Необитаемый остров

Он завороженно и с любовью смотрел на нее, улыбка играла на его губах.

– Я так благодарна судьбе, что она свела нас, – прошептала Эмилия, ее взгляд был прикован к Джону. – Мы такие разные, но в то же время так похожи. Ты – мой якорь, мой дом, моя твердь. А я – твоя птица, твой ветер, твоя свобода.

Джон взял ее руку в свою, их пальцы переплелись, словно два одиночных дерева, которые нашли друг друга в густом лесу.

– И я так же благодарен судьбе, – ответил он, глядя в ее сияющие глаза. – Ты наполняешь мою жизнь смыслом, приключениями и безграничной любовью.

Их разговоры длились долго, наполняясь искренним смехом и неподдельным восхищением. Каждое произнесенное слово, каждая мелочь создавала ощущение, что эта встреча была предопределена самой судьбой.

А лайнер продолжал рассекать лазурную гладь моря, оставляя за собой кружевную пенную дорожку. Жизнь на нем не переставала течь своим неторопливым ритмом.

Однажды, в ночи, полной огня и откровений, Эмилия, словно зачарованная, смотрела на Джона. В полумраке каюты ее глаза искрились, как звезды.

– Знаешь, – прошептала она, приподнявшись на локте, – я всегда считала, что любовь с первого взгляда – это сказка. Пока не встретила тебя.

Улыбка Джона была подобна восходу солнца, согревающему душу.

– И я, – ответил он, беря ее ладонь в свою. Их пальцы переплелись, словно корни двух деревьев, и Джон понял, что нашел пристань, которую искал всю жизнь.

В тот миг они были уверены, что их любовь вечна, что пути их навеки соединены.

Но судьба, коварная искусительница, уже плела свою интригу в тенях. Внезапно лайнер содрогнулся. Сначала едва уловимая дрожь, а затем – оглушительный удар. Предметы обихода, еще недавно чинно расставленные по столу, взлетели в воздух, словно подхваченные невидимой рукой. Посуда с грохотом разбивалась, осколки разлетались во все стороны, словно стая злых пчел.

Свет погас. Наступила зловещая тишина, прерываемая лишь криками и стонами. В кромешной тьме ощущалась липкая волна страха, сковывающая движения и парализующая волю. Неумолимая сила, вторгшаяся в их безмятежную жизнь, играла ими, как марионетками.

Спустя мгновение вновь вспыхнул свет, но теперь уже аварийный. Красные проблески освещали искаженные ужасом лица. В глазах застыл немой вопрос: что произошло? Что их ждет? Паника нарастала, словно цунами, готовое смыть последние остатки разума.

– Что происходит? – испуганно вскрикнула Эмилия, вцепившись в руку Джона.

Он попытался успокоить ее, но тревога, как ледяная змея, обвивалась вокруг его сердца. Море взбесилось, волны-великаны обрушивались на борт корабля, словно стремясь разорвать его на части.

– Шторм! – прокричал кто-то, но его голос потонул в реве стихии. – Ураган двенадцати баллов!

Джон и Эмилия выбежали на палубу, где царил хаос. Началась давка. Люди, позабыв о правилах приличия и чувстве самосохранения, стремились к спасательным шлюпкам. Отчаяние толкало их на безумные поступки. Крики о помощи сливались в единый оглушительный вой, заглушавший все вокруг. Люди, обезумевшие от страха, метались в поисках спасения, кричали и цеплялись за все, что попадалось под руку. Джон, словно щит, закрывал Эмилию от этого безумия.

– Джон, мне страшно, – прошептала она, и голос ее дрожал, как осенний лист на ветру.

– Я с тобой, – твердил он, хотя в собственной душе бушевал шторм не меньшей силы.

Время потеряло счет. Минуты превратились в вечность, наполненную ужасом и отчаянием. Джон молился, чтобы шторм утих, чтобы они вырвались из этой смертельной ловушки.

Вспышки молний пронзали кромешную тьму, высвечивая на бледных лицах отблески возможной гибели. Каждый раскат грома отзывался болезненным ударом в груди, напоминая о бессилии перед разбушевавшейся стихией. Эмилия вцепилась в руку Джона мертвой хваткой, словно боясь, что он исчезнет, растворится в этом хаосе.

Он чувствовал, как ее дрожь передается ему, но старался сохранять внешнее спокойствие. Ему нельзя было сломаться, он должен был быть ее опорой, ее щитом. В голове лихорадочно продолжали проносились обрывки молитв, воспоминания о доме, о тепле очага, о мирной жизни, которая казалась сейчас далеким и несбыточным сном.

