Эмилия

Джон опустил голову. Он знал, что она права. Но как найти баланс между работой и семьей, в такой ответственный момент открытия ресторана, когда каждая минута на счету? Как заслужить доверие, когда каждый шаг кажется неверным? Комната продолжала хранить молчание, наполненное невысказанными обидами и нереализованными надеждами. Воскресное утро превратилось в поле битвы, где главным трофеем была любовь маленького мальчика.

Наташа, застывшая темным изваянием в кухонном проеме, больше не могла сдерживать бурю, клокотавшую в груди.

– Довольно! – вырвалось у нее, и голос, тонкий и острый, как осколок разбитого зеркала, неожиданно полоснул нездоровую напряженность, образовавшуюся в комнате. В глубине ее души клокотали собственные, копившиеся обиды. – Хватит этой удушающей лжи! Так больше не может продолжаться! И ребенок – не причина, а лишь следствие! Ты, Джон, сбрось, наконец, пелену самообмана: ты любишь не только Тома. Призраки былой страсти к Эмилии до сих пор кружат в темных закоулках твоей души, отравляя ее ядом горечи и сомнений. А ты, Эмилия, перестань видеть во мне лишь бледное эхо собственных несбывшихся надежд и воплощение боли. Ревность одолела тебя до такой степени, что ты стала бросать испепеляющие взгляды не только в мою сторону, но и на собственного сына, как будто он тоже стал тебе соперником в твоей несостоявшейся любви. Мы все оказались в ловушке любовного лабиринта, построенного из недомолвок и горьких обид. Все оказалось намного сложнее, чем я предполагала. Нам всем вместе, спокойно, нужно поразмыслить, как выбраться из него, а не метать друг в друга ядовитые стрелы упреков и бесконечных обвинений.

В квартире воцарилась гнетущая тишина, как будто их накрыл погребальный саван, сотканный из невысказанных слов и подавленных чувств. Все трое чувствовали, как дрожит воздух, предвещая неминуемую грозу. Впереди маячила дорога, усеянная битым стеклом разбитых иллюзий и мучительным выбором, где каждый шаг отзывался болью.

Их совместная жизнь превратилась в минное поле, где каждое неосторожное слово, каждый случайный взгляд грозил взрывом невысказанного. Хрупкая нить надежды – надежды на то, что любовь, даже израненная, истерзанная сомнениями, еще способна исцелить кровоточащие раны, прорасти сквозь пепел недоверия и вновь объединить их над зияющей пропастью – кажется, оборвалась.

И все же один путь оставался нехоженым. Никто из троих не осмеливался первым указать на него, принять тяжкое бремя ответственности. Но нашлись души, чья непоколебимая решимость пронзила сумрак отчаяния, окутавшего их сердца, и озарила единственное решение назревшего вопроса.

Звонок в дверь прозвучал как долгожданный аккорд в симфонии ожидания, как сигнал к спасению, и Джон, словно освобожденный от невидимых оков, ринулся открывать ее. На пороге возникли Яго и Лина. Лицо хозяина расцвело улыбкой, искренностью своей затмевающей даже самый яркий солнечный луч.

– Да проходите же, проходите, дорогие гости! Какое счастье видеть вас снова в этих стенах! Душа истосковалась по вашей компании!

– Нам с Линой тоже стало не хватать вашего дома, Джон, тоска в сердце вгрызлась, как незаживающая заноза, – произнес Яго, даря другу ответную, согревающую улыбку. – Решили этим внезапным визитом унять душевную боль. Да и ты, признаться, давно не баловал нас своим присутствием. Лишь встречи на работе. Вот и принесли бутылочку шампанского и тортик – нашу ностальгию приправить сладостью, посидеть за чашкой чая, как в старые добрые времена. Разогнать паутину будней… Да и новость у нас для вас есть… превосходная.

– Вот совпадение! У нас тоже для вас припасена новость, – с загадочной улыбкой заявил Джон.

