный детина с рыжими усищами и бешеным взглядом – пальнул в небеса из револьвера, напугав лошадей в упряжке. Пока кавалькада гарцевала по направлению к пристаням, Агния вдруг только теперь вспомнила про кризис. Юнк Торчсон, Августейшее Лицо, на днях вложил половину своего состояния не в те бумаги и фактически потерял его. А состояние такого человека, как Торчсон, – это земли, заводы, товары и люди по всей стране.

На главную площадь им выехать не удалось. Толпы возмущённых штурмовали здание банка. Полицейское оцепление с трудом сдерживало горожан, пока клерк с рупором в руках бегал туда-сюда по ступеням банковского портика и увещевал:

– Граждане, пожалуйста, разойдитесь! Банк просто временно приостанавливает свою работу! Все ваши вклады в безопасности! Пожалуйста, разойдитесь, вы нарушаете уличный распорядок! Вы задавите людей…

Но вот центр позади. Колёса соскочили с мостовой на влажную землю. Когда повозка свернула на Первую Огородную, Агния в наступившей тишине явственно расслышала бешеный стук собственного сердца.

Перед домом номер девять стояли люди. Тридцать матросов из нынешнего экипажа «Косатки», соседи да проходившие мимо зеваки. Между матросами не было обычных пересудов и смешков. Они молча взирали на уютный безмолвствующий домик, некоторые уже стянули фуражки. Во всеобщей тишине особенно громко кричал горлан, прилетевший на крышу. Многие из моряков переминались с ноги на ногу, но никто не садился на землю или крыльцо, не порывался уйти. Все шумно дышали и ждали.

Вдруг к матросам подкатила повозка. Лошадиные копыта подняли облако пыли. Когда оно рассеялось, глазам народа предстала худая девушка, совсем девчонка, сующая не глядя деньги извозчику. Большинство моряков удивлённо переглянулись. Осведомлённые принялись разъяснять товарищам:

– Это дочка капитанская. Из столицы вернулась. Пропусти её, пропусти.

Разъясняли шёпотом, на ухо, повысить голос до обычной речи не решался никто.

Агния бочком протиснулась через толпу. Но перед крыльцом её будто схватили за горло. Здесь совсем ничего не изменилось. Старые деревянные стены, все в трещинках, родной невысокий забор. В саду шуршали ивы. Резные перила, которые выстрогала давным-давно ещё покойная мать. Покойная…

Третья ступенька, как обычно, скрипела. На окнах покачивались всё те же ставни. Только сами окна плотно-плотно занавесили изнутри.

Отец умер.

Ей страшно захотелось убежать. Сбежать от дома прочь, кинуться в канаву и… проснуться. Проснуться далеко отсюда, с тяжёлым похмельем, но зато с живым папой.

Она подавила в себе это и приоткрыла входную дверь.

За длинным коридором, за тяжёлой дубовой дверью находилась отцовская спальня.

В спальне стояли двое. Высокий лоб, щетинистый, нескладный, с бакенбардами, мял в руках новенькую шляпу-котелок. Другой, врач в белом халате, отошёл к комоду, на котором лежали медицинские принадлежности, и сосредоточенно выжимал воду из тряпочки. Услышав скрип, оба повернулись и застыли, в немом удивлении взирая на вошедшую.

Агния осторожно закрыла за собой дверь. Кровать отгородили больничными занавесками. И все занавеси огромными бурыми пятнами пропитала кровь. Стоявшие у комода тазики были до краёв заполнены кровью.

Несчастную дочь охватил тошнотворный ужас. Этого не могло быть. Это было слишком чудовищно, чтобы оказаться правдой. Красная Смерть. Жестокая тропическая лихорадка, открывающая по телу человека поры, через которые вытекает вся без остатка кровь. Редкий кошмар, убивающий в считаные дни. Болезнь, отнявшая у неё ещё в младенчестве маму, теперь добралась и до папы…

Стены вокруг поплыли. Она пошатнулась, но тут Грэхем, отбросив котелок, метнулся к ней и ухватил, помог устоять на ногах.