– Волна-убийца! – внезапно завопил кто-то, и его крик пронзил ночь, словно удар молнии. В ту же секунду палубу сотряс ужасающий удар. Корабль, казалось, взбесился: его бросало из стороны в сторону, как игрушку.

Вторая волна тоже обрушилась на лайнер внезапно и безжалостно. Она была еще выше, еще мощнее первой. Он сильно накренился, и Джон с Эмилией, не удержавшись, полетели за борт. В ледяной воде их разметало в разные стороны.

Джон глубоко ушел под воду, барахтался, пытаясь сориентироваться в темной пучине. Холод сковал его тело мгновенно, словно тысяча ледяных игл пронзили кожу. Он видел лишь темные силуэты обломков, кружащиеся вокруг, и отчаянно пытался вынырнуть на поверхность. Страх за Эмилию, потерянную в этой хаотичной мясорубке, подгонял его.

– Эмилия! – закричал Джон, после того как оказался на гребне волны и жадно вздохнул обжигающего холодного воздуха. Превозмогая слабость и дрожь, он продолжал звать ее, надеясь, что она где-то рядом. Его голос тонул в реве волн и треске ломающегося судна. Отчаяние нарастало с каждой минутой. Он понимал, что времени остается все меньше.

Вдруг вдалеке он заметил слабое движение. Приглядевшись, он разглядел светлое пятно в воде. Кто-то беспомощно барахтался в волнах, как маленькая птичка в лапах хищника. Это могла быть она. Собрав последние силы, Джон поплыл в ее сторону, пробиваясь сквозь обломки и ледяную воду.

– Джон! Помоги! – закричала Эмилия, но ее голос тонул в гуле шторма.

Он собрал все свои силы, чтобы скорее добраться до нее, но стихия была сильнее. Волна отбросила его в сторону, и он потерял ее из виду.

– Эмилия! – снова закричал он, но ветер уносил его слова в ревущую безответную тьму.

Джон боролся с разъяренным морем, и надежда медленно угасала в его душе. Неужели это конец? Они только начали любить друг друга, мечтали о будущем, и вот судьба одним ударом оборвала их счастье. Сердце Джона обливалось кровью. Его любовь, такая чистая и светлая, растворялась в мутной воде, оставляя его в одиночестве, в темноте неизвестности.

Он беспомощно барахтался в воде, наблюдая, как лайнер, словно раненый зверь, уходит на дно океана. От его огромного корпуса исходила тягостная сила, словно океан с ненасытной жадностью поглощал символ человеческого величия. Волны отнесли его от лайнера на достаточное расстояние, чтобы избежать смертельной воронки, которая могла бы увлечь на глубину, откуда нет возврата живым.

Отчаяние сковало его душу. Еще несколько минут назад лайнер был символом триумфа человека над природой, а теперь он становился частью холодной, бездонной пучины. Соленые брызги обжигали лицо, но Джон не мог отвести взгляд от этого жуткого зрелища, которое навсегда поселится в его памяти.

Вода вокруг становилась все холоднее, пронизывая до костей. Джон чувствовал, как слабеют мышцы, а усталость затягивает в свои объятия. Он попытался плыть, но каждый взмах руками отнимал все больше сил. В голове мелькали обрывки воспоминаний: счастливые моменты круиза, смех детей, вечерние танцы под звездным небом. Теперь все это казалось далеким сном, уходящим вместе с лайнером в темную бездну.

Надежда угасала с каждой минутой. Джон понимал, что долго не продержится в холодной воде, терзаемый большими волнами. Он закрыл глаза, смирившись с неизбежным, и вдруг почувствовал что-то твердое под рукой. Инстинктивно ухватившись за обломок доски, он собрал последние силы и попытался удержаться на плаву.

Дрейфуя на обломке корабля, он все еще цеплялся за ускользающую нить надежды – увидеть, услышать ее, Эмилию. В хаосе взбешенных волн каждая секунда пульсировала ее именем. Быть может, там, за горизонтом, в ледяных объятиях безжалостного океана, она тоже сражается за жизнь? Сердце отчаянно верило в это.

Оно колотилось в груди безумной птицей, грозя разорвать ребра. Время превратилось в тягучую пытку, каждое мгновение – удар хлыста. Свирепые валы швыряли его, словно щепку, лишенную воли и надежды.