Друзья, обмениваясь оживленными репликами, вошли в гостиную и тут же замерли, словно громом пораженные. У отсвечивающего окна, подобно Мадонне, явившейся с небес, стояла Эмилия, нежно прижимая к себе пухленького младенца. Взгляды Яго и Лины застыли в немом изумлении, глаза расширились от жгучего любопытства, в глубине которых было недоумение. Они вопросительно уставились на Джона и Наталью, словно безмолвно взывая к объяснениям.

Наташа, заметив замешательство друзей, со светлой улыбкой осветившей комнату, шагнула им навстречу.

– Дорогие наши, – начала она мягко, – сейчас Джон все вам расскажет… Мы хранили нашу тайну, опасаясь вашей… возможно, неожиданной реакции на сложившуюся ситуацию.

Джон, нагнетая интригу, выдержал короткую паузу, наслаждаясь смятением на лицах друзей. Затем, с гордостью, звучащей в каждом слове, произнес:

– Это и есть наша новость. Позвольте представить: Эмилия и мой сын, Том.

Сказать, что Яго и Лина были ошеломлены, – значит, умолчать о буре, разразившейся в их душах. Это было… нечто из параллельной вселенной. Их взгляды встретились, наполненные немым вопросом и отчаянным неверием, будто разум отказывался принимать абсурдность происходящего.

Они смотрели на Эмилию, словно узрели призрак, сотканный из морской пены и воспоминаний Джона. Их губы безмолвно разомкнулись, словно скованные льдом слова так и не смогли сорваться, застряв ледяной глыбой в горле. Глаза, распахнутые до предела, отказывались признавать увиденное, судорожно впитывая реальность, которая с дьявольским упорством противилась самой себе. Непостижимо! Все эти годы – траур, шепот о бездне, поглотившей ее, – и вот она стоит перед ними, живая, дышащая, осязаемая. Что привело ее сюда? Как она отыскала Джона после разлуки? Рой вопросов оглушал, терзал сознание, но ни один не находил выхода, тонул в ошеломлении.

Лина судорожно сжала руку Яго, до хруста побелевшую от напряжения. Ее ноги словно вросли в пол, не в силах оторваться от созерцания Эмилии и малыша. Неужели это правда? Не может быть! Это наваждение, абсурдный, нереальный сон!

Она, оправившись от первого шока, сделала шаг вперед.

– Джон, Наташа как вы могли? Как вы могли скрывать от нас такое? Мы же ваши друзья!

В ее голосе звучала обида, но и искренняя забота. Яго, молча кивнул в знак согласия. Они оба продолжали разглядывать Эмилию, как будто увидели мэри Поппинс, только не с зонтиком в руке, а с младенцем на руках.

Эмилия, ощущая себя неловко под изучающими взглядами незнакомцев, тронула краешком губ робкую улыбку.

– Вы смотрите на меня, будто бы я сотканная из тумана легенда, хотя я вполне осязаема! – прозвучал в ее голосе легкий вызов, призванный разрядить сгустившееся напряжение. – Судя по вашей реакции, до ваших ушей уже долетали рассказы обо мне и моей гибели.

– Очень приятно познакомиться! Я – Яго, а это – Лина, – первым вышел из оцепенения Яго. – Да, это правда. Мы знаем о вас… многое.

Он пожал руку Эмилии, не отрывая от нее взгляда, в котором читался неподдельный, почти болезненный интерес.

– Взаимно! – ответила Эмилия, с осторожным любопытством окидывая взглядом прибывших гостей. – И я о вас наслышана. Джон и Наташа живописали ваше забавное знакомство и идиллическую жизнь на необитаемом острове.

После затянувшейся, неловкой паузы, Лина, не в силах обуздать любопытство, шепнула Джону:

– Неужели… это и есть та самая Эмилия?!

Джон, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, едва заметно кивнул:

– Да, она самая.