– Агния! Боже! Джек… он ещё живой!

С обратной стороны занавески нечто заставило её слабо качнуться.

Нетвёрдой поступью, поддерживаемая Грэхемом, Агния приблизилась к постели, рухнула на колени рядом с умирающим.

Матрас весь сочился кровавыми каплями. В съёжившемся крохотном тельце почти невозможно было узнать прежнего могучего и громогласного капитана Джека. Кожа его сморщилась, как кожура на испорченном фрукте, и сквозь неё страшно просвечивала сеть разбухших сосудов. Отвисшая челюсть и выпученные глаза придавали больному сходство с мумифицированным трупом.

Дрожащими руками Агния потянулась к отцовским пальцам. Те чуть шевельнулись.

– Дочь… дочь… ты…?

– Я, отец! Я здесь, с тобой!

Справа подлез доктор, смочил лоб больному тряпочкой с холодной водой:

– Это не бред. Это правда, она.

Джек Синимия медленно повернул обескровленное лицо к дочке.

– Как… как…

– Что? Что, папа?

Вялые губы никак не могли сформулировать вопрос. Агния подалась вперёд, нагнулась к отцу почти вплотную.

– Как… эк…замен…

– Вот!

Агния выхватила из чемодана сертификат, поднесла его к самому лицу отца. Отчаяние пронзило её, когда она не увидела в его глазах понимания.

– Я всё изучила! Первый ранг! Слышишь?!

Правый глаз Джека Синимии дёрнулся.

– Первый… молодец…

Агнии показалось, что это она, а не отец, срывается в бездну. Похолодевшие пальцы её вцепились в иссохшую руку.

– Не надо, папа… не умирай!

– Слушай. – Из последних сил Джек приподнялся на подушках. – Все бумаги… в жестяном сейфе. Завещание… там же. Всё… тебе…

– Нет, папа! Нет!

Но с губ капитана уже слетало последнее дыхание.

– Сдаю… судно… не в лучшее… время…

И, прежде чем сердце Джека Синимии остановилось, пальцы его успели сомкнуться на дочкиной ладони. В прощальной, бессильной попытке поддержать.

За тучами утробно зарокотало.

Первые прохладные капли небесной влаги коснулись матросских голов. Некоторые из них поспешили напялить фуражки обратно, в ожидании ливня. Но тут в глубине дома послышались шаги.

Толпа ожила, встрепенулась к зданию. Внутри отперли дверь, и Грэхем с доктором Бурахом фактически вывели Агнию к команде. Девушка сама была ни жива ни мертва, взгляд её метался с одного лица на другое. Моряки же сгрудились перед крыльцом, встали на цыпочки, вытянули шеи. Все ждали, что скажет последняя из семьи Синимия.

– Капитан…

Голос Агни сорвался. Как рвётся старая струна на гитаре. Ей пришлось вцепиться пальцами в перила и глубоко вдохнуть.

– Капитан Джек Синимия пустил якорь.

Мгновение. Затем зашуршали снимаемые фуражки, и по матросским рядам нестройным хором понеслось:

– Вечная гавань.

– Вечная гавань.

– Вечная гавань.

Соседи вторили традиционному прощанию. Дождь припустил с новой силой. Агнию уже откровенно трясло.

«Пожалуйста, пусть они разойдутся, пусть они все уйдут».

Толпа начала расходиться. Многие, продолжая сжимать шапки в руках, побрели прочь. Но довольно большая группа матросов нахлобучила фуражки обратно и попыталась взбежать на крыльцо к Агнии. Они наперебой загалдели о деньгах и выплатах. В их нервном гомоне разобрать что-либо было решительно невозможно. Агния отшатнулась от подчинённых, вжалась в стенку и умоляюще взглянула на Грэхема. Тот грозно нахмурился и сделал шаг вперёд, отгоняя просителей от девушки.