Уставшие пальцы постепенно начали разжиматься, не в силах удержать скользкий обломок, и волна-чудовище вырвала его из рук. Отчаяние сковало, но в тот же миг, словно ответ на безмолвную мольбу, рядом возник спасательный круг, сорванный с палубы гибнущего корабля. Он вцепился в него, как утопающий за соломинку, продолжая бой за каждый вздох.

Волна за волной обрушивались на него, стремясь увлечь в пучину, погрести под толщей воды вместе со спасительным кругом. Обжигающие веревки впивались в ладони, но отпустить их означало признать поражение, добровольно отдать себя на растерзание стихии. Время в воде тянулось бесконечно. Джон потерял ему счет. Он уже не знал, как долго он был на грани жизни и смерти.

В глазах клубилась непроглядная тьма, в ушах неистово бушевал шторм, грозя поглотить остатки рассудка. И вдруг, сквозь эту оглушительную какофонию, робко пробился слабый, но до боли знакомый, но едва различимый звук – приглушенный рокот прибоя. Неужели… неужели это берег?

В измученном сердце затеплился робкий огонек надежды, хрупкий и трепетный, словно пламя свечи, готовое угаснуть от малейшего дуновения отчаяния.

Собрав остатки воли, Джон попытался прорваться взглядом сквозь густую пелену тьмы. Каждая клеточка тела кричала от нестерпимой боли, пронзающей его колкими искрами, отнимая последние силы и застилая взор мутной пеленой. Но даже сквозь этот туман страдания, он различил призрачные очертания береговой линии и пенные гребни волн, лениво лижущих песок. Сами волны, словно подгоняя измученного бедолагу, несли его к спасительному берегу, вселяя слабую, но такую желанную надежду.

Однако радость была недолгой. Внезапно, словно разгневанный морской бог, обрушилась на Джона разъяренная прибойная волна, поглотив его в пучине. Он был брошен в хаотичный водоворот пены и холодной воды. Ориентация потеряна, мир превратился в бешеный танец, кружащий и тянущий в бездну. Оглушительный удар о коварное каменистое дно отозвался в теле сокрушительным громом, словно молот судьбы обрушился, разбив вдребезги все надежды.

Затем… всепоглощающая тьма.

Безмолвие, давящее, как толща льда.

И пустота.

Глава 2. Таинственные следы

Сколько Джон пролежал без сознания, оставалось тайной, погребенной в пучине забвения. Очнувшись, он ощутил под собой колкий шершавый песок и замер, прислушиваясь к симфонии собственного тела. Сердце неистово колотилось, отбивая бешеную чечетку в груди, а в ушах звучал дикий хор прибоя, переплетающийся с шепотом пальм, – зловещая музыка тревоги и всепоглощающего одиночества.

С трудом приподнявшись на локтях, он попытался собрать воедино разрозненные осколки воспоминаний. Кораблекрушение… Хаос… Он один? Или…

«Эмилия?!» – имя возлюбленной, словно огненный клинок, пронзило сознание, обжигая надеждой и мимолетной силой.

Подскочив на ноги, Джон лихорадочно всматривался в затихающие волны, тщетно выискивая среди пенных барашков знакомый силуэт, ту единственную искру, что еще теплилась в его душе.

Крик отчаяния застрял в горле, превратившись в хриплый, предсмертный стон. Вокруг простиралась лишь бесконечная гладь горизонта, где небо сливалось с морской пучиной в единое размытое, бесцветное полотно. Солнце, безжалостно палящее с зенита, лишь усугубляло ощущение безысходности. Джон огляделся, отчаянно пытаясь оценить свое положение. Позади, словно неприступный зеленый бастион, высилась стена тропического леса, манящая прохладой и сулящая зыбкое укрытие.

Неизвестно, сколько томительных часов утекло сквозь пальцы, прежде чем Джон Смит вновь обрел подобие самообладания на раскаленном песке. Он чувствовал себя оглушенным и обессиленным, словно после тяжелой, изнурительной битвы. Воспоминания о кораблекрушении были призрачными, словно затянутыми густой пеленой кошмара. Чувство одиночества, холодное и безжалостное, ледяным клинком сжимало сердце.

Недоумение закралось в сознание терпким привкусом соли: как он очутился здесь, на золотом полотне берега, вдали от игривых прикосновений прибоя? Быть может, разъяренные валы, словно капризные великаны, швырнули его далеко на сушу, а теперь лишь тихие, ласковые волны лениво шепчут у кромки воды, не в силах дотянуться до места его пробуждения. И, конечно, нельзя сбрасывать со счетов коварные игры приливов и отливов. Ночная стихия, разбушевавшись, затопила берег вместе с приливом, а сейчас, под лучами дневного светила, море медленно отступило отливом, обнажая песчаное дно.