Видя растерянность в глазах друзей, Джон решился коротко объясниться:

– Эми чудом уцелела в том кошмарном шторме… А потом подарила миру Тома… Нашего с ней сына.

Пораженные вестью, гости по едва заметному кивку хозяйки заняли свои места за столом. Наташа, легкая, как бабочка, вспорхнула на кухню, дабы сотворить колдовство над закусками и чаем. Эмилия, вопреки своим недавним словам, все же оставила дитя на попечение Джона и поспешила вслед за хозяйкой, готовая разделить бремя хлопот.

– Что же ты теперь? С кем останешься? – в голосе Яго звучала неподдельная, грызущая тревога за друга.

– Я люблю Наташу… и не предам ее, – с нескрываемой твердостью ответил Джон, но, заметив в дверях Эмилию с чайным сервизом, осекся на полуслове.

Едва отзвучал перезвон расставленной на столе посуды, Лина, словно озаренная внутренним солнцем, провозгласила звонким голосом:

– А теперь слушайте нашу новость! Мы с Яго готовы принимать ваши поздравления – скоро в нашей семье станет на одного больше!

– Ты… беременна? – вырвалось у Наташи и Джона единым, потрясенным аккордом. В их голосах звучало не просто изумление, а скорее благоговейный трепет перед тайной, внезапно приоткрывшейся перед ними.

– Да! – гордо вскинула голову Лина. – Тест показал две полоски!

– От всего сердца рады за вас! – Наташа одарила ее искренней, теплой улыбкой. – Примите наши самые сердечные поздравления!

– И я присоединяюсь! – подхватила Эмилия, разделяя всеобщую радость.

– Спасибо вам всем огромное! – Лина была тронута до глубины души таким теплым приемом ее новости.

Яго, до этого момента хранивший молчание, нежно сжал руку Лины и, глядя на нее влюбленными глазами, промолвил:

– Нам так не терпелось поделиться с вами этой радостью, потому поспешили к вам в гости!

– Да это же просто необходимо отметить! – воскликнул Джон и, оживленно жестикулируя, принялся откупоривать бутылку игристого вина.

Наполнив бокалы искрящимся напитком для всех, кроме будущей мамы Лины и кормящей Эмилии, Джон возвысил свой бокал, и в голосе его зазвучала торжественность:

– За счастье новоиспеченных родителей! Лина, пусть беременность будет легкой, вам с Яго – здорового и крепкого богатыря, а вашему дому – безбрежного океана любви!

Наташа, с энтузиазмом подхватив тост, добавила:

– Да, и пусть этот чудесный малыш станет для вас неиссякаемым источником радости и света!

Лина, тронутая до глубины души теплыми словами, почувствовала, как предательски задрожали губы, а в глазах заблестели слезы счастья. Бокалы взметнулись вверх, вторя трепету ее сердца.

– А еще, – лукаво прищурившись, добавил Джон, – желаем вам ангельского терпения и железных нервов, ибо ночные бдения – та еще проверка на родительскую прочность!

Заразительный смех пронесся по комнате, и Лина, повинуясь внезапному порыву нежности, крепко обняла любимого Яго.

– Спасибо, Джон! Постараемся набраться сил до появления нашего маленького чуда, – с улыбкой ответила она.

– А ты, Яго, помни, – Джон дружески похлопал его по плечу, – отцовские ночные смены никто не отменял!

Яго энергично кивнул, и глаза его засияли решимостью:

– Само собой! Буду Лине надежной опорой и самым лучшим папой на свете для нашего малыша.

– Вот и славно! А мы всегда будем рядом, чтобы поддержать вас, – воскликнул Джон, поднимая бокал, в котором янтарная жидкость танцевала в лучах теплого света. – За семью!