– Внимание! – Старший помощник нарочно повысил голос, чтобы его услышало как можно больше народу. – Выплаты будут произведены завтра в 11:30 в семейном кабинете. Как и всегда. Каждый получит причитающуюся ему зарплату, согласно подписанным договорам. Сегодня же дочь капитана, по обычаю, будет его хоронить. Не беспокойте её!

Основная масса матросов согласно закивала. Сомневающимся пришлось довольствоваться словами Грэхема и удалиться.

Когда троица осталась в коридоре одна, Грэхем протянул руку к Агнии, желая успокоить, сказать ободряющие слова. Но та отшатнулась от старого друга.

– Минуту. Дайте мне всего одну минуту, пожалуйста.

Дрожа как лист, она нащупала ручку двери, юркнула в свою комнату, задёрнула щеколду. Ноги окончательно отказали, и Агния Синимия, капитан первого ранга, рухнула на пол, вцепившись руками в голову. Ни слезинки не катилось из её глаз, но всё тело корчилось от беззвучных рыданий, и невыносимая тоска рвала на клочки душу. Часы на стене успели оттикать полчаса, прежде чем безутешная дочь нашла в себе силы подняться с пола.

Когда дверь в коридор вновь открылась, перед Грэхемом и доктором Бурахом предстала угрюмо глядящая на них исподлобья девчонка в мятом пальто и посеревшим от горя лицом. Охрипшим голосом она произнесла всего одно слово:

– Так.

Втроём они зашили тело Джека в трупный мешок. Вместе достали из настенного ящичка пыльноватую бутылку виски. Разлили по стакану, выпили. Всё молча, без задушевных тостов в память о почившем. Снаружи гулял дождь, и в комнаты начала просачиваться влага. Грэхем пошёл на кухню разжечь печь.

Оставшись наедине с их семейным судовым врачом, Агния прижалась к нему боком, страшно желая услышать его спокойную, вежливую речь.

– Я его с головы до ног перевязал, крововосполняющими поил всю дорогу. Влил всё, что у нас было, хоть это и опасно для сосудов. Он всё равно терял быстрее… Протекай лихорадка легче, будь пор поменьше, можно было бы попытаться искусственно их зашить…

– Доктор Бурах. Уверена, вы сделали всё возможное. Без вас он бы меня не дождался.

Доктор в сомнениях покачал головой.

– Вы очень быстро примчались, Агния. Молниеносно. Как вам удалось?

Агния пожала плечами.

– Просто бежала. Со всех ног. Думала: ни за что не успеть, уже опоздала… и всё равно продолжала бежать. А… – она закашлялась и махнула рукой в сторону тазиков, – а с кровью что теперь делать будем? Она же теперь ядовита, получается.

– Оставьте мне. И тазы, и матрасы с занавесками. Я вскипячу её до пятидесяти градусов, и все бактерии сварятся заживо. Сами в тот угол вообще не ходите. Вдруг у вас раны или царапинки мелкие.

– Да уж, это будет совершенная комедия. Если и я тут же под занавес коней двину.

– Не говорите так.

– Ничего, ничего…

Она застыла, всматриваясь в никуда и бормоча отсутствующим шёпотом: «Ничего, ничего», пока из кухни на них не пахнуло теплом. В спальню заглянул Грэхем.

– Слушайте. Я там поскрёб в погребе, нашёл сухари походные и овощей гору. Пойдёмте перекусим. У нас ведь с утра ни крошки во рту не было.

– Не уверена, что могу сейчас есть. Давайте… попробуем…

В маленькой кухоньке звяканье ложек, треск поленьев и жар печи даже смогли создать некоторое подобие уюта.

К полудню Джека Синимию повезли хоронить. Тело, обернув в дополнительный мешок, вынесли на улицу и погрузили на телегу. Телегу, как и лошадь, согласились одолжить Стиг с Варой, бедные крестьяне из Подлых лиц, жившие в квартале от дома номер девять. Старичок со старушонкой в почти одинаковых самодельных армяках, ростом Агнии по пояс, они как один трясли головами, стоило ей только заикнуться о деньгах.

