Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма

«Надо быть зверем для солдат, тогда будешь хорош для начальства»

…Какое-то время переписывался я и с Валентином Сирицей. В первом же ответном письме он сообщил, что получил лычки ефрейтора и избран секретарём комсомольского бюро. Причём избран по такому же печальному случаю, как я в своё время на МИЗе. Сняли с должности секретаря. Но тут дело ещё серьёзнее. Так как пахло «делом». Об этом я уже цитировал Виктора. Но интересна интерпретация и другого свидетеля этого позора, тем более свидетеля – украинца:

«После того как ты уехал домой бывший сек. бюро Мельник прокрался. Его поймали. Ну, а я стал и.о. сек. бюро. Он отсидел 20 суток и отпустили домой. Вопщим спасли, а то было чуть не посадили на 2–3 года за воровство».

После моего отъезда пришло в часть пополнение. Новобранцев Валентин охарактеризовал своеобразно:

«Собрания проходят очень плохо. С молодых нету ни одного такого как мы с тобой… Все белорусы с Брестской области. Такие что боятся слово сказать о хорошем, а о плохом конечно находят слова. Тяжело так работать. Да признаюсь я мало тебя поддерживал, а то б по-настоящему бы тебя понял… Это моя вина. Теперь нету такого человека, который поддерживал хорошую работу».

К сожалению, я так и не узнал, чем же белорусы были недовольны. А что многие комсомольцы лишь числились в «передовом отряде молодёжи», но сами чурались общественной работы, так это было повсеместно. Зачем тогда вступали? Насильно-то никого не заставляли. Ради карьеры? Беззаветно активный общественник Сирица не мог уразуметь, что далеко не все жаждут «бороться за построение коммунизма» на своём месте, что таких преданных романтиков, как он и я, были единицы…

О чём всегда и везде говорят парни? Ну, уж не о политике. О девушках, конечно. Валентин признаётся:

«Толя, а ты не дурной (это шутя) что избрал такую девушку, как полячка. Ну а в меня [он часто употребляет “в” вместо “у”] нету, попрежнему».

Потом вдруг сообщает о «прискорбном» событии:

«Толя в меня случилось трагическое положение, может быть не так выразился… Случилось то чего я больше всего боялся и не ожидал. Прямо говоря влюбился в девчёнку и причём не в шутку. Но сказать ей не могу. Она встречается с одним солдатом с полигона. Правда я сказал об этом один раз Апреликову [нашёл кому сказать, трепло]… Дошло до Ионцева, а тот сказал ей. Вот неудобно ей на глаза появляться. Но думаю всё таки сказать ей. Ведь мы с ней немного переписывались когда я лежал в госпитале, а теперь никак не подойду. Да если бы танцевал то легче было бы. Но ничего постараюсь набраться смелости и подойти что бы было ясно: или или… А кто такая? Черневич Франя. Тоже полячка кажется… Живёт недалеко от клуба… Знаешь и аппетит пропал… Хлопцы смеются мол признайся ей, а то с голоду помрёшь и она не узнает, что ты из-за неё умер».

Через несколько месяцев пишет мне, как ни в чём не бывало, и не умер, и будто никакой Франи в помине не было:

«Наступает весна-красна, но как обычно всё также за этим караулом и дня не видишь. И мне хочется сейчас быть рядом с подругой. Но что поделаешь, надо служить. Да, познакомился с одной заочницей и теперь уже трудно отцепиться. Понимаешь она мне верит что приеду к ней. А если человек в тебя верит то совести не хватает отказаться от такого человека. Не знаю что будет дальше. Время покажет но если всё будет хорошо то придётся к ней ехать в город Иршава Закарпатской обл.».

Ну, да, как в популярной тогда советской песне пелось: «Ты только жди!»

Вторая навязчивая тема у солдат: что делать после демобилизации? Таких как я, кто уже имел профессию, тем более диплом специалиста, в нашей части было наперечёт. Валентин планировал:

«Кроме того, что я радиоделом буду заниматься, хочу учиться и работать по такой профессии что б она была связана с политической работой. Охота этим заниматься. Не знаю получится ли. Ты спрашиваешь об изучении Ленина. За последнее время занимаюсь токо радиоделом конечно теоретически… Да плохо что в меня только 8 классов, а то б я и не думал куда пойти».