– Спасибо вам, – прозвучал в ответ искренний, наполненный благодарностью голос Лины. – Ваши пожелания – бесценный дар для нас. В свою очередь, хочу, чтобы все подняли бокал за Наташу, дорогие друзья, и пожелали скорейшего пополнения и в вашем семействе!

Джон бросил нежный взгляд на Наташу, но, встретившись с холодной сталью во взгляде Эмилии, поспешно отвел глаза, словно обжегшись о лед. Эти мимолетные взгляды не остались незамеченными Линой.

Гости чувствовали, как их окутывает тепло дружеской поддержки. Они понимали, что впереди их ждут бессонные ночи и новые заботы, но были уверены: с такими верными товарищами любая буря им по плечу.

Радость в тихой, уютной комнате, напоенной ароматом свежезаваренного чая и тортом, как по мановению волшебной палочки перенесла четверых друзей сквозь время. Воспоминания, подобно легким морским бризам, унесли их на далекий остров, где когда-то они вместе пережили незабываемые приключения.

Каждый из них с трепетной улыбкой вспоминал опасные походы по непроходимым джунглям, купание в лазурных волнах, встречи с диковинными животными. Их голоса сплетались в мелодию общих воспоминаний, словно нити в ярком гобелене, то и дело воскрешая в памяти давно забытые детали. Они смеялись над забавными ситуациями, делились историями о неожиданных открытиях и, конечно же, вспоминали о трудностях, которые они вместе преодолевали, закаляя свою дружбу в горниле испытаний.

Эмилия хранила молчание, ощущая себя чужой за этим столом, как будто она была незваной тенью, скользящей по краю праздника. В блеске улыбок и звоне бокалов ее одиночество было очевидно всем.

Заметив ее отстраненность, Наташа поспешила завести разговор и о ней, тем самым пытаясь ввести Эмилию в общий круг праздника:

– Эмилии сейчас негде жить, и мы… Мы решили, что она с Томом будет жить вместе с нами: ребенок должен знать своего отца.

Глаза Лины снова округлились в немом изумлении. В ее взгляде читалось неверие, как будто она услышала неслыханное. Подруга вопросительно посмотрела на Наташу, ища хоть искру подтверждения сказанного в ее невозмутимом лице, удивляясь такому решению. И кто же был его инициатором?

– Это полностью была моя идея, – призналась Наташа, отвечая на невысказанный вопрос Лины.

– И ты… Ты считаешь эту идею правильным решением? – выдохнула Лина, все еще не веря услышанному. – Тебе и Джону, обоим нужно вернуться на остров, на нашу с Яго родину. В нашем племени многоженство – это естественный порядок вещей, устоявшийся веками.

Наташа, погрузившись в задумчивость, произнесла с тихой грустью:

– Нечто подобное мы и ожидали услышать с вашей стороны. Потому и держали это от вас в секрете. Правда я сама теперь уже не уверена, что поступила правильно. Но тогда… Тогда это казалось мне вполне возможным. А у вас на этот счет есть какие-то другие соображения?

Лина бросила быстрый взгляд на Яго, что-то спросила на родном наречии и, получив утвердительный кивок, выпалила с твердостью в голосе:

– У меня есть предложение! Сегодня же Эмилия пойдет с нами. И никаких возражений! Она поживет у нас какое-то время, пока Джон не найдет ей подходящее жилье. И вы перестанете изводить друг друга. Дальше так продолжаться не может. Я вижу, что вы все трое натянуты, как струны скрипки, готовые вот-вот лопнуть. День-два еще можно продержаться, но не постоянно. Я сказала все, что думаю. Теперь ваша очередь. Надеюсь, что вы сейчас примете единственно правильное решение.

Четверо друзей обратили взгляды, полные надежды и тревоги, к Эмилии, словно в ее руках был ключ к спасению. От ее ответа зависело будущее не только ее, но и их маленького

хрупкого мира.