Разгадав эту загадку и прежде чем рискнуть и двинуться в неизведанную глубь острова, Джон решил еще раз, в последний раз, осмотреть берег. Вдруг милостивое течение вынесет на берег обломки корабля или, быть может… чудо свершится, и он увидит ее – Эмилию. Он обреченно брел вдоль береговой линии, вглядываясь в каждую деталь, в каждый предмет, выброшенный волной. Но ни единого знака, ни малейшего намека на присутствие других выживших. Лишь песок, море и безмолвное небо, равнодушное к его горю.

Собрав воедино иссякающие силы, Джон двинулся вдоль берега, лелея хрупкую надежду на проблеск цивилизации. Но взору его открывалась лишь безбрежная лазурная гладь океана, да непроницаемая стена изумрудных джунглей, словно мрачный саван, укрывающий остров от любопытных глаз. За буйной зеленью, точно дремлющие великаны, высились невысокие горы.

Солнце, безжалостное и всевидящее, палило немилосердно. Кожа, истерзанная соленым ветром и острыми камнями, горела, а жажда терзала горло, словно острые когти. Джон знал, что если не найдет источник пресной воды, то его путешествие закончится здесь, на этом проклятом берегу, среди песков – безмолвных свидетелей его отчаяния.

Внезапно, краем глаза, он заметил едва заметное углубление в скале, поросшее густым мхом. Интуиция подсказала ему, что там может быть вода. Превозмогая слабость, он пополз к спасительному укрытию. И действительно, в тени мха, в небольшом углублении скалы, плескалась чистая, прохладная вода. Он жадно припал к живительной влаге, утоляя мучительную жажду.

Обретя новые силы, Джон продолжил свой путь. Теперь его целью было проникнуть в джунгли. Он понимал, что там его могут подстерегать опасности, но другого выхода у него не было. Только в глубине острова он мог найти признаки жизни, признаки цивилизации. Собрав в кулак остатки мужества, он шагнул в зеленую бездну.

Джунгли встретили его плотной завесой влажного воздуха, пропитанного запахом гниющих листьев и незнакомых цветов. Каждый шаг давался с трудом. Лианы цеплялись за ноги, а ветви хлестали по лицу. В воздухе звенели голоса насекомых и крики птиц, создавая какофонию звуков, давящую на сознание.

Но Джон не сдавался. Он продолжал продвигаться вперед, сквозь этот живой лабиринт, ведомый одной лишь надеждой. Надеждой на спасение, на возвращение к прежней жизни, на то, что однажды он сможет рассказать эту историю другим.

Однако, чем дальше он продирался сквозь хищные объятия леса, чем они становились гуще, тем острее становилось одиночество, скребя душу когтями отчаяния. Неужели он навеки пленник этого изумрудного лабиринта, где тайна и ужас сплелись в зловещий гобелен? Сердце билось набатом в груди, и, казалось, отчаянный стук эхом разносился в оглушительной тиши тропической чащи. Каждый шорох, каждый предательский хруст ветки, словно рожденный под незримой лапой, отзывался похоронным звоном по ускользающей надежде. Он лихорадочно пытался убедить себя, что это лишь игра измученного воображения, порожденная истощением и пережитым кошмаром, но ледяной страх уже вцепился когтями в разум, отравляя каждый вдох.

Джон огляделся, тщетно ища хоть какой-то ориентир, но вокруг простиралась лишь непроницаемая стена зелени. Лианы, словно питоны, обвивали стволы вековых исполинов, а сквозь плотный полог листьев просачивался скудный свет, бледный и бессильный.

Внезапно его словно парализовало. Дыхание застряло в горле, ледяным узлом сдавив грудь. Костер! На небольшой поляне умирал костер, робко мерцая в надвигающейся тьме. Вокруг него тянулись цепочки босых следов, уводящих в непроглядную зеленую пасть джунглей.

Он опустился на корточки и осторожно коснулся одного из отпечатков. Нога была меньше его, но это не принесло облегчения.

«Кто бы это мог быть?» – вопрос буравил сознание, лишая покоя.

Хотелось верить, что это такие же несчастные, как и он, жертвы кораблекрушения. Но сердце, словно чуткий барометр, предсказывало опасность. Кто угодно. Дикари? Или, не дай бог, каннибалы?