Через некоторое время попросил:

«Знаешь, я без радиодела не могу. Сейчас пока теорию изучаю и обязательно стану радиоконструктором. Помоги мне в этом деле… Зайди в книжный посмотри если есть книги касающиеся конструкции и технологии изготовления любой радиоаппаратуры, приёмников, передатчиков на полупроводниках и на лампах, магнитофонов, радиол, измерительной аппаратуры и также есть в книгах описание, ветроустановка для получения переменного тока. Напиши мне я буду выписывать фотокопии с Ленинграда и Москвы».

И ещё об учёбе, знаниях:

«Как мне хочется учиться ну и конечно и работать без работы нельзя. А главное учиться дальше и выше чтобы больше принести пользы народу».

Да, с восемью классами много пользы народу не принесёшь. Впрочем, на каком-то своём трудовом пятачке при добросовестной работе и с неполным средним человек вполне сгодится, может заслужить почёт и уважение. Но Валентину, видимо, хотелось совершать что-то очень значимое, заметное…

В очередном письме он сообщил, что стал командиром отделения. Рассказывал о достижениях: «заняли в роте третье место», «в отделении теперь уже четыре ефрейтора – это уж я постарался», а также и о проблемах с отдельными подчинёнными. Но больше и горше – о взаимоотношениях с тем же злосчастным Апреликовым и командиром взвода старшим лейтенантом Сиденко.

Болезненно переживал Валентин разлад с командиром взвода Сиденко.

Началось это с комсомольского собрания, на котором рассматривали заявления двух солдат об их вступлении. Парней поддержали командиры отделений, помкомвзвода, сам Сирица, как секретарь комсомольского бюро. А вот «злопамятный» Сиденко заартачился, вспомнил, что ещё два месяца назад им сделали замечания. Какие именно, Валентин не сообщил, но, предполагаю, не столь уже существенные, если сослуживцы не придали этому особого значения, к тому же поверили обещаниям вступающих не допускать впредь никаких нарушений.

Из-за жёсткой позиции старлея собрание было сорвано, его попросту распустили. Мне было странно про такой исход читать: если комсомольцы поверили, почему не провели голосование? Они же решают, а не отдельный офицер, даже если он член компартии! Испугались противостояния с начальством?

А вот Валентин не побоялся пойти на публичную конфронтацию со своим командиром. «Как же можно не доверять людям?» – возмущался он на собрании и в письме ко мне:

«После он вызывает меня в канцелярию и тут мы срезались. Он говорит, что мол почему принимаешь нарушителей. Я сказал, что ведь они дали слово. Ведь человеку надо верить. Ну и пошла в нас перестрелка. Я ему вспоминал Макаренко и многих других примеров. И так мы в мнениях о вере в человека разошлись. Теперь он меня готов съесть. Мстит всё время».

То, что написал мне Сирица, в моё представление об офицере никак не укладывалось:

«Сейчас очень плохое настроение… Вызывает меня Сиденко к нач. караула. Тот сейчас спит в кабинете. Ну и говорит мол ответь какие страны входят в Средний и Ближний восток. Я отвечаю правильно. Потом задал вопрос когда проходил 14 съезд компартии. Я говорю что не был на нем и не знаю когда он был (я сразу понял для чего эти вопросы задал). Дальше он говорит почему коза серит круглым гамном, я сказал не знаю, а он сказал мне: если ты не разбираешься в гамне то, где тебе разобраться в политике. Как интересно ты ему ответил бы но я не нашёл слов для выражения. И ещё в добавок два ком. отделения Апреликов и Соколов сидят рядом и смеются тоже с Сиденком.

Как же теперь хорошо служить и относиться к нему? А? Я теперь как дурной не знаю что и делать. Наверно придётся отказаться от ком. отделения и от сек. ком. орг. Пускай работают жёполизы а я никогда не подтирал жёпу никому в жизни и не буду. Так к примеру делают выше указанные командиры отделения. Вот такие дела. Посоветуй как после этого поступить мне».