– Я согласна… Но у меня при этом есть три условия, – неожиданно заявила Эмилия после долгой, мучительной паузы. – Первое: мы с Томом, для спокойствия, будем жить недалеко от этой квартиры. Второе: я сама оплачиваю все свои расходы. У меня есть деньги, и я вполне могу позаботиться о себе и о сыне. Джон просто поможет мне найти подходящее жилье и купить все необходимое для меня и ребенка. И третье: он будет навещать сына не реже раза в неделю, и может приходить вместе с Наташей. Я не против. Так будет даже лучше и спокойнее для всех. И малыш будет знать своего отца.

Теперь все взгляды сфокусировались на Джоне и Наташе, ожидая их решения. Не увидев в глазах жены ни малейшего намека на несогласие, Джон произнес:

– Мы согласны.

Его голос, тихий, но твердый, прозвучал как приговор, вынесенный самому себе. В нем не было ни тени сомнения, лишь решимость, продиктованная отчаянием.

На лицах присутствующих отразилось облегчение, смешанное с благодарностью. Они понимали, что это – болезненный, но необходимый шаг, единственная возможность остановить надвигающуюся катастрофу, и верили, что он откроет дверь в более светлое будущее.

Эмилия, спасшаяся от кораблекрушения, становилась частью их маленького сообщества. И теперь от их совместных усилий, от их мудрости и терпимости зависела не только ее судьба, но и мир в этом доме, пошатнувшийся под натиском страстей.

Пока все еще сидели за столом, боясь нарушить хрупкое перемирие, Эмилия аккуратно укладывала свои и Тома вещи в чемодан. Гости, переполненные теплыми пожеланиями и обещаниями скорых встреч, начали прощаться с Джоном и Наташей. Эмилия с грустной улыбкой тоже прощалась, понимая, что это прощание – рубеж, за которым ее ждет неизведанное.

Когда последний гость переступил порог, тишина, словно тяжелое полотно, опустилась на дом. Джон и Наташа обвели опустевшие комнаты взглядом, наполненным тенями воспоминаний, и почувствовали щемящую тоску – предчувствие утраты, которая уже стояла на пороге. Услышат ли они когда-нибудь в этих стенах радостный смех Тома или звонкий голос своего собственного ребенка?

Эмилия вместе со своими новыми друзьями перешла в их квартиру, расположенную неподалеку. На какое-то время этот скромный кров станет для нее убежищем от одиночества и неопределенности. Идя по улице, она смотрела на город, стараясь унять тревогу, сковавшую ее душу. Она, привыкшая к свободе и независимости, ощущала себя пленницей, загнанной в угол. Ей казалось, что ее, как перепуганную птицу, будто бы в клетке несут на новое место. Будущее оставалось туманным и неопределенным, но она была полна решимости встретить его с достоинством, сохранить гордость и веру в себя. Во всяком случае, она надеялась, что у Яго и Лины ей будет лучше, чем в доме Джона.

Глава 3. Перемены в жизни

С робким трепетом Эмилия переступила порог незнакомой квартиры Яго и Лины. В ее руках покоился младенец, его ангельское личико безмятежно прильнуло к материнской груди. За плечами тянулся шлейф прожитых дней, сотканный из сложных отношений в доме Джона. В теплом взгляде Лины забрезжил луч искреннего сочувствия и надежды.

– Заходи, Эми, – голос Лины звенел искренним радушием. – Чувствуй себя как дома. Устраивайтесь с Томми в спальне, она на некоторое время станет вашим убежищем. Мы с Яго пока переберемся в гостиную, диван раскладывается и вполне подойдет для наших ночных сновидений.

Эмилия благодарно кивнула, и тепло разлилось по ее истощенному сердцу от этих простых, но таких теплых слов. Несмотря на их недавнее знакомство, Эмилия успела оценить душевную щедрость Лины и бескорыстную готовность прийти на помощь. Лина и Яго, казалось, излучали то спокойствие и уверенность, которых сейчас так остро не хватало Эмилии в этот бурный период ее жизни.