– Не надо, ничего не надо.

– Господин капитан нам столько помогал, что ж мы ему, Бадянку пожалеем?

– Вы только её не потеряйте там, не утопите случайно, нам без Бадяны совсем невмочь будет.

– Ох, горе-то какое. Такой сильный был мужик, думали – ничто его не возьмёт, а вон оно как вышло.

– Держись, девочка, держись. Стерпится, пройдёт…

Пока Агния выслушивала огородников, Грэхем подошёл к Бадяне, ласково потрепал её по холке. Старая кляча повернула голову, и отсутствующий взгляд её до мурашек напомнил старпому то, как Агния смотрела на труп отца. Он вздрогнул и отвесил лошади затрещину.

– Н-но! Пошла!

Бадяна низко пригнула голову к земле, всхлипнула и двинулась вперёд.

Агния решила добираться до кладбища окольными тропами, а не через центр.

– Уж лучше лишнюю милю по ухабам ковылять, чем на каких-нибудь демонстрантов напороться, – сказала она, и доктор Бурах с Грэхемом согласились.

Дождь всё так же барабанил по веткам деревьев, и хмарь, ползущая с запада, не кончалась. Телега скрипела, колёса её, въезжая в лужи, обрызгивали команду.

Сохранять молчание было нестерпимо, поэтому каждый то и дело заводил разговор о всяких пустяках. Старпом с судовым врачом делились с Синимией разными невинными случаями из плаваний, произошедшими за её отсутствие. Агния хотела рассказать о своей учёбе, но воспоминание о беззаботной гулянке у Крисспа вдруг показалось ей невыносимым. Вместо этого она спросила:

– А где же все отцовские друзья? Джозеф, Дик Никтум, Сандерс с сыновьями? Почему они не пришли попрощаться? Или они ещё не знают?

Грэхем печально усмехнулся.

– Во-первых, мы зашли в порт вчера в пять. Я, как ступил на пристань, сразу послал юнгу на телеграфную станцию, за тобой. Хотя портовые слухи летят быстрее ветра. Но, во-вторых, даже если остальные уже всё знают, им сейчас не до Джека. Уж прости. Уверен, они круглые сутки торчат в таверне «Три кружки». Совещаются да соглядатаев шлют во все концы города, чтоб за ситуацией следили.

– Кризис, – кивнула Агния. – А Торчсон…

– Владелец Судового Треста, – закончил за неё доктор Бурах.

– Да, теперь окончательно понятно, почему весь Предрассветный встал на уши.

Из-за холма показалось море. Впервые вид его не принёс Агнии душевного успокоения.

– Я очень волнуюсь за «Косатку», – признался Грэхем, придерживая телегу на крутом склоне.

– А что с ней? Течь? На мель посадили?

– Цела и невредима, вот только как бы Трест к ней свои лапы гнусные тянуть не вздумал. Агния! Обещай, что завтра проверишь отцовские бумаги и убедишься, что мы действительно собственники, а не арендуем её у Торчсона, как большинство.

– Конечно… Завтра…

Доктор Бурах дёрнул за уздечку, останавливая телегу. Они наконец подъехали к кладбищу. Бадяна робко зафырчала: ей не нравился солёный морской ветер.

Кладбищем морякам служил участок бухты, отгороженный белыми столбами. В народе его часто называли «Вечная гавань» и «Берег костей». Волны прибоя регулярно выбрасывали на песок фаланги, зубы и черепа, оторванные стихией у затопленных тел. Уборкой берега костей занимался кладбищенский сторож, который прямо сейчас шёл к посетителям, стуча узловатой тростью по камням. Сгорбленный в три погибели, он повёл команду дальше, бормоча нечто невразумительное, но горящий взгляд его из-под поросшей морским лишаем хламиды был совершенно осмысленен. Сторож отвёл их к рядам лодок, каждая с длинной цепью и чёрным якорем. Похоронные якоря.