И ещё одна нелицеприятная характеристика Валентина армейской службы:

«Здесь любой человек будет плохим, для нашего начальства. Дело в том, что надо быть зверем для солдат тогда будешь хорош для начальства».

Потому и нужны были такие люди, как Апреликов? Впрочем, тут и от конкретного офицера зависит. Не все были такие, как Сиденко. Даже в той же нашей отдельной роте.

Не помню, что я посоветовал Валентину. Да и что мог посоветовать, находясь за восемь с лишним сотен км от ОМСР и на гражданке? Не могу сейчас предположить, как бы я повёл себя тогда в подобной унизительной ситуации. Потому что её невозможно даже представить. Со мной Сиденко никогда так не повёл бы себя. Жизнь, в том числе и армейская, убедила меня, что к тебе относятся так, как ты этого позволяешь.

Мне было жаль Валентина, старавшегося служить честно и строить человеческие отношения по-коммунистически, «по-ленински». И такое вот разочарование, крах убеждений.

Он, видимо, показал в этой жёсткой армейской среде свою мягкотелость. Ну, например, как же это так: секретарь комсомольской организации – и подобное унижение терпит?! А с другой стороны: что же это за воинская часть, что это за командиры, которые честного служаку доводят до отчаяния, до нежелания служить, точнее – прислуживаться.

Уж не помню, в какой момент и почему наша переписка с Валентином оборвалась. Через год после моей демобилизации я, как уже говорил, приезжал в Гаркалне. Мы несколько дней провели вместе с Виктором. Его отпустили со мной прогуляться по Риге. Потом мы устроили прогулку до реки Гауи.

Но не помню, чтобы мы встречались с Валентином. Наверно, его перевели в другую часть. Такая практика переброски кадров была. Сам Валентин об этом ранее писал мне. И он, кстати, сам хотел перевестись туда, где была бы более осмысленная служба – рядом с радиотехникой. И подальше от Сиденко.

Послеармейская судьба Валентина мне неизвестна. Получил ли какое-то более достойное образование? Стал ли радиотехником? Или – «политическим работником»? И если дожил до краха коммунистической системы и развала «нерушимого Союза», то – как он, «верный ленинец», но человек, ищущий справедливости и честности, на все эти метаморфозы среагировал?

Зачем я так подробно процитировал письма армейских друзей? Чтобы наглядно продемонстрировать, не в пересказе, а из первоисточника, как на самом деле проходила служба (а именно мелкие детали показывают истинное состояние), какие разные приходят в армию парни, как по-разному они реагируют на уставные требования и неуставные отношения, как по-разному складываются их дальнейшие судьбы…

В этих письмах – социальный, интеллектуальный и даже в какой-то мере идеологический срез молодёжной среды тех лет. Ведь у меня других писем парней – документальных свидетельств эпохи не было. В них всё так, как было на самом деле, а не как я навспоминал бы полвека спустя. Это – правда той жизни. Далеко не всегда благодатной, как воспевают её нынешние сторонники возврата в СССР.

Несмотря на отдельные мои личные приобретения во время службы, скажу и о её неэффективности. Зачем три года держать здоровых мужиков на примитивной охране? Чтобы овладеть навыками пользования стрелковым оружием (тем более устаревшим и снятым с вооружения автоматом ППШ), достаточно одного месяца. Это – не ракетная установка, не танк и не самоходка… Плюс некоторое время – для изучения устава, приёмов поведения в полевых условиях, строевой подготовки. И то, что, в конце концов, государство согласилось на использование контрактников и аутсорсинговых фирм для обслуживания воинских частей, а на срочную службу стали призывать лишь на год, это – безусловный плюс. Современная армия должна быть профессиональной, с высокой выучкой, оснащённой самой передовой техникой. Только такая она способна реально противостоять хорошо оснащённому внешнему врагу. Это – аксиома.

И ещё: армия существует для защиты страны, её народа, а не для обслуживания генералов и не для решения текущих, порой весьма сомнительных политических задач правящей верхушки в международных отношениях.