Эмилия изучающе взглянула на Лину. В ее глазах отражалась не только забота, но и какая-то внутренняя сила, которая, казалось, способна преодолеть любые трудности. Рядом с такими людьми ощущаешь себя защищенным, способным на многое. И Яго, молчаливо поддерживающий Лину, казался надежным оплотом, готовым подставить плечо в любой момент.

Она поняла, что ей невероятно повезло встретить этих людей в столь непростой период ее жизни. Возможно, это была судьба, а может, просто счастливое стечение обстоятельств, но Эмилия почувствовала, что именно здесь, в этом скромном доме, она сможет обрести утраченное равновесие и начать все с чистого листа.

Внезапно, словно туман, рассеялись прежние сомнения, уступая место слабой, но уже ощутимой уверенности в завтрашнем дне. Эмилия глубоко вдохнула, наполняя легкие свежим, почти целебным воздухом. Она знала, что впереди ее ждет еще немало испытаний, но рядом были те, кто поддержит, кто поможет ей обрести утраченное равновесие. Люди, с которыми ей нечего делить, кроме тепла и понимания. И в этот момент именно это стало для нее самым драгоценным даром, тем, что давало силы идти дальше.

Почувствовав давно забытую легкость в душе, Эмилия впервые за последнее время позволила себе трогательную улыбку. Возможно, именно здесь, в этой гостеприимной квартире, под надежным крылом добрых людей и начинается ее новая, полная надежд и тепла жизнь.

С тихой грацией она скользнула в спальню. Комната, залитая мягким светом, дышала негой и умиротворением, а огромное окно манило взором к изумрудной панораме городского парка. Бережно, словно укладывая на бархатную подушку бесценный дар, она опустила Тома на кровать, ласково коснулась шелковистых волос и бесшумно покинула комнату.

В гостиной Лина уже колдовала над столом, накрывая к обеду, вроде художника, создающего натюрморт. Аромат домашней выпечки, сладкой негой сплетаясь с прохладой свежести, кружил в воздухе, окутывая теплом, будто нежные объятия матери. Яго, примостившись за столом, делал вид, что поглощен просмотром телевизора.

– Спасибо тебе, Лина, – прошептала Эмилия, присаживаясь рядом. – Ты даже не представляешь, сколько тепла ты внесла в мою жизнь.

Лина одарила ее улыбкой, светлой и искренней.

– Глупости, Эми. Разве друзьям нужны слова благодарности? Мы ведь теперь связаны узами дружбы. Всем нам порой требуется надежное крыло, способное укрыть от невзгод. В свое время Джон стал для Яго и меня настоящим спасением. Если бы не его своевременная помощь, нас, вероятно, ждала бы казенная койка, а может, и могила.

Эмилия вздохнула, с благодарностью глядя на Лину. Она сейчас сама была настоящим ангелом-хранителем для нее и Тома, маяком надежды в бушующем море. Ее помощь была не только ценной, она была бесценна. Лина не просто помогала – она создала вокруг них кокон любви и заботы, ограждая от невзгод. Эмилия чувствовала, как с плеч спадает тяжкий груз, осознавая, что сейчас они в безопасности, под ее надежным крылом.

На столе уже красовались тарелки с дымящимся ароматным супом, золотистые курочка и булочки, точно маленькие солнышки, и россыпь свежих овощей, ярких и сочных. Лина обладала даром превращать простые продукты в кулинарные шедевры, согревая душу и даря ощущение домашнего уюта.

За чаем Лина, отбросив церемонии, обратилась к гостье с прямым вопросом:

– Эми, когда ты летела к Джону, зная о его браке, теплилась ли в тебе надежда на его возвращение к тебе ради сына? Пойми меня правильно, я не осуждаю. Любая мать на твоем месте поступила бы так же. Мне просто необходима ясность.