Взгляд упал на обугленные обломки веток, разбросанные вокруг кострища. Брошены в спешке.

Он осторожно подкрался к костру, словно зверь к водопою. Угли еще дышали, из последних сил согревая продрогший от сырости воздух. Запах жареной рыбы, острый и дразнящий, кружил над пепелищем, смешиваясь с терпким ароматом прелой листвы и влажной земли. Кто они были? Охотники, заплутавшие в чаще? Дикие воины, сбившиеся с пути? Или просто путники, застигнутые врасплох ночной бурей?

Его внимание привлекло странное плетеное изделие из пальмовых листьев. Оно напоминало примитивную корзину или сеть, но было явно сделано с мастерством.

«Это не просто детская игра, – подумал он. – Те, кто здесь был, явно знали, как выживать. Но с какой целью они это делали?»

Внимательный взгляд продолжал скользить по стоянке, замечая детали, упущенные в спешке. Вот обугленная ветка, служившая шампуром для рыбы – грубая работа, чуждая цивилизации. На влажной земле отпечатался лишь один ряд следов, а не множество – уже легче. Значит, человек был один.

Но тревога не отпускала. Что-то здесь было не так. Слишком поспешный уход, словно бегство. Тем более в непроходимые дебри леса. Что неизвестного погнало туда? Страх? Неуж-то перед ним? Слишком много невысказанных вопросов. Присев на корточки, он вгляделся в следы, ведущие в непроглядную тьму джунглей, где каждый шорох – тайна, каждый звук – предвестие. Решение вспыхнуло мгновенно, как искра в ночи – он должен узнать, кто здесь был.

Неожиданно его осенила слабая, но живая надежда. Сердце забилось с новой силой, разгоняя мрак отчаяния. Все же это скорее всего кто-то из тех, кто выжил, как и он, в этой ужасной буре?

«Я должен что-то предпринять, – подумал Джон. – Ждать, бездействуя, пока страх не поглотит меня целиком? Это невыносимо. А что, если… если кому-то нужна помощь? Вдруг это Эмилия?!»

Он вскочил на ноги, крепко сжимая в руке толстую палку, и шагнул в зеленую бездну. Каждый звук, каждый шелест листьев вызывали дрожь – смесь страха и надежды. Впереди его ждала неизвестность, возможно столь же опасная, как и шторм, что унес его корабль на дно.

Молодой человек устыдился своего страха. Уж если тот, кто оставил эти следы, – судя по размеру, юноша или женщина – не побоялся диких зверей и смело отправился в чащу, то уж он, мужчина, не имеет права трусить.

Джон решительно шагнул под сень деревьев. Вечернее солнце едва пробивалось сквозь густую листву, рисуя на земле причудливые картины света и тени. Пройдя с десяток метров глухой чащи, он вышел к небольшому ручью, возле которого лес был уже не такой плотный. Здесь и даже солнце решительным образом напомнило о себе.

И тут, словно сквозь плотную завесу сна, он увидел ее… Девушку… Она сидела на поваленном стволе древнего дерева, словно лесная нимфа, вырванная из привычного мира. Лицо – бледное, как первый снег, глаза – озера, полные страха. На ней, вопреки всему, сохранилось дивное зеленое платье, не утратившее свой цвет от соленой воды и яростных волн. В хрупкой руке она держала большой лист, на котором скромно алела поджаренная рыбка – трофей отчаянной борьбы за выживание. Вся ее фигура, казалось, кричала об одиночестве, отчаянии и неумолимом страхе. Джон сразу понял – она, как и он, стала жертвой кораблекрушения.

Незнакомка была воплощением красоты: точеная фигура, каштановые, слегка волнистые волосы, обрамляющие нежное лицо, со светлой кожей. Каждое ее движение было наполнено грацией, будто она танцевала под мелодию, слышную лишь ей одной. Изумрудные глаза, словно два драгоценных камня, притягивали взгляд и заставляли сердце сбиваться с ритма.

Невозможно было не заметить ее, эту неземную красоту, возникшую, казалось, из ниоткуда. Парень был сражен наповал, очарован ею. И в этот миг он осознал, как прекрасен мир, способный порождать такие дивные создания.

Джон замер, словно олень, учуявший опасность. Его сердце наполнилось щемящим состраданием при виде ее беспомощности.