В логове «вражеской» армии

Через тридцать четыре года после моей демобилизации я мог сравнить нашу армию с «вражеской» – американской. Конечно, я там не служил, а лишь несколько часов побывал в воинской части, к тому же не на полевых учениях. И мои сравнения не о боеготовности, а о том, в каких условиях жили их военные и как они готовились к выходу на гражданку.

В начале 1990-х международный Фонд Алердинка помогал налаживать контакты Запада с обновляющейся Россией. И прежде всего через журналистов. Фонд организовывал круглые столы, которые даже транслировались нашим телевидением. А к нам, в газету «Куранты», при поддержке этого Фонда на стажировку из американского города Атланта прибыл корреспондент Дэвид Голдберг. Он два месяца считался нашим сотрудником, писал на те темы, которые выбирал сам. Мы ему в этом помогали, поскольку русский язык он знал недостаточно.

При поддержке того же Фонда с ответным визитом в США от «Курантов» полетели я и корреспондент международного отдела Костя Эггерт. Теперь он носит семейный титул – «фон Эггерт». После «Курантов» работал в «Известиях», потом много лет возглавлял московское бюро «БиБиСи», оттуда был приглашён в российский филиал «Эксон-Мобил», затем – радиостанция «Коммерсантъ-FM», телеканал «Дождь»… А в нашей редакции это была первая его профессиональная журналистская работа. Но он единственный, кто хорошо владел английским, да и претензий к его работе у меня не было. Так что такую почётную поездку вполне заслужил.

В Атланте нас принимал тот же наш стажёр Дэвид Голдберг. Он организовывал интересующие нас встречи с американцами. В то время в нашей стране одной из горячих тем стали сокращения в армии и проблемы приспособления кадровых офицеров к «мирной» жизни, причём в условиях перехода к рыночным отношениям, которые нашему народу были, по сути, неведомы. И нам было интересно узнать об опыте американцев. Ну, и заодно – посмотреть, как же живут простые солдаты.

Об этом в газете «Куранты» одиннадцатого февраля 1992 года был опубликован наш отчёт о посещении военной базы, история которой началась ещё в 1885 году. В Форте Макферсон размещалась Третья армия (скорее всего, только часть этой армии), которая была известна на весь мир своими боевыми действиями в районе Персидского залива (в 1990–1991 гг.), участием в операции «Буря в пустыне», устроенной американцами в ответ на агрессию Ирака против богатого, но практически безоружного Кувейта. В нашей стране уже была повержена коммунистическая система с её монополией на всю идеологию, а потому мы писали правдиво, без традиционного для нашей прессы антиамериканизма. Мы просто с любопытством узнавали и потом честно рассказали отечественным читателям о бытовом армейском опыте:

«Многое поражает в Америке советского человека. Но эмоции не аргумент. Особенно для самых стойких борцов за наш социалистический путь. Поэтому мы постараемся избегать эмоций, а будем говорить языком фактов и цифр. В том числе о частной жизни в американской армии

После консультаций с Пентагоном нам разрешили посетить армию. Нас не интересовали ни оружие и его качество (не сомневаемся – оно, как и во всем, выше, чем у нас) и количество (а тут мы впереди планеты всей), ни боевой дух армии, ни идеологическая обработка военных для создания «образа врага». Нам просто хотелось узнать, как живут американские солдаты и офицеры. От чего, собственно говоря, и зависит боевой дух. А также узнать, как военные готовятся к гражданской жизни. И последнее для нас особенно важно, учитывая сокращения в нашей «непобедимой и легендарной».

Что такое советская воинская часть – всем нам, даже не служившим, хорошо известно: это массивные ворота на въезде, гигантские заборы, километры колючей проволоки. В Форт Макферсон (Fort McPherson), что на окраине города Атланты и где размещается штаб 3-й армии, мы въехали, не увидев никаких заборов. Нет даже КПП?! Стоит на шоссе небольшой дом. Рядом грациозными жестами военный регулировщик пропускает довольно интенсивный поток своих машин – их легко определить по специальному пропуску на лобовом стекле. Нам, чужакам, он объяснил, откуда можно позвонить, разрешил развернуться за его спиной (а если бы мы вдруг помчались в глубь базы?). И после звонка сопровождавшего нас американского коллеги какому-то начальнику мы на «своей» же машине, безо всяких письменных пропусков и досмотра наших вещей проехали на почти не доступную прежде для советских журналистов территорию.

Припарковав скромную «Мазду», мы пересели в шикарный «Бьюик», и офицер управления внешних связей этой армии привез нас к неказистому одноэтажному зданию, где в течение нескольких часов мы выведывали «секреты» боевого духа «потенциального противника». И вот какие секреты удалось выведать (за достоверность всех данных ответственность несет американская сторона).

В армии США можно служить с 17 лет – но только с разрешения родителей. С 18 – можно решать самому (самой). В том числе и выбирать – то ли стать профессиональным военным до пенсии, то ли просто подработать. Минимальный срок найма – 8 лет. Но можно лишь 2 года провести в армейской части, остальное время – в резерве, где ты рискуешь только тем, что в случае экстремальной надобности тебя срочно призовут под ружье.

Восемь недель – столько готовят любого новобранца к армейской жизни. Затем индивидуальная подготовка – от 4 недель до полутора лет в зависимости от будущей службы.

Минимальная зарплата солдата – 697 долларов в месяц, не считая расходов на еду, форму, проживание в казарме, обучение и лечение. Только просим вас не пересчитывать в рубли по нынешнему валютному курсу – бессмысленная затея. По нашим наблюдениям, за два месяца солдат может заработать на войне приличный подержанный автомобиль.

Если солдат женится, ему доплачивают, поскольку после этого он живет за пределами военного городка. Если он местный (хотя стараются так не делать – близость дома ослабляет дисциплину) и столуется дома, то ему платят на питание.

Подъем – в 6.30. «Рабочий день» – с 9.00 до 17.00. Отслужив, можешь переодеться в гражданское и идти на все четыре стороны, заниматься, чем хочешь. Можешь повеселиться за бутылкой горячительного – это не наказуемо.

Наиболее разумные пользуются отличной возможностью получить высшее образование. На этой военной базе – три колледжа. Почти на любой вкус. Срок обучения – от двух до четырех лет. В одном из колледжей можно получить степень магистра. Служи и учись. Этому не только не препятствуют, а, наоборот, способствуют. Случалось, брали с собой на длительные полевые учения преподавателей колледжа.

Армия платит за обучение солдат в колледже. Но за каждый год обучения он должен отслужить по два года. Если учиться по другой, не связанной со службой профессией, оплачивают 75 процентов.

Чтобы стать офицером, нужно иметь за плечами не менее четырех лет обучения в каком-либо колледже и окончить школу офицеров или школу резерва. Предварительная подготовка – 20 недель. Если же, еще будучи студентом, вы надумаете после выпуска посвятить себя военной службе, Пентагон возместит затраты на обучение. Взамен также надо отслужить по два года за каждый год колледжа.

Минимальная зарплата офицера – 1444 доллара в месяц. У старшего лейтенанта (а им становятся обычно на четвертый год службы) – две – две с половиной тысячи. Кроме того, офицеру платят по 120 долларов в месяц на столовую, где цены ниже, чем в обычных точках питания. На семью он тоже получает. Офицеры, за исключением высших начальников, или снимают, или (те, что побогаче) покупают дом. Причем занимаются этим самостоятельно. Квартирмейстер лишь консультирует.

Отпуска военнослужащие вольны проводить где угодно, в том числе и за границей. Хотя в недалеком прошлом порядки в чем-то были схожи с нашими: посещение соцстран «не рекомендовалось». Правда, нашим офицерам даже в Болгарию почти невозможно было попасть.

Американские военные чаще всего получают более разностороннее образование, и, казалось бы, им не очень нужно задумываться о будущем. И все же в американской армии стараются помочь перейти на гражданку с наименьшими материальными и психологическими издержками.

Не знаем, как в других американских частях США, но в этой недавно создан специальный координационный центр. Он готовится к сокращениям в войсках. За полгода до увольнения уточняют, как дела со здоровьем, с жильем, деньгами, мирной профессией. Специальные советники готовы проконсультировать. Причем в одинаковой степени и солдат, и офицеров, и вольнонаемных, и членов их семей.

Пока немногие воспользовались услугами этого центра (и в основном члены семей военных). Но то, что он создан, показывает внимание к своим кадрам. Которые к тому же в отличие от наших более приспособлены к конкуренции, к выживанию в рыночных условиях.

Для тех солдат, что будут получать профессию после демобилизации, дают «солдатский чек» – 10800 долларов. Специально для обучения.

Нас познакомили с двумя демобилизующимися.

Леонард – подполковник, черный, родом из Флориды. Скоро выходит на пенсию. Служил в восьми местах, в том числе за границей: в Германии, Вьетнаме, Южной Корее, на Гавайских островах. Жалеет ли, что выбрал профессию военного? Нисколько! Выбрал он ее сознательно, по принципиальным соображениям. Учитывал, что будет при деньгах, что попутешествует по белу свету, что рано выйдет на пенсию. Все так и случилось. В свои 46 лет он в отличной физической форме, обеспечен (имеет дом) и готов к активной гражданской жизни.

Покинув армию после 25 лет службы, Леонард будет получать пенсию 32 тысячи долларов. Это 60 процентов его базового оклада, или 37 процентов всего дохода. Специалист по биологическим и химическим методам ведения войны, он станет заниматься проблемой человеческих ресурсов (это не только занятость). К новой работе уже подготовился.

А солдата зовут Синди. Это – красивая, стройная женщина. И она не единственная здесь представительница прекрасного пола.

Синди родом из Калифорнии. Ей тридцать. Прослужив пять лет, она вынуждена демобилизоваться, так как у ее мужа очень хорошая работа и он, боясь потерять место, не хочет колесить за женой-солдатом. А это у них, видимо, правило такое – служить в разных местах. Муж сказал категорически: «Армия меня ночью не согреет…»

Синди уже не просто солдат, а «специалист». Это нечто среднее между рядовым и сержантом. Вот ее бюджет. Базовый месячный оклад – 1124 доллара. Плюс 300 долларов – квартирные (она ведь живет с мужем не в казарме). Плюс 133 – за коммунальные услуги. По 6,5 доллара в день – на еду. Кстати, столовая здесь одна и для солдат, и для офицеров.

Тяжело ли ей физически? Есть ли скидка на то, что она женщина? Никаких скидок! Все, как у мужчин. Те же нагрузки, тот же режим, те же обязанности по службе… Для армии все равно – мужчина ты или женщина. И Синди, как и все, один уик-энд в месяц и две недели в году специально занимается физическими упражнениями, стрельбой, на тактических учениях.

Демобилизовавшись, Синди не покинет Форт Макферсон. Она будет служить здесь же вольнонаемной. По финансовой части. К этому она подготовлена в армии.

Так в чем тогда для нее и для многих других разница – быть профессиональным военным или вольнонаемным? Вольнонаемных-то вроде бы не станут мучить муштрой, посылать на полевые занятия, передислоцировать невесть куда. Нам показалось, что тут играют роль два основных фактора. Первый – доход: все-таки есть доплаты к окладу и главное – ниже налоги. На пенсию выходят гораздо раньше. Второй – патриотизм. Да, это почти забытое у нас сейчас слово мы не раз слышали из уст американцев. Они надевают военную форму и из патриотических соображений. Когда мы вернемся к этому?..

Мы не хотим рисовать исключительно розовый портрет Америки и ее армии. Тут своих проблем предостаточно (и СПИД, и наркотики…). Но мы рассказываем о достижениях другой страны, чтобы яснее было видно, в какой средневековой яме мы находимся. В нашей сверхмилитаризованной стране практически каждый здоровый мужчина, если не родственник высокопоставленных чиновников, хоть сколько-нибудь служил в армии и может сравнивать условия жизни. Когда мы сообщили, что советским солдатам платят больше, чем прежде, и это составляет в месяц аж полдоллара, то наши собеседники долго не могли понять, в чем смысл «шутки». Или перевод был ненормальным?..

Жизнь наша ненормальная. Потому-то ее никто со стороны, из нормального, цивилизованного мира, никак понять не может. Мы и сами все меньше и меньше понимаем ее и то, почему столько лет терпели эту ненормальность да еще выдавали за мировое достижение.