Эмилия вскинула голову и ее пшеничные волосы вспыхнули морозным золотом в мерцающем свете заходящего солнца.

– Конечно, иначе зачем мне было пересекать океан, да еще и с дитем на руках? – откровенно призналась она. В ее зеленых глазах сверкнула упрямая решимость.

Лина кивнула, стараясь выразить на лице сочувствие, хотя тревога ледяным вихрем терзала ее душу.

– Боюсь, я вынуждена развеять твои иллюзии. Не питай несбыточных надежд. На том острове Джон и Наташа прошли сквозь горнило отчаяния. Землетрясение, замуровавшее их в каменной утробе пещеры, казалось, предвещало мучительную гибель. Чудом Наташе удалось вырваться из плена разверзнувшейся земли, а через некоторое время и Джону. Каждый оплакивал потерю другого, успев поверить в неминуемое. Они отчаянно боролись за выживание, цепляясь за ускользающую нить надежды на общее будущее. Их связь, выкованная и выстраданная кровью и слезами в пламени борьбы со стихией, стала неразрывной.

Во взгляде Лины, обращенном к Эмилии, читалась острая боль и сострадание. Она чувствовала глубину ее отчаяния, обжигающую силу ее любви к Джону. И понимала, что ее долг – открыть ей глаза на правду, какой бы горькой она ни была.

– Я понимаю, как это тяжело, но ты должна быть сильной. Ради себя и своего ребенка, – проговорила она, пытаясь вдохнуть в нее толику уверенности.

Эмилия опустила голову, и потоки слез оросили ее щеки. Она осознавала правоту Лины, но принять ее было выше ее сил. Джон был ее любовью, ее единственной путеводной звездой, а теперь… Теперь он принадлежал другой. В ее голове бушевала яростная буря смятения и безысходности.

Эмилия подняла заплаканные глаза, ища в лице Лины хоть искру надежды, но видела лишь твердость и сочувствие. Слова Лины звучали как приговор, разрушающий ее мир, сотканный из грез и ожиданий. Она знала, что Лина говорит правду, но сердце отказывалось принимать эту жестокую реальность. Как пережить потерю человека, ставшего самой сутью ее существования? Как найти силы жить дальше, когда каждый вздох напоминает о нем?

Она сглотнула ком, подступивший к горлу, и попыталась выдавить из себя хоть слово, но голос предательски дрогнул. Боль острой иглой пронзила ее сердце, отравляя все вокруг ядом отчаяния. В голове всплывали обрывки воспоминаний: их первая встреча, робкие признания, счастливые моменты, проведенные вместе. Все это теперь лишь призраки прошлого, безвозвратно утраченные в водовороте судьбы.

Лина крепко сжала рукой ее плечо, чувствуя, как дрожит Эмилия под ее ладонью. Она понимала, что никакие слова утешения сейчас не помогут. Нужно дать ей время, дать возможность выплакаться, выплеснуть всю боль и отчаяние. Лишь тогда забрезжит слабый лучик надежды, который поможет ей найти в себе силы жить дальше.

– Я буду рядом, – прошептала Лина, и в ее голосе, мягком, как шелк, звенела сталь непоколебимой решимости. – Время – лучший лекарь, хоть сейчас кажется, что мир рассыпается в прах. Но, прошу, поверь, у тебя хватит сил, чтобы вновь собрать его по осколкам. Я вижу в тебе женщину, выкованную из самой стали. Иначе и быть не может, ведь ты прошла сквозь такое горнило испытаний, что сломало бы и камень, но не смогло сокрушить тебя.

Эмилия закрыла глаза, позволяя слезам свободно струиться по щекам. В словах Лины она услышала искреннюю заботу и поддержку. Это была слабая ниточка, за которую она пока могла уцепиться в этом безбрежном океане горя. Она не знала, что ждет ее впереди, но знала, что не останется одна. И это давало ей слабую надежду на то, что однажды она сможет снова почувствовать вкус жизни.