Было очевидно, что она, как и он, совершенно одна в этом диком краю? Эта мысль терзала его разум, не давая ни секунды покоя. Он жаждал подойти, утешить, оградить от бед, но страх ледяной хваткой неожиданно сковал его движения. А вдруг она опасна? Вдруг горе и пережитый ужас затмили ее разум?

Однако он быстро отмел эту мысль: девушка смотрела на него глазами, полными мольбы о помощи. В этих зеленых омутах, полных боли и страха, он увидел искренность. Отчаяние читалось в ее взгляде, но где-то глубоко, едва заметно, мерцала крошечная искорка надежды. И Джон понял, что должен сделать все, чтобы раздуть этот огонек, защитить ее и не дать ей угаснуть в этом проклятом месте.

– Ты… ты один? Пожалуйста, – прошептала она на хорошем английском, и хрипотца выдала пережитое, – не причиняй мне вреда.

Джон медленно поднял руки, словно взвешивая их в воздухе, в примирительном жесте. Его взгляд претендовал на выражение спокойствия, призванного умиротворить встревоженную душу.

Девушка, съежившись от страха, смотрела на него с нескрываемым недоверием. В глубине ее расширенных зрачков метались вопросы: кто этот незнакомец? Откуда он явился? Что скрывается за его миролюбивой маской? Какие у него помыслы? Не причинит ли он ей зла?

– Пожалуйста, не бойтесь, – проговорил Джон мягким, обволакивающим голосом. – Я не причиню вам вреда. Меня зовут Джон. Я – один из тех, кто выжил после кораблекрушения. Вы с «Нептуна»?

Незнакомка, чуть заметно кивнув, немного расслабилась, но ее взгляд по-прежнему оставался настороженным, как у дикой лани, готовой сорваться с места.

– А вас как зовут? – спросил он, стараясь уловить в ее речи акцент. – Вы говорите по-английски… с легким налетом чего-то знакомого. Откуда вы родом?

Постепенно, сквозь обрывки фраз и полуслов, Джон узнал, что ее зовут Наташа. Она русская, свободно владеющая английским. Она путешествовала на злополучном лайнере одна. Крушение обрушилось на нее, как лавина, оставив после себя лишь страх и всепоглощающее одиночество.

Сердце Джона сжалось от искренней жалости. Он слишком хорошо знал, что такое отчаяние, как оно, словно ядовитая змея, обвивает душу, лишая воли к жизни. В памяти всплыли собственные кошмары, когда земли не было под ногами, и казалось, что весь мир уходит в бездну.

Наташа была словно окутана плотным саваном безысходности, и Джон видел, как трудно ей дышать в этой удушающей атмосфере. Он должен остаться с ней. Должен помочь ей вырваться из цепких лап отчаяния. Он чувствовал, что в одиночку ей не справиться с внутренними демонами, и его поддержка может стать тем слабым лучом света, который пробьется сквозь тьму и укажет путь к спасению.

Да и она сама для него была словно яркий луч, пробивающийся сквозь сумрачное царство одиночества в диком мире. Вместе они должны бороться за свою жизнь, поддерживая друг друга в трудные моменты и преодолевая страхи и сомнения.

– Смотрю, обживаешься? – прозвучал голос нового знакомого. – Рыбу печешь. И где ты ее только выудила?

– В этой речушке их полно, – отозвалась она, – да только шустрые больно. Пришлось изрядно попотеть, чтобы одну-единственную изловить.

– Ну, слава богу, хоть пресная вода и рыба есть! Не пропадем, – с облегчением выдохнул он, затем, обращаясь к Наташе, спросил. – Как же ты ее поймала? Неужели голыми руками?

Наташа вскинула брови, и в ее глазах мелькнуло удивление.

– А чем же еще?

Джон усмехнулся.

– Ну ты даешь! А не боишься, что она ядовитая окажется?

Девушка внимательно оглядела свой трофей.

– А у меня был выбор? Уже хорошо, что хоть что-то поймала. Пока других источников пропитания не вижу.

Он кивнул, соглашаясь.

– В джунглях наверняка полно всяких тропических фруктов, – предположил Джон. – Кстати, а как ты костер развела?

– У меня в кармане зажигалка случайно завалялась, – пожала плечами девушка.

– Вот это удача! – Джон на секунду задумался. – Погоди-ка… Ты что, куришь?

Наташа нахмурилась.

– С чего ты взял?

– Да я тоже нет. Значит, не придется табак выращивать, как Робинзону Крузо. Уже легче. Интересно, где там наш лайнер затонул? И как глубоко?

Наталья непонимающе посмотрела